Harry Decides to Die

Со столика у изголовья он взял таблетки — четыре пачки снотворного, — но не стал жевать горстями, запивая водой, а решил глотать по одной, поскольку велика разница между намерением и действием, а ему хотелось оставить за собой свободу выбора, если на полпути он вдруг передумает. Между тем с каждой проглоченной таблеткой Гарри все больше укреплялся в своем решении, и через пять минут все пачки были пусты. Не зная, сколько времени потребуется, чтобы потерять наконец сознание, Гарри взялся за журнал — последний номер «Homme», прихваченный из библиотеки, где он работал. Хотя компьютеры нимало не занимали Гарри, однако, листая журнал, он наткнулся на статью о новой игре из тех, что продаются на компактных дисках. В ожидании смерти Гарри принялся читать об информатике — предмете, к которому не питал ни малейшего интереса. Впрочем, так он поступал всю жизнь, по возможности избегая трудностей, предпочитая брать то, что попадется под руку. Этот журнал, к примеру. Как ни странно, первая же строка вывела его из привычного безучастного равновесия (снотворное ещё не успело раствориться в желудке, но Гарри и так был пассивным по природе) и заставил впервые в жизни задуматься над истинным смыслом фразы, столь популярной среди её друзей: «Ничто в этом мире не происходит случайно». Почему эта строка попалась на глаза именно сейчас, когда жить осталось несколько минут? Если это не случайное совпадение, то как понимать посланный ему знак, — если, конечно, предположить, что это скрытое послание и что не бывает случайных совпадений? Текст над иллюстрацией к компьютерной игре начинался вопросом: «Где находится Словения?» Боже мой, — подумал он, — никто ничего не знает о Словении, — даже где она находится. И однако Словения несомненно существовала, она была снаружи, внутри, она была горами на горизонте, городской площадью в окне. Словения была родиной Гарри, его страной. Гарри отложил журнал: какой смысл возмущаться этим миром, который знать не знает о самом существовании словенцев; честь и гордость нации — все это теперь для него пустые слова. Пришло время гордиться собой, узнать, на что ты способен, — наконец-то ты проявил мужество, покидая эту жизнь. Какая радость! К тому же сделал это именно тем способом, о каком всегда мечтал, — при помощи таблеток, которые не оставят следов. Эти таблетки Гарри искал почти полгода. В опасении, что так и не найдет, он даже начал обдумывать другой способ — вскрыть себе вены. Неважно, что кровью будет залита вся комната, поднимется переполох, да и владелец гостиницы окажется просто в шоке - самоубийство — твое личное дело, до других тебе дела нет. Он сделал бы все возможное, чтобы никого не обременять своей смертью, но если вскрыть вены — единственный выход, то нет выбора: все равно уборщицы, вымыв комнату, уничтожив малейшие следы крови, вскоре забудут об этой истории, если только слух о ней не отпугнет новых постояльцев. Что ни говори, даже в начале двадцать первого века люди все ещё верят в привидений. Конечно, можно было бы, скажем, броситься с крыши одного из немногих высотных зданий Любляны, но какие страдания вызовет такой поступок у его родителей! Мало того потрясения, которое они испытают при известии о смерти сына, — их ещё и потащат на опознание его изуродованного тела. Нет, такой выход из положения ещё хуже, чем истечь кровью: воспоминание, которое об этом останется в душах тех двоих, которые всю жизнь желали ему только добра, будет просто невыносимым. С самой смертью сына они в конце концов смирятся, но забыть размозженный череп? – Нет, невозможно. Застрелиться, броситься с крыши, повеситься — против всего этого протестовала сама его природа. Такие, как Гарри, выбирают более романтичные способы самоубийства: глотают снотворное пачками или режут себе вены. Гарри знал, что жизнь — это всегда ожидание того часа, когда дальнейшее зависит лишь от твоих решительных действий. Так получилось и на этот раз: два приятеля, тронутые его жалобами на бессонницу, раздобыли в местном кабаре по две пачки сильнодействующего снотворного. Все четыре пачки отлеживались на ночном столике в течении недели, чтобы Гарри успел полюбить близящуюся смерть — и без всяких сантиментов проститься с тем, что называется «жизнь». И вот он здесь, довольный тем, что пошел до конца, но и томимый неизвестностью с примесью скуки, не зная, чем заполнить последние минуты своей жизни. Он вновь подумал о нелепости только что прочитанного: как вообще статью о компьютерах можно начинать с такой идиотской фразы:«Где находится Словения?» Но делать все равно было нечего, и Гарри решил дочитать её до конца. Дальше речь шла о том, что упомянутая компьютерная игра была разработана и производилась в Словении — той самой диковинной стране, о которой якобы никто ничего не знает, кроме её жителей. На самом деле Словения была источником дешевой рабочей силы для всей Европы. Пару месяцев назад одно французское предприятие, запустившее в Словении производство компакт-дисков, устроило шикарную презентацию в старинном замке в городе Блед. Гарри что-то слышал об этой презентации, которая для города стала, разумеется, настоящим событием. Ради воспроизведения средневековой атмосферы для какой-то сногсшибательной компьютерной игры замок был специально отреставрирован, а на саму презентацию, вокруг которой в местной прессе разгорелась жаркая полемика, пригласили немецких, французских, английских, итальянских журналистов – и, уж конечно, ни одного словенца. Откинув глупые мысли, он попытался как можно нагляднее представить себе собственную смерть, но ничего не получалось. Да и потом — к чему? Все равно через несколько минут он узнает, что там, за порогом смерти. В свои двадцать четыре года, пережив все, что ему было отпущено пережить — а это на самом деле не так уж и мало, — Гарри был почти уверен, что со смертью всему приходит конец. Поэтому он выбрал самоубийство — свободу от всего. Вечное забвение. Гарри почувствовал приближение дурноты, которая затем начала быстро усиливаться. Спустя пару минут он уже с трудом различал площадь за окном. Он знал, что была зима, около четырех часов дня, и что солнце скоро сядет. Он знал, что другие люди буду продолжать жить. В этот момент мимо окна прошел молодой человек и, взглянув на него, совершенно не осознавал, что он умирает. Как хорошо, что он решил умереть в этот чудесный люблянский вечер. Когда на площади играли боливийские музыканты, когда мимо него проходил незнакомый парень, и он был доволен тем, что видели напоследок его глаза, и слышали уши, а ещё больше тем, что в последующие тридцать, сорок лет ничего этого не увидит и не услышит. В желудке забурлило, и теперь его самочувствие стремительно ухудшалось. Ну надо же, — подумал он —, а я-то рассчитывал, что сверхдоза снотворного моментально погрузит меня в беспамятство. В ушах возник странный шум, голова закружилась, потянуло на рвоту. Если меня стошнит, умереть не получится. Чтобы не думать о спазмах в желудке, он попытался сосредоточиться на мыслях о быстро наступающей ночи, о закрывающихся магазинах и спешащих домой торговцев. Но шум в ушах все усиливался, и впервые после того, как он принял таблетки, Гарри испытал страх, жуткий страх перед неизвестностью. Но это длилось недолго. Он потерял сознание.

