Долгий путь

~O~ Прятки ~O~ Гарри изо всех сил пытался наслаждаться выходными. А они, надо признать, были полны радостных событий. В пятницу, после шокирующего откровения в коридоре Ровены, ему удалось приятно провести вечер с друзьями. Сначала его вызвал по камину Дермотт и пригласил пропустить стаканчик-другой в «Трех метлах» вместе с ним и Кассандрой (они продолжали встречаться). Там они наткнулись на Невилла и Джорджа, а потом связались по каминной сети с Роном и Гермионой и уговорили их махнуть рукой на романтический тет-а-тет и присоединиться к веселью. Они отлично провели время, а изюминкой вечера стало объявление о помолвке Дермотта и Касс. У Гарри даже получилось не вспоминать о том, как он подсматривал за Снейпом и Петером. Ну, по крайней мере, почти получилось. Шесть раз ведь не в счет? Ну, или дюжина, никак не больше… Суббота принесла огромное удовлетворение с профессиональной точки зрения. Команды Слизерина и Равенкло продемонстрировали, как сильно продвинулись в мастерстве всего за считанные недели. Участники играли с большим удовольствием и почти не нарушали правил: даже Слизерин получил всего два штрафных броска. Многие зрители подходили к Гарри, чтобы похвалить игру, и ему было очень приятно. В субботу вечером Гарри патрулировал коридоры. Впервые ему попалось столько нарушителей, а многие парочки удалось поймать практически в последний момент. Он снял внушительное количество баллов с представителей каждого факультета и в полной мере оценил, как полезны портреты и привидения. Равенкло и Слизерин явно устроили вечеринки, и пусть одни праздновали победу, а другие оплакивали поражение, — все они запаслись маггловскими спиртными напитками, которые заметно снизили их сопротивляемость соблазнам. Гарри добрался до кровати только в полтретьего утра, радуясь, что впервые отменил тренировку из-за полета с Петером. Впрочем, вряд ли к нему бы присоединился хоть один студент… Утром в воскресенье после небольшой разминки Гарри и Петер поднялись высоко в небо и, наложив скрывающие чары, устроили гонки в морозном, пронизанном лучами солнца воздухе. Прогулка была приятной и успокаивающей, хотя ясная погода принесла заметное похолодание. Часа через полтора они опустились на каменистую площадку, с которой открывался отличный вид на пустоши. Петер удивил Гарри, вручив ему вкуснейший горячий какао. Он пояснил, что это какао производства Дросте, и поклялся, что лучше не сыскать на всем белом свете. — Хотя в этом мы с Северусом тоже не сходимся. Он молится на Шарфенбергера, язычник… — словно невзначай заметил Петер. Гарри показалось, что за легкомысленными словами скрывается что-то еще, но не понял, что именно. Может, негодование из-за того, что профессиональные интересы вынудили их так надолго расстаться? — Тяжело, наверное, быть в разлуке? — ляпнул Гарри и тут же осознал, что задал слишком личный вопрос. — Простите. Не обращайте внимания, иногда я говорю прежде, чем думаю. Петер, впрочем, не обиделся. — Ничего, Гарри. На самом деле я рад, что вы спросили. Дома я делаю вид, что все по-прежнему, так что никто ничего не спрашивает. А Северус… Он не из тех, кто будет горевать о том, чего нельзя изменить. Поэтому мне даже не с кем об этом поговорить. А правда в том, что моя жизнь превратилась в настоящий ад. Он задумался, а потом добавил: — Почему-то мне больше всего не хватает его присутствия. Дома теперь так тихо и… одиноко. Конечно, обязанности директора занимают все время Северуса, да и моя работа требует много внимания, но… Писем почти нет, а звонки по каминной сети… Иногда от них только хуже. Сперва он рядом, и все отлично, но когда звонок окончен, тишина в квартире становится совсем невыносимой. Взглянув на Гарри, он пожал плечами: — С этой разлукой наши пути начали потихонечку расходиться. Теперь я делаю только то, что мне нравится и к чему он относится весьма сдержанно, а раньше мы старались найти