Letters from war/Письма с войны

Сентябрь 30, 2004. Багдад, Ирак, военная база Виктори. Эмма успела позабыть, до чего тут жарко. Воздух был влажный, и пыль, поднимающаяся с сухой земли, царапала горло, мешая нормально дышать. Форма казалась тесной и стесняла движения, снаряжение давило на плечи, но это ощущение было знакомым. Оно помогало вспомнить, что это уже не первая командировка сюда. Двадцати четырёх часовой перелёт был одновременно самым долгим и самым коротким путешествием в её жизни. Когда их отправили в Ирак впервые, Эмма нервничала и тревожилась, но даже несмотря на это ждала этого, думая, что будет, наконец, делать то, для чего её готовили. Будет представлять свою страну, свой народ. Станет одной из тех солдат, о которых поют в песнях. Станет героем. Но не сейчас. Сейчас она хотела оказаться где угодно, только не здесь. Её могли послать куда угодно, но она снова летит на Ближний восток, наверное, их отобрали для этой командировки, потому что у них уже есть опыт. Будь она кем-то другим, путешественницей, например, или пусть даже преступницей в бегах, она с удовольствием поехала бы в Багдад. Но только не как капрал Свон. Не солдатом, исполняющим свой долг. Багдад красивый город, древний. Девушке нравилась его культура, так сильно отличающаяся от западной, его улицы и ландшафт, и колорит его живописных рынков. И люди. Конечно, местные настороженно к ней относились, в конце концов, она ходила по улицам, одетая в форму и с автоматом. Эмма понимала их, если б по улицам её города ходили вооруженные солдаты чужой страны и смотрели бы на неё как на потенциальную преступницу, она вела бы себя точно так же. Но, всё равно они хорошие люди и, в большинстве случаев, охотно сотрудничают. Иногда они с товарищами дарили местной малышне игрушки и всякие мелкие безделушки, и, глядя как дети улыбаются, Эмма чувствовала себя Санта-Клаусом, она слушала заразительный детский смех мальчишек, игравших в футбол, и понимала, почему старина Ник всё еще не бросил свою работу. Иногда они помогали местным восстанавливать обстрелянные школы и другие здания, и тогда каждый кирпич, положенный в кладку, казался Свон маленьким шагом в лучшее будущее для этой страны и этих людей. Эти моменты своей работы Эмма любила, но, к сожалению, гораздо чаще девушка сталкивалась с другой стороной своей профессии, той, что не давала ей сомкнуть глаз ночами, той, что как раз и обеспечила её опытом для повторной отправки в Багдад. И, честно говоря, она легко без нее обошлась бы. Поступили новые разведданные о местоположении боевиков, и Эмма попала в число тех пяти тысяч счастливчиков, которые должны были найти их и обезвредить. Когда неделю назад, ещё в Джорджии, им это сообщили, Свон и её сослуживцы лишь кивнули. Они покинули конференц-зал с одинаково непроницаемыми лицами, приученные не обсуждать приказов. Но в глазах у глядящих прямо перед собой солдат, и у мужчин, и у женщин, читался один и тот же вопрос: «Как же сообщить об этом близким?» Эмма чувствовала себя так, будто её внутренности завязались узлом, и могла думать только о том, что, видимо, возвращение в Сторибрук случится позже, чем она надеялась. Нил был сам не свой, она никогда не видела его таким расстроенным. Обычно не унывающий, он в этот раз забился в самый дальний угол казармы и долго говорил с Тамарой по телефону. Наверное, он еще не скоро увидит своего ребенка. Почти весь вечер мужчина молча смотрел на снимок УЗИ, а потом, одолжив у Эммы пару листов бумаги, сел писать письмо своему еще не родившемуся сыну или дочке. - Надо ведь что-то сказать ему, если со мной что случится, правда? – пояснил он, отвечая на вопросительный взгляд блондинки. Сама девушка выплеснула свои эмоции, оттачивая в спортзале навыки рукопашного боя. Ей всегда было сложно сдерживать свой гнев, и кипятиться она начинала быстрее, чем остальные. Конечно, она ожидала что их отправят в Ирак второй раз, это было очевидно, но, в глубине души, Эмма надеялась, что её эта участь минует. И она была просто в бешенстве, хоть и понимала, что это неразумно. Так что Свон выпустила пар на занятии по начальной боевой подготовке, отправляя в нокаут новобранцев одного за другим и заставив их раз и навсегда забыть мужское убеждение, что «девчонки не умеют драться». Вернувшись в казарму, она сразу вырубилась, погрузившись в сон без сновидений, но, даже спящий, ее мозг не переставал прокручивать в голове мысль, что на следующей неделе она сядет в самолет, летящий в Ирак. И утром Эмма первым делом позвонила Реджине. Блондинка едва заставила себя набрать номер. Если Эмма сообщит об этом Реджине, придётся и самой поверить в неизбежность отправки. Но ей хотелось, ей нужно было услышать успокаивающий бархатистый голос, уверяющий, что Миллсы будут ей писать и рассказывать, что с ними происходит, что Реджина будет ждать её возвращения. Реджина только пришла в мэрию, когда раздался звонок. Обычно Эмма не звонила брюнетке на работу, но сейчас желание услышать её было слишком отчаянным. Их соединили по частной линии, и девушку накрыла волна облегчения, когда из трубки раздалось хриплое: - Эмма? - Хэй. - Эй. Как ты, солдат? Эмма вздохнула, взъерошив волосы. - Эмма? – озабоченно переспросила Реджина. - Нас переводят, – девушка произнесла это быстро, надеясь, что так будет легче. Два слова, и мэр Сторибрука застывает, как громом пораженная. Повисло молчание, нарушаемое только стуком сердца в ушах. Эмма не была уверена, слышит она свое сердце или сердце Реджины, или оба они бьются теперь в унисон, но этот звук утешал ее, почти успокаивал, как будто время застыло на несколько мгновений. - Когда? – голос Реджины был напряженным. - В следующий вторник. - Во вторник? – ахнула Миллс. – Но ведь это меньше, чем через неделю! - Знаю. - Куда тебя посылают? - Обратно в Ирак. Услышав это, Реджина не смогла сдержать тяжелого сердитого вздоха: - Неужели это необходимо? Следующую фразу она добавила в полголоса, Эмма поняла, что это, скорей, мысли вслух, а не вопрос, обращенный к ней: - Кажется, мы посылаем туда больше солдат, чем возвращаем домой. С каких пор наша страна придерживается политики вращающихся дверей? Эмма улыбнулась, вспоминая, какой вспыльчивой иногда может быть мадам мэр. - Тебя бы нам в президенты, – вздохнув, прошептала блондинка. - Поверь, будь мама жива, я уже хозяйничала бы в Белом доме. - Будь это так, ты добилась бы мира во всем мире или ввергла бы землю в хаос абсолютной анархии. - Ну, я же не тиран, – фыркнула Реджина, – а если бы даже и была, я знаю, за что стоит воевать. - Эй, – Эмма попыталась успокоить брюнетку, – ты оглянуться не успеешь, как я вернусь. Реджина промолчала, и Эмма слышала, как женщина медленно и глубоко дышит, стараясь удержать рвущиеся наружу слова. - Обещай, – наконец взволновано произнесла она. - Да. Я обещаю. Этот разговор стал последним до отправки, и, если верить на слово сослуживцам, в Ираке связь просто ужасная. Так что даже если Эмма найдет время выстоять часовую очередь, ради десятиминутного разговора (правило особенного телефона тут не действовало), не факт, что им удастся поговорить. Что ж, письма – наше всё, думала Свон, аккуратно пристраивая рюкзак в изножье койки. После приземления им дали время расселиться по баракам. Рекс уже привыкал к новому месту, сидя на одеяле, их с Реджиной фотография была надёжно спрятана в карман кителя, потому что после разговора с Нилом Эмма не рисковала хранить снимок под подушкой. Остальные фотографии лежали в рюкзаке, ожидая, пока их повесят на стены. Эмма сняла с головы кепку и теперь сидела на своей койке, ожидая положенного инструктажа. Девушка попыталась мысленно посчитать, сколько они здесь пробудут. Наверное, год или чуть меньше. Успеет ли она домой к Рождеству? Конечно, нет, но мысль о том, что ей есть, с кем праздновать Рождество, наполнила сердце Эммы радостью, и она едва сдержала довольную улыбку. Она кивнула Нилу, разместившемуся на соседней койке. Едва подойдя к месту, где ему предстояло спать, он повесил на стену их с Тамарой