Letters from war/Письма с войны

Особняк изменился с того времени, когда она была здесь в последний раз. Черный и белый цвета, которые ассоциировались у Эммы с этим домом, пропали, сменившись самыми яркими, какие только можно представить, красками. Но вовсе не непривычное многоцветье заставило девушку замереть, когда она вошла внутрь. На стенах висели фотографии. Измятые фотографии в изящных рамках. Её фотографии. На губах у Эммы заиграла улыбка. Снимки, которые она когда-то хранила в сумке, теперь украшали единственное место, где она чувствовала себя дома. Сердце переполняли тоска и чувство правильности. Она здесь, теперь всё правильно. Но, в то же время, Эмма никак не могла заглушить тревожное ощущение того, что её время в этом доме истекло. Разорвав объятия, они вошли в дом, и с тех пор обе не говорили ни слова, неловко переминаясь с ноги на ногу и наблюдая за реакцией другой. Эмоции поднимались у Эммы в груди, как поднимается в реке вода во время половодья, и, разглядывая фотографии, девушка чувствовала, что её внутренняя плотина покрывается трещинами. Она – чужая в этом доме. Она здесь всего лишь дорогое сердцу воспоминание. В городе, где время застыло, жизнь продолжалась без неё, как бы сильно она ни старалась её удержать. Напряжение сгустилось в воздухе, когда Реджина закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, следя глазами за Эммой. Неуверенно сжав кулак, блондинка медленно повернулась к ней, чуть прихрамывая на левую ногу. Так бывало всегда, когда она нервничала. - Вы перекрасили дом. Реджина кивнула: - Да, на Рождество. Генри выбирал цвета. Эмма с трудом сглотнула, быстро взглянув на снимок, на котором уже довольно немаленький мальчик с перемазанным в земле лицом, сиял улыбкой, стоя рядом с молодым саженцем. - Он так вырос, – удивленно произнесла она. Реджина подошла к блондинке. Стук каблуков по деревянному полу гулким эхом разносился по прихожей. Остановившись, когда их разделяло всего несколько дюймов, Миллс замерла, скрестив руки на животе, и, хотя Эмма всегда хорошо читала людей, на этот раз она не знала, чего ждать. Закрытая поза. Напряженная спина. У Свон участилось дыхание, это было слишком. - Ты здесь, – неверяще прошептала Реджина. - Ага, – тихо прохрипела девушка. Брюнетка медленно покачала головой, пытаясь справиться с шоком и облечь свои мысли в слова: - Где ты была? Знакомое напряжение сковало Эмму, когда мысли наполнились непрошенными воспоминаниями. Она разжала кулак и глубоко вздохнула, заставляя их отступить. - Это очень долгая история, – нехотя пожала плечами Свон. - Три с половиной года, – Эмма замерла, пораженная тем, как натужно звучит голос такой обычно собранной женщины. Глаза цвета горького шоколада заблестели от сдерживаемых слёз. Реджина дрожала, и это было заметно даже несмотря на то, что она обнимала себя, пытаясь успокоиться. – Вот, сколько тебя не было. Три с половиной года. Мне плевать, насколько это долгая история. Что с тобой случилось? Блондинка сделала крошечный шаг вперед, несмело протянув ладонь. Инстинкт говорил ей, что ей нужно взять Реджину за руку, переплести их пальцы, что слишком давно она не делала этого. Но вместо этого Эмма остановилась, так и не дотронувшись до брюнетки, и торопливо засунула руки в карманы куртки. - Меня взяли в плен, – тихо сказала она. – Я не знаю их имен и вряд ли когда-нибудь узнаю. Спасло меня то, что они надеялись выбить из меня информацию или обменять на кого-то из своих, – блондинка сухо, невесело усмехнулась, безотчетно коснувшись шрама на щеке. Его оставила ей дрожащая рука, ведомая отчаянием. – Я хорошо сопротивляюсь. Реджина прожигала девушку взглядом, и, глядя, как по её щеке катится слеза, Эмма слышала невысказанные вопросы: «Что они сделали? Ты в порядке? Ты здесь? Ты, правда, здесь?» Когда брюнетка сама шагнула к ней, сокращая расстояние между ними ещё на дюйм, Эмма перестала дышать. Сердцу стало тесно в груди, казалось, оно может разорваться в любую секунду. - Тебя держали в заложниках всё это время? Мне говорили, что ты в плену, но… - Нет. Реджина замерла и озадаченно прищурилась: - Нет? Пока они