***
Вдалеке разорвалась граната, и у Эммы, скорчившейся в свежевырытой траншее, достаточно просторной для нее, её сержанта и еще двух солдат из ее отряда, зазвенело в ушах. Солдаты с вышек поливали тренировочное поле огнём, вес снаряжения придавливал её к земле, и капли пота стекали со лба на переносицу. Тренировки в пехоте чаще всего проводились в полную силу и были по-настоящему опасны, но теперь, когда мир еще не оправился от трагедии, произошедшей в Нью-Йорке месяц назад, рота Эммы, да и все остальные войска США тренировалась как никогда тяжело. Тренировка с полной выкладкой, в качестве условного противника — ее сослуживцы, задача у всех одна: ликвидировать угрозу. Во время этой тренировки у Эммы и её товарищей не было ничего, кроме шанцевого инструмента. Его можно было использовать в качестве оружия, поэтому ближний бой был ключом к успеху. Когда огонь прекратился, ей потребовалось меньше секунды, чтоб отдышаться, пока ее товарищ осматривал территорию. По его сигналу они выползли из траншеи, припадая к земле и позволяя темноте окутать их. Сержант Бут остался в траншее, исполняя роль раненого товарища (на самом деле он засекал время, за которое они достигнут цели). Её команда, укрывшаяся за стеной полуразрушенной хижины, чутко прислушивалась, пытаясь уловить в темноте признаки движения. Солдат во главе колонны жестом показал, что можно двигаться, но Эмма, замыкающая в отряде, почувствовала, как уперся в спину ствол автомата. Двое её товарищей этого не заметили, но ночная тишина сказала Эмме, что враг отделился от своей группы и решил нейтрализовать ее как наименьшую из угроз. Она усмехнулась, подняв руки. Медленно повернувшись, она увидела рядового Кэсседи, направившего автомат ей в лоб с выражением триумфа во взгляде. — Жаль, Эм, — сказал он. Сожаления в тоне было мало, и Эмма не винила его. В конце концов, речь шла о жизни и смерти. Вот только не её. Она медленно присела, но в последнюю секунду схватила ствол автомата, резко пнула мужчину по коленям и, отобрав оружие, приставила дуло к затылку Кэсседи. — А мне нет, — ответила она, пожимая плечами. Фонари включились, освещая поле, и Эмма увидела, что один из её товарищей обезвредил противника, а другой лежит на земле, предположительно «убитый». Его противник возвышался над ним, направив винтовку в голову лежащего. — Планируешь сдохнуть, Джонсон? — Август вылез из траншеи и набросился на поверженного солдата. — Никак нет, сэр, — пробормотал Джонсон, не поднимая головы с земли. — Скажи это своей семье! — Август повернулся к остальным. — Хорошая работа. Возвращаемся в лагерь. Эмма помогла Нилу подняться на ноги, подавив желание ухмыльнуться, когда он застонал. Похлопав его по спине, она побежала вместе с остальными в лагерь, чтобы снять оружие и снаряжение и принять душ. Рутина была полезна Эмме, а дисциплина и того полезнее. После шестнадцати лет мыканья по интернатам, исключения из школы за прогулы, агрессивное поведение и, хуже того, взлом школьной компьютерной системы с целью исправления оценок Эмма предстала перед судом. Там ей предоставили выбор: либо колония для несовершеннолетних, либо военный тренировочный лагерь. Судья сказал, что у неё есть потенциал, и всё, что ей нужно, это немного дисциплины, чтобы сдерживать её. Сперва ей хотелось послать судью куда подальше, но, с другой стороны, Август, её «брат», с которым они жили в последней приёмной семье и хорошо ладили, тоже выбрал военную стезю, так почему бы нет? Первые полгода были чертовски тяжелыми. В лагере было всего два метода борьбы с неповиновением: ей приходилось либо отжиматься до потери пульса, либо надраивать пол в вестибюле до зеркального блеска. Она привыкла пользоваться разными женскими штучками, чтобы стянуть шоколадку в магазине там и сям. Но в лагере это не имело никакого значения. Важно было лишь повиновение и умение стратегически мыслить. Она быстро училась, показав офицерам, рявкавшим ей в лицо, что ее сиротская задница может стать лучшей в отделении, что она может голыми руками вырубить любого парня, вдвое больше неё