Исполняющая обязанности

Наверное, если бы Вилл – по совершенно, кстати, непонятной мужу причине – не поддержала так горячо идею, что он непременно должен заменить Шона на этом выступлении, Мэтт ни за что бы на эту авантюру не согласился. Но, подумав, он решил, что прежде всего эта презентация мультфильма касается именно Вилл и, наверное, для нее это действительно важно, можно и поступиться хоть иногда своим упрямством. Тем более, это всего одно выступление на один вечер.        С кузеном Мэтт никогда особенно не общался, а с его окружением – и подавно. Несмотря на общее увлечение музыкой, безалаберность образа жизни Шона его всегда отталкивала, хотя в целом вполне можно было сказать, что отношения между двоюродными братьями были и неплохие. Может быть, как раз за счет этого нечастого общения. К тому же, пока Мэтт учился в ветеринарной академии, а Шон вместе с остальной группой «Ярость» мотался по разным штатам и даже пару раз в иностранные гастроли, встречаться им и вовсе, кроме как на общесемейные праздники типа Дня Благодарения, не приходилось. Но все-таки с остальным составом группы Мэтт был, пусть и шапочно, но знаком. Впервые он увидел этих троих, когда вместе с кузеном приходил на прослушивание – и, в отличие от того, сразу же решил, что ничего общего с этой пестрой компанией иметь не собирается.        Клавишника в «Ярости» звали Дэрек Сноу, а называть предпочитали просто Снеговиком, что ему, вероятно, было и не по нутру. Трудно было понять точно, поскольку этот молодой человек, у которого даже выбритая наголо голова и кожаная одежда в стальных заклепках не сумела отобрать какого-то аристократично-интеллигентского чувства собственного превосходства над окружающими. Господин Сноу был вообще-то пианистом, более того, искренне считал себя гениальным композитором, из-за материальных трудностей вынужденным «опуститься до уровня» рок-группы, а оттого абсолютно на всех имел привычку с недовольным пренебрежением коситься своими слегка водянистыми бледно-голубыми глазами и разговаривать с кем бы то ни было только по крайней нужде. Что фамилия, что прозвище идеально характеризовали этого типа: Дэрек был светлокожим, даже бледным, светлоглазым и даже в кожаном наряде предпочитал белый цвет. При первой встрече у него еще были лирические вьющиеся льняные локоны, теперь безжалостно отрезанные по настоянию вокалистки.        Бас-гитаристка Эми казалась полной противоположностью Снеговика. Девушка была иммигранткой откуда-то из латинской Америки и полное ее имя было длинным, с трудом произносимым и абсолютно не запоминающимся, Мэтт не удивился бы, узнав, что она и сама его не помнит. Группе (и, судя по Шону, за глаза тоже) ее все предпочитали называть просто Уголек. Кожа у Эми была темная, но не ореховая или шоколадная, а слегка красноватого оттенка, а волосы – когда-то роскошная копна цвета воронова крыла – теперь, чтобы не дублировать черты Нериссы, были пострижены едва ли не «ежиком» и выкрашены в огненно-красный цвет.        Третьим, вернее, четвертым, если считать Шона, был Вольф Грей, игравший на ударных. Вечно угрюмый тип с неряшливой «рваной» гривой темно-серых волос, вечно свисающих на лицо, и очень тяжелым взглядом. Мэтт видел такие глаза у посаженных в клетки диких зверей – вроде бы, и без агрессии, но с каким-то невольным предупреждением о ней. Шон о прошлом этого типа ничего, по собственному признанию, не знал, и даже подозревал, что сама Нерисса тоже этого не знает. Одежда на Грее всегда выглядела так, словно ее разодрали в клочья, а потом не слишком аккуратно сшили обратно, причем нарочитую «стильную» обтрепанность это мало напоминало.        По правде говоря, Мэтт последнее время совсем не репетировал, да и вообще – с тех пор, как позади остались веселые студенческие денечки, а на смену им пришли, кажется, уже ставшие тенденцией безуспешные попытки найти работу действительно по душе, музыку он изрядно подзабросил. Просто не до того стало – разве что дома да на летних барбекю иногда под обычную деревянную гитару что-нибудь для Вилл или для компании друзей развлечения ради исполнял – о чем, в принципе, честно предупредил и досадливо поморщившуюся при его словах Нериссу.        – Электронную гитару пришлось в гараже держать, а то и место занимает, и… вообще с ней вечно проблемы, – чуточку сконфуженно признался он. – наверное, Шон не будет возражать, если я возьму его инструмент на этот вечер.        – С гитарой что-то не так?        – Да… то есть – нет. То есть не совсем с ней… вернее…        В слегка прищуренных глазах брюнетки отразилось столь неприкрытая оценка его умственных способностей, что Мэтт раздраженно отвел взгляд.        – Если я все правильно понял, Вы ведь обладаете теми же способностями, что у Вилл. Ну… когда вещи оживают.        – Можно сказать и так, – каким-то странно дернувшимся голосом негромко подтвердила Нерисса. Мэтт снова поднял на нее взгляд.        Эта женщина пела просто потрясающим глубоким и сильным голосом, однако при обычном разговоре, может быть, из-за изначально широкого диапазона, ее тембр постоянно «скакал» и невероятно менялся в зависимости от тона и настроения. Нет-нет, да и проскакивало даже весьма неприятное хриплое дребезжание. Впрочем, она и внешне до невозможного буквально олицетворяла поговорку о том, что женщине всегда столько лет, на сколько она себя чувствует…        – У этой гитары совершенно невозможный характер! – наконец, максимально абстрагировавшись от абсурдности собственных слов, подавленно признался Мэтт.        Вообще-то большинство «оживших» электроприборов относились к Вилл искренней симпатией. Иногда даже, чересчур бурно выражаемой. Кроме того, его жена была, наверное, единственным человеком в мире, способным быстро найти что-то, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нужно через «Гугл», что, пожалуй, можно было считать даже большей мистикой, нежели все эти их путешествия между мирами. Обычно это распространялось даже на «едва знакомые» приборы, пользующиеся редко выпадавшей возможностью с кем-нибудь поболтать, а уж электронные «обитатели» их квартиры Вилл просто обожали. Но вот злополучная гитара стала неприятным исключением.        – Пошли в этот ваш гараж! – хмыкнув, прервала его невеселые размышления Нерисса. – Теперь я из чистого любопытства уже просто обязана взглянуть, что это за гитара такая!        Мэтт тяжело вздохнул.        Они с Вилл жили в многоквартирном доме, рядом с его «семейным» зоомагазинчиком, поэтому находящийся неподалеку гараж приходилось использовать еще и в качестве склада для всего, что в квартире не поместилось. В итоге скоро там не помещалась уже, собственно, их машина, которую теперь приходилось постоянно держать на подвальной парковке. По хорошему, давно следовало бы разобрать весь старый хлам – но, несмотря на даже большее, чем хотелось бы, количество свободного времени, все как-то руки не доходили. Гараж гораздо больше напоминал не гараж, а большой чулан.        – Осторожно, тут у самого входа ящик стоит, – распахнув обшитую «гремучими» листами металла дверь, Мэтт зашарил ладонью по ближайшей стене в поисках выключателя. – я сейчас… А!        Едва заглянув внутрь, Нерисса щелкнула пальцами – и свет зажегся, не дожидаясь обнаружения.        «Когда-нибудь я, наконец, к этому привыкну…»        Снова – на этот раз как можно тише – вздохнув, Мэтт, привычно пролавировав между кипами и горками вещей средней и условной степени нужности, стянул чехол с гитары и пары колонок.        – А! Как ни странно, ты еще вспоминаешь иногда о моем существовании!        Хотя подключение к розетке в данный момент отсутствовало, стоило струнам слегка задрожать, словно бы кто-то случайно задел их, из динамиков зазвучал заметно подрагивающий, вторя этим струнам женский голос. В принципе, несмотря на необычность звучания, он был бы весьма приятным, если бы только не звенел сейчас еще и от какого-то трагического ехидства.        – Эм…        – Думаешь, можешь бросить меня тут совсем одну, в темноте, на любое время, а потом являться, как ни в чем ни бывало?! Я и так соглашаюсь терпеть от тебя что угодно – и вот твоя благодарность! Ты опять… гм? Я не разбираюсь в этих человеческих женщинах, их трудно отличать друг от друга, но, вроде бы, это – какая-то другая? – в переливы голоса закралось подозрительное напряжение.        – Определенно, другая! – подойдя поближе, Нерисса улыбнулась. – Меня зовут Мэг. Я очень хотела бы, чтобы вы с Мэттом поучаствовали сегодня в концерте моей группы, надеюсь, ты не станешь возражать.        – Ах! Мы уже неизвестно сколько времени, как нигде не бываем вместе! Ему же совершенно не до меня с тех пор, как появилась эта, красноволосая! Предатель! И, стоило мне всего пару раз указать ей на недопустимость подобной ситуации – что он делает? Меня выбрасывает в этот чулан, словно какую-то ненужную вещь! Как будто, перестав во мне нуждаться, можно наплевать на мои чувства! Мы были такой прекрасной парой, а теперь…        – Ну, о чем ты говоришь? Я не сомневаюсь, Мэтт прекрасно понимает, что ни одна человеческая девушка тебя заменить не сможет! – слегка нагнувшись, Нерисса с сочувственной миной коснулась гитарного грифа кончиками пальцев. Обсуждаемый Мэтт стоял, чувствуя себя просто дурак-дураком, ошарашено наблюдая за этой беседой. – Уверена, вы так и остались прекрасной парой. Поэтому и оказали бы нам большую честь своим участием в этом концерте.        – Ну, не знаю, не знаю…        – Согласна, это ужасно, что последнее время он совершенно забросил музыку. Но тебе лучше поддерживать его, а не осуждать, иначе можно сделать только хуже, уж поверь измордованному жизненным опытом человеку! Концерт – не такой уж плохой повод попытаться начать все с начала. Разве ты сама не хочешь дать ему шанс?        – Хватит говорить обо мне в третьем лице, когда я стою рядом! – не выдержав, все-таки взорвался мужчина. Как будто не достаточно выводило из себя поведение гитары, словно это инструмент был владельцем своего хозяина, а не наоборот! Гитара издала торопливый перебор струн, наверное, обозначающий ядовитый смешок.        – Но вы – люди, я имею в виду – постоянно именно так делаете! Просто не ожидала встретить кого-то, кто действительно понимает…        Судя по появившимся в голосе инструмента довольным ноткам, речь шла о любезно скалящейся Нериссе.        – О, я всего лишь тоже имею некоторое отношение к музыке, во всяком случае, стараюсь отдавать должное великой силе искусства.        – Хорошо. Ты абсолютно права, я буду прощать и принимать что угодно с его стороны, просто потому, что сама на самом деле этого хочу. В чулане меня хоть иногда навещают! Некоторые люди и вовсе продают или дарят кому-то свои инструменты, когда понимают, что их чувства уже не те, что прежде!        Чуть повернув голову, Нерисса послала Мэтту красноречивую улыбку сквозь переброшенную через плечо волнистую вуаль черных волос.        – Благодарю. Надеюсь, ты и сама не разочаруешься в своем решении. До встречи. Мэтт сам тебя подбросит до концертного зала к вечеру.        – Рада была познакомиться с тобой, Мэг.        Пока он запирал гараж, брюнетка хранила молчание, хватило ее где-то до того момента, как они свернули за угол, но молчание все равно получилось таким звенящим и красноречивым, что Мэтт не был ни удивлен, ни даже особенно уязвлен, когда, едва шагнув в узкий переулок между гаражным комплексом и чередой многоэтажек, Нерисса разразилась оглушительным хохотом.        – Везет же тебе на ревнивиц, приятель! – костяшками пальцев вытирая выступившие от смеха слезы, не сразу сумела внятно, не сбиваясь с дыхания, выговорить она. – Просто крест всей жизни!        – Так чего же Вы перед ней распинались?! – вяло огрызнулся Мэтт.        – Вообще-то, я действительно хорошо ее понимаю, – резко оборвав смех, приглушенно ответила бывшая Стражница. – ты в этом смысле, как получается, весь в Якоба уродился. Мы с ним пели в одной группе, а потом объявилась эта… собственно, твоя бабушка объявилась – и он моментально забыл обо всех наших творческих планах, наплевал на музыку и… закинул свой талант в кладовку, как ты эту несчастную гитару!        – Обычно говорят «похоронил заживо»… – Мэтт тут же прикусил язык, вспомнив, с кем разговаривает, но собеседница тут же споткнулась на ровном месте и, остановившись, бешено сверкнула глазами. На миловидном лице четко обозначились острые скулы, щеки и глаза глубоко запали, моментально прибавив яркому лицу лет десять, если не больше, возраста. И болезненной хищности. – Извините!        – О, можешь не извиняться! – отмахнувшись с фальшивой насквозь бодростью откликнулась Нерисса. И глухо добавила. – Просто, если не будешь впредь следить за языком – я его тебе вырву – и мне за это ничего не будет, у меня соответствующий патент от психиатра есть. Будь здоров, мальчик! – она улыбнулась, снова практически на глазах помолодев. – Ждем вас часам к четырем в школьном зале – успеем порепетировать, чтобы хоть немного сыграться. Надеюсь, у тебя нет привычки опаздывать! Сказать, что Нерисса обладала привычкой то и дело шокировать – в той или иной степени – своими словами и поступками, обозначало, пожалуй, ничего не сказать. Умом Мэтт понимал, почему так, и, даже, пожалуй, была в именно таком ее поведении некоторая обоснованность (для так давно и прочно свихнувшегося человека женщина так и вовсе была до удивительного хорошо адаптирована социально, настолько, что о ее сумасшествии мало кто мог вообще догадаться), но все равно некоторые ее привычки… например, эта манера говорить что о его дедушке, что о бабушке Рэйчел в таком тоне, словно они – другого слова не подобрать – подростки из параллельного класса… Даже если когда-то именно так оно и было – все равно вгоняло в дикий ступор. Все-таки сама Нерисса была здесь и сейчас, что трудно было уложить в сочетании с время от времени проскальзывающими повадками «гостьи из прошлого». Словно она время от времени забывала о пятидесяти с лишним минувших годах – это несмотря на то, как легко, в общем-то, приняла большинство современных реалий. Допустим, с техническим прогрессом «природные» способности волшебницы-универсала ей могли помочь… Объяснения для всего остального Мэтт не знал, но что-то все равно не позволяло спокойно причислять ее ни к настоящему, ни к прошлому.        Хотя ничуть не более странное впечатление, чем когда узнаешь, что музыкальный инструмент ревнует тебя к жене!        Все-таки он едва не опоздал. Погруженная в одолженный дедушкин фургончик гитара, когда рядом не было ни Вилл, ни Нериссы, вела себя гораздо покладистее (ну, по крайней мере, вынуждена была держать свои соображения при себе, хотя Мэтт все равно чувствовал себя неловко, помня слова жены о том, что электроприборы не «оживают» в ее присутствии, а только получают способность выражать это, но видеть, слышать и вообще воспринимать могут постоянно – что неподготовленного человека очень на многие, казалось бы, бытовые мелочи, заставляло взглянуть по-новому). И все-таки он, словно едкое замечание Нериссы сыграло роль, действительно едва-едва сумел со всей этой возней не опоздать.        Когда Мэтт вошел в уже полностью оформленный к празднику, но еще пустующий школьный зал, что Сноу, что Вольф едва покосились в его сторону, зато Эми, напротив, так восторженно спрыгнула с небольшого помоста и кинулась навстречу, что-то не слишком разборчиво из-за акцента и скорости тараторя, словно замещающий гитарист был ей не едва знакомым человеком, а чуть ли не лучшим другом. Особенно и не стараясь вслушиваться, Мэтт рассеянно ответил на приветствие. Для девочек все началось как раз с празднования Хэллоуина. Более того – в этом вот самом школьном зале. И самого Мэтта Вилл, по ее словам, впервые увидела именно здесь, хотя для юноши, просто не заметившего тогда новенькую в плотной толпе, настоящая встреча запомнилась чуть позже, в городском парке. Тогда он и понятия не имел, какая история закручивалась здесь параллельно, словно бы и перед глазами, но неизвестная никому, кроме оказавшихся в самом эпицентре девочек… Да и намного ли больше он знал теперь? Приняв как часть повседневности то, что, когда живешь в одной квартире с Вилл, с тобой вполне может заговорить холодильник или электробритва – что Мэтт знал о том, где его супруга бывает и чем занимается во время этих своих миссий? Он даже заметить ее отсутствие не мог по-настоящему… не может, если только… если только…        Если только не случится так, что однажды Вилл не вернется. Но думать о таких вещах наперед – глупо, да и отталкиваешь такие мысли с почти суеверным страхом накликать. А когда все позади… что же, значит, все и закончилось хорошо. Даже если бы у Мэтта и была возможность тревожиться в настоящем времени – разве он сумел бы этим хоть в чем-то помочь. Значит, не стоило и думать на эту тему вовсе!        «По сути