не виделись, Эмма всё время воображала их встречу, мысленно романтизируя этот момент. Именно это помогало ей придерживаться своего решения, по возможности не встревать в неприятности. Свон вспомнила, как, сидя в бронированной машине, представляла, какое у Реджины будет радостное и удивленное лицо, когда она приедет домой на Рождество. У неё украли это время, оставив взамен три года, когда солдату оставалось только хранить в памяти образ женщины, которую она звала любимой. Как блестят от радости её глаза. Какие ямочки появляются на щеках, когда она улыбается. Как мелодично и бархатно звучит её смех. Как крепко Реджина сжимала её пальцы всякий раз, когда их ладони сами собой находили друг друга. Эмма так погрузилась в свои воспоминания, день за днём помогавшие ей выжить, что почти забыла, что эти самые удивительные глаза могут не только сиять от радости, но и темнеть от нескрываемого презрения. - Что значит «нет»? – в голосе Миллс появились угрожающе-опасные интонации. Эмма нервно переступила с ноги на ногу прежде, чем посмотреть брюнетке в глаза: - Я больше года лечилась. В Бостоне. - Что? – Реджина шагнула вперёд, окончательно сокращая расстояние между ними. – Всё это время ты была в Бостоне? - В Брукхевене. Посещала сеансы психотерапии из-за ПТСР. Тысяча эмоций одновременно отразилась у Реджины на лице: беспокойство, надежда, чувство вины, угрызения совести. Эмма не удивилась, когда все они уступили место одной. Реджина неверяще хмыкнула и мизинцем стерла со щеки покатившуюся от обиды слезинку. - Ты была в Бостоне, – повторила она. - Я была не здорова, – возразила блондинка, каменея лицом. - Я тоже! – гневно крикнула Реджина, будто все её эмоции, смешавшись, вырвались наружу, как джин из бутылки. – Я думала, ты погибла! Я оплакивала тебя! А ты была… Раздался стук, и женщины резко оглянулись, раздраженно глядя на дверь, желая, чтоб тот, кто их прервал, просто убрался подальше. Реджина отпрянула первой и, напоследок испепелив Эмму взглядом, спустилась по ступенькам лестницы в прихожей и прошла к двери. Свон, наконец, позволила себе выдохнуть. Воздух с присвистом вырвался из лёгких. Спустившись по большой лестнице, она тяжело опустилась на последнюю ступеньку, в отчаянии запустив пальцы в волосы. А что она думала? Что, исчезнув на три года, сможет вернуться, как будто три дня прошло? Какая-то часть её надеялась, что это сработает, что они смогут просто вернуться к тому моменту, на котором расстались, и продолжат свой путь в шквале объятий и поцелуев. Всё могло быть хуже, думала Эмма, медленно выдыхая. Реджина могла выйти замуж или… Она насторожилась, услышав высокий голосок. Ребенок. - Хочешь пойти с нами к «Бабушке», Реджина? – в зеркале напротив отражалась спина брюнетки и открытая дверь. На пороге стоял мужчина, высокий, бородатый, со славным лицом и маленький мальчик. По сравнению с ямочками у него на щеках Великий Каньон – просто трещинка. Мужчина глядел с надеждой, мальчонка волновался, но, чтоб увидеть реакцию Реджины, Эмме нужно было выпрямиться и выдать своё присутствие. Так что она продолжала наблюдать за происходящим, прижавшись к столбикам перил и глядя в зеркало. - К «Бабушке»? – переспросила Реджина, наклоняясь к ребенку, в мягком голосе не осталось и следа от звенящей несколько секунд назад ярости. – Очень мило с твоей стороны пригласить меня, Роланд. - Он настаивал, – пояснил мужчина, и Эмма едва не закатила глаза, потому что, разумеется, это был голос настоящего джентльмена. – Я знаю, что это первый день, когда Генри с тобой нет, и мы подумали, может быть, тебе захочется чьей-нибудь компании. У Эммы перехватило дыхание. Она быстро глянула в зеркало. Мужчина улыбался Реджине, будто она была для него целым миром. Эту улыбку девушка знала. Так часто улыбалась она сама в то время, когда была единственным гостем в особняке на Миффлин-стрит. Сердце полетело куда-то вниз, и она почти поднялась со своего места, открыв рот в ужасе. О, Господи! О чем она, черт её дери, думала? Реджина двигается дальше. И хотя Эмме хотелось расстроиться, хотелось взбеситься из-за того, что единственный в мире