занятие, которое нам обоим по душе. Конечно, ему тоже ничто не мешает следовать своим увлечениям. Если мы не будем осторожны, то со временем у нас останется немного общего. Находясь так далеко от дома, Северус теряет связи с нашим окружением, друзьями и оказывается все больше вовлеченным в местную жизнь. Эти выходные стали для нас обоих откровением. Мы поняли, что нам нужно уделять больше времени и усилий, чтобы защитить то, что у нас бы… есть. Как бы ни была сильна наша привязанность, без надлежащей заботы она может исчезнуть. В голосе Петера слышалась грусть. Но ведь в пятницу Гарри лично убедился, как игриво они со Снейпом ведут себя наедине, как идеально подходят друг другу. Наверное, из-за грядущего расставания Петеру все виделось в черном цвете. Гарри искренне нравился Петер, и ему захотелось его подбодрить: — Амстердам не так уж и далеко. Вы можете приезжать почаще! Петер улыбнулся. — Расписание Северуса не позволяет ему отвлечься дольше, чем на пару часов, а мое — совершенно непредсказуемо. Но вы правы. Теперь, когда здесь все более-менее налажено, возможно, у нас получится встречаться чаще, чем раз в два месяца, — согласился он. Его улыбка стала смущенной. — Но довольно обо мне. Как насчет вас, Гарри? Заинтересовала ли вас какая-нибудь новая особа? От чувства вины у Гарри свело желудок. «Вообще-то я безумно влюбился в вашего спутника жизни, без конца фантазирую о необузданном сексе с ним и думать забыл о вашем существовании». Вместо этого он сказал, не слишком кривя душой: — Работа учителя в школе-пансионе дает не слишком-то много возможностей знакомиться с девушками… Да и в Хогсмиде выбор невелик. Честно говоря, мне сейчас не до личной жизни, ведь это мой первый год в роли учителя. Вокруг столько нового и непривычного, я и так едва справляюсь. — Ведьмы всей Британии должны оплакивать тот день, когда вы променяли «Паддлмир» на Хогвартс, — пошутил Петер. Гарри скептически усмехнулся. — О да, конечно. Они все в трауре, разве вы не слышали? Все три девицы, с которыми я не успел сходить на свидание. Петер поперхнулся какао. — Думаю, вы заслужили немного отдыха, — рассмеялся он. — Свой долг перед женским магическим населением Британии вы явно выполнили. — Мне за это даже Орден Мерлина вручили. Что? Вы думали, им награждают за пустяки вроде Волдеморта? Они дружно захохотали. Вскоре они отправились обратно. Гарри ждала воскресная игра со взрослыми студентами. Сегодня до полноценной команды им не хватало одного человека, и Петер решил присоединиться к ним в качестве загонщика. Оказалось, что он бы не смог поймать мяч даже под угрозой смерти. Хорошо, что он хотя бы летал куда лучше новичков. Всякий раз, когда ему передавали квоффл, он упускал его и гнался за ним до самой земли. Впрочем, он ничуть не огорчался и вместе с остальными посмеивался сам над собой. Игра закончилась, когда тщедушный господин лет семидесяти поймал снитч. Он ухмыльнулся во все свои шесть зубов, и Гарри подумал, что надо бы отправить его к Поппи, чтобы та вырастила ему недостающие. Все утро Гарри преследовали мысли о том, как ему нравится Петер, какой он привлекательный и какими хорошими друзьями они могли стать, если бы больше виделись. То есть могли бы, если бы Снейп не любил Петера. Последнее заставляло Гарри желать, чтобы Петер никогда не рождался. После обеда он встретился с Роном, Гермионой и их детьми. Аттикус — спасенный ворон — проникся к нему симпатией и сидел на его плече весь вечер. — Ты должен взять его к себе, дядя Гарри, — заявил Хьюго. — Ты ему очень-очень понравился. Гарри засмеялся: — Прости, Хьюго, но с тех пор, как моя голова была настоящим вороньим гнездом, прошли годы. — Это да, — вмешался Рон, — зато ты теперь в таком живешь. — Знаешь, Гарри, — задумчиво сказала Гермиона, — я думаю, что на ворона можно наложить заклинание почтовой птицы. Гарри взглянул на сидящего на его плече ворона. Он был полной