фотографию, приглядевшись к которой, Свон поняла, что она сделана во время прогулки на пароме. Пара улыбалась, глядя в камеру, а позади них высилась Статуя свободы. Рядом Нил прикрепил сонограмму и только после этого затолкал под кровать сумку, пробормотав: - Дом, милый дом. Эмма слегка улыбнулась в ответ, но не успела ничего сказать, потому что в казарму вошел бригадный генерал Спенсер. Они замерли по стойке смирно у своих кроватей. Генерал быстро двинулся вглубь казармы, удовлетворенно кивнув дисциплинированности подчиненных и их готовности подчиниться его власти. Проходя мимо Эммы, он задержался, смерив её с головы до ног взглядом, в котором презрение мешалось с плохо скрываемой похотью. Он будет командовать ими, приказывать им, что и как делать, и Эмму это бесило. Не то, что ей будут приказывать, нет, к этому Свон привыкла, но она не доверяла ему. Никогда не доверяла. А теперь он командует их частью, и ей придется подчиняться человеку, который не скрывает своих сексистских взглядов и почти не пытается скрывать склонностей к расизму. Он был сторонником всех тупых предрассудков, какие только можно придумать, и теперь он её начальник. - Застегнитесь, Свон, – он произнёс эту фразу тоном, максимально подчеркивающим его превосходство. И девушке ничего не оставалось, кроме того, чтоб застегнуть до верху и без того тугой ворот кителя. Наградив Эмму ещё одним презрительным взглядом, генерал пошел дальше. - У нас впереди несколько долгих месяцев, ребята, – дойдя до конца прохода, Спенсер развернулся и пошел назад. – Местное правительство медленно поддаётся нашему демократическому влиянию и становится цивилизованнее. Но Аль-Каида всё еще представляет угрозу. Боевики продолжают насиловать, грабить, убивать. Убивать наших мужчин. Наших братьев. Мы обнаружили несколько баз, принадлежащих Аль-Каиде, и в течение года мы должны прекратить их террористическую деятельность. Покажем им, что в нашей стране это неприемлемо, – он помолчал и окинул всех холодным взглядом. – Любой ценой. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Октябрь 17, 2004. Ирак, местоположение неизвестно. В Ираке неизменными спутниками солдат были грязь и скука, и сейчас Эмма на собственном опыте в очередной раз в этом убеждалась. Они застряли посреди пустыни, и девушка сидела, прислонясь спиной к ящикам с оборудованием, нужным для установления спутниковой связи, под слабо укрепленным тентом. Рядом сидели несколько человек из команды медиков. Их отряд прибыл сюда двенадцать часов назад, к счастью, успев укрыться от надвигавшейся песчаной бури. Сегодня у Эммы день рождения, и впервые за три года Реджина ничего не прислала к празднику. Конечно, это не вина брюнетки, Эмма ведь должна первой написать, чтоб Миллс знала, по какому адресу слать письма и посылки. И хотя разумом Свон это понимала, на сердце у неё всё равно было тяжело. По правде, Эмме не нужны были никакие напоминания о том, что она стала на год старше. Наконец-то совершеннолетняя, – сказала бы Реджина и, может быть, добровольно налила бы ей второй стакан сидра. Может, даже с коварной усмешкой на губах. А сейчас блондинка даже не могла надеяться на то, чтоб получить письмо. Они покинули лагерь, чтобы, как любили говорить новобранцы, «исследовать вражескую территорию». Она послала письмо в Мэн примерно две недели назад, значит, Реджина скоро его получит. Если прибавить медлительность почты к тому факту, что Эмма сидит в Богом забытой чертовой пустыне, то можно надеяться на долгожданное письмо не раньше, чем через месяц. Господи, как же долго! Поэтому Эмма сидела, прислонясь к ящику и вытащив из рюкзака все письма и фотографии. Сегодня она стала на год старше, и единственное, о чем девушка думала, так это о том, что она должна сейчас быть в Сторибруке, с семьёй, на вечеринке в белом особняке. Она должна пальцем стирать крем с подбородка Реджины, радостно улыбаться друзьям и изо всех сил стараться не выглядеть смущенной, когда они начнут хором петь «С днём Рождения тебя!» Прислонившись затылком к ящику, Эмма глубоко вздохнула и, посмотрев на снимок, на котором они с Реджиной и Генри улыбались, стоя рядом с огромным тортом, нежно провела по лицам Миллсов подушечкой большого пальца. Подумать только, с того дня уже полгода пролетело. Куда делось время? Интересно, что Реджина и Генри делают сейчас? Она всё бы отдала, чтобы хоть минуту с ними поговорить. Просто услышать их. Конечно же, она купила телефонную карточку, но времени позвонить не было. Даже мобильный Нила не мог ей помочь, он и в лагере-то ловил всего в нескольких местах, а здесь, посреди пустыни, они и вовсе были отрезаны от мира. - Эй, – Кэссиди присел рядом с ней, чуть поддев ее плечом, – скучаешь по дому? Эмма повернула фотографию, показывая ему: - Они устроили для меня раннюю вечеринку в честь дня рождения. Совместили её с провожанкой, так что получилось два в одном, так сказать. - Это очень мило, – улыбнулся Нил, рассматривая фото. – Когда у тебя день рождения? - Сегодня. - Что?! – Нил выпрямился, глядя на девушку. – Эмс, почему я узнаю об этом только сейчас? - Ну, ты много, о чем узнаешь только сейчас, – возразила она. - Знаю, но это же день рождения! – он наклонился, стягивая рюкзак со спины, и, открыв его, начал что-то искать. Наконец, он вынул энергетический батончик и смущенно протянул его Эмме. – С Днём Рождения. Она недоверчиво глянула на батончик, покачав головой. – Не нужно, спасибо. - Это с’мор*, между прочим, – улыбнулся Нил, поддразнивая её. Эмма насмешливо улыбнулась, но приняла батончик: - Спасибо, транжира. - Всё для тебя, – весело откликнулся Нил. Демонстрируя свою благодарность, блондинка открыла батончик и стала медленно есть, громко жуя, растягивая свой подарок. - Эй, – Нил заговорил тише, так, чтоб его слышала только Эмма, – можно я тебя спрошу про твою семью? Она доела батончик и смяла обёртку, пряча её в карман. Услышав вопрос приятеля, Эмма закатила глаза. - Хочешь знать, кто сверху? – сухо бросила она. - Воу! – хохотнул Нил примирительно подняв руки, не давая ей договорить. – Нет, у меня нормальные вопросы, но если ты хочешь об этом поговорить… - и он озорно улыбнулся. Эмма толкнула его в плечо: - Ладно, что ты хочешь знать? - Вы встречались до того, как ты пошла в армию, всё это время? Она покачала головой и прищурилась, вспоминая, как именно они встретились. Казалось, с того столкновения в кафе и конфискованного жука прошла целая жизнь. - Август вписал меня в программу переписки. Ей досталась я. - Ага, во всех смыслах, – парень ухмыльнулся. - Заткнись! - Эмма стукнула его по плечу, но на лице у неё расцвела улыбка. - Так что, вы подружились, и ты начала в красках расписывать ей, какая ты сильная и храбрая? Эмма опять покачала головой, вспоминая некоторые моменты их с Реджиной переписки. Она радостно улыбнулась, этот разговор немного облегчил её тоску и унял тревогу ожидания. - Нет. Она просто… Не знаю, но почему-то ей было не всё равно, понимаешь? Ей было интересно, в порядке ли я, не ранена ли, как у меня идет служба. Она хотела знать обо всем. Когда Август лишился ноги, она разговаривала со мной об этом и успокоила меня, даже находясь на другом конце света. - Так значит, это благодарность? – скептически спросил Нил. - Нет, – ответила девушка и, немного подумав, добавила. – Конечно, я благодарна ей, но это не все. Не это главное. Понимаешь, у себя в городе она мэр, и все боятся её. Для всех она этакая Злая Королева с ледышкой вместо сердца. Все думают, что она кроме сына никого не любит. - Да, стервы чертовски сексуальны, – поддразнил Кэссиди, получив в ответ убийственный взгляд. Убедившись, что парень прикусил язык, Свон заговорила снова: - Но со мной она никогда такой не была. Ну, специально, то есть, – поправилась Эмма. – Она доверилась мне, она пустила меня в дом, познакомила с сыном. Она впустила меня в свою жизнь. Они немного помолчали, и Нил насмешливо ухмыльнулся: - Да-а, ты круто влипла, Эмс. Что, мне готовиться гулять на свадьбе? Серьёзно, я уже слышу свадебный марш! Эмма засмеялась вместе с ним: - Нет. Но, ты прав, я круто влипла, – без тени смущения признала она. - Здорово, правда? – загадочно обронил Кэссиди. - Что? - Не прятаться. Просто поговорить с кем-то о ваших девичьих штучках. Эмма весело хмыкнула, но тут же вызывающе вздёрнула бровь: - Ну, если ты хочешь поговорить о девичьих штучках… - Не-е-ет, – с наигранным испугом простонал Нил и слегка ткнул её в щеку. Эмма, смеясь, толкнула его в ответ. Конечно, она не признается в этом Нилу, но он прав. Здорово не скрывать чувств, которые стали важной частью её самой. И пусть она может рассказать об этом только ему. Ей повезло, что из тысяч солдат с ней рядом служит именно лишенный предрассудков Нил. Он поддерживает её. Другим повезло намного меньше. К тенту подбежал Хольт, тоже попавший в число счастливчиков, которым доверили выяснить местонахождение Аль-Каиды. Он кивнул, в знак приветствия: - Буря кончилась. Этого Эмме с Нилом было достаточно, и они молча встали. Нил надел шлем, и Хольт повел их туда, где уже собрались остальные. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- - Господи, ну и пекло! – простонал Нил, наверное, в сотый раз. Солнце палило, и даже ночи в пустыне не приносили желанной прохлады. Нил жаловался на жару не переставая, так что каждый в их отряде из двадцати человек уже был готов его прибить. - Мы уже поняли, Кэссиди, – откликнулся идущий позади Фред. – Вы, ньюйоркцы, плохо переносите жару. - Нарываешься, Алабама? - Не вопрос, Кэссиди. - Если что, я ставлю на Хольта, – Эмма хитро ухмыльнулась. - Значит так, да? Предательница, – обиженно протянул Нил. Они шли по пустыне уже три дня, по ночам выставляли караулы и спали посменно. Вокруг не было никаких признаков цивилизации, если не считать оставленного позади тента. Разведка снабдила их точными координатами места, где засекли активность Аль-Каиды, и теперь они направлялись в ***. Фишка была в том, что террористы обосновались прямо в центре самой обычной маленькой деревушки. Там живут самые обычные люди, далёкие от войны. И, скорее всего, они одинаково сильно боятся и боевиков, взявших деревню под контроль, и их, американских солдат, несущих мир. Сказать, что дело деликатное – ничего не сказать, ведь на кону жизни ни в чем неповинных людей. Только вот Эмма была готова спорить на что угодно, что генерал Спенсер смотрит на это по-другому. Он явно сторонник логики «Манхэттенского проекта»**. Убейте сотню ради спасения тысячи, а если убитые еще и не окажутся американцами, что ж, тем лучше. - Если быстро дойдем до места, может, вернемся по домам к Рождеству, – раздался из середины отряда голос Кеннеди. Парень недавно окончил Вест-Пойнт, и это была его первая командировка на Ближний восток. Вообще говоря, он был хорошим солдатом, только уж очень любил выпендриваться, это раздражало. Остальные дружно расхохотались. - А что, ты уже планируешь рождество, Кен? – пробасил Хали, амбал, два на два, бывший на голову выше всех остальных во взводе. - А что? Я просто говорю, что мы можем по-быстрому надрать пару террористических задниц и успеть домой вовремя, чтоб поесть индейку. Пара человек снова рассмеялась, подзуживая самодовольно ухмыляющегося парня, но Эмма и остальные просто покачали головой на этот комментарий. Невежество и самовлюбленность Кеннеди уже успели превратиться в отряде в притчу во языцех. - Когда я до них доберусь, эти паки даже не поймут, откуда им прилетело, – продолжал бахвалиться Кен. - Что? – переспросил Фредерик, резко останавливаясь. - Мы в Ираке, мужик, – быстро встрял в разговор Нил, надеясь, что желторотик догадается заткнуться. - Да без разницы. - Есть разница, – жестко бросил Хольт. И без того неуютный влажный воздух будто накалился от его резкого тона. Фред был одним из самых славных парней, которых Эмма встречала в жизни, но даже добряка может бесить чужое невежество. - Между нами и Пакистаном сейчас пара стран минимум, – добавила Свон. Не только Фреда разозлило замечание необстрелянного салаги. Нил не дал Кену ответить, снова вмешиваясь в разговор: - Но если парень прав, и мы вернёмся к Рождеству, то я совсем не против влить в себя пару порций яичного коктейля и столкнуться с Тамарой под омелой. Нил всегда умел улаживать назревающие стычки во взводе, но иногда темы, которые он выбирал для отвлечения внимания, вызывали у Эммы настойчивое желание насмешливо закатить глаза. Кажется, в этот раз, ей удалось сдержаться. - Кому нужна омела? – отозвался Хали. – Да я из постели не вылезу, когда домой вернусь. На этот раз девушка таки закатила глаза. Иногда находиться в мужской компании просто отстой. Она вполуха слушала, как ребята хвастаются друг перед другом на все лады, расхваливая своих девушек и жен и мысленно самодовольно ухмылялась. Наверное, эти девушки милые и симпатичные, спору нет, но Эмма была уверена, что Реджина даст им фору всем вместе взятым. Те несколько поцелуев, случившихся в самую счастливую неделю лучшего месяца в жизни Эммы были, пожалуй, самым интимным и нежным из всего, что у неё случалось. Нет, разумеется у Свон был кое-какой опыт, изредка она обжималась с кем-нибудь на заднем сидении машины или в темных аллеях в парке, в учебке у неё был даже короткий роман, не роман даже, а так, отношения на пару раз. Всё это было любопытство и ничего более. Понравится ли ей целовать Стефании Кобальт? Джексон Мур флиртовал с ней, так кому есть дело до того, что его ладони были слишком жесткими? Но Реджина… У Реджины нежная кожа, тёплая и мягкая, и когда Эмма, наконец, поцеловала её, она хотела целовать эту женщину не останавливаясь до конца дней своих. За их короткие совместные семь дней они не зашли дальше ласк сквозь одежду, и иногда Эмма не могла поверить, что ей удалось устоять под натиском чар Реджины Миллс, учитывая, что у брюнетки каждая улыбка, каждый взгляд, были совершенным оружием искушения. Она хотела дать Реджине много больше, чем одну ночь или даже одну неделю абсолютного счастья. Когда они лежали рядом после вечеринки в честь дня рождения, девушка говорила чистую правду. Она хотела приглашать Миллс на свидания, и свозить их с Генри в Бостон, и проснуться с Реджиной в одной постели Рождественским утром, потому что малыш разбудил их и зовет открывать подарки, которые принёс Санта. Она хотела дать Реджине отношения, которых та заслуживает. Отношения. Эмма улыбнулась этой мысли. У них с Реджиной отношения. И пусть они начались очень необычно, но сейчас блондинка хотела всё сделать правильно. - А как насчет тебя, Свон? – вопрос Нила отвлёк девушку от её мыслей, и она подняла взгляд на мужчину. Кэссиди многозначительно улыбался. – Найдешь себе кого-нибудь с членом, чтоб поразвлечься на Рождество? - О Боже! – Эмма скривилась со смесью брезгливости и досады. Ребята захохотали, видя такое явное недовольство. Сердито застонав, блондинка довольно сильно стукнула Нила кулаком в плечо. Тот покачнулся, но беззаботно пожал плечами. Да, «мужской клуб» в действии. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Та ночь не вошла в учебники истории, как окончание войны, и в новостях о ней тоже ничего не рассказали. Это, черт возьми, и неудивительно, много чего из того, что происходило в Ираке, замалчивалось, особенно если гибло гражданское население. Но для Эммы эта ночь стала одной из самых страшных в её жизни. Таких моментов в её прошлом было немного, и этот их бой с засевшими в укрытии сторонниками Аль-Каиды довел девушку практически до предела её эмоциональных возможностей. Трое суток они шли почти не останавливаясь, ели на ходу и позволяли себе только короткий настороженный сон, больше похожий на полудрёму. Их отряд достиг окраины маленькой деревни поздно ночью или, вернее сказать, ранним утром. По данным разведки, боевики базировались менее чем в двух километрах отсюда. А потом они ждали. Два дня сидели в траншее, наблюдая за жизнью деревни. Она ничем не отличалась от других поселений. Низкие дома, построенные из каменных блоков, скреплённых раствором извести. Двери в них были узкие, и высоты проема обычно как раз хватало, чтоб самый высокий член семьи мог войти внутрь, не ударившись о притолоку. На бельевых верёвках развешаны черные абаи*** и белые джалабии****. Эмма даже уже успела привыкнуть к планировке поселений, где каждый следующий ряд домов располагался чуть выше предыдущего. Всякий раз, когда девушка рассматривала иракские деревеньки, у неё складывалось впечатление, что они будто нарисованы на холсте небрежными, резкими угольными линиями. А еще они напоминали кипящий жизнью муравейник. По просёлочным дорогам постоянно сновали люди, ребятня целыми днями гонялась друг за другом, играя в «казаки-разбойники», пока их матери и сёстры делали покупки на рынке или у захожих торговцев. Мужчины каждое утро гнали на выпас стада коз, а куры бродили по улицам, сбиваясь в стаи, как городские голуби. Всё это было таким безвредным, приятным, таким мирным. Но и она, и её товарищи знали, что в этой мирной деревушке, в одном из зданий, в школе, в кладовке лавочника, может, даже в доме какой-нибудь старушки, хранится нелегальное оружие, много оружия, на огромные суммы, которое террористы используют, чтоб добиваться своих целей. Они уже засекли мотоцикл и повозку, груженые оружием. Они подъехали ночью к самому ухоженному дому в деревне. Ясно, стало быть, лидер боевиков обещал жителям защиту, если они закроют глаза на один маленький безобидный захват собственности. На вторую ночь солдаты начали действовать. В полной темноте выбрались из траншеи и поползли к деревне, по пути они видели пару припозднившихся прохожих, но сами остались незамеченными. Разделившись на группы по пять человек, они окружили деревушку с четырёх сторон. В пятерку Эммы кроме неё самой вошли: Нил, Фред, Кеннеди и Хали. Им выпала честь перекрыть деревню с южного направления, которое было наиболее скрытым. Было холодно, холодней, чем в предыдущие ночи, но Эмма не могла сказать с уверенностью, был ли в этом повинен скачок температуры или холодный пот, бегущий по ее спине. Адреналин гудел в венах, обостряя чувства. Свон шла в середине неслышно крадущейся группы, внимательно и настороженно вглядываясь в окружавшую их темноту, стараясь уловить любое движение, любой подозрительный шорох. Остальные пятерки так же тихо двигались к своим позициям. Девушка была точно уверена только в одном – этой ночью что-то произойдет, хорошее или плохое, не важно. Она точно знала, что именно к этому моменту её готовили всё это время. Тренировали, чтобы сейчас она лёгкой тенью подкралась к противнику и обезвредила его. Этой ночью произойдет что-то, о чем снимают все эти военные фильмы. И она была права. За время своего наблюдения они заметили, что в доме в центре селения свет горит ночами напролет. Именно около этого дома остановились мотоцикл и повозка, чтоб выгрузить оружие. Фреду удалось подобраться поближе, и он увидел, как вносили в дом около сотни АК-47, пулеметы и несколько ящиков гранат. И это было далеко не всё, в остальных ящиках наверняка были боеприпасы. Значит, есть вполне реальная вероятность, того, что, когда завяжется бой, им придётся столкнуться не только с отрядом боевиков, но и с вооруженным взрослым населением деревни. А если так… Эмма быстро прикинула в уме, перевес будет примерно десять к одному и совсем не в пользу её отряда. Северная команда направилась к главным воротам, в случае лобовой атаки они попадут под удар первыми. Именно поэтому в неё вошли самые опытные солдаты, их общий стаж службы составлял, не много не мало, шестьдесят лет. По плану, они должны были проникнуть в укрытие, захватить командира отряда Аль-Каиды Хусейна Аль-Джамиля, матерого боевика, известного своей жестокостью, с несколькими судимостями за плечами. С повстанцами, которые оказывали террористам поддержку, предстояло разобраться местной полиции, а отряд Эммы должен был конфисковать оружие. Хотя Спенсер, отдавая приказ, сказал, что они должны убедиться, что повстанцы и боевики больше не представляют угрозы. Задержать и конфисковать, мысленно повторяла Свон снова и снова, пока они взбирались на крыши домов, окружавших логово террористов. Задержать и конфисковать, и они смогут вернуться домой. Никто не должен пострадать. С запада темноту на мгновение прорезал луч света, с востока ответили тем же, значит, ребята уже на позициях. Хали щелкнул фонариком, сигнализируя их готовность начать операцию. Они замерли в ожидании. По крыше гулял сквозняк. Ветер дул в уши Эмме, пока она настраивала прицел своей М-16, примериваясь к окнам дома. Она видела, как двигаются тени на стене комнаты, и хотя они были нечеткими, девушка сразу поняла по грации движений, что в комнате находится женщина с ребёнком. Рамирес, командир северной группы, ударом ноги вынес тяжелую деревянную дверь, будто та была из картона. Тени торопливо дернулись, и Эмма увидела, как маленькая фигурка высунулась из окна, всего на секунду, потому что женщина тут же оттащила её назад. Улица огласилась громкими проклятиями. В каждом доме жили чьи-то мужья и отцы, желавшие защитить свои каменные дома, и теперь они проклинали их, захлопывая ставни на окнах. Рамирес не успел переступить порог, раздался взрыв, шипение, и северную команду окутало плотным белым облаком из газа и пыли. Крики стали громче, когда из дома выбежал мужчина, одетый в джалабию, с гутрой*****, прихваченной игалем****** на голове. Он вслепую палил в воздух из винтовки. Следом выбежали еще двое, тоже вооруженные и гораздо выше и крепче первого. - Бросьте оружие! – громко приказал Рамирес. Несмотря на дым, дуло его винтовки смотрело Хусейну в грудь. – И сдайте остальное вооружение и боеприпасы, хранящиеся в доме! - هذا هو بيتي! هذا هو بلدي! – зло крикнул араб, смело шагнув вперед и направляя винтовку на Рамиреса. - أنت واحد الذي يهددنا!******* Иракец не заметил, что один из солдат отделился от группы и, обойдя дом кругом, подошел к заколоченному досками окну. Но Эмма заметила это и теперь следила за его движением, готовая прикрыть. Прикладом винтовки мужчина выбил доски и заглянул в окно. Внезапно кто-то находящийся в доме резко ударил его прикладом автомата в переносицу, отбрасывая на землю. - Надо что-то делать, – проворчал Хали рядом с Эммой и темной массой скатился с крыши, по-кошачьи приземляясь на ноги. С востока вспыхнул свет, и девушка поняла, что восточный отряд оставил позиции и теперь подбирается к ним, стараясь остаться незамеченными. Она мягко спрыгнула с крыши следом за Хали. Но тут произошло то, чего Эмма опасалась. Двери соседних домов начали открываться одна за другой, в их окнах загорелся свет, и блондинка убедилась в том, что их хозяева вооружены. Мужчины были одеты так же, как Хусейн, и держали в руках кто длинный тяжелый нож, больше похожий на мексиканский мачете, кто винтовку или автомат. В одном из домов закричала женщина, видимо, умоляя мужа не ходить на улицу, раздался звук пощечины и крик оборвался. Мужчина побежал к дому Хусейна. Однако добежали к цели не все, один за другим они падали на землю, восточная команда, оставшаяся незамеченной, четко делала свою работу, прикрывая остальных солдат. Хусейн что-то выкрикнул и без предупреждения выстрелил в Рамиреса. Пуля попала тому в плечо. Бой начался, и для Эммы всё остальное отступило на второй план, но даже теперь она как сквозь густой туман слышала тихие женские голоса, читавшие молитвы, и плач испуганных детей. Когда Рамирес упал, Хусейн и двое его подельников скрылись в доме. Остальные повстанцы, которых миновали пули, посланные восточной командой, приближались к ним. На мгновение Эмме показалось, что она вернулась в свой кошмар, в котором стояла одна против разъяренной толпы. Она моргнула, но они не исчезли, и бой не стих. Девушка на секунду зажмурилась. Это реальность. Крики становились все громче, а проклятия всё яростнее. И на этот раз рядом с ней её товарищи. Стрельба отдавалась звоном в ушах, пули взметали с земли под ногами фонтанчики пыли и камешков. Слишком близко они пролетали, и уже не понять было, стреляют ли противники или кто-то из своих. Да