человек, от которого она зависела, не дождался её, винить Реджину девушка не могла. Она должна была позвонить. Так давно должна была позвонить. Свон зажмурилась. Ремонт в доме. Волосы длиннее. Мужчина на пороге. Она слишком долго ждала. Ей нужно убраться отсюда. Как можно дальше. Пока она кому-нибудь не навредила. - Сейчас не самое подходящее время, – ответила брюнетка ,– но я ценю ваше приглашение. Может, в другой раз? - Конечно, – кивнул мужчина и взял мальчика за руку. – Ну, мы пошли. Реджина закрыла дверь и прислонилась к ней спиной точно так же, как сделала это несколько минут назад, когда в дом вошла Эмма. Но на этот раз на её лице не было неверия. Вместо него блондинка видела нечто другое. Противоречие? Сожаление? Гнев? Эмма встала из своего укрытия и прошла вниз, застыв на верхней ступеньке лестницы, ведущей в прихожую. Левую руку она засунула в задний карман, пальцы протеза нервно подергивались. - Слушай, мне жаль… - Тебе жаль? – перебила Миллс, резко отталкиваясь от двери и делая два шага к ступеням. – Столько времени, и всё, что ты можешь сказать, это что тебе жаль? - Что ты хочешь от меня услышать? - Я хочу объяснений, – потребовала брюнетка, мягкость голоса снова сменилась яростью. – Хочу знать, почему ты позволила мне столько времени думать, что ты мертва, и вдруг решила удостоить меня своего визита теперь, теперь, когда я успокоилась, когда провела так много часов, оплакивая тебя, надеясь, что ты вернёшься и раз за разом, убеждая себя, что тебя не стало. - Ты что думаешь, что мне хотелось этого?! – рявкнула Эмма, повышая голос на октаву. – Хотелось провести полгода моей жизни в клетке? Терпеть побои каждый день? Я почти умерла! Я должна была умереть! Меня нашли на обочине проселочной дороги, забитую почти до смерти, – она горько хмыкнула. – Совсем как когда я была младенцем. Только теперь я уцепилась за жизнь. Уцепилась за единственную ниточку, державшую меня. И знаешь, что я увидела в ту минуту, когда думала, что мне конец? Когда была в этом уверена? Тебя. Я увидела тебя и Генри, так что прости меня за то, что я жива! Реджина на секунду запнулась и пропустила вдох. Шагнув одной ногой на нижнюю ступеньку, она остановилась. Женщины впились друг в друга глазами, провоцируя сделать следующий шаг. Когда-то мысль о том, чтобы быть вместе была блаженством, как долгожданный дождь в солнечный летний день. Теперь солнце не согревало их. Не в этот раз. Сейчас они находятся в самом сердце бури, которая смела все их защитные механизмы, оставив только оголенные нервы и эмоции, удушающие, клокочущие, требующие выхода. Плотину прорвало. Реджина рванулась к ней, и Эмма встретила её на полпути, заключая в объятия. В неясном переплетении рук и ног они целовались яростно, решительно, желая что-то доказать. Губы Реджины были именно такими, как она помнила, полными, упругими, со вкусом мокко и просто правильными. Эмма поймала губами дыхание женщины и крепче прижалась к ней, обвивая руками стройную талию, заставляя её подняться на цыпочки и взойти по лестнице. Реджина в ответ крепко вцепилась в её плечи. Шум в голове, сомнения, страх, неуверенность – всё смыли чувства, вырвавшиеся наружу приливной волной. И сейчас они седлают эту волну, не позволяя ей утащить их на дно. Реджина приоткрыла губы, кончиком языка дразня Эмму, привлекая её внимание, которое блондинка с радостью безраздельно посвятила Миллс. Эмма потянула её из прихожей в коридор, чувствуя, что с каждым вдохом тонет, погружаясь всё глубже. Она дышала Реджиной, той, что для неё важнее воздуха, и, если бы ей предложили сделать так, чтобы Реджина стала её кислородом, Эмма согласилась бы, не раздумывая. Руки блуждали по телу, слегка царапая плоть, левая ладонь забралась под блузку, и Свон провела ногтями по гладкой спине. Зашипев, Реджина отстранилась всего на дюйм и посмотрела на неё потемневшими глазами. Схватив Эмму за подбородок ухоженными пальцами, она накрыла её губы жестким, болезненным поцелуем. Толчок был таким сильным, что блондинка попятилась назад, врезавшись в стоящий позади неё журнальный столик. Ключи, ручки и счета полетели на пол, когда