самой. Иногда отсутствие привязанностей изрядно упрощало ей жизнь; у нее не было дома, по которому можно было бы тосковать. Не было людей, чьи фотографии можно было бы хранить. Это позволяло ей посвящать всё время обучению, значительно опережая программу. Но в большинстве случаев, возвращаясь домой из увольнения, она чертовски жалела, что единственное место куда она может пойти — её желтый «жук», ждущий ее на бостонской парковке. Хотя у неё был Август. Когда оказалось, что он будет сержантом её отделения в форте Беннинг, это стало для неё неприятным сюрпризом. Однако позже она обрадовалась этому факту. Они считали друг друга братом и сестрой, и, хотя поблажек он ей не давал, Август был единственным, кого она могла назвать семьей с тех самых пор, как ее родители бросили ее на обочине дороги. То, что он был так близко, давало ей чувство основательности, надёжности, придавало уверенности в собственных навыках. Август никогда бы этого не признал, но Эмма стреляла куда лучше, чем он сам. Эмма часто его подкалывала, говоря, что, если он не хочет сдохнуть раньше времени, ему стоит научиться стрелять так же, как она. Смыв в душе грязь и пот, Эмма отправилась в казарму. Остальные ребята из её отделения тоже постепенно возвращались из душевых. Она кивала им по пути к своей койке. Ей, в отличие от еще двух девушек из отделения, повезло. Её койка стояла поодаль от остальных, в углу, и запах пота там ощущался не так сильно. По пути она в очередной раз заметила, каким голым и пустым кажется ее уголок по сравнению с остальной комнатой, где стены были покрыты фотографиями, письмами и открытками от родных её товарищей. Ее же угол совсем не изменился с тех пор, как она приехала: те же голые бежевые стены и зеленые простыни. Она попыталась не думать об этом, с размаху падая на кровать и закрывая глаза, собравшись использовать свободное время перед обедом для отдыха. Но тут раздался крик сержанта, сообщивший, что прибыла почта, и ее попытка отдохнуть была сорвана дежурным. Он бросил конверт ей на живот и с понимающей ухмылкой спросил: — Кто такая Реджина? — Кто? — Эмма поднялась и отодвинулась назад, опираясь спиной о стену. Дежурный кивнул на конверт. Эмма взяла его в руки, глядя на конверт так, будто никогда раньше не видела писем. Но, опять-таки, никто никогда раньше писем ей не присылал. Ни за годы, проведенные в учебке, ни за месяцы, прошедшие со дня призыва, ни разу ее имя не звучало при раздаче писем. Единственными важными бумагами с её именем были свидетельство о рождении и страховка. Так что это, черт подери? Эмма провела пальцем по аккуратно написанному женским почерком обратному адресу, чувствуя крохотные бороздки там, где ручка давила на бумагу: «Реджина Миллс». — Ты не говорила, что дома у тебя есть подруга, — Август с притворной обидой приложил руку к груди. — А я-то думал, мы близкие люди! — Я не знаю её! — возразила Эмма, не отрывая глаз от конверта. Она напряглась, думая что или это какой-то дурацкий розыгрыш, или что её требуют обратно в Бостон для перевода в колонию для несовершеннолетних. Август подвинулся ближе, оказавшись почти нос к носу с Эммой, вынуждая ее оторваться от конверта. — Эй, ты вроде как должна его открыть, — прошептал он заговорщицки. — Есть, сэр! — насмешливо ответила Эмма, приподнимая бровь и показывая, что хотела бы остаться одна. Подняв руки в знак поражения, Август пошел проверять остальных, дав блондинке возможность спокойно открыть таинственный конверт. Разрываясь между сомнениями и любопытством, Эмма онемевшими пальцами открыла конверт и вытащила письмо, написанное элегантно небрежным почерком. Октября 14, 2001 г. Ув. Рядовой Свон, Прежде всего, я бы хотела поблагодарить Вас и остальных солдат за защиту нашей страны. Я могу только представить трудности, которые Вам приходится преодолевать, жертвы, на которые вам приходится идти, и я ценю это. Понимаю, что это может показаться необычным, но недавно я узнала, что переписка с военнослужащими может оказаться полезной. Программа, позволяющая гражданам выразить воинам свою благодарность, успешно