We are

Ты вновь достаешь сигарету из полупустой пачки и сдавливаешь плотный фильтр зубами, напряженно всматриваясь в туман за окном, просто потому что боишься обернуться. Я здесь играю роль маленького подлого Дьявола, не так ли? Вот только принадлежал бы я к роду демонов, тебе было бы больнее, со мной ведь иначе не бывает, верно? Я прекрасно знаю, о чем ты думаешь в каждую минуту своего существования. Нет, ты не открытая для меня книга, да и у меня нет особенных способностей, которые выделяли бы мою персону из толпы твоих поклонников. Я просто знаю, о чем могу заставить тебя думать. Ты немного двигаешь челюстью, все сильнее превращая фильтр сигареты в изжеванную вату, пытаясь преодолеть желание чиркнуть зажигалкой. Быть может, сигаретный дым уже давно бы наполнил эту комнату до каждого темного уголка, оставляя за собой только жгучую боль в глазах и неприятный ком в горле, вот только я не люблю запах сигарет. А твои пальцы подрагивают в жалком сантиметре от зажигалки. Ты бы обязательно свалил всю вину на никотиновый дым, потому что у тебя от него вечно слезятся глаза, только сигарета в твоих зубах не тлеет. Ты выдыхаешь. Протяжно и хрипло, с надрывом. Тишину между нами можно резать ножом, и я даже представляю, с каким оглушительным треском она расходится в стороны под давлением острого лезвия. Не блестящего. Не уверен, что в этом доме есть хоть один чистый нож. — Почему? Ты выдыхаешь это слово с такой болью, что я почти чувствую ее. Но нет, показалось. Просто сделал слишком глубокий вдох. Ты задаешь этот вопрос каждый раз и все время надеешься на иной ответ, но, увы, дать тебе его я не могу. Был бы ты рад сладкой лжи? Навряд ли. Я слишком хорошо знаю тебя, а ты не слишком идиот, чтобы поверить. — Потому что могу. Эта ситуация похожа на идиотский тупик. Что мешает нам завести разговор о том, какая дерьмовая погода на улице? О том, что твоя сестрица снова пришла домой с фингалом под глазом, потому что не может не любить того наркомана? О том, что ты, дьявол тебя задери, сам меня вызвонил, а теперь не можешь преодолеть свою гордыню и просто вставить мне? — Где ты пропадал неделю? О, вот оно. Эта часть всегда наступала. Ты вечно задаешь вопросы, ответы на которые знать не хочешь. В такие минуты твоему образу не хватает зажмуренных крепко глаз и ладоней, со всех сил сжимающих уши. — Ездил за город к родственникам. Вру ли я? На самом деле, никто из нас не может быть уверен в этом. Я сам так погряз в этом болоте, что не могу разобрать, где кончается моя ложь и смогу ли я еще хоть один раз сказать правду. Да и нужна ли она нам. Эта история далека от стандартов современных сказок. Ты не гребанный принц, а я далек от образа принцессы. Разве что у нас есть замечательный дракон, который вместо охраны занимается членовредительством. — Ты мог бы позвонить. На этот раз у тебя хватает храбрости говорить, глядя мне в глаза. Только меняет это немногое. Я мог бы притвориться, что пугаюсь твоего хмурого тяжелого взгляда, но оба мы знаем, что я хороший актер. И еще лучше нам известно, что сейчас совсем не время разыгрывать спектакли. — Ты мог бы сделать это сам. У меня были дела. И все же занавес поднимается, показывая безмолвным зрителям немую сцену. Кажется, кто-то поддержал реалистичность одинокими аплодисментами. А, нет. Это всего лишь разбивается вдребезги твое терпение. Я не двигаюсь с места, когда ты широкими шагами приближаешься к кровати и дергаешь на себя, схватившись дрожащими от напряжения пальцами за ворот моей застиранной рубашки. В кино в такие моменты обычно звучит нарастающая тревожная музыка, но об тишину маленькой комнаты разбивается мой глухой смешок. Короткий фитиль твоего терпения уже догорает и совсем скоро должен прозвучать оглушительный взрыв. Ты всегда был для меня синонимом ядерного взрыва, в то время как я предпочитал использовать осколочные гранаты. Твои пальцы почти не путаются, расстегивая на мне рубашку, а я почти не сопротивляюсь, рассматривая белый потрескавшийся потолок. В прошлый раз я насчитал тринадцать трещин, многое ли изменилось за время моего отсутствия? Спектакль обещал затянуться, когда полы рубашки, наконец, распахиваются, являя твоему взору сходящие с кожи синяки, уже пожелтевшие и совсем не приносящие