она оперлась ладонью о столешницу, за талию притягивая Реджину к себе, и та обняла её, случайно прижавшись коленом к естеству Эммы, которая всхлипнула в ответ на это прикосновение. Желание затопило её, и, хотя рациональная часть сознания твердила, что это не самая лучшая идея, что им слишком многое нужно друг другу сказать, сейчас голос разума умолкал, уступая контроль той части натуры Эммы, которая заставляла её скучать по Реджине так сильно, что не раз и не два девушка почти была готова послать терапию к чёрту и пешком побежать в Сторибрук. - Реджина, – прошептала Свон, убирая руку с поясницы женщины, чтоб обнять её за талию. Брюнетка ахнула, покрывая её подбородок и скулы поцелуями, такими лёгкими, что Эмме хотелось засмеяться. - Скажи ещё раз. - М-м-м-м? – девушка прикрыла глаза. Буря эмоций, отражавшаяся в них минуту назад, сменилась медленно тлеющим желанием. - Моё имя. Скажи ещё раз. Она оставила поцелуй в уголке губ, красная помада на которых теперь смазалась, не выдержав их пыла. Её дыхание легонько щекотало смуглую кожу, когда она быстро поцеловала Реджину и, прижавшись устами к шраму над губой, прошептала: - Реджина. В ответ её притянули ближе для еще одного обжигающего поцелуя, менее торопливого, но такого же страстного, как и предыдущий, и Эмме оставалось только ответить на него. - Эмма. На её губах заиграла улыбка, и звон в ушах становился всё тише и тише, и, наконец, остался только голос Реджины, снова и снова повторяющий её имя. Опустив взгляд, Эмма увидела, что Миллс целует её подбородок, спускаясь на шею, а затем поднимаясь к уху. Цепочка поцелуев, переплетенная её именем, и каждое звено в ней обещало блондинке целый мир. - Ты, правда, здесь? – прошептала Реджина чуть слышно. Эмма вздрогнула, прижимаясь к брюнетке ещё ближе. - Я здесь, – кивнула она. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Голос разума умолк окончательно, когда Эмма нетерпеливо поднималась по лестнице вслед за Реджиной. Брюнетка, как прежде, шла впереди, держа её за руку, и это позволило солдату почувствовать себя дома. Свон не могла оторвать взгляда от этой женщины, которая, подымаясь на ступеньку, всякий раз оглядывалась, просто чтоб убедиться, что Эмма всё ещё здесь. И стоило карим глазам встретиться с зелёными, Эмма сжимала её руку и чуть заметно ускоряла шаг. Желание быть ближе еще никогда не было таким сильным, и едва дверь спальни закрылась за ними, воздух ощутимо сгустился. Их губы встретились, не желая ждать больше ни секунды. Ожидания в их жизни было достаточно. И, утопая во вкусе мокко, Эмма клялась никогда больше не оставлять этих губ надолго, потому что из всего, через что ей пришлось пройти, самой жестокой пыткой стала невозможность прикоснуться к губам Реджины. Они отступали к кровати, пока брюнетка не коснулась матраса коленями. Эмма осторожно опустила её на одеяло, нависая над ней, отказываясь разорвать поцелуй даже на секунду. Реджина отстранилась первой, только чтоб скользнуть губами по бледной коже шеи. Эмма застонала и закрыла глаза, отдаваясь этому ощущению. Миллс подвинулась к изголовью постели. Ухватив блондинку за ременные петли на джинсах, она потянула её за собой. Осторожно придвинувшись к женщине, Свон склонилась над ней, целуя обнаженный живот. Реджина вздохнула, раздвигая ноги, чтобы лучше чувствовать её. Целуя, Эмма одну за другой расстёгивала пуговицы блузки мэра, начиная с нижней. Язык скользил по нежной плоти, оставляя влажную дорожку. Наконец, блондинка добралась до атласного бежевого бюстгалтера. Горячее, сбившееся от возбуждения дыхание обожгло кожу, и брюнетка вздрогнула, когда губы Эммы коснулись груди. Застонав, Реджина запустила пальцы в светлые волосы, отрывая девушку от её занятия, чтоб накрыть её уста отчаянным поцелуем. До этого они успели немного, горячие поцелуи, и одна, полная блаженства ночь в Бостоне – вот и всё, что у них было. Но инстинкт внезапно взял своё, и теперь Эмма думала только о том, что хочет потерять себя, растворившись в этой женщине. - Можно, мы?.. – хрипло выдохнула Реджина. Встрепанная, в распахнутой блузке, она, мучимая желанием, умоляюще