работает и, согласно опросам, которые я нашла в Сети, вдохновляет и военных, и гражданских, которые в ней участвуют. Я уверена, что вы поддерживаете постоянную переписку со своей семьей, и надеюсь, вы будете не против получать письма и от меня. Меня зовут Реджина Миллс. Я пишу Вам из городка под названием Сторибрук штат Мэн. Я мэр этого города. Сторибрук тихий и спокойный, и я забочусь об этом, а иначе, кто знает, в какие неприятности может попасть мой сын. У Вас есть дети? Ваша семья, должно быть, безмерно Вами гордится. Я надеюсь, что скоро Вы вернётесь домой и сможете с ними увидеться. Еще раз спасибо Вам за все, что Вы делаете. С уважением, Реджина Миллс. Вопрос о семье в письме Реджины, которую Эмма представила милой пожилой женщиной, желающей сделать доброе дело, отозвался у Эммы болью в сердце. Конечно, это была всего лишь невинная ошибка, только вопрос из вежливости. Но не впервые Эмма пожалела, что у нее нет никого в мире за границами лагеря. Их еще не послали к месту боевых действий, но однообразие жизни в форте заставляло Эмму желать общения с кем-нибудь, кто не был бы частью её отделения. — Сержант! — позвала Эмма, когда Август проходил мимо. Он развернулся и прислонился к стене, глядя на нее. — Я не знала, что вписана в программу переписки! На лице Августа появилось понимание: — Ты никогда не получаешь писем, Свон. Хочешь, скажу секрет, как выжить в бою? Сохраняй здравый рассудок, пока можешь. — Ты что, пишешь домой? — Эмма не могла в это поверить, зная, что Августу в их приёмной семье приходилось так же туго как ей. Он усмехнулся, скрестив руки на груди: — Могу лишь сказать, что моя писательская карьера пойдет в гору, когда я вернусь домой насовсем. Эмма усмехнулась в ответ, вспомнив, что даже здесь Август постоянно что-то царапает в блокноте. — Напиши ответ, — Август сжал ее руку, отделяясь от стены, чтоб продолжить проверку, оставив Эмму перечитывать письмо. Может, Август и прав. По крайней мере, она будет время от времени получать письма от этой леди. Это больше, чем она смела надеяться. Да и не ей смотреть дареному коню в зубы. Пожав плечами, Эмма засунула письмо в конверт, а конверт положила под подушку. В общем-то, эта программа переписки не такая уж плохая идея.***
Реджина держала на руках Генри и кучу бумаг, накопившихся в офисе. Проявив чудеса ловкости, она ухитрилась взять из ящика почту и войти в дом. Все, что она пыталась нести, начало падать, как только она переступила порог. Поскольку единственно важным было удержать Генри и желательно при этом его не разбудить, Реджина позволила бумагам рассыпаться по столику в прихожей, откуда пара-тройка особенно своенравных писем соскользнула на пол. Малыш захныкал во сне. — Ш-ш-ш-ш, — Реджина погладила мальчика по голове, целуя в висок. Он успокоился и снова уснул, поудобней уткнувшись ей в плечо. Пройдя в столовую, где стояла маленькая колыбель, Реджина осторожно уложила мальчика. Во сне он ухватился за её палец, так что она присела, поглаживая его крохотную ладошку и, улыбаясь, смотрела на сына. Решение усыновить его было легким, хотя без волнений не обошлось. Она так давно хотела иметь семью, и теперь, когда у неё был Генри, она наслаждалась каждой секундой, проведенной с ним. Да, он был крикуном. В первые недели после усыновления у него случились колики, и обычно собранная мадам мэр едва не рвала на себе волосы от волнения. Он не давал ей спать по ночам и был уверен, что нужно пытаться съесть решительно всё, до чего он может дотянуться. Но, Боже, это того стоило! Она могла бы смотреть на спящего сына целый день, но работа звала, так что, поцеловав малыша в лоб, Реджина отправилась разбирать бумажный бардак в прихожей. Увлеченная изучением контрактов в папках, она не заметила, что конверт, пришедший из Джорджии, застрял между стеной и ножкой стола.***
