Драбблики-кораблики

      В некотором царстве тёмном, в некоем государстве чёрном жили-были юмы-девицы молодые мастерицы. Жили да не тужили в своей сторонушке далёко от столицы государства тёмного, чьё название потерялося за давностью лет в песках дремучих. Жили они своею жизнию, чужих не трогали, но и к себе не пускали, порой кой-какие вести из столицы подслушивали. Так слышали юмы, что недавнося нашли землю чудную, землю обетованную. И сказывалось ещё в древних свитках да в сказаниях, как раньше народец весь сего государства тёмного ходил под солнышком ясненьким на земле плодовитой. И как жили в ту пору воины великие, землю ту охранявшие. Но случилося война с силами страшными, с силами тёмными. На погибель демонам пришли воины белоликие, воины-девицы. И уничтожили они царство то древнее и развалин то не оставили, а живых кто остался, тех под землю сослали, как сослали, так и запечатали, горемычных. И столетия тужили демоны под землёю нечистую. И не видели солнышка ясного и не видели травушки зеленькой. Тяжко, ой, грустненько жить то под землюшкой. И столетия прошли уже, да не было то всё избавления, и хоть молилися все богини великой, жизнь дающей, да и то не помогалося.       Но вот пришла вдруг весть столичная, что открылся-то портал на землю ту, на землю ту обетованную. И министры королевишны сразу же припустили и на земле то родименькой появилися. Да вернулись немногие. Из четырёх то родименьких только двое осталось их, двое же пали, несчастные, из-за козней злых сейлоров лютых, из-за мерзости дев многоликих. И печалились юмы и королевишна и отпивали то тех несчастненьких, да делать то нечего было. Поняли юмы тогдавите, что землю обетованную просто так не отдадут то им и сражаться придётся.       И вот пошла война лютая, война беспощадная, да не видно ни краюшку, ни кончика. Уж все юмы, что во дворце то жили, все то полегли на поле боя несправедливого и пали в бою за землюшку родную.       И решили юмы тогда наши ни во дворец идти, куда уж им, не пустят, а самим как-нибудь портал найти и выйти на землю ту обетованную и посражаться за отечество родимое. Шли они шли и день и два. И знакомые селения незнакомыми сменилися и совсем потом селенья исчезли. Вошли те юмы четыре в лес чёрный, в лес дремучий. Страшно юмам, о лесе том молва недобрая ходит. Говорят, что живут то там звери страшные, звери лютые, звери зачарованные. Хотели юмы-девицы костерок развести, да не горят ветки то! Хоть и сухие, хоть и среди юм четверых была одна мастерица огня, да в пустую всё. И сидят девоньки под деревцом и отойти то друг от друга боятся. Да есть то уж очень хочется. Пролетала тут мимо сова — стражница ночная. Одна из юм, та, что стрелами владела, взяла, да и подстрелила птичку. Раненая голубка пала на землю, забилась о твердыню: стрела то лишь в крылышко попала, а брюшко то не задело. Подошли тогда юмы ближе. Глянули — да так и ахнули: тельце то у зверька совиное, а головушка то человеческая. Испугались юмы до смертного ужаса такого чуда крылатого и решила одна то из них, что была исцелительницею, ранку скорее закрыть. И приложила на все старания, и птице то облегчение вышло. И смотрит птичка-невеличка глазами благодарными на юм-девиц и молвит им:       — Спасибо вам, девицы ясные, за то, что спасли меня, бедную, что не съели совушку. Уж я то вам пригожуся. Знаю я вашу кручинушку, знаю, что на землю вы выбраться хочете. Вот это я вам и сделаю. И совет дам: тех сейлоров лютых вся силушка заключена в брошке одной да в ручках — трёх штучках. Коль их отнимите, коль в огонь бросите, водою польёте и землёй присыпите, так всё зло в мире и уничтожится и свободна будет земля обетованная.       — Спасибо тебе, птица премудрая, — молвила юма, — да как же вернуться то нам потом то обратно в родную сторонушку? Да и узнать как там на земле той священной сейлоров лютых?       — Не печальтесь о том, — говорит совушка, — вот вам яблочко. Как домой воротиться решитеся, вы его надкусите со сторон четырёх и появитесь тут же. Ну, а девонек тех вы узнаете: трое из них в одну школу ходят, все возраста невинного, а у старшей сзади хвосты из волос до земли, а в хвостах ленточки.       Поблагодарили тут юмы совушку мудрую да и оказались на улице странной, на улице назнакомой: и стоят дома то огромные, словно небо подпираючи и ездят железные кони так, что дышать уж нечем-то. Страшна земля обетованная, ох страшна. Не такою себе представляли её юмы-девицы, юмы-молодицы.       