***

Когда Гарри открыл глаза, первой мыслью было: «Что-то на небеса не похоже». На небесах, в раю, вряд ли пользуются лампами дневного света, а уж боль, возникшая позже, была совершенно земной. Ах, эта земная боль, она неповторима — ее ни с чем не спутать. Он пошевелился, и боль стала сильнее. Появился ряд светящихся точек, но теперь Гарри уже знал, что эти точки — не звезды рая, а следствие обрушившейся на него боли. — Очнулся наконец, — сказал чей-то мужской голос. — Радуйся, парень, вот ты и в аду, так что лежи и не дергайся. Нет, не может быть, этот голос его не обманывал. Это не ад, ведь ему было очень холодно, и он заметил, что изо рта и носа тянутся какие-то трубки. Одна из этих трубок, проходившая через горло внутрь, вызывала у него ощущение удушья. Он хотел выдернуть трубку, но обнаружил, что руки у него связаны. — Не бойся, я пошутил: здесь, конечно, не ад, — проговорил тот же голос. — Здесь, может быть, похуже ада, хотя лично я там никогда не бывал. Здесь — Виллете*. Несмотря на боль и удушье, Гарри за какую-то долю секунды понял, что с ним произошло. Он хотел умереть, но кто-то успел его спасти. Кто-то из обслуживания, а возможно, подруга, вздумавшая явиться без предупреждения. А, может, просто кто-то зашел вернуть давний долг, о котором он давно забыл. Главное — он жив и сейчас находится в Виллете. Многие, кто желал избавиться от кого-нибудь из членов семьи из-за споров по поводу наследства, готовы были выложить солидную сумму, лишь бы раздобыть официальное медицинское заключение, согласно которому дети или родители, явившиеся источником проблемы, помещались в приют. Виллете — это было такое место, откуда никто никогда не пытался бежать. Здесь бок о бок находились настоящие умалишенные, угодившие сюда по решению суда, и те, кого объявляли или кто сам притворялся сумасшедшим. — Моя подруга несколько месяцев назад тоже совершила самоубийство, — продолжил мужской голос. — А до этого почти восемь лет не желала выходить из своей комнаты. Гарри попытался повернуть голову, чтобы увидеть, чей это голос, но ничего не получилось. — Лишь однажды я видел, как в ней проснулся живой человек, — когда она узнала, что её муж завел себе любовницу. Тейлор закатила огромную истерику, расколотила всю посуду в доме, худела на глазах, и неделями не давала покоя соседям своими криками. Это может показаться абсурдным, но, я думаю, именно в эти дни она была по-настоящему счастлива: она за что-то боролась, она чувствовала себя живой, бросив вызов судьбе. Только при чем здесь я? — подумал Гарри, лишенный возможности произнести хоть полслова. — Я не твоя подруга, да и мужа у меня никакого нет! Над Гарри — над его тощим телом, увитым трубками, которые должны были всячески его защищать, — склонился парень. Гарри затряс головой, взглядом умоляя вытащить из него эту проклятую трубку, чтобы дали ему наконец умереть спокойно. — Да не нервничай ты, — сказал парень, — Я не знаю, раскаялся ты или все ещё хочешь умереть, но мне это безразлично. Меня интересует только выполнение моих обязанностей: если пациент начинает волноваться, по правилам, я должен дать ему успокоительное. Гарри замер, но парень уже делал ему укол в вену. Вскоре Гарри вновь оказался, а странном мире без сновидений, и последним, что он видел, провалившись в забытье, каштановые волосы, отсутствующий взгляд человека, который делает свое дело, — делает просто потому, что так положено, так требуют чертовы правила, и, значит, бессмысленно задаваться вопросом — почему. *Виллете — знаменитый приют для душевнобольных, пользующийся недоброй славой, — существовал с 1991 года, года обретения Словенской независимости.