Звёзды знают всё

Торшер на прикроватном столике светил тепло, точно заходящее солнце, то самое осеннее солнце, что провожало Лукаса, когда он брёл по лесу вдоль русла засыпанного листьями ручья, и его правую руку отягощало старое ружьё. Когда он прицеливался в голову оленя, тот глядел тёмными влажными глазами, всматривался в гущу ветвей, прядал длинными ушами, но не видел Лукаса. А потом упал, словно подкошенный, и тело оленя мягко соприкоснулось с пышной периной осенней листвы. Теперь Лукас не охотился, и ружьё его валялось в кладовой комнате. Теперь охотились на него. Ника не отводила взгляда, даже когда Лукас смотрел в её глаза. — Спасибо, что пригласила, — сказал он, чувствуя неловкость. — А где твоя… как её зовут? — Бабушка? Она умерла, — ответила Ника, но её лицо почти не изменилось. Разве что глаза стали чуть немного темнее. — Я… прими мои соболезнования, — вымолвил Лукас, взглянув на Нику. Она кивнула, только и всего. Ника предпочла промолчать. Наконец-то Лукас мог лучше ее рассмотреть. Она была одета в вязаную кофту с капюшоном, застёгнутую на пуговицы, украшенную завязками с помпонами; кофта едва прикрывала её полные бёдра. На ногах юной хозяйки красовалась тёплая домашняя обувь. Медные волосы Ники немного растрепались, чёлка выбилась из простой причёски и порой прятала за собой половину лица`. Она смотрела на него настороженно, пожалуй, недоверчиво. Но всё-таки в карих глазах Ники ему чудилось тепло. Нынче никому не хотелось верить, никого не хотелось пускать в то малое, замкнутое пространство, которым Лукас оттеснил себя от большей части людей. Особенно здесь, в Аннике. Здешний народ его раздражал. Лукас был подавлен, раздосадован, а теперь тщетно пытался скрыть эти чувства, не позволить им отразиться на своём лице, во взгляде, зазвучать в голосе. Нет, не с этим он шёл сюда, и не таким видели его эти тёплые глаза всего пару дней назад. Но разве Ника не знала как никто другой, каким разным он может быть? Так уже случалось, и не однажды. Она осмелилась явиться к нему после потасовки у магазина. Лукас хорошо помнил растерянность и утаённое негодование, которые испытал, глядя на нежданную гостью. Совсем непросто было смириться с тем, что это случилось, что его потревожили в такие отвратительные минуты, ведь их можно было бы пережить наедине с самим собой. Наверное, лучше было бы, если бы никто к нему не приходил. Пробудилась ли в нём признательность, хотя бы самая робкая? Кажется, нет. Скорее, это было искреннее удивление. Смелость Ники обезоружила Лукаса в тот момент, когда ему не казалось зазорным повести себя грубо и настоять на своём: выгнать Нику прочь. Не позволить ей проявить участие. Не разрешать говорить с ним, потому что от этого становилось ещё более неловко. Но тёплые и полные страха глаза Ники ослабили его гнев. Как бы зол Лукас ни был, он не мог ответить злобой на ласку. Её руки были мягче лебединого пуха. Но любит ли она его теперь, когда прошло столько дней, недель, месяцев, когда земля проделала столь долгий путь, чтоб променять оттепель на ноябрьские заморозки? Лукас понемногу свыкался с происходящим. Его рука лежала на столе, он чувствовал прохладу клеёнки, ощущал дуновение ветерка, рвущегося в приоткрытую дверь. — Хотите чаю? — Нет. Воды, если не трудно… — Жаль, у меня заварен отличный чай. Но если вы хотите воды, не буду настаивать. Вода на минуту отвлекла внимание Лукаса, потому что он бездумно таращился в стакан и слушал своё тихое дыхание. Неожиданно он понял, что Ника сидит напротив и поглядывает на его лицо. — Зачем вы пришли, херр Лукас? Лукас уставился на девушку. — Я… Честно говоря, я шёл не сюда. Вернее, я просто ходил по улицам. — А… Понятно, — несмело улыбнулась Ника. — Но вы зачем-то стояли перед моей дверью, вот я и подумала, что вы… — Ника совладала с собой