— Ну? — спросил Август, когда их отделение отжималось на площадке под непривычно палящим солнцем. — Что «ну»? — Эмма отжималась, глядя прямо перед собой, опускаясь так, что почти касалась грудью сухой земли. — Почему ты не написала той леди? — он заворчал, на секунду приостановившись, когда рана, полученная в Корее, напомнила о себе. — Почему ты думаешь, что я не написала? — Я уже две недели не видел твоего имени среди почты. — Ты же знаешь, как долго их сортируют, — Эмма не впервые думала об этой причине. Раздался свисток, и отделение, вскочив, как один, перешло к бегу с препятствиями. — Да к тому же она — мэр, — Эмма поравнялась с сержантом, приноравливаясь к его темпу. — В захудалом городишке. Что там может происходить? Пожав плечами, Эмма упала на землю рядом с Августом. Нужно было проползти под колючей проволокой. Она ползла, вжимаясь в землю. Застряв в грязи и зацепившись за проволоку, она слегка сбавила скорость. Над головой раздавались очень даже настоящие выстрелы, так что задерживаться под «колючкой» совсем не хотелось. — Напиши ей еще раз, — раздался свистящий голос Августа где-то рядом. — Нет! — она покраснела, но благодаря грязи, покрывавшей лицо, Август не заметил, что Эмму бесит и унижает сама эта идея. Эмма Свон не выпрашивает дружбу! Конечно, офицеры, курирующие ее по УДО, могли говорить, что она хулиганила, пытаясь привлечь внимание, но друзей она заводила сама! И если эта Реджина Миллс думает, что выполнила свой гражданский долг, пусть так! Они вылезли из грязи и подбежали к стене, на которую нужно было забраться по веревке. — Эмма, — с нажимом сказал Август, — ты же так с ума сойдешь. — Спорим, что нет? — Эмма сжала зубы, когда веревка обожгла и без того загрубевшие руки. Нога соскользнула, но, крепко уцепившись, ей удалось забраться на стену. — Не заключаю пари, — Август поднялся следом, и они начали спуск с другой стороны. — Думала, у тебя есть пороки, — подколола Эмма. — Мне нравится думать, что я умный парень, — Август отпустил веревку на полпути к земле и, сгруппировавшись, упал, сделал на земле кувырок и только после этого побежал к следующему препятствию. Глядя на этот выпендрёж, Эмма закатила глаза, но, тем не менее, сама отпустила веревку, приземлившись на ноги, чуть согнув колени, чтоб не упасть. — Я знаю, что ты его перечитываешь, — сказал Август, как только Эмма догнала его. Она промолчала, не отрицая того, что последние две недели она доставала письмо из-под подушки, погружаясь в написанные Реджиной слова. И она понимала, что так притягивает ее — желание остаться у кого-то в памяти, быть нужной кому-то все еще живо в ней, и оно крепло всякий раз, когда она перечитывала письмо. Блондинка пожала плечами в ответ. Раздался свисток, и отделение без лишних слов упало на землю для очередной серии отжиманий. — Я все же кое-что получила, — сказала Эмма, закрывая тему и собираясь выполнять упражнение без шумного сержанта, бубнящего у нее над ухом. Она не знала, кто такая Реджина. Может быть, это какая-нибудь старенькая бабуля или, может, у нее семья. У неё ведь сын, верно? Может, он хочет пойти в армию, и у нее потому есть вопросы. Кем бы она ни была, Эмма получила от неё свое первое письмо, и это больше, чем она могла желать.***
Реджина потерла переносицу, голос главного редактора «Зеркала» без остановки говорил в трубке, которую она держала, прижав плечом. Она ценила его энтузиазм, когда речь шла о расследовании всех секретов города, но он настоял на разговоре во время кормления Генри, чтоб болтать о пестицидах, которые использует мистер Фенч, и Реджина уже начала терять терпение. — Сидни, — она вытерла яблочное пюре с лица сына и опустила того на пол, отдавая дом в его полное распоряжение. Он пополз из кухни, и Реджина пошла за ним, волнуясь, что он ползет слишком быстро. Однако мысль о «заглушках» на лестнице слегка ее успокоила. Генри занялся маленьким снеговиком, освещавшим уголок в холле, и Реджина вернулась к разговору. — Почему бы вам не изложить все это письменно, чтобы я просмотрела, когда у меня будет время? — Конечно, мадам мэр! — охотно согласился журналист. Даже не видя его, Реджина могла представить, как он безостановочно кивает. — О, еще я хотел написать статью о вас и вашем солдате! Реджина пользовалась каждой возможностью появиться на страницах