и какая разница? Пули слепы. Они повернулись вовремя, чтоб увидеть, как дверь дома открывается, и из неё летит бутылка с коктейлем Молотова. - В укрытие! – заорал Хали, перекрывая шум боя. Они нырнули за стену ближайшего дома, мысленно благодаря всех богов, что он каменный. Раздавшийся взрыв был таким громким, что его, наверное, слышали даже на другом конце деревни. Взрывная волна сотрясла почву, и Свон подумала, что земля сейчас расколется к чертовой матери, и все они полетят прямиком в пекло. Сверху посыпались щебень, песок, комья земли и Бог знает что еще. Легкие наполнились дымом и запахом бензина. Эмма закашлялась. Но ни взрыв, ни надсадный, разрывающий грудь кашель не заставили её потерять головы. Она стряхнула землю со шлема и осторожно огляделась. Северная пятерка поднималась с земли, вроде, никто из них не ранен. Фред и Нил вышли из-за фургона, стоящего неподалеку. Хали лежал на земле лицом вниз, разом утратив весь свой грозный вид. Темнота отступила под натиском огня, перекинувшегося на соседние дома. Деревянные, крытые соломой, они вспыхнули факелами и теперь полыхали ярко, как сигнальные огни маяков, призывающих корабли в родную гавань. Зрелище это было прекрасно в своей разрушительной мощи, но некому было любоваться им кроме того, кому молились сейчас женщины селения, если он конечно существует. Бог. Аллах. Ничто не могло остановить неотвратимое. Они тонут в огненном море, и гавань всё дальше и дальше. Скоро волны пламени и плавящегося металла захлестнут их. Улица наполнилась разноголосыми криками, и воцарился хаос. Местные, которые не ввязывались в бой до этого, высыпали наружу после последнего взрыва. Во многих домах двери посносило с петель. Испуганная толпа. Матери прижимают к груди младенцев, детей постарше несут на руках или за спинами отцы. Старики торопливо прихрамывают. Как отличить теперь мирное население от тех, кто представляет угрозу? Чутьё никогда не подводило Эмму, но в этот раз Свон не могла ему довериться, ставки слишком высоки. Хусейн снова выбежал из дома. Его люди, не переставая, палили в ту сторону, где всё ещё укрывалась восточная команда. Но араб не остался один, он прижимал к себе женщину и ребенка, мальчика лет шести, тех, чьи силуэты Эмма видела в доме. Теперь Хусейн прикрывался ими, выкрикивая приказы. Эмма перестала слышать выстрелы, крики, смолк даже звон в ушах. Всё, что она слышала теперь, это плач маленького мальчика. Малыш вцепился в ткань абаи, уткнувшись матери в шею. По лицу женщины текли слёзы, муж сзади обхватил рукой её шею и, видимо, этот захват мешал ей дышать. К её боку Хусейн прижимал пистолет. Плач мальчишки буквально пригвоздил Эмму к земле. Он трясся от страха, а его мать прижимала его к себе, прикрывая собой, как щитом, позабыв, что ей самой угрожает опасность. Эмма вздрогнула. Отделившись от своей команды, она побежала, стараясь разминуться с напуганной толпой. Пару раз она в кого-то врезалась, но, не обращая внимания на испуганные крики, бежала дальше, скрываясь за стенами домов. Она обогнула дом Хусейна с востока и, скорчившись, присела за бочкой с водой. Западная команда теперь заменила северную на их позициях. Двое прикрывали окровавленного и покрытого ожогами Рамиреса, а остальные поливали противника огнем. Никто из них не видел Эмму. Она сняла с плеча винтовку и прицелилась в Хусейна, размахивавшего пистолетом. Опора деревянного навеса немного перекрывала обзор. Девушка нервничала. Его жена слишком близко к нему, и на руках у неё маленький ребёнок. Промахнись она хоть на полдюйма, и пуля достанется женщине и мальчику. И Хусейн развернётся и прострелит ей голову. Но нужно попробовать. Прищурившись, Свон склонилась к прицелу и вздохнула, спуская курок. Хусейн покачнулся, взметнув руки кверху, пистолет выстрелил в воздух, не причинив вреда женщине и ребенку. Через секунду они уже затерялись в толпе. Они спасены. Эмма так радовалась этому, что не услышала, как к ней со спины подходит человек. В руке он сжимал здоровенный булыжник. Свон повернулась буквально в последнюю секунду и увидела, как высокий, долговязый мужчина заносит для удара руку. Не успев даже как следует осознать, что происходит, девушка вытянула руки, подставляя под удар винтовку. Удар был такой сильный, что Эмма, не удержав равновесия, упала на спину, успев подумать, что, опустись этот камень на её затылок, он, вероятно, убил бы её, раскроив череп. Она попыталась подняться, но очередной взрыв, раздавшийся на западе, отбросил её обратно на землю. К счастью, этот же взрыв отвлёк её противника. С неба посыпались щебень, и металл, и куски горящего дерева. Воспользовавшись моментом, Эмма вскочила и бросилась на мужчину, повалив того на землю. Тот пытался вывернуться, и ему удалось перевернуться на живот. Эмма предплечьем сдавила ему горло, за волосы приподняв его голову от земли. Высвободив правую руку, всё еще сжимающую булыжник, мужчина размахнулся и вскользь ударил девушку в висок. В глазах потемнело и, завалившись набок, Эмма упала кровоточащим виском на каменистую землю. Через несколько долгих секунд зрение вернулось к ней, но картинки были нечеткими и размытыми. Пляшущие красные языки пламени. Неверные силуэты толпы. Люди разбегаются, безжалостно топча тех, кто упал и не может подняться. А потом над ней склонилась тёмная фигура. Высокий, долговязый мужчина с окровавленным камнем в одной руке и её винтовкой в другой. Винтовкой, направленной прямо ей в лоб. Шум стих. Эмма молча смотрела на дуло винтовки. Она всегда думала, что за секунду до смерти у человека вся жизнь пробегает перед глазами. Но теперь, когда его палец, как в замедленной съемке, ложился на спусковой крючок, в эту бесконечно долгую секунду, девушка не могла думать ни о чем, кроме Реджины и Генри, сидящих на том гребаном жеребце и поющих колыбельную, которая успокаивала её в эти месяцы. Она бесстрашно посмотрела на мужчину, практически провоцируя его выстрелить. Это будет быстро, и ей не придётся больше быть здесь. Его палец дернулся и раздался выстрел. Почему-то по его лбу потекла красная струйка. Выронив винтовку, он упал на колени и, качнувшись, уткнулся лицом в землю. В голове стучало так сильно, будто сердце поднялось из грудной клетки и поменялось с мозгом местами. Соображалось медленно, мысли тяжело ворочались в голове, но Эмма все же сумела перевернуться на живот и подползти к винтовке, лежащей на земле. Она протянула руку, но не успела взять оружие. Взрыв прогремел так близко, и девушке показалось, что обдавший её жар расплавит её до костей. Ещё взрыв. Еще. Взрывы всё приближались и приближались, будто Эмма Свон была их единственной целью. Окружавшие её здания складывались одно за другим, как карточные домики под порывом ветра. Перевернувшись набок, она свернулась калачиком, пытаясь защитить голову от камней и горящих обломков. Ее засыпало щебнем и пеплом. Рядом упали несколько тел. Arrorró mi niño, arrorró mi amor, arrorró pedazo de mi corazón. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Октябрь 26, 2004. Сторибрук, Мэн. Реджина облегченно вздохнула, дочитывая письмо Эммы, сообщавшее, что девушка благополучно долетела до Ирака, но не знает, когда сможет выйти на связь. Очевидно, у солдат на Ближнем востоке мало свободного времени. Просмотрев все возможные сводки новостей и колонки газетных хроник, Миллс ещё больше укрепилась в этом убеждении. После ужасных событий, вошедших в историю, как «День 9/11», мэр Сторибрука, как и почти вся страна, горячо поддержала введение войск в Ирак. Но шли годы, и войне не было видно конца, и всё больше и больше солдат покидало страну, чтобы воевать на востоке. Всё больше размывались границы частной жизни во имя интересов родины. И взгляды Реджины изменились. Особенно после их с Эммой знакомства. Тогда, во время её первой командировки в Ирак, девушка была для Реджины безликим другом, о котором Миллс, тем не менее, искренне беспокоилась. Каждое письмо порождало в душе тревогу, потому что женщина остро осознавала, что оно может стать последним. Но она редко показывала свои переживания. Эмма и без того нервничала за двоих, и Реджина старалась сохранять спокойствие, чтобы быть для Свон своеобразным эмоциональным якорем. А теперь Эмма больше, чем друг, они никогда не обсуждали, кто они теперь друг другу, но Реджина чувствовала к блондинке что-то, чего не чувствовала много лет. И смятение каждый день нарастало в душе женщины подобно волне прилива, разбиваясь о доводы, которыми Реджина пыталась себя успокоить. И сейчас, сжимая в руке письмо Эммы, Реджина могла вздохнуть свободнее, по крайней мере, до следующего прилива. Брюнетка нежно улыбнулась, глядя на письмо, положив его на стоящий в холле на столе ящик с посылкой, собранной к дню рождения Эммы. К ней должны были отправится ингредиенты для какао, игрушки и канцелярские принадлежности для местных детишек, и книга. Август прибавил к этому плеер и несколько дисков. Вообще-то, тот факт, что впервые за три года она не поздравит Эмму вовремя, сводил педантичную Миллс с ума. Но она не знала, в какой лагерь отправили их взвод, а отправлять посылку в никуда смысла не было. - Пиф-паф! – голос Генри напомнил Реджине, что она обещала сыну помочь ему разрисовать лицо к Хэллоуину. До праздника оставалось еще пять дней, но мальчик носил свой костюм, не снимая. Для неё это не стало неожиданностью, в прошлом году, например, он заявил однажды, что будет купаться в костюме. Вылезая из ванны, мокрый насквозь, маленький Бэтмэн заявил, что только что спас Готэм от наводнения. В этом году Реджина начала искать костюм за несколько месяцев до праздника, она искала в интернет магазинах и в городской комиссионке, не заходила, разве что, в антикварную лавку, к хозяину которой испытывала неприязнь. Памятуя о любви сына к «Планете сокровищ», почти смирившаяся с его стремлением отрастить крысиный хвост, Реджина нашла рубашку и куртку, как у Джима Хокинса, и даже дополнила их круглой клипсой в качестве последнего штриха. Так что костюм уже ждал Генри, спрятанный среди вещей брюнетки. Однако младший Миллс, к удивлению матери, выбрал совсем другой образ, хотя, поразмыслив как следует, женщина перестала удивляться. Рядовой Генри Миллс лежал под столом в детской вместе с Морской черепахой и Рекси-младшим. Уже два дня, возвращаясь из садика, он первым делом бежал в детскую и торопливо переодевался в свою армейскую форму. Она, конечно, была сшита не из такого добротного материала, как та, которую носила Эмма, и цвет камуфляжа был не песочно-желтый, а зелёный, но мальчишке она казалась верхом совершенства. На груди рубашки красовалась нашивка «Рядовой», а форменные штаны были точь-в-точь как у Эммы, и даже с такими же глубокими карманами. Генри быстро обнаружил, что в них удобно прятать игрушки и сладости. На кожаном ремне висела детская рация. К костюму ещё прилагался игрушечный пистолет, но Реджина выбросила его до того, как сын успел его увидеть. Костюм костюмом, но она не хотела, чтоб Генри играл с оружием. Забавное предубеждение, учитывая, с кем она встречается. Последним дополнением к костюму стал шлем. Вооружившись парой баллончиков краски, брюнетка превратила старую каску из «Набора строителя» в подходящий к форме головной убор. Ей не терпелось послать Эмме фотографию Генри. - Пошли, ребята, – пробормотал малыш в рацию и, подхватив Рекси-младшего и Морскую черепаху, пополз из-под стола, опираясь на локти. Реджина с трудом удержалась от окрика, когда он покатился к своей палатке, а потом, встав на колени, попытался сделать кувырок. Это, ему, правда, не совсем удалось, туловище просто занесло в сторону, но Генри не особо расстроился. Драматически скорчившись, он залез в палатку и закричал: - Они схватили меня! Схватили меня! Спаси меня, мамочка! Ласково покачав головой, женщина подошла к палатке и, отстегнув липучки, откинула брезентовую крышу. Вытащив Генри, она крепко обняла его прежде, чем поставить на ноги. - Уф! – тяжело вздохнув, малыш вытер со лба воображаемый пот, – чуть не попали. - Чуть не попались, – мягко поправила Реджина, ласково проведя кончиком пальца по его носу. - Мы раскрасим мне лицо? – взволновано спросил Генри. Вместо ответа Реджина подошла к столику, где лежали краски, кисточки и другие принадлежности для детского творчества. - А Рексику тоже? – малыш прищурился и с надеждой посмотрел на маму. – Он должен быть похож на папочку. - Не припомню, чтоб Рекс-старший носил форму. - Ну, он же с Эммой, – возразил Генри так, будто это было очевидным. К чести сына, надо сказать, Реджина понимала его логику. Но раскрашивать мордочку плюшевой игрушки? Это будет мини-катастрофа. Реджина задумалась, потирая подбородок. - Знаешь, мы не можем раскрасить Рекси, но, думаю, мы найдем способ сделать его похожим на папочку. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Октябрь 28, 2004 г. Эмма, Я очень рада, что вы хорошо долетели. Признаюсь, я ужасно волновалась, пока от тебя не пришло письмо. Всё-таки я привыкла получать их чаще. Но сперва о главном. С Днём Рождения, Эмма! Ужасно, конечно, что в этом году ты получаешь это поздравление так поздно, но мы с Генри думаем о тебе. Он нарисовал тебе картинки, думаю, ты их уже посмотрела. Генри настаивал на том, чтоб испечь торт к твоему дню рождения, но мне удалось уговорить его ограничиться кексами. Честно, я боюсь за его зубы. Я понятия не имею, какие у вас там порядки, но я послала тебе еще какао. Если вдруг оно до тебя не дойдет, не переживай, дома тебя будет ждать огромная кружка горячего какао с корицей. Может, даже со сливками, если будешь себя хорошо вести. Две недели назад в Сторибруке праздновали День Шахтёра. Лерой топором разнёс распределительный щиток и обесточил полгорода. Ты удивишься, но он был абсолютно трезв. Думаю, сделал он это ради того, чтоб помочь монахиням распродать свечи. В любом случае, мне пришлось тратить время, договариваясь с электриками. Хэллоуин через три дня. Знаешь, мы с тобой ошиблись, Генри не захотел быть Джимом Хокинсом. Но, думаю, тебе понравится его костюм. Он, кстати, призвал в поход за конфетами еще одного новобранца. Пожалуйста, береги себя, Эмма. Мы волнуемся за тебя и ждем тебя домой, живую и невредимую. Твоя Реджина. Дописав, Реджина вложила письмо в конверт и посмотрела на снимок, лежащий перед ней. На нем был запечатлён Генри в своей армейской форме. Он сидел на кровати, повторяя позу Эммы на той фотографии, которую девушка послала им в первом после своего отъезда письме. На плече у мальчика восседал Рекси-младший, тоже одетый в аккуратно сшитую форму и в миниатюрном шлеме на голове. Улыбнувшись, брюнетка вложила фото и запечатала конверт. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Ноябрь 24, 2004. Сторибрук, Мэн. Сидящий в кабинете Реджины Сидни вздрогнул, когда мадам мэр резко выдохнула, недовольная его некомпетентностью. Реджина даже больших и сильных мужчин могла заставить чувствовать себя неуютно, а уж не отличавшегося сильным характером журналиста и вовсе иногда пугала до полусмерти. - Я, правда, не понимаю, что в этом сложного, мистер Глас, – с нажимом произнесла Реджина, едва сдерживаясь, чтоб не потереть переносицу, как делала всегда, когда бывала разочарованна. – Ведь вы изначально обеспечили мне контакт с армией, разве нет? - Да, но… - Так почему вы не можете узнать, где находится сейчас капрал Свон? - Потому что это секретные данные, Реджина, то есть, мадам мэр, - поправился он под стальным взглядом карих глаз. – Когда я вписывал вас в программу переписки, я всего лишь внёс ваши данные в бланк заявки. И капрал Свон стала вашим респондентом случайно, я не запрашивал напрямую её личные данные. - У меня сложилось такое впечатление, что от ваших глаз ничего не укроется. Думаю, при желании, вы можете найти кое-какие связи, возможно, даже сомнительные, в любой области, – быстро сказала Реджина. – Всё, что я прошу, это выяснить, в каком лагере сейчас находится капрал Свон. Насколько это сложно? - Войска постоянно переводят с места на место, и солдат иногда отправляют в одиночные задания, в