противоположностью Хедвиг: черное оперение вместо белого, длинный клюв вместо короткого, дерзкий нрав вместо ее сдержанности. Он так и не обзавелся другой совой, но идея взять Аттикуса почему-то не казалась предательством памяти друга детства. — Не хочешь, чтобы зоопарк Хьюго выходил за пределы дюжины питомцев? — поддразнил он Гермиону. Они с Хьюго засмеялись: — И это тоже, — она потрепала сына по голове. — Дай-ка я найду тебе заклинание. Произнести его было минутным делом. На мгновение Аттикуса окутало белое сияние, он встряхнулся, расправил крылья и издал гордое карканье. Хьюго, сверяясь со схемой в книге, привязал к его услужливо подставленной лапке кожаный ремешок, а Гарри взял пергамент и перо, чтобы набросать короткую записку. «Меня зовут Аттикус», — Гарри ухмыльнулся, внезапно припомнив, что это еще и второе имя Малфоя. — «Я новая птица Гарри, и это моя первая доставка. Пожалуйста, похвалите меня и дайте что-нибудь вкусненькое!» Он скатал послание в трубочку, а Аттикус перепрыгнул с его плеча на ручку кресла и вытянул лапку. Гарри закрепил пергамент и сказал: — Аттикус, отнеси это, пожалуйста, Молли Уизли в Нору и дождись ответа. Полет предстоял долгий и стал бы хорошей проверкой для того, как сработало заклинание. Гарри погладил ворона, встал и открыл окно. Все наблюдали, как Аттикус сделал несколько кругов, чтобы сориентироваться. А потом он внезапно исчез. — Э…Так и должно быть? — спросил Гарри. — Бог мой! — пораженно воскликнула Гермиона. — Он дизаппарировал! — Нет… Так точно не должно быть, — сказал Рон. — Это правильное заклинание? — Ну конечно! — оскорбилась Гермиона. Она открыла заложенную страницу: — «Avis, intelligere. Invenies mea correspondente Quantum accelerare poteris iter». Что означает… э… «Птица, разумная… найди адресата, лети как можно быстрее». Видите, все верно. О, вот еще примечание: «Чем могущественнее тот, кто произносит заклинание, тем полезнее будет птица». — Она улыбнулась. — Думаю, это все объясняет. Аттикус сможет делать экспресс-доставку… — «Птица разумная»? После того, как над ним поработал Гарри, этот ворон, небось, и ТРИТОНы сдаст! — рассмеялся Рон. Гарри скривился. — Надеюсь, с ним все в порядке. Нужно было дать вам произнести заклинание… Гермиона закрыла окно и ободряюще сжала руку Гарри. Они снова уселись на свои места. — Уверена, он в порядке. Скоро мы все узнаем. — Он дизаппарировал прямо с территории Хогвартса, — подчеркнул Гарри. — Ох, — дошло до Гермионы, — и правда что… — Мерлин, — снова засмеялся Рон. — Суперптица! Новое значение девиза «Ни снег, ни ливень, ни зной, ни даже ночная пора…»* — Заткнись уже, Рон, — Гарри тоже усмехался. Хьюго, который не понимал, из-за чего все всполошились, видел, что Гарри взволнован. Он похлопал его по колену и сказал: — Он сильная птица, дядя Гарри. С ним все будет хорошо. — Спасибо, Хьюго. — Гарри посадил его к себе на колени. — Знаешь, когда я учился в Хогвартсе, у меня была полярная сова, самая красивая на свете… Через десять минут в окно постучал Аттикус. Гермиона с улыбкой впустила его в комнату, Аттикус подлетел к Гарри и гордо вытянул лапку. Письмо Молли гласило: «Аттикус чудесный, Гарри. И такой умный! Я попросила его подождать, пока я прочитаю письмо, и пообещала дать ему что-нибудь вкусное, а он полетел в кладовку и принес банку сардин! Я сомневалась, что он знает, что это, но открыла банку. Он съел все шесть сардин. Наверное, ты его часто ими кормишь. Я сказала ему, что он хорошая птица и прекрасно справился с заданием. Он сидит на моем плече и смотрит, как я пишу, будто все понимает. Такой забавный!» — Отличная работа, Аттикус. Только в следующий раз, пожалуйста, убедись, что тебя никто не видит, прежде чем дизаппарировать, ладно? Обычные почтовые птицы этого не умеют. Аттикус медленно моргнул, словно соглашаясь. Гарри покачал головой: — Надо же… — и сердито покосился на смеющихся друзей. Да, выходные