посмотрела на Эмму. Миллс потянула с её плеч китель, оставляя блондинку в простой серой футболке. Открыв глаза, Свон посмотрела в карие, полные страсти и мольбы глаза. Разрешение готово было сорваться с языка, и Эмма подняла руку, чтоб успокаивающе коснуться щеки Реджины. Её взгляд застыл, сосредотачиваясь на руке. Металл и живая плоть. Пальцы резко одернулись, и Эмма села, опираясь на стопы. Желание уступило место смущенью: - Ты можешь не… Закрой глаза. Я могу… Поцелуем Реджина заставила её замолчать. Когда им удалось оторваться друг от друга, брюнетка переплела пальцы с суставами протеза. Разглядывая его, как разглядывают неожиданно найденный драгоценный камень, она спросила: - Я делаю тебе больно? - Нет. Скользнув губами по костяшкам металлических пальцев, Реджина протянула руку и ласково провела ладонью по предплечью до локтя, где протез присоединялся к руке. - Это просто обрубок, – пробормотала Эмма, отодвигаясь и пряча взгляд. - Мне плевать, что это. Это ты. Здесь, – Реджина хрипло, недоверчиво рассмеялась. – Эмма, ты здесь. Эмма широко улыбнулась, не в силах унять волнение и трепет в груди, хотя ей этого и не хотелось. - Ты здесь, – повторила она, пораженная не меньше брюнетки. – Реджина. Миллс улыбнулась в ответ и кивнула. Прикусив губу, она теребила край футболки Эммы: - Я ждала тебя. - Я тоже, – девушка переплела их пальцы и, пристально посмотрев на брюнетку просто для того, чтоб убедиться, что та действительно хочет этого, медленно помогла ей снять с себя футболку. Реджина молча разглядывала Эмму, разглядывала каждый дюйм её тела, и карие глаза светились желанием и такой любовью, что блондинка почувствовала, что готова покраснеть. Она следила за взглядом, скользнувшим вверх по торсу до скрытой бюстгалтером груди, к плечу, по шраму на ключице и к следам от заживших царапин на животе. Свон отвернулась, прикрыв ладонью живот, будто это могло скрыть шрамы от глаз Реджины. Но прежде, чем рука успела коснуться пресса, Миллс приподнялась со своего места и, обняв блондинку ногами, схватила её руку и отвела в сторону, прижав к кровати. Она мягко обвела подушечками пальцев каждый шрам, украшавший тело Эммы. Неровный порез на правом бедре. Едва заметная горизонтальная линия под грудью. Она целовала их все и, поднявшись выше, провела языком по шраму на ключице. - Ты еще красивее, чем была, – прошептала Реджина. Чувствуя, как дыхание брюнетки касается кожи, Эмма не сдержала вздоха и свободной рукой обняла её за талию. Она слишком сломана. Она – увечная. Но она поверила Реджине. Поверила её словам, её прикосновениям. И когда Реджина снова переплела свои тёплые пальцы с прохладным металлом, Эмма заплакала, не умея больше сдерживать обжигающие глаза слёзы. - Я люблю тебя, – неожиданно для самой себя прошептала девушка. Хотя она была уверена, что это всё, что ей хочется сказать сейчас. – Я тебя люблю. - Я тоже тебя люблю, – выдохнула Реджина хриплым отчаянным шепотом и обняла Эмму за шею. – Господи, как же я скучала по тебе. Они снова лежали, прижавшись друг к другу, и их губы сами встретились, сливаясь в поцелуе так естественно, словно были двумя намагниченными половинками одного целого. Не осталось ни сомнений, ни тревог. Впервые они вместе или в последний раз? Неважно. Даже если по воле богов у них есть только несколько часов, главное, что они вместе. Еще хоть раз, говорила себе Эмма, расстегивая застёжку бюстгалтера и стягивая бежевый атлас с плеч брюнетки вместе с блузкой. Губы скользили по знакомым, мягчайшим изгибам, запоминая каждую линию. Может быть, завтра она проснётся, и всё это окажется сном, но сейчас она еще раз насладится чудом по имени Реджина Миллс. Реджина помогла ей расстегнуть свои брюки и снять их вместе с бельём. Эмма села на колени, рассматривая обнаженную богиню, лежащую под ней. Возбужденные соски, золотистая смуглая кожа, чуть порозовевшая от поцелуев и тлеющего внутри пламени. Улыбка, игривая и смущенная. Но глаза, в них Свон видит отражение собственных чувств: неверие, и удивление, и чистейшее счастье. Еще хоть раз? Да черта с два! Ей недостаточно одного раза, эта женщина нужна