боли. Дракон постарался на славу, верно? Я знаю это, потому что твои пальцы сжимают чистую простынь, а на скулах ходят желваки. Сколько синяков ты насчитал? Меньше, чем трещин на твоем дурацком потолке? Я не знаю. Это всегда было единственной вещью, о которой я не знал, потому что давно не смотрел на свое тело, предпочитая не думать о следах, которые вечно выводят тебя из равновесия. — Неделя. Твой голос заставляет меня вздрогнуть, и ты в немом удивлении приподнимаешь густые брови. Тебе тоже удалось удивить меня. Обычно, оказываясь в кровати, ты не произносишь ни слова. Честно говоря, не уверен, что ты умеешь стонать, потому что наши половые акты похожи на игру одного актера. Не то, чтобы меня это задевало, твоя каменная рожа в такие моменты изрядно меня веселит. — Четыре дня. Многое ли это меняет? Я знаю, что нет. Внутри нарастает чувство, что в любую секунду в эту комнату ворвутся четверо Всадников, да и слава небесам. Ведь только Апокалипсис заставил бы тебя подняться с противно скрипучей кровати, но и в этом быть уверенным я не могу. Ты смотришь мне в глаза, будто пытаясь отыскать там счастливый конец этой сказки, но его там нет. Ни в одной из сказок хэппи энд не предусмотрен, ты ведь знаешь это. Все принцессы и принцы в любом случае оказываются обычными людьми с извращенными желаниями и прогнившими душами. Ты мог бы сравнить меня с Золушкой, но у меня нет злой мачехи, а мой брат гниет в земле. Ты знал, что Золушка сбежала от принца, потому что он хотел ее изнасиловать? Даже здесь я допустил ошибку, с радостью прыгнув к тебе в койку. Твои сухие губы почти осторожно касаются кожи моей шеи, оставляя невидимую метку. Пальцы вдавливаются в желтоватую кожу, где уже почти сошли синяки. Не с намерением оставить собственные, а для того, чтобы заставить почувствовать боль. Ты всегда так делаешь, будто пытаешься донести, что тебе больно постоянно, но я ведь и так это знаю. Мои брюки вскоре покидают пределы кровати, вслед за ними летит и белье. Внутреннюю сторону бедра царапает холодная пряжка твоего ремня. Ты никогда не удосуживаешься раздеться и скидываешь с себя одежду лишь после секса. Это твой своеобразный способ защиты. Не можешь сберечь от меня свою душу, так бросаешь все попытки на защиту своего тела. Твои касания всегда словно чужие. Стоит закрыть глаза, и твой образ растворяется, словно далекое воспоминание, которое ты можешь воспроизвести в своей голове только по общим штрихам. Мне приходится каждый раз смотреть на тебя неотрывно, чтобы не испытывать ощущения, будто это руки незнакомого мне человека. Ты ненавидишь поцелуи. Не припомню, чтобы мы хоть раз нормально целовались. Даже моей кожи ты лишь сухо касаешься губами, тут же стирая эти прикосновения ладонью. Наверное ты просто боишься. Думаешь, что будет хуже, ведь сейчас никто из нас не может сказать, какие же между нами отношения. Ты боишься перейти эту грань, ведь возврата к прежнему уже не будет. Но ведь ты понимаешь, что уже поздно. Ты не хочешь признавать, но эта грань осталась уже далеко позади. Наверное мне даже немного жаль. Я хотел бы уйти, зная, что не обернусь назад, но поздно уже и для меня. Твои пальцы грубоватым движением проникают внутрь, смазывая растянутые мышцы. Ты безмолвно спрашиваешь: Почему?», и видишь ответ в моих глазах, тут же прерывая зрительный контакт. Я привык видеть перед собой этой чертов белый потолок с трещинами и твое каменное лицо, но сегодня ты готов рушить все, к чему мы оба так привязались. Ты без труда переворачиваешь меня на живот и наваливаешься сверху, заставляя носом уткнуться в подушку, которая уже давно потеряла свою приятную мягкость. Я не пытаюсь вырваться, но ощутимо напрягаюсь, когда твои руки заставляют приподняться, упираясь коленями в не самый удобный матрас. Влажные от смазки пальцы раздвигают в стороны мои ягодицы, и я медленно выдыхаю, пытаясь не сосредотачиваться на слишком громком звуке расстегиваемой ширинки. Мне не должно казаться, что все по-другому, потому что это не так. Но почему же тогда я не могу самого себя в этом убедить? Моя ложь, так хорошо прижившаяся ко мне, начала отваливаться огромными гнилыми кусками, стоило тебе поменять хоть что-то в нашем привычном алгоритме отношений. Первый толчок