Но делать то нечего. И пошли тогда славные юмы-девицы по улицам города того, который Токио называется. И три дня и три ноченьки ходили они по улицам, всё высматривая девушку невинную, девушку с косами, да с бантиками. И вот на третий день утречком одна из юм-молодиц увидела, как по улице светлой милая девушка бежит-запыхается. И косы при ней, а главное, брошка на груди висит. Брошка неприметная да для юмы заметная. Зазвала юма всех подруженек и пошли они по следу девоньки, довели её до здания учебного, школой называемого. Там увидели они ещё девушек, а через времечко некоторое, когда занятия кончились, видят юмы, что у здания стоит ещё одна девица. И подошли к ней ещё трое, да среди них и та с косами. И идут они по улице миловидные, красотою лучистые. Но смотрят юмы в души их тёмные и видят оборотней страшных. Та, что с волосами голубыми, страшно гордая, независимая, да ещё и сердеченько всё её льдом покрыто: нет ни жалости в нём, ни горечка, ничего нет в том сердечке мороженом. А вторая девица, та силой невиданною владеет, а сама такая строгая и свирепая, что руками порвёт любого, кто подойдёт к ней с каким-либо намерением. Третья дева так злобой и пышет, ненавистью пылает к миру сердечко огненное. Но страшнее всех дева четвёртая, из себя миловидная, но убийца заправская, какой свет и не видывал. Душа её тёмная на погибель всем демонам. И шли юмы за девушками и дошли до замка невиданного, до храма пречистого. Обернулись юмы девицами-красавицами, подошли к тому храму и молиться зачали. А к ним сейлоры те подходят, да беседу мирную заводют, да спрашивают, за что они молятся, да о чём сокрушаются? Отвечают то юмы, что сердечко разбито у них, что хотят добра молодца, да не видно в округе то никого подходящего. И смотрела на них дева гневная, дева огненная. И сказала она вдруг:       — Вы какие-то странные девоньки. Чувствую я ауру недобрую. Не к добру вы пришли сюда.       Юмы взмахом одним превратилися и пока те девицы смотрели, свои атаки на них напустили. И лежат три девицы без сознания всякого, только лишь дева чёрная увернуться сумела.       — Сила Марса! — возопила она быстренько и ручкой своей обратилося.       Мгновеня прошло одно всего, а перед юмами уж стоит во плоти сам Дьявол то. Дева-монстр, дева оборотень.       — Ах, вы ранили моих подруженек любименьких, я не прощу вам бусурманства такого. Дух огня!       Три юмы быстрее отвлекли деву грозную, а четвёртая пока ручки другие нашла да брошку отняла. Девы же всё лежали без памяти. Обернулось юма, а над ней Сейлор Марс стоит, а подруженьки милые прахом уже рассыпаются. Испугалась та юма и бежать припустилася. Сейлор Марс погналась за ней да поймать не получилося. Подошла воин к подруженькам, приняла милый облик вновь девичий. Отвела их в светлицу, и стали они кручиниться, как же у юмы той жезлы свои вернуть быстренько. Ну, а юма всё рядом томится, и плачет, и рыдает, и друзей своих не забывает. Ненавидит она воинов лютых и желает им лишь погибели скорой.       Так до вечера сидела юма у храма-замка того, всё кручинися о погибели. Вот и ноченька настала. Дева та огневая сняла одежду обычную да в постель прилегла. Юма в домик влетела, осмотрела одёжу и нашла в ней жезлик последний, жезлик-ручку золотую. И схватила она яблоко красное и надкусила его со сторон четырёх и исчезла до той поры, пока дева проснётся.       Оказалась юма вольная прямо в центре столицы града, подивилась она колдовству нечистому, но пошла во дворец. Во дворце как узнали всё, так возрадовались. Отпивали юм-молодиц, жизни не пожалевших для добычи тех жезликов. Потом развели костерок, в него ручки положили, да брошку не забыли, а костерок водой залили, да землёй посыпали.       Вмиг исчезли все, кто был рядом. Вмиг исчезли все, кто под землёю был, вмиг исчезли люди, что на земле обетованной жили.       Прилетела тут совушка ясная, рассмелася, глядя на деревья высокие, на животных невиданных, да сказала она белке красной, что юмой была до преображения:       — Милая девица, не поняла ты меня, хитроокую, ведь сказала тебе я уже прежде, что от заклинания этого всё зло человеческое на планете переведётся. Но, милая девушка, не существует на свете человека, который ни разу не сделал поступка дурного, не существует на земле и демона по лику человеческого, у которого мысли дурной не было. Заклинание было против всех существ человеческого рода, вот теперь будет нам раздолье, нам, и птицам, и зверям, и цветам. Не кручинися, белочка милая, земля теперь и правда обетованной сделалась.       И повелося с тех пор ровно так: нет на землюшке, нет под землюшкой никого человекопохожего. Рай природы настал. Рай животных смышленых да немногих юм, человечков, что младенчиками были в день клятвы страшной, младенчики, которые ещё и правда не думали в жизни плохого. И выросли они с природой в гармонии, от неё не отличаяся. И земля обетованная расцвела пышным цветом довольствия.              2009