и продолжила: — Пришли ко мне. Лукас поднёс стакан к губам, тихо вздохнул, и гладь воды подёрнулась крупной рябью. Он допил воду и опустил руку на колено. Теперь он решительно не представлял, что делать и о чём говорить. — Как твои дела? — спросил он. — Ничего. Всё нормально. Родители приезжают иногда… — Родители? А где они теперь? — В соседнем городе, там у них хорошая работа. И маленький Мими. — Мими, — усмехнулся Лукас. — Это твой братик? — Да, ему два с половиной года. — Совсем малыш. — Да, и очень хорошенький. Только часто капризничает, — доверительно сообщила Ника. — Много болеет. — Поэтому ты и осталась здесь за хозяйку? — Раньше бабушка была хозяйкой. Правда, хозяйство её не слишком обременяло. В последнее время она стала слишком слаба. И снова в кухне воцарилось молчание. — Так что же привело вас в Аннику? — Маркус, конечно, это он уговорил меня приехать. У него всё-таки день рождения. И мне было бы неловко уклониться от его просьбы. — Верно, — сказала Ника, облокотившись на столешницу. — Я тоже его поздравила. Мы гуляли целый вечер. А вы, как ваши дела? Прошёл почти год, о вас почти ничего не слышно. — Всё почти как обычно, правда работу пришлось поменять, решил стать репетитором, — подтягиваю французский. — Так работать спокойнее, — рассудительно заметила Ника. — Да, но движения не хватает. Лукас, выйдя на прогулку, не мог представить себе, чем окончится бесцельное шатание по тихим и безлюдным улочкам Анники. И почему он не остановился ещё у водонапорной башни? Впрочем, он мог уйти отсюда прямо сейчас. Поблагодарить за воду и сделать вид, что ему пора домой. Но на самом деле всё было не так. Лукас почему-то подумал: ещё немного, и уходить будет поздно. Лукас поднял глаза и посмотрел в коридор, где ярко светила настенная лампа. — Ты одна? — спросил Лукас. — Пока — да. — Разве родители не беспокоятся о тебе? — Беспокоятся. Но в ближайший месяц будет так. Лукас уставился под ноги. Он ведь и впрямь обычный человек, может быть, даже не слишком умный, такой же земной и идущий на поводу у своих слабостей, как и все другие люди. Сейчас он думал о Надье. В сущности, особенных чувств к Надье не было никогда. Но он доверился ей, а она во многом шла ему на встречу. Так просто было отдаться во власть обольстительной молодой женщины… Принимать её ласку и видеть её старания нравиться, приносить удовольствие и радость. Иногда ему казалось, Надья пытается узнать его лучше, чем сам он знает самого себя. Лукас был признателен ей за её доброту и ласку. Но не здесь и не сейчас. Это из-за неё он не может решиться пойти в ближайшую пивнушку и купить пива. Из-за Надьи он сердит, ведь придётся рассказать ей, почему им не суждено остаться в Аннике. Лукас понимал и многое другое. Из-за её неуверенности он остался один, совсем один, когда ему нужна была рука, тёплая рука, усмиряющая гнев и вселяющая надежду. Вместо её рук были другие. Из-за Надьи он уехал именно в тот городок, который с детства ненавидел, из-за неё научился любить кошек, пить кофе только по утрам, смотреть сериалы и даже — кто бы мог подумать! — пропускать футбол. А ведь это только начало, и надо идти дальше. — Херр Лукас, вам не пора домой? — с робким любопытством поинтересовалась Надья. — Что ж, мне туда ещё и добраться нужно. Но ведь это, наверное, был единственный шанс приблизиться к Нике. Ника любила его той любовью, в которой чувствовалась почти детская искренность. Это было весьма странно и удивительно, но Лукас осознавал, что боится Нику. А может быть, не её, а самого себя, своего прошлого и неизвестности, которая заполняла будущее?.. Лукас поднял голову и взглянул на девушку. Ника сунула кисти рук меж сведёнными коленями, будто одна маленькая ладонь искала у другой защиты и поддержки. Пожалуй, только это выдавало её сильное волнение. — Жаль, — несмело