которых даже им самим сообщают лишь строго необходимую информацию. Только чтоб подобраться к информации о местонахождении вашего солдата, могут уйти недели, – возразил Сидни, чуть повысив голос. Реджина приподняла бровь, и он съежился в кресле. - Значит, займитесь этим сейчас же, – она выделяла каждое слово, давая понять, что разговор окончен. Сидни хотел было воззвать к здравому смыслу женщины, но понял, что это бесполезно. От Эммы не было вестей уже два месяца, и весь здравый смысл обычно рациональной мадам мэра улетучился, вытесненный тревогой. Так что журналист не стал ей возражать и почел за лучшее быстро покинуть здание ратуши. Реджина выдохнула сквозь зубы, безуспешно стараясь расслабиться и немного успокоиться. Она раздражена, и устала, и расстроена, и последнее письмо, которое она получила от Свон, пришло месяц назад. Но ведь написано оно было ещё в сентябре, сразу после прибытия в Ирак. А завтра уже День Благодарения! Брюнетка надеялась, что её посылку Эмма уже получила. Реджина отслеживала её перемещения по трэк-номеру и знала, что до Ирака посылка точно долетела. Но она так ждала звонка, а Эмма всё не звонила! Реджина знала, что реагирует слишком остро. Эмма сама сказала, что оттуда сложно дозвониться, да что там, трудно, даже выкроить время на звонок. Если посылка уже дошла, значит, девушка уже написала ответ, и, наверное, письмо придет через месяц или около того. Но на брюнетку навалилось столько всего сразу, нужно готовиться к ежегодным Рождественским гуляниям в ратуше, до которых осталось всего три недели, и Генри простудился после Хэллоуина и теперь плохо себя чувствует, и, если не спит, не отпускает её от себя. И уже два месяца прошло с тех пор, как она слышала голос Эммы в последний раз. Слишком много всего для одной Реджины. - Тук-тук, можно? – в двери просунулась голова Кэтрин Нолан. - Что ещё? – сердито откликнулась брюнетка, едва удержавшись от того, чтоб хлопнуть ладонью по столу. Кэтрин удивленно вздёрнула бровь и осторожно вошла в кабинет: - Похоже, тебе не помешал бы дружеский разговор. - Я очень занята, миссис Нолан, – резко бросила Реджина, склоняясь над документами. - Кэтрин, – поправила женщина и, закрыв за собой дверь, подошла к креслу, в котором недавно сидел Сидни. – Итак, опустим, твое очевидное желание меня придушить, Реджина, – продолжила блондинка, присаживаясь .– Как Генри себя чувствует? - Нормально, – проворчала Миллс и глубоко вздохнула, пытаясь успокоится, – антибиотики, которые прописал доктор Вейл, просто делают чудеса. Так что вы здесь делаете, миссис Нолан? Кэтрин многозначительно приподняла бровь. - Кэт, – закатив глаза, поправилась Реджина. Улыбнувшись, Кэтрин наклонилась ближе к столу: - У меня тут встреча. Мы занимаемся делом мальчиков Пэн о вандализме. - Они хорошо себя ведут последние полгода, – быстро откликнулась брюнетка. - Да, но в первой половине года они много хулиганили, – напомнила Кэтрин. Реджина вздохнула, покачав головой: - И какое отношение это имеет к тому, что ты пришла в мой кабинет? - Я случайно услышала… - Хочешь сказать, подслушала? - Про Эмму, – ничуть не смутилась Нолан. – Что-то случилось? - Всё в по… - Не надо говорить мне, что все в порядке, Реджина. - Не надо перебивать меня, Кэтрин, – холодно откликнулась мэр. - Значит, перестань делать вид, что нас не связывает четырнадцать лет дружбы, – в тон ей откликнулась адвокат. Несколько секунд они сверлили друг друга взглядом. Конечно, в этом Кэтрин было до Реджины далеко, но она выдержала один из самых тяжелых взглядов, которыми Миллс была известна всему городу. При этом в глазах самой Кэт было столько искренней мольбы, что Реджина дрогнула и, смягчаясь, отвела глаза. - Эмму снова послали за границу, – взъерошив волосы, объяснила она. – Я давно не получала от неё вестей. Блондинка понимающе кивнула и, придвинувшись к столу, протянула Реджине раскрытые ладони. Реджина недоверчиво посмотрела на неё, будто руки Кэтрин пылали огнём, и одно прикосновение могло сжечь её дотла. Все же, через несколько секунд брюнетка нехотя уступила и осторожно вложила свои пальцы в ладони Кэтрин. Нолан слегка сжала их в успокаивающем жесте. - Она будет в порядке. - Ты сказала то же самое, когда папа вдруг упал на землю, и его увезли в больницу, – напомнила Реджина. Конечно, Кэтрин помнила, как Реджина избегала её, не отвечая на сотни звонков. А потом она узнала, что мистера Миллса больше нет. И когда она пришла к ним, почти вломившись в особняк, в Реджине не было ничего, кроме чистейшей ярости и невыносимой скорби. Той ночью Кэтрин баюкала на плече плачущую подругу, бормотавшую сквозь слёзы «Ты же обещала!», и знала, что в Реджине что-то надломилось, что-то, что не излечит даже время. И теперь, спустя тринадцать лет, Кэтрин снова видела, как грусть застилает глаза лучшей подруги, как моментально каменеют черты её лица, когда она думает о том, что могло случиться с её солдатом, находящимся на другом конце света. - Знаю, – виновато прошептала Кэтрин. Все эти годы она мучилась чувством вины за то неосторожное обещание чуда. Обещание, которое Кэтрин не смогла сдержать. - Ты сама сказала, что Эмма хороший солдат. Ты же знаешь, как медленно работает почта, и знаешь, как она занята, – Кэтрин ещё раз легонько сжала руки Реджины, когда та попыталась отвернуться. – Где бы она ни была, Реджина, она думает о тебе. И на этот раз Кэтрин Нолан была уверена, что не солгала. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Полторы недели спустя в маленький городок пришли морозы, кусающие горожан за носы и уши, но радовать сторибрукцев снегом декабрь не спешил. Однако отсутствие снега ничуть не заботило Генри, настоявшего на поездке в санях в кафе «У бабушки». В их меню снова появились фирменные имбирно-мятные пряники, и Реджина обещала сыну, что они их обязательно поедят. Так что теперь Реджина с жутким скрипом тянула деревянные санки по бетонной мостовой, а сидящий в них довольный мальчишка громко выкрикивал: - Вперед, Комета! Вперёд, Скакун! Вперёд, Танцор и Рудольф! Мэр усмехнулась, слушая сына. Не важно, сколько раз они читали «В ночь перед рождеством», порядок оленей в упряжке всегда сбивался. Они вошли на террасу кафе, и Реджина протянула сыну руку, чтоб помочь вылезти из санок. Для малыша это было нелёгким делом, потому что мама одела его в сто одёжек, как капусту. На нем были майка, тонкий батник, свитер, термобельё и джинсы. Довершала комплект зимняя куртка. Так что, двигался Генри, как пингвинчик. Пока Реджина одевала его, сын жаловался, что ему жарко, но она хотела быть уверена, что Генри не простудится. Выкатившись из санок, он терпеливо ждал, пока мама пристроит их у стены. Наконец, они открыли дверь и вошли в кафе. В нос ударили запахи индейки, имбиря, мяты, падуба и Рождества. Кафе было украшено рождественскими гирляндами, а над лестницей, ведущей в жилые комнаты, висела омела. Из музыкального автомата лилась весёлая мелодия «Mary's Boy Child». - Ма-а-ам, – простонал Генри, стягивая с лица шарф. Реджина присела на корточки, помогая ему раздеться. Едва избавившись от мешавших куртки, шапки и шарфа, мальчик понесся к стоящему у окна столику и, забравшись на стул, взволнованно помахал Руби. Реджина села напротив, пристроив одежду на свободный стул рядом с ней. - Здравствуйте, мадам мэр, – Руби, одетая в почти приличный костюм миссис Клаус, состоявший из короткой красной юбки и приталенного, короткого красного кафтанчика, поставила перед Генри кружку горячего мятного шоколада и протянула Реджине стакан теплого яблочного сидра. На вопросительный взгляд брюнетки девушка пожала плечами: - Ваши санки за милю слышно. - Спасибо, – кивнула Реджина, отпивая сидр. Руби не уходила, и Реджина вопросительно приподняла бровь. - Как Эмма? - Хорошо, – привычно ответила Реджина, хотя, говоря по правде, она нервничала, как никогда. Она написала блондинке ещё одно письмо, просто чтоб рассказать ей, как поживают они с Генри, и попросить беречь себя. Бесполезно надеяться, что Эмма каким-то магическим образом