заставил меня напрячься, но ты тут же надавил на мою поясницу широкой ладонью, заставив сильнее прогнуться и прижаться грудью к жесткому матрасу. Знаю, что сейчас ты слегка морщишь лоб, успокаивая себя и свое нетерпение, поэтому в ответ подаюсь бедрами назад, превозмогая легкий дискомфорт. Тебе всегда требовался молчаливый ответ. Ты никогда не позволяешь себе лишнего, а может и стоило бы. Но твои движения всегда неторопливы и осторожны. Я чувствую, как твой член медленно растягивает меня изнутри, заполняя горячей пульсацией и заставляя мелко дрожать, напоминая себе, что необходимо дышать. Ты всегда излишне аккуратен. До первого стона. Стоит мне подать голос, как тебе мгновенно сносит крышу. Движения бедер становятся резче и сильнее. Мне приходится вытянуть руки над головой, упираясь ладонями в невысокое изголовье старой кровати, чтобы удержать себя на месте. Дышать становится сложнее, глубокие толчки будто выбивают из моей груди воздух вместе с короткими полустонами. Твои пальцы больно сдавливают мои бедра, приподнимая их выше, и я отвечаю тебе хриплым вздохом. Твое горячее дыхание касается моего затылка и влажный язык неожиданно скользит по влажному от испарины плечу, заставив меня замереть от такой неожиданной откровенности и вцепиться в подушку, когда ты с глухим рыком вновь подался вперед. И, наконец, все лишние мысли покидают мою голову, потому что ты не намерен больше останавливаться, ритмично вдалбливая меня в этот чертов матрас. И я отвечаю тебе откровенными стонами, которые ты так любишь. Ты хватаешь меня за влажные волосы на затылке, выворачивая мою голову в сторону, чтобы мой голос больше не заглушался подушкой, и наклоняешься непозволительно близко. При всем, что происходило между нами на этой самой кровати, мы никогда не были так близко друг к другу. Ты никогда не выдыхал так горячо мне прямо в губы, обманчивым движением облизываясь. Ты никогда, черт тебя дери, не рычал так страстно и голодно, вгоняя в меня свой член, оставляя синяки на коже от слишком крепкой хватки мозолистых пальцев. И ты никогда… Охтыжбожемойгосподи… Я не сдерживаю особенно громкого стона, когда твоя горячая ладонь смыкается вокруг моего до предела возбужденного члена. Ты никогда не прикасался ко мне так. Это тоже было своеобразной гранью для тебя. Для нас. Надолго меня не хватает, и я глотаю воздух, содрогаясь под твоим тяжелым телом. Меня будто выкидывает за рамки этого серого мира в черную дыру, которая сдавливает мое горло, мешая выдохнуть. И я наслаждаюсь этой маленькой агонией, которая волной проносится по моему телу, оставляя за собой осколки удовольствия. И мой выдох вновь разбавляет повисшую в комнате тишину, а мой взгляд скользит по белому потолку, натыкаясь на темные трещины, словно проступившие на бледной коже вены. Лежать на спине было немного неудобно, но я не мог заставить себя пошевелить и пальцем, отдав свое тело приятной усталости. — Почему? Вопрос срывается с моих губ быстрее, чем я могу это остановить, и я уже ненавижу себя за подобную несдержанность. Я ненавижу тебя за то, что заставляешь меня выбираться из этой сраной лжи, в которой мне так уютно живется. Я ненавижу все, что связывает нас, потому что знаю, где меня всегда ждут, и этот факт будто цепь на моей шее. — Потому что люблю. Ты улыбаешься, а я хочу разбить тебе морду, потому что чувствую, как удавка из твоих слов все сильнее сдавливает мое горло, заставляя задыхаться. Моя рука тянется к тебе, но падает на подушку в нескольких сантиметрах от твоего лица. — Ненавижу. Ты смеешься, и я вдруг понимаю, что главная роль в этом абсурдном спектакле была отдана не мне. Я как самый глупый мотылек полетел на огонь, желая его покорить, а в итоге остался с обоженными крыльями под цепким взглядом дьявольских глаз. И не улететь, не сбежать. — Знаю. Ты проводишь пальцами по моей щеке и я кусаю тебя за ладонь, крепко сжимая зубы в попытке хоть на чем-то выместить свою злость, а ты продолжаешь спокойно снисходительно улыбаться, словно тебя поцарапал дикий котенок. И я понимаю, что ничего не знал о тебе все это время, а просто попался в хитросплетения твоей затянувшейся игры, победитель в которой был уже давно предопределен. И я сдался. Просто потому что могу. Просто потому что хочу.