улыбнулась она. Лукас внимательнее всмотрелся в бледное лицо, в янтарно-карие глаза. Его взгляд скользнул по округлым плечам Ники, по завиткам волос, которые Ника убрала за ухо. В маленькой розовой мочке блестела серёжка. Полные губы расстались с улыбкой и почему-то приоткрылись. «Надо убираться отсюда», — мелькнуло в голове Лукаса. Последняя разумная мысль, что могла оградить его от самого себя. Наверное, эта мысль должна была пробудить в Лукасе бдительность, спасти его от провала в бессмыслицу чувств, тревог, сомнений. Но Лукас медлил и никуда не уходил. У него не было сил и смелости, чтобы двинуться с места. Он потяжелел, как филин, наевшийся на ночной охоте, и в его глазах потемнело. Ника опустила руку на его плечо. Он чувствовал, что передаётся ему с этим осторожным прикосновением. Но разве подобное возможно? Ника уже дважды заключала его в свои объятия, или второй раз ему просто-напросто приснился? Но никогда прежде он не казался себе таким бессильным. Теперь Лукас ждал неведомо чего. Тёплая ладонь, как маленький зверёк, пробежала по его щеке упруго и еле ощутимо. Она, как белый и нахальный горностай, была мягкая, шёлковистая, упрямая.` И он ничего не мог сделать с этим.` Лукас вновь взглянул в лицо Ники, но она опустила глаза и её пальцы задержались на его подбородке. В эти минуты Надья могла бы позавидовать Нике… Ника казалась ему красивой, наверное, она никогда не была красивее, чем сейчас. — Извините… — сказала девушка. Кажется, ей сделалось стыдно за свою несдержанность, только это ещё сильней взволновало Лукаса. Ника хотела отойти в сторону, но Лукас перехватил её руку, стиснув тонкое запястье в горячей ладони. — Не надо, — попросил он, не отпуская испуганных глаз Ники. — Не уходи. Она вглядывалась в лицо Лукаса. Лукас, погружённый в её глаза, чувствовал, что готов подчиниться всем своим слабостям. Он не должен показывать себя тем, прежним Лукасом, от которого, наверное, следовало избавиться. А ведь его давно уже устранили из жизни Анники. Как никогда прежде он ненавидел эту деревеньку. Анника — значит милая, хорошая. Нет, это не так, Анника и её жители (настоящая гроза всевозможных пороков) никогда не признают своих ошибок. Лукас преклонялся перед чистотой Ники, может быть, так было всегда, но он понял это лишь недавно. Она так и не поддалась всеобщему заблуждению, — уйти теперь, значит, предать её. Нет, ему не нужно уходить. Но сейчас всё усложнилось, и Лукас не решался рассказать о том, что случилось с ним на охоте. Лукас обнял Нику, охватив её бёдра руками. Он прикрыл глаза и ткнулся лицом под девичью грудь. Тёплая шерстяная кофта колола его щёку. От Ники не пахло терпкими духами, её запах был едва уловим. — Сегодня вы немного странный, — проговорила Ника. — Нет, Ника, я… — Лукас замолчал, не зная, что сказать. — Ты такая добрая. — Спасибо, — мягко улыбнулась она, и её пальцы погрузились во взлохмаченные волосы на затылке Лукаса. Лукас опустил голову, и его лоб коснулся вязаной ткани. Ему — совершенно не вовремя — так трудно было справиться со своей грустью, которая упрямо давила в нём всё прочее`, которая съедала его, как голодное животное`. Лукас понимал, что сегодня победитель не он, а Ника, а он слаб и почти беспомощен в её руках. Но чувствовать себя побеждённым лучше всего именно в ее руках. — Херр Лукас… — выдохнула Ника. — Ника, прости меня, — вдруг сказал Лукас. — Неужели ты вспоминала меня весь этот год? — Может быть. * * * Она никак не могла понять, что на него нашло. Почему его руки держат и не отпускают её? Нике хотелось увидеть его лицо... Её ладони легли на впалые щёки Лукаса, но он не поддался им и не поднял глаз. — Расскажете, что случилось?.. — спросила Ника, когда Лукас наконец поднял голову. Он промолчал, а потом сжал её руку в ладони и коснулся губами.