прошли превосходно, но внутри у Гарри постоянно ворочались противоречивые, запутанные эмоции, из-за которых все вокруг казалось блеклым: вина, ревность, злость… Чувство вины грызло его по двум причинам. Во-первых, если бы он то и дело не отвлекал Снейпа, тот уделял бы больше времени Петеру. Во-вторых… Петер ведь ему нравился, и сильно, разве можно было так часто желать, чтобы он бесследно исчез с лица земли? Ревность выжигала нутро, будто настоящая болезнь. Гарри хотел обладать тем, что принадлежало Петеру: любовью Снейпа, вниманием Снейпа. Тем, что у них было, как было и у Рона с Гермионой, у Малфоя с Джинни: связь, не нуждающаяся в словах, общение, при котором достаточно взгляда, улыбки, безмолвное понимание, доступное только двоим. Злость на Снейпа — нелогичная, противоречащая доводам рассудка — заставляла его кровь кипеть. Злость за то, что он заставил Гарри влюбиться в себя, а сам не любил, за то, что у него был секс с другим, за то, что у него не нашлось для Гарри времени. За то, что он не понимал: не Петер, а Гарри предназначен ему судьбой… Гарри так замучили раздирающие его на части желания, что он начал опасаться: уж не заработал ли он множественное раздвоение личности? Он хотел раз и навсегда прекратить видеться со Снейпом наедине, сконцентрироваться на работе — и тут же у него находилось шесть важных причин посетить подземелья в понедельник вечером. Он обдумывал, не уехать ли навсегда из Хогвартса — но здесь он чувствовал себя на своем месте и мог каждый день видеть Снейпа. Нельзя было и дальше жить ради нескольких часов рядом, допускать, чтобы все события дня, все мысли крутились вокруг Снейпа. Но Гарри не мог не гадать, что тот скажет о его новой птице, о помолвке Дермотта и Кассандры. Не мог не думать, каково было бы назвать Снейпа своим и ласкать его каждую ночь. Окончательно измучившись, Гарри пропустил воскресный ужин, выпил зелье Сна-Без-Сновидений и отправился в кровать в четверть восьмого. ~О~ По утрам становилось все холоднее. Наверное, именно поэтому Гарри начал принимать долгий горячий душ после тренировок. Настолько долгий, что времени на завтрак не оставалось. Он лишь успевал забежать в Большой зал, чтобы, не присаживаясь, выпить сок из пророщенной пшеницы, завернуть омлет из белков в цельнозерновой тост и умчаться на первый урок. В те дни, когда после обеда у него были занятия со взрослыми студентами, Гарри ел вместе с ними в заново обставленной классной комнате в Восточном крыле. Свободного времени у него почти не оставалось, так что за трапезами в Большом зале он читал книги по педагогике, которые одалживала ему Гермиона. В них он открывал для себя много нового и потому зачитывался так, что не замечал ничего вокруг. Теперь он несколько раз в неделю ужинал вместе с Гермионой и детьми, а в остальные дни присоединялся к программе повторения и закрепления пройденного для взрослых студентов. Если его не ждало семейство Грейнджер-Уизли, то ужинать он оставался в Восточном крыле. Вечером по пятницам он ходил вместе с друзьями в «Три метлы». По субботам тренировал команды факультетов, а потом навещал Андромеду и Тедди. По воскресеньям судил любительские матчи и работал над последним конспектом по ЗОТИ в библиотеке. В общем и целом, можно было назвать случайностью то, что за две с половиной недели, прошедших после игры Слизерина и Равенкло, Гарри и Снейп не обменялись и десятком слов. Да и теми в основном были «мистер Поттер» и «директор», которые сопровождались приветственным кивком. Но вопреки всем усилиям едва Гарри добирался до кровати, где у него, наконец, находилось время обдумать прошедший день, недостаток общения со Снейпом мучил его, словно настоящее недомогание. Он представлял гостиную, пылающий в камине огонь, аромат чая, запах пергамента и книг. Воображал Снейпа — в рубашке, с босыми ногами, сидящим в кресле, небрежно удерживающим чашку на подлокотнике. Гарри с