ей, как воздух! Она провела ладонью по гладкой лодыжке, по колену и легонько пощекотала бедро, так что Реджина, хихикнув, раздвинула ноги. Слишком, слишком долго, думала Эмма, когда легла между ними, целуя живот Миллс. Дорожка поцелуев началась на забавном и потрясающем камешке над пупком и спускалась ниже. Пальцы всё еще щекотали бедро. - Подожди, – простонала Реджина так тихо, что Эмма едва услышала её. Она подняла голову и, положив подбородок на лобок брюнетки, посмотрела на нее, лениво лаская пальцами внутреннюю сторону бедра. Реджина резко села и, притянув девушку к себе, поцеловала. – Ты… – в голосе Реджины слышалась мольба. – Я хочу тебя. Пожалуйста, пожалуйста, Эмма. Реджина прикусила её нижнюю губу, чуть потянув, и Эмма сдалась, чувствуя, как в паху всё туже затягивается узел почти болезненного возбуждения. С хриплым «Хорошо» она перевернулась на спину, потянув женщину на себя. Но Миллс приподнялась над ней, опираясь на руку, и некоторое время просто смотрела так, будто любовалась восьмым чудом света. Пальцы легко пробежали по обнаженному животу, так что мышцы пресса рефлекторно сократились. Коснувшись плеча, брюнетка чуть оттянула лямку лифа. - Можно, я его сниму? – нерешительно спросила она. - Да, – кивнула Эмма и села, спустив лямки. Глядя ей в глаза, Реджина обняла её и расстегнула застёжку. Скользнув ладонью к поясу джинсов, женщина повторила свой вопрос, и Эмма запнулась на секунду: - Ты не обязана. - Я хочу, – взяв её за руку, Эмма подвела ладонь Реджины к пуговице на джинсах, успокаивая её нежным поцелуем. – Я хочу тебя. Джинсы были сняты, а после, получив ещё один успокаивающий кивок, взволнованная брюнетка осторожно сняла с Эммы влажное бельё, оставляя девушку обнаженной. Было время, когда Свон гордилась своим телом до самодовольства. Гордилась четко выделяющимися под кожей мышцами, сильной спиной, накачанным прессом. Возвращаясь с пробежки, она специально стягивала майку и вытирала ею лицо, чтоб Реджина увидела её в топе и леггинсах. Но сейчас девушка внезапно пришла в себя. Шрам на голени, там, где Набиль прижигал рану, чтоб вылечить её, выделялся на бледной коже бурым пятном. На похудевших ногах оно притягивало взгляд, подобно красному бакену. Эмме хотелось повернуться, но она знала, что спина выглядит не лучше. - Я ведь не сплю, правда? Это ведь не очередной сон? – вдруг спросила Реджина, стоя на коленях в изножье кровати. - Тебе тоже это снилось? - Всё время. Медленно и осторожно, наблюдая за реакцией блондинки, Миллс подползла к ней и легла сверху, устраиваясь между разведенных бёдер: - Ты лучше любого из снов. У Эммы перехватило дыхание, и от всех её комплексов враз не осталось и следа, потому что всё, что рисовало её воображение в эти три года, не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило здесь и сейчас. Поцелуй обжигает губы. Реджина прижимается к ней грудью. Глядя в потолок, Эмма растворялась в ощущениях, которые дарили ей губы брюнетки, спускаясь поцелуями вниз по торсу. Хриплое дыхание. Она двигает бёдрами. После такой долгой разлуки Эмме этого мало. И шрамы – это последнее, что беспокоит Эмму, когда язык Реджины касается треугольника жестких волос. Горячее дыхание щекочет нежную плоть, и мышцы нетерпеливо сжимаются. - Красивая, – бормочет брюнетка, – такая красивая. А потом Реджина прикоснулась к ней. Не осталось ничего. Ни барьеров. Ни сожалений. Только Реджина и Эмма. Свон застонала, закрыв глаза, когда почувствовала, как брюнетка ласкает её губами и языком так жадно, словно она может в любую секунду исчезнуть. Пальцы на ногах поджались сами собой. И всё, что Эмма могла сделать, это согнуть ноги в коленях и раскрыться ещё больше, чтобы добровольно отдать себя Реджине, которая вознесла обожание на новую ступень теперь, когда её пальцы дразнили вход. Блондинка двинула бёдрами им на встречу, и Миллс толкнулась, задавая ритм. Стоны девушки и её сбивчивое дыхание вели её, когда толчки становились глубже, ближе к источнику жара и влаги, когда Эмма крепко сжимала её пальцы, не желая выпускать. - Реджина, – ахнула она, почувствовав, как брюнетка обхватила губами