газеты, напоминая жителям города о своей власти. Но сейчас она просто устала от репортера, влюбленного в неё как щенок. К тому же она даже не получила ответа от рядового Свон. Она выполнила свой долг, написав письмо, это ведь всё, что от неё требовалось? Хотя мысль, что с солдатом могло что-то случиться, прежде, чем та успела написать ответ, была тревожной, Реджина просто отмела её. Ей надо растить сына и управлять городом. — В этом нет необходимости. Она замолчала, заметив, что топоток Генри стих. Торопливо попрощавшись с репортёром, она поспешила на поиски сына. Сердце испуганно зашлось, когда она не обнаружила его сразу же, но, подойдя ко входной двери, она вздохнула с облегчением. Её сын сидел под столом спиной к ней, явно делая какую-то пакость. Она должна была догадаться. Тишина всегда означала, что он что-нибудь вытворяет. — Милый, — Реджина положила телефон и наклонилась, заглядывая под стол, — что ты тут делаешь? Генри повернулся, во рту у него был изжеванный уголок конверта. Глаза были огромными от любопытства, но любопытство вовсе не мешало карапузу усердно жевать найденное сокровище. — Генри, — мягко упрекнула Реджина, с некоторым усилием забирая у него письмо, — если ты хотел кушать, почему не сказал? Он гукнул и, схватившись за маму, подтянулся, стараясь достать письмо. Она слегка покачала головой: — «Ку-шать», можешь сказать это, дорогой? «Ку-шать». Но единственным ответом от Генри было гуканье и радостные пузыри, подпортившие Реджине макияж. Ребенок уже потерял интерес к письму, пытаясь попробовать на вкус цепочку на маминой шее. — Ну, скоро получится, — и Реджина отняла цепочку. Держа Генри одной рукой, она пошла в гостиную, где посадила его на мягкий детский коврик на полу. Поглядев на влажное письмо, она с удивлением обнаружила, что оно от рядового Свон. Быстро разорвав конверт, она вздрогнула. Письмо было написано два месяца назад. О, Господи, оно что, лежало под столом так долго?! Она пробежала страничку взглядом, разбирая неаккуратный почерк рядового. Октябрь 19, 2001 г. Привет, Честно, я даже не знаю, что сказать. Нет проблем. Я ценю Вашу благодарность. Приятно познакомиться, Реджина. Ну, вроде как. Я не имею в виду, что мне неприятно, просто это заочная встреча, в письмах, или типа того. Думаю, Вы уже поняли, что я пишу, как курица лапой. Вдобавок к тому, я где-то посеяла учебник «Как написать 101 письмо». Вам придется простить меня за это. Вообще-то Ваше письмо первое с тех пор, как меня призвали. Спасибо Вам за него. У меня нет семьи, чтоб кому-то писать. И мой сержант, он для меня вроде брата, он здесь со мной. Он, скажем так, вдохновил меня внести свое имя в программу переписки. Ну, как-то так. Я не слышала про Сторибрук, но думаю, там хороший мэр. Так совпало, что я родилась в Мэне, но я жила в разных городах до того, как осела в Бостоне и отправилась в тренировочный лагерь. Отвечу на Ваш вопрос, хотя думаю, Вы уже догадались. Детей у меня нет. Знаете, если Ваш сын такой шкодливый, как Вы писали, он, наверное, просто злой гений! Не то, чтобы он был злым. Я уверена, он милый. Спасибо Вам за письмо. Серьезно. Наверное, это один из лучших моментов моей жизни здесь. Рядовой Эмма Свон. Письмо было датировано несколькими днями позже того, как она отправила свое письмо. Когда Реджина это поняла, грызущее неприятное чувство где-то в животе только усилилось. Когда Сидни начал все это, ей не особо понравилась идея с перепиской. Но теперь, зная, что этот солдат, эта Эмма Свон получила от нее свое первое письмо, и Реджина просто пропала на два месяца, брюнетка чувствовала непривычное чувство вины. Что Рядовой Свон должна была о ней подумать? Наверное, то же, что и весь город. Высокомерная. Равнодушная. Холодная. Если бы не Генри, сторибрукцы были бы убеждены, что Реджине Миллс на всех плевать. Но, видимо, этот солдат был исключением из правил. Она смотрела, как Генри играет с деревянной машинкой, то катая ее, то таща в рот, и ей в голову пришла идея. — Генри, — позвала она, аккуратно сложив письмо, чтоб не задеть мокрый край, и пряча его в руке. — Хочешь помочь мамочке написать письмо? Он широко улыбнулся, выставляя напоказ свой единственный зуб. Подхватив его под мышки, Реджина отнесла малыша в кабинет и достала свой лучший писчий набор.***