радостью бы пожертвовал недавно обретенной возможностью поспать на пару часов подольше, чтобы только сидеть в этой комнате, читать и пить чай. Да о чем он! Он бы отдал что угодно, лишь бы снова оказаться рядом со Снейпом, разделить с ним неторопливую беседу, встретиться с ним глазами и ощутить трепет в груди. Но потом приходили воспоминания о том, как Петер и Снейп смеялись в коридоре Ровены, как Петер опускался на колени, как стонал от удовольствия Снейп, — и Гарри закрывал глаза и делал несколько медленных дрожащих вдохов. Он почти видел, как Снейп и Петер подолгу разговаривают каждый вечер по каминной сети, прикладывают все усилия, чтобы сохранить дорогие им обоим отношения. У Снейпа была своя жизнь — и возлюбленный. Было бы непростительно воспользоваться его тоской, чтобы встать между ним и Петером. Во время одной из тренировок Гарри невольно услышал, как ученицы с Хафффлпаффа обсуждают популярное среди девочек заклинание. «Перископус» показывал в уголке страницы то, на что указывал корешок книги. Последние два обеда в Большом зале Гарри, притворяясь, что с головой ушел в чтение, наблюдал за маленьким, но четким изображением Северуса Снейпа. Он чувствовал себя глупо и потому предпочел бы вовсе не являться на обед, но соблазн был слишком велик. Однажды за ужином Гермиона тактично отметила, что даже ей, невзирая на особый статус, завоеванный путем тяжких переговоров, вменялось в обязанности есть в Большом зале. Они с детьми всегда рады его компании, но разве не должен он?.. Гарри отмахнулся от ее слов. Филиус Флитвик посещал все вечерние занятия для бывших сквибов. Недели через три после памятного матча они с Гарри возвращались к Главному входу, и Флитвик упомянул, что его отлучки во время совместных трапез в Большом зале не остались незамеченными. — Я и сам иногда с удовольствием ем в Восточном крыле, Гарри. Взрослые студенты — прекрасная компания. Но мы неспроста разделяем приемы пищи с коллегами. Это помогает укрепить сотрудничество, дружелюбные отношения, понимание между преподавателями различных дисциплин и показывает ученикам, что мы — одна команда. Он остановился у лестницы, возле которой их пути расходились, и многозначительно добавил: — К тому же, мой юный друг, нам тебя не хватает. Невилл и Дермотт слишком примерно себя ведут, им бы не помешала толика веселья. Северус стал мрачнее гробовщика, а Септима скучает по твоей улыбке. — Он ласково улыбнулся: — Просто подумай над этим, Гарри. И помни, хотя я и не был твоим деканом, но если тебя что-то беспокоит, я всегда готов выслушать. Флитвик внимательно посмотрел на него своими глубоко посаженными глазами, и Гарри впервые заметил, какого они красивого орехового цвета, и сколько в них понимания и доброты. Как здорово было бы выговориться, рассказать о своих тревогах и сомнениях кому-то, кто не стал бы осуждать его и смеяться над ним, кто сохранил бы его слова в тайне. — Вообще-то, Филиус, раз уж вы упомянули… В Восточном крыле сегодня было довольно прохладно. Я бы не отказался от чашечки чая… Флитвик явно обрадовался. — Я и сам собирался выпить чаю, — улыбнулся он. — Почему бы тебе не присоединиться? Мои комнаты куда ближе твоих, туда не нужно карабкаться по сорока тысячам ступеней. — Сорока тысячам? — засмеялся Гарри. — Неудивительно, что вы никогда ко мне не заходите… Гостиная Флитвика была… уютной. Небольшая, с низким, не больше восьми футов потолком, крошечным камином, диванчиком и маленьким креслом для чтения. Книжные полки целиком покрывали две стены. Стол и стул как раз бы подошли по размеру Хьюго. Но миниатюрность обстановки не подавляла, и в ней отчетливо чувствовалась мужская рука. — Располагайся, Гарри. Я заварю нам чай. Люблю делать это без магии. Вкус почему-то лучше. Флитвик толкнул скрытую нишей дверцу, видимо, ведущую на кухню, и вышел. Гарри снял мантию и опустился на диван — непривычно низкий, но очень удобный. Над камином