возбужденный комочек нервов и легонько его прикусила, заставив бёдра Эммы дрожать. – Реджина. - Я здесь, – откликнулась та, – я с тобой. Эмме не требовалось большего, чтоб отпустить себя. И когда напряжение достигло пика, взорвавшись внутри неё, заставляя девушку выгнуться, вцепившись в простыни, единственной связной мыслью, пронзающей её сознании, было: «Реджина. Реджина. Реджина». - Я здесь, – повторила брюнетка, подымаясь и оставляя цепочку поцелуев на её покрытом потом теле. Из глаз брызнули слёзы, и Эмма не пыталась стереть их. Когда Реджина поравнялась с ней, Свон накрыла полные красные губы поцелуем. Только через пару секунд, отстранившись, Эмма поняла, что щеки Реджины мокрые от таких же счастливых слёз, что взгляд брюнетки мечется по её лицу. Женщина всё еще не верила до конца, что Свон действительно рядом. Эмма мягко поцеловала её и, осторожно убрав тёмные пряди, обняла Реджину, прошептав ей в губы: - Я никуда не денусь. Реджина хрипло всхлипнула. В следующую секунду она, сотрясаясь от слёз, уткнулась в шею Эммы, обнимая её отчаянно, до боли. Их пальцы переплелись сами собой, незаметно найдя друг друга, и ладони сжались, напоминая женщинам о том, что они вместе. Наконец-то. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Свон долго обнимала Реджину, пока они лежали на смятых простынях и разбросанных подушках, постепенно остывая. Физическое желание отступило, и разум снова заговорил в Эмме, когда она гладила заплаканную Реджину по спине, крепко обнимая. Она сделала это. Она заставила сильнейшую из женщин сотрясаться в рыданиях, захлёбываясь слезами. У неё не было выбора, напомнила себе Эмма. Не позаботься она о себе, груз, давивший ей на плечи, стал бы между ними стеной. А может быть, произошло бы что-нибудь гораздо худшее. Она зажмурилась. Выбор всегда есть. И может быть, её выбор был неверным. - Прости, – искренне шептала блондинка, баюкая её, целуя в висок и напевая ту самую песню, которая помогала ей сохранять здравый рассудок. Реджина плакала, и по щекам Эммы снова побежала соленая влага. Вдруг всхлипы прекратились, хотя плечи брюнетки продолжали вздрагивать, и, отстранившись, Свон увидела, что та улыбается. Потом Миллс засмеялась безумным смехом. Щеки у неё покраснели, лицо всё еще было мокрое от слёз, а глаза воспалились, но, господи, какая же она красивая. - Прости, – Эмма ничего больше не смогла придумать. Реджина захохотала громче. - Простить? – переспросила Миллс, вытирая глаза. С быстротой, которой Эмма не ожидала, она обняла её за шею и поцеловала. Поцелуй должен был стать жестким, но в нём было столько близости, и преданности, и чистейшего обожания, что блондинка не ощутила ничего, кроме нежности. - Ты дома, – прошептала Реджина. – Не извиняйся за это. Они лежали на одеяле, повернувшись друг к другу лицом и переплетясь ногами. В комнате было прохладно, но не хотелось отодвигаться друг от друга даже для того, чтоб укрыться. Эмма провела стопой по шелковистой коже лодыжки и ухмыльнулась, увидев, что Реджина, сосредоточившая свое внимание на креплениях протеза, отвлеклась. Их окружала тишина, потому что слишком трудно было найти слова, чтоб выразить, что они чувствуют. Зрачки Эммы тревожно расширились, когда Реджина коснулась места, где протез присоединялся к руке. Она пристально посмотрела в карие глаза, но не увидела в них ничего, кроме грусти, удивления и любопытства. Ни осуждения. Ни жалости. Любовь, как она есть, во всей красе. Свон молча приподнялась, опираясь на руку, и отстегнула протез, открывая заканчивающуюся на сгибе локтя культю. Пристраивая протез на тумбочке, девушка думала, что, возможно, снимать механическую руку пока что не стоило, но, едва она легла обратно в кровать, ладонь Реджины накрыла её правую руку. Ногти легонько пробежали по бицепсу, пощекотали плечо и спустились до локтя. Эмму всё еще мучили фантомные боли в руке, которой у неё больше не было, но сейчас она могла поклясться, что чувствует, как Реджина ласково гладит костяшки пальцев. Когда брюнетка сделала это снова, по позвоночнику Эммы побежали мурашки. - Почему ты не позвонила? – удрученно