— Рядовой! — Август обратился к ней, когда она вернулась со стрельбища. — Сержант! — Эмма поприветствовала его, стоя по стойке «смирно». Он помолчал, глядя на Эмму, вытащил письмо из кармана и с ухмылкой пристроил конверт на сгибе ее руки. — Вольно, боец! Когда Август отошел, Эмма глянула на конверт. Когда она увидела, что письмо от Реджины Миллс, у неё перехватило дыхание. Эмма не хотела выказывать волнения, но, глядя на свое имя, выведенное на конверте аккуратным почерком, не могла удержаться от довольной улыбки. Крепко сжав письмо в руке, она прошла к своему месту в казарме, где отдыхал её взвод. Август играл с парой сослуживцев в карты, несколько парней вышли, чтоб позвонить домой, кое-кто уже готовился к отбою. Едва забравшись на свое место, Эмма открыла конверт с таким нетерпением, будто это был рождественский подарок. Она пожирала письмо глазами, и одиночество прошедших двух месяцев отступало. Декабрь 15, 2001 г. Рядовой Свон, Я очень сожалею, что так долго не отвечала Вам. Ваше письмо завалилось за стол, но мой сын нашел его. Видимо, он думал, что оно съедобное, по крайней мере, он попытался его сжевать. Может быть, его склонность к шкодничеству имеет свои плюсы. Признаюсь, я шокирована тем, что мое письмо было первым, которое Вы получили. И, чтобы извиниться за задержку с ответом и еще немного скрасить вашу службу, я предоставила Генри честь написать вам ваше второе письмо. Он весьма талантлив, не находите? Эмма нахмурилась, слегка разочарованная лаконичностью письма. Ну, а чего она ожидала? Опуса на десяти страницах? В конце концов, они же почти незнакомы. Но, перевернув страницу в поисках продолжения, она увидела, что оборот исписан хаотичными цветными каракулями. Улыбка сразу осветила ее лицо. Каракули покрывали всю страницу, и только в уголке аккуратным почерком Реджины было написано: «От Генри и Реджины». Она разглядывала каждую линию, поворачивая голову так и эдак, как будто изучала абстрактную живопись. Как по ней, это был самый чудесный шедевр из всех, что она видела, ведь это было нарисовано специально для неё. И, разглядывая цветные линии, Эмма всё яснее представляла себе женщину, пишущую ей письма. Представляла не внешне, нет, хотя образы седой леди и бунтующего подростка пропали. Просто Эмма чувствовала в этих письмах беспокойство о ней, а еще чувствовала семейные узы, связующие Реджину и Генри. Получив первое письмо, Эмма думала, что не может и мечтать о большем. Сейчас, получив второе, она понимала, что уже зависима от чувства ожидания. Что ей нравится ждать писем из штата Мэн. Это чувство наполняло лёгкостью и заставляло сердце биться чаще. На службе Эмма привыкла не терзаться сомнениями и быстро принимать решения, теперь, например, она решила не откладывать написание ответа в долгий ящик. Перечитав письмо, она вскочила и, взяв из соседней тумбочки лист и ручку, отправилась на поиски тихого места, где можно написать ответ.***
Декабрь 19, 2001 г. Привет, Реджина, Да у Вас растет маленький Пикассо. Я сохраню это письмо, и, когда он станет знаменитым, я буду одной из счастливчиков, владеющих картиной Генри в оригинале. Сколько ему, кстати? И насчет того, что письмо затерялось, это ничего, всякое бывает. Вы ведь не обязаны мне писать. Но я была очень рада получить Ваше письмо. Хорошо, что у Вас дома есть сыщик. Или всё-таки ресторанный критик? На случай, если Генри сжует до Рождества всю бумагу в доме, Счастливых Вам праздников. Эмма Свон. Реджина сняла очки и с задумчивой улыбкой посмотрела на письмо. Если она единственная, с кем Эмма переписывается, то можно поспорить, что для нее Рождество не особо радостное событие. Безразличный внутренний голос напомнил ей, что эта Эмма Свон — последний человек, о котором стоило бы думать, особенно за три дня до Рождества. Но еще громче говорила другая часть ее натуры, более сострадательная, та, которую она редко показывала кому-то, кроме Генри, напоминая ей, какими были для неё новогодние праздники с тех пор как родители умерли. Реджина знала, что такое одиночество. Знала, как это — хотеть человеческого тепла и сочувствия. В это Рождество она впервые не будет одинока, ведь ее сын спит в кроватке, одетый в пижаму с оленями. Она надеется, что у них будет еще много, очень много совместных праздников. И можно только представить, как тяжело Эмме, которая готовится отправиться на войну. Не её войну. В одиночестве и не имея никого, кого можно было бы назвать другом. Может быть, Генри смягчил ее сердце, а может, впервые грозный мэр Сторибрука сочувствовала кому-то. Так или иначе, она спрятала письмо в карман, чтобы позже положить его к первому письму Эммы, и включила компьютер, собираясь кое-что поискать.***
Дежурный бросил небольшую коробку на стол перед Эммой. Со стола посыпалась мишура, оставшаяся с вечеринки, которую солдаты, не получившие отпуск, устроили три дня назад. Эмма едва успела отклониться и убрать поднос. — Какого черта, мужик?! Дежурный пожал плечами: — Я всего лишь разношу почту, — и он ушел, толкая почтовую тележку, перебрасывая письма адресатам. Эмма закатила глаза, но пододвинула коробку ближе. Увидев, что посылка от Реджины, она удивленно подняла брови. Август присвистнул, заглядывая через плечо: — Она тебе это прислала? Эмма только кивнула, пытаясь сохранить спокойное выражение лица и не покраснеть. Она взяла конверт, аккуратно прикрепленный к коробке. На нем были вытеснены снежинки. Открыв его, Эмма увидела ярко-красную открытку, на которой был нарисован снеговик в обнимку с оленем. Эмма широко улыбалась, но когда увидела внутри открытки написанное от руки «Веселого Рождества!», улыбка стала еще шире. На открытке стояла выведенная крупными буквами разноцветная подпись — «ГЕНРИ». Ясно, что Реджина помогала ему. Левая сторона открытки была разрисована цветными каракулями. — Наверное, Генри нарисовал, — сказала Эмма, поднимаясь и пристраивая поднос на коробке, чтоб унести его. — Кто такой Генри? — Август слегка нахмурился. — Её сын, — Эмма уже направилась к выходу из столовой. — Вы с её сыном приятели? — крикнул Август, но ответа не получил. Поставив поднос у стойки, она почти бегом вышла в холл. Эмма сидела на своей койке, вокруг нее были разбросаны вкусности. Семечки, пара коробок сладких и соленых батончиков мюсли. На коленях у Эммы лежала коробка с разными вещами: маленьким швейным набором, зубной щеткой, антибактериальным гелем для рук и гигиенической помадой. Эмма никогда не получала посылок, не говоря уже о подарках, подобранных специально для неё. Нет, приемные родители, конечно, делали подарки к праздникам, но, скорее, чтоб показать органам опеки, какие они щедрые. Она вынимала каждую вещь из коробки так бережно, словно все они были из золота. Благодарность и удивление переполняли ее. Удивление, что незнакомому человеку не всё равно. Что незнакомый человек не только пишет ей, но и побеспокоился о том, чтоб прислать ей подарок к празднику. Может, для Реджины это не имело особого значения, но для Эммы это было важней целого мира. Сейчас всё её внимание было направленно на письмо с ее именем и званием, написанными почерком Реджины, лежащее на дне коробки. Эмма поспешно открыла его, позабыв про всё остальное содержимое посылки. Декабрь 23, 2001 г. Рядовой Свон, Я понимаю, что посылка может идти дольше, чем мне хотелось бы. На почте сказали, что заказывать экспресс-доставку смысла нет, потому что посылку должны будут еще отсортировать у вас в лагере, но попробовать стоило. Генри выбирал вкус семечек и открытку. Надеюсь, вы любите острый перец, но все равно я добавила еще и соленые, просто на всякий случай. Я не была уверена насчет того что Вам послать, но я просмотрела пару опросов и выбрала то, что обычно называют солдаты в числе пожеланий. Я надеюсь, что не перехожу границ. Ни в коем случае не хочу поставить Вас в неловкое положение. Просто я знаю, как неприятно проводить праздники в одиночестве. И, отвечая на Ваш вопрос, Генри восемь месяцев. Он только месяц назад начал ползать. Хотя, глядя на его скорость, Вы бы подумали, что он ползает с рождения. Ходить и разговаривать мы пока не начали. На случай, если посылка всё-таки дойдет вовремя, я надеюсь что Вы и Ваши сослуживцы встретили Рождество весело и в безопасности. Желаю Вам счастливого Нового Года, рядовой Свон. С уважением, Реджина Миллс.***