висели три портрета. Один из них двигался, очевидно, изображенный там уже скончался. На неподвижных были нарисованы гоблины. На первом — нарядно одетый гоблин сидел в кабинете, продев большие пальцы в петлицы богато украшенного жилета. Сходство с Филиусом не оставляло сомнений в том, что это его отец. Глаза гоблина на портрете были того же теплого орехового цвета, а небольшие уши такими же остроконечными. На его губах играла внушающая тревогу полуулыбка, которая открывала весьма острые зубы. На втором портрете была нарисована очень старая величественная гоблинша. Гарри никогда не видел гоблинов женского пола, поэтому с интересом принялся ее разглядывать. Ее густые черные, как ночь, волосы были заплетены в длинную косу, которая исчезала за краем рамы, наверное, спускаясь до самых пят. У нее были такие же аккуратные остроконечные уши, как у ее сына и внука, выпуклые, но изящные надбровные дуги, острый подбородок и ярко выраженные скулы. Густые темные ресницы окаймляли глубоко сидящие светло-карие глаза. Больше всего на ее лице выделялся длинный заостренный нос. Смуглая кожа была испещрена тонкими морщинками, выдавая почтенный возраст и выразительную мимику. Ее улыбка, как и улыбка ее сына, вызывала беспокойство: за тонкими губами виднелись зубы, которых не постыдилась бы и акула-людоед. Особенно бросались в глаза удлиненные клыки. И все же гоблинша обладала своеобразной красотой, и было сразу понятно, что она была красавицей всю свою жизнь. На последнем портрете была нарисована ведьма. Темноволосая, с вдовьим пиком, бледной кожей, тонкими, почти незаметными губами и очень худым лицом, на котором выделялись длинный нос и острые скулы. Глаза, хотя и довольно маленькие, были ее единственным достоинством: зеленые у зрачка, переходящие в синий, с обведенной черным радужкой — они по-настоящему впечатляли. Когда она улыбнулась Гарри, в ее взгляде читались доброжелательность и веселье. — Я Диана Флитвик-Гришрешсснакст, — сказала она высоким пронзительным голосом. — Дай-ка подумать. Ты, наверное… учитель полетов, юный Гарри Поттер? — Да, мадам. Рад познакомиться. — Уверена, вам с Филиусом есть что обсудить. Пойду навещу подругу. Приятного вечера. — И портрет опустел прежде, чем Гарри успел что-то ответить. Филиус вернулся с нагруженным подносом, на котором стоял большой чайник с уродливым вязаным серо-розовым чехлом, кувшин с молоком, сахарница и тарелка с закусками. На больших разномастных чашках из фарфора виднелись сколы. Чайные ложечки тоже были из разных наборов. Филиус опустил поднос на низенький столик у камина. Чай, который он налил Гарри, по цвету напоминал кофе. — Дальше все сам, как тебе больше нравится, — предложил Флитвик, добавляя в свою чашку щедрую порцию молока и ложку сахара. Затем откинулся на спинку кресла и устроил одетые в носки ноги на столике. Следуя его примеру, Гарри положил столько же молока и сахара, сбросил свои высокие ботинки и уселся поудобнее, подсунув под себя ногу. Он сделал глоток. Чай был отличным: круто заваренным, сладким и теплым. От жара камина накатила расслабленность. Гарри довольно вздохнул и улыбнулся: — Очень вкусно. Спасибо. Флитвик улыбнулся в ответ. — Ну что, Гарри. Расскажешь, почему пропал на целых три недели? Он казался таким дружелюбным и деловитым, что Гарри решил выложить все, как есть. — Стыдно признаться, что я, как какая-нибудь хаффлпаффка-третьекурсница, пытался избегать человека, в которого влюбился и который не отвечает мне взаимностью. — О, безответная любовь. У меня не так уж много жизненного опыта, приобретенного за стенами этой школы, — я ведь начал преподавать здесь еще в молодости, — а с любовью и подавно сталкиваться не приходилось… до недавних пор. Как ни странно, теперь я очень хорошо знаю, что такое безответная любовь… Но не будем об этом, сейчас разговор о тебе. Гарри стало очень любопытно, но он видел, что Флитвик не расположен