прошептала Реджина, играя одним из золотистых локонов. - Взгляни на меня, Реджина, – не сдержавшись, Эмма спрятала культю и повернулась так, чтоб шрама на щеке не было видно. – Когда меня нашли, я была последним, что ты хотела бы видеть в своей жизни. Миллс взяла её за подбородок и посмотрела в глаза: - Но ты была бы со мной. Эмма покачала головой: - Нет, ты увидела бы пустую оболочку. - Мне было бы всё равно, – настаивала брюнетка. Она убрала руку с лица Эммы. Настал её черед отвести взгляд. - Представляешь, каждый божий день я мечтала, чтоб ты вернулась домой, а ты была всего-то в другом штате, – Реджина нервно теребила ниточку, выбившуюся из подушки. - Я хотела. Поверь, хотела, – взяв Реджину за руку, Эмма поцеловала костяшки пальцев, не готовая отпустить этот момент. Может, через секунду, Миллс выбросит её из своей кровати, из своей жизни. Может быть, это чудо – всего лишь случайность. Отчаянный поцелуй на запястье. Языком по предплечью, и скоро Эмма скользит губами по шее и снова касается сладких губ. – Я была… не в порядке. - Ты могла приехать сюда, а не принимать решение за меня, – несмотря на обиду в голосе, Реджина наклонила голову, предоставив губам Эммы полную свободу действий. Она всхлипнула, когда Свон прикусила нежную кожу между плечом и шеей. Девушка отстранилась – достаточно, чтоб брюнетка открыла глаза, разочарованная потерей контакта. Зелёные глаза, полные сожаления и тоски, смотрели виновато. - Дело было во мне. Раз в жизни я подумала о себе. Мне нужно было прийти в норму и примириться с собой прежде, чем продолжать жить, – она бессознательно подвинулась к Реджине, схватив её за руку. – Я не могла допустить, чтоб ты справлялась со мной, когда я сама не могла с собой справиться. Прижавшись лбом ко лбу женщины, Свон прошептала так тихо, словно выдавала государственную тайну. И в каком-то смысле так оно и было. Тихо-тихо она озвучила причину, по которой не приехала в Сторибрук, едва вернувшись в Штаты. По которой всё ещё продолжала казнить себя. - Я боялась. - Чего? - Причинить вред тебе и Генри. Руки Реджины обняли её за талию, притягивая ближе, но блондинка не позволяла себе выдохнуть от облегчения и погрузиться в их успокаивающее тепло. Это слишком хорошо, чтоб быть правдой. - Когда меня нашли, я целыми днями лежала, дрожа, дергаясь в судорогах, забившись в угол, как угодивший в ловушку зверь. Я едва могла находиться с кем-то в одной комнате, чтоб не подскакивать от каждого шороха. И если ко мне подходили слишком близко, я реагировала. Нехорошо реагировала. - Я хочу злиться на тебя, – призналась Реджина. - Ты имеешь на это право, – робко пробормотала Эмма. - Не нужно строить из себя мученицу, – резко бросила Миллс и, фыркнув, погладила пальцами гладкий живот Эммы. Он не был таким крепким, как она помнила, но всё равно сводил её с ума. – Часть меня очень расстроена. И большая часть меня очень хочет тебе врезать. - Ага, – промямлила блондинка, пристально рассматривая рисунок простыней. Вот оно. В любую секунду. - Но я слишком счастлива, что ты дома, так что на остальное мне действительно плевать. Взгляд Эммы метнулся к её лицу, и она неуверенно улыбнулась, заливаясь краской прежде, чем поцеловать ухмыляющуюся Реджину. - Но я хочу это слышать, – брюнетка отстранилась и взяла лицо Эммы в ладони. Свон на секунду отвела взгляд, когда Реджина нежно провела подушечкой пальца по шраму от уголка розовых губ до правого виска, чувствуя каждый мельчайший изгиб. Она скользила по Эмме удивленным взглядом, по каждому шраму, каждой крошечной царапине, будто сравнивая женщину, сидящую перед ней, с той, которую провожала в аэропорту много лет назад. И Эмма знала, что она и та женщина – разные люди. Она никогда не будет прежней, как бы ни старалась. Но когда Реджина поцеловала её шрам, а потом губы, потершись носом о её нос, в эту секунду между ними было столько близости и доверия, что Эмме снова захотелось заплакать, потому что прошлое потеряло всякое значение, превратившись в несуразное видение. Эмма хотела будущего. С Реджиной. Будущего для их семьи. - Я хочу все услышать. Когда будешь готова. - Хорошо.