Декабрь 28, 2001 г. Привет, Большое спасибо Вам за подарки. Вы не представляете, как мне приятно. Не стоило беспокоиться. Серьёзно. Спасибо Вам. Скажите Генри, что мне понравились семечки и открытка. Я повесила ее на стенку рядом с его шедевром. Вы не переступаете границ. На самом деле, Ваш подарок — лучшее, что кто-либо для меня делал. И я бы хотела тоже подарить Вам что-нибудь. Эй, я только что поняла, что даже не знаю, что Вам нравится. Думаете, Вам понравился бы армейский нож? Я шучу. Просто шучу. И к тому же, я бы не смогла его послать. Но, правда, если я могу что-то для Вас сделать в ответ на Вашу доброту, только скажите. И вы, конечно, можете не отвечать, но откуда Вы знаете, что такое одинокие праздники? Знаете, Вы совсем не такая, какой я Вас представляла, получив первое письмо. Не то чтобы я хорошенько представляю Вас сейчас, но всё-таки. Я думала, ваш сын — подросток, а теперь я знаю, что он ещё маленький, и это уже кое-что. Я росла с приемными братьями и сестрами, и это ужас — наблюдать, как дети растут. То есть они правда так быстро растут. Вроде только что даже сидеть не могли, а уже прячутся по углам, стараясь выскочить и напугать тебя до смерти. Я настоятельно рекомендую поставить замки с предохранителями. Как думаете, какое у него будет первое слово? Ближе к «мама» или «папа»? Надеюсь, город доставляет Вам не очень много хлопот. И Вам удачи в новом году. Эмма. Январь 6, 2002 Уважаемая Рядовой Свон, Посылка не причинила мне беспокойства. Вы рады будете узнать, что Генри пускал слюни, когда я ему сказала, что Вы одобрили его выбор. Да, слюна — повод для радости. Вы верно предположили, что армейский нож мне не нужен. С ним я буду похожа на сторибрукского мафиозного босса. Как Вы поняли, преступность в моем городе процветает. Если я не на работе и не с Генри, я либо готовлю, либо читаю. Может и не оригинально, но зато позволяет расслабиться. Я по опыту знаю, что такое одинокие праздники. Но это не особенно интересная история. Моя мать была очень сдержанной, и к тому же я рано потеряла родителей, так что думаю, мы похожи, обе не имеем семей. Но у меня появился Генри. Я надеюсь, что первым словом всё-таки будет «мама». Он уже сейчас пытается говорить, но пока что только гукает и булькает. Однако доктора говорят, что он развивается нормально, и что каждый ребенок растёт в своем темпе. Я, конечно, ценю Ваш совет, но тут я Вас обогнала. У нас повсюду коврики, заглушки, задвижки. Знали бы Вы, сколько раз я опаздывала на встречи, просто потому, что задвижка не желала открываться. Наш шериф потратил целый день, устанавливая всё это. Когда речь идет о безопасности детей, лишняя осторожность не помешает. Счастливого Нового Года, мисс Свон. С уважением, Реджина Миллс. Реджина вывела последнюю «с» своей фамилии и еще раз взглянула на письмо перед тем, как запечатать его. Она мысленно отметила, что нужно купить еще конвертов, и тут из детской рации донесся плач Генри. Она быстро подписала конверт и положила его на стол, чтобы позже отправить. Выходя из кабинета и направляясь в детскую, Реджина еще не знала, что Эмма Свон стала ее новым, а может быть, и первым в жизни другом. Не знала, как часто она станет забегать на почту за новыми конвертами и марками. Не знала, что станет описывать Эмме, как растёт Генри и рассказывать, ей разные случаи из своей юности. Не знала, что будет успокаивать Эмму, когда однообразие службы будет давить особенно сильно, и когда Эмма будет бояться, что её отправят в Ирак. И, вынимая Генри из кроватки, чтобы переодеть, целуя и успокаивая его, Реджина находилась в блаженном неведении, не зная, что после трёх лет переписки, она, наконец, встретит Эмму Свон.