вдаваться в детали. К тому же Гарри хотелось взглянуть на ситуацию глазами постороннего. — Да, конечно. Боюсь, что в моем случае она не просто безответная, а совершенно и абсолютно безнадежная, — признался он. — М-м, — понимающе кивнул Филиус. — Леди, о которой идет речь, состоит в отношениях. — Э… Да, безоговорочно и бесповоротно. Флитвик помолчал. — Позволь спросить: каковы причины того, что ты избегаешь Большой зал? Тебе легче не видеть ее совсем, или ты пытаешься держаться в стороне, чтобы случайно не помешать ее отношениям? — Раньше мы довольно часто виделись, и мне было дорого каждое мгновение, хотя я и понимал, что это ни к чему не приведет. Но теперь я понимаю, что… она уделяла мне время в ущерб своим отношениям с любимым человеком и не замечала, что это создало между ними некое напряжение. Я этого не хочу. Я уверен, что они идеально друг другу подходят. У них много общего: возраст, опыт, прошлое. Я же… В общем, мне ем… ей предложить нечего. Потому я и держался в стороне. Филиус задумался, видимо, размышляя над его словами. — Как ты думаешь, она способна сама решать, что правильно, а что — нет? — Да, — нахмурился Гарри. — Если она считает свои отношения идеальными, может ли ее увлечь человек, который ей совершенно не подходит? — Э… Нет. — Тебе лучше от того, что ты ее избегаешь? Легче, когда вы реже видитесь? — Вот уж точно нет. Я ужасно по… ней скучаю. Пусть мои чувства безответны, но наши встречи были для меня самым радостным событием дня. — Думаю, ты видишь, к чему я веду. Ты уже знаешь ответы на все вопросы. И незачем чувствовать себя виноватым. Отношения этой пары — их личное дело, — Филиус довольно улыбнулся и отпил чаю, внимательно глядя на Гарри поверх края чашки. Оставалось признать, что он и впрямь не рассуждал о происходящем логически. Хотя, может быть, у него были еще какие-то причины избегать Снейпа? Причины, которые он не упомянул в своей бойкой исповеди Филиусу? Если бы Гарри был до конца откровенен, то признался бы, что злится на Снейпа и пытается его наказать. Ведь он знал: пусть Снейп не испытывает к нему романтического интереса, компания Гарри ему все-таки нравится. Похоже, Гарри повел себя совсем по-детски. Он вспомнил, какой покой снизошел на него после мысленного признания, что он влюбился в Северуса Снейпа. Вспомнил, как решил с благодарностью принимать то, что ему подарила судьба — платоническую дружбу со Снейпом. Как он умудрился так быстро обо всем этом забыть? Гарри тепло улыбнулся Флитвику. Не посвященный в тонкости ситуации он все равно помог в ней разобраться. Интересно, в кого был безответно влюблен сам Флитвик? Впрочем, беседу об этом стоило отложить на другой раз. Флитвик словно почуял, что Гарри все обдумал, и спросил: — Так как обстоят дела с твоими конспектами? Есть ли какие-то сложности? Они заговорили о Защите от Темных Искусств, и Гарри обнаружил, что Флитвик тоже заинтересовался записями Снейпа о противоядиях и собирался прочитать все конспекты на эту тему. Еще Флитвик показал ему простенькое заклинание для сортировки чего угодно по алфавиту, году или любому другому критерию. Гарри решил, что в его работе оно придется как нельзя кстати. Домой он ушел около полуночи. Мысль о раннем звонке будильника не ободряла, но Гарри был счастлив, что больше не хотелось прятаться. В глубине души он надеялся, что Снейп не откажется возобновить их вечерние встречи. Под дверью в его комнаты лежала записка. «Тренер Поттер, зайдите, пожалуйста, ко мне завтра в восемь вечера, чтобы обсудить вашу систематическую неявку на коллективные приемы пищи. Директор Снейп». Впервые за последние три недели Гарри отправился спать в превосходном настроении. —— * Девиз почтовой службы Соединенных Штатов Америки, заимствованный из Геродота: «Ни снег, ни ливень, ни зной, ни даже ночная пора не могут помешать каждому всаднику проскакать во весь опор назначенный отрезок пути». (прим. пер.)