уже получила его, но Реджина верила в это так же, как Генри верил, что, если накрыть игрушки одеялом, они исчезнут, и что Грэм действительно при каждой встрече хочет забрать его нос. Реджине казалось, что опущенное в ящик письмо может немедленно перенестись к Эмме, где бы та ни была. Иногда она особенно остро осознавала, насколько опасная и напряженная у Эммы профессия. Конечно, блондинка постоянно занята, и те редкие свободные минуты, которые ей выпадают, лучше потратить на отдых. И если Реджина может хоть как-то поддержать её, она будет продолжать писать, пусть даже у Эммы нет времени написать ответ. Но, чаще всего, Реджина боялась самого худшего. Пережив в ранней юности несколько страшных потерь, одну за другой, Реджина теперь, как зеницу ока, берегла то хорошее, что было в её жизни. Именно поэтому она мало кого подпускала к Генри, поэтому так беспокоилась обо всех его шишках и синяках. Он всё, что у неё есть, и она не может его потерять. - Рада это слышать, – отозвалась Руби и вернулась за стойку. - Скоро снег пойдёт, мамочка? – спросил Генри, когда они вернулись домой, наевшись пряников и напившись какао. Он сидел на полу в прихожей и пыхтел, стараясь снять ботинок. Ботинок оставался совершенно равнодушен к усилиям малыша и крепко сидел на ноге, обутый на три пары носков. - Я спрошу у синоптиков, – сняв пальто, шарф и перчатки, Реджина присела на корточки и с видимым усилием стянула ботинок с ножки сына. - Нужно спросить Мать Природу, потому что она управляет всем миром, – отозвался Генри серьёзно. - Правда? - Когда она радуется, светит солнышко, а когда она грустит и плачет, идет дождик. А если она болеет, она кашляет, и дует ветер. - А почему снег идет? Реджина подняла задумавшегося малыша на ноги, чтоб снять с него теплые штаны. - Она печет пирог и рассыпает муку, – решил тот. Реджина тихонько засмеялась: - Значит, ей стоит испечь пирог, чтоб мы могли поиграть с мукой и сахарной пудрой. - Ты ей позвонишь? – с надеждой прищурился Генри. - Я очень постараюсь, золотко. Довольный ответом Генри, оставшийся в одной паре носков и термобелье, убежал. Конечно, скоро ему станет жарко, и он захочет переодеться, но пока Реджина позволила ему поиграть. Подобрав с пола снятую одежду, она понесла её к корзине для белья. Складывая одежду в корзину, Реджина прислушивалась к звукам, доносящимся из детской. Нужно забрать рождественский костюм Генри от портного, нужно разобраться с церемонией открытия городской елки. И дом еще не украшен к празднику, вон коробки лежат, открытые в гостиной у камина. К тому же, и Кэтрин, и Тина уведомили её, что владельцы зданий, пострадавших от хулиганства мальчиков Пэн, настаивают на заведении дела. Тина расстроена, а Кэтрин уже думает, как добиться самого мягкого наказания. Реджина презирала их опекуна, но жалела мальчиков. Им просто нужна помощь. Нужен шанс и кто-то, кто поверит в них. От мыслей о бесконечном списке дел у неё начала болеть голова, и брюнетка устало потёрла виски. Раздался звонок телефона, и женщина обрадовалась возможности отвлечься. Заглянув по пути в гостиную и убедившись, что Генри играет с фигурками рыцарей, она прошла на кухню и взяла трубку. - Особняк Миллсов. - Эй. Сердце стукнуло и провалилось куда-то в район пупка. Реджина слышала голос Эммы. Впервые, с тех самых пор, как девушка позвонила ей, чтоб сообщить, что её отправляют в Ирак. Было плохо слышно, будто, в трубке шумел ветер, временами что-то трещало, но Эмма жива и в порядке, и Реджина слышит её голос. - Эмма? – неверяще прошептала Реджина. - Единственная и неповторимая, - откликнулась блондинка, голос был нежным, а в интонациях на секунду проскользнула неуверенность. - Как ты? – голос Реджины сквозил тихим отчаянием. - Устала, – призналась та, и Миллс тут же отругала себя за страшные мысли, лезущие в голову. Она слышала, что голос у девушки хриплый от недосыпа, но эгоистичная часть её натуры всё равно радовалась звонку. – Шшшш… ты… шшш… пацан? - Эмма? – Реджина прищурилась, стараясь расслышать. – Тебя не слышно. - Бля, – выругалась Эмма, пробиваясь сквозь белый шум. Треск стал тише. – Лучше? - Да. - Как вы с малышом? - Заняты, – Реджина прислонилась к стене, теребя телефонный провод. – Генри растёт, как сорняк. Я купила ему костюм к Рождеству, и он вырос из него, даже не успев надеть. - Точно, ведь Рождество скоро! – удивилась Эмма. – Мы тут почти об этом забыли. Но я получила твою посылку и письмо. Нил видел фотографию Генри в форме. Наверное, он теперь уверен, что Генри мой сын. -Рекси-младший должен быть похожим на папочку, – Реджина тоненьким голоском передразнила Генри. - Вот, значит, кому он подражал, да? – переспросила блондинка. Реджина засмеялась в ответ. – Я… шшш… - Что? - Я скучаю по твоему смеху, – повторила Эмма, когда звук стал чище. - Только по смеху? – страстно прошептала брюнетка и довольно улыбнулась, услышав, как Эмма поперхнулась в ответ. Реджина прикусила губу, сама немного смутившись от своего тона, но, черт, ей было плевать! Она так долго не видела Эмму, не прикасалась к ней. К черту смущение! Голос Эммы опустился до хриплого шепота: - Хочешь, расскажу, что я собираюсь сделать, когда приеду? Настала очередь Реджины поперхнуться воздухом. Память услужливо вытащила на свет, воспоминания о жарких поцелуях и ласках на веранде особняка, а воображение мгновенно нарисовало картинки возможного продолжения. Кровь горячей волной прилила к щекам, а внизу живота ощутимо заныло. - Не нужно давать обещаний, которые не собираешься сдержать, солдат. - О, поверь, я очень даже собираюсь сдержать это обещание, – искренне ответила девушка. Миллс широко улыбнулась и, попытавшись скрыть смущение за кашлем, спросила: - У Нила всё хорошо, полагаю? - Ох, – голос Свон разом стал серьезным, и улыбка слетела с лица Реджины. – Он в лазарете. У него обожжены шея и почти вся левая рука. - Боже, что произошло? - Ничего, – быстро ответила блондинка. - Людей не отправляют в лазарет просто так. - Да, - горько согласилась Эмма, – да, верно. - Эмма? – взволновано спросила Реджина. -Он… подошел к огню слишком близко. - Я знаю, от чего бывают ожоги! – Миллс с трудом сдерживала рвущееся наружу раздражение. – Что вы делали? - Мы выполняли приказ. Конфискация и задержание. Он будет в порядке. Реджина молча кивнула: - Что случилось с тобой? - Шшшш… – молчание Эммы заглушил белый шум, наконец, сквозь помехи, Реджина услышала. – У… шшшш… сотрясение. - Сотрясение?! – испугано вскликнула женщина. – Ты показывалась врачу? - Конечно, показывалась. Ну, подумаешь, пошатывало с недельку, я всё равно не могла ходить. - Что значит, не могла ходить? – испугано уточнила Реджина. - Ну, я поцарапала ногу, и она малость распухла, – пренебрежительно сообщила блондинка. – Слушай, честно, уже все в порядке, я последний человек, о котором тебе стоит беспокоиться. - Почему ты мне раньше не позвонила? – требовательная мадам мэр вмешалась в разговор. - Шшшш… - помехи были такими сильными, что полностью заглушили ответ. - Что? - Тут связь просто отстой, – раздраженно пробурчала Эмма. - Ради всего святого, что ты делала, что оказалась в лазарете? – Реджина даже не заметила, как повысила голос. - Свою работу, - в голосе девушки прорезалась сталь. - Задержания и конфискации не ведут к ожогам, сотрясениям мозга и заражениям! - Здесь ведут. - Значит, какая-то операция просто пошла наперекосяк? – холодно уточнила брюнетка. – Я же сказала тебе беречь себя и не делать глупостей. - Шшшш… глупости! – огрызнулась Эмма. - Что? – Реджина старалась перекричать помехи. - Это не глупости! – с досадой и так же громко ответила Эмма. - Но ты же ранена! - Шшш… ранена! Из груди Реджины вырвался раздраженный рык. - Я жива-здорова. Никто не умер, – напомнила Свон. - Пока что! – рявкнула Реджина. К глазам подступили слёзы ярости, и она едва не плакала. В горле резко пересохло и глоталось с трудом. Испуганная, злая и расстроенная, она прикрыла глаза ладонью. - Мне с этим не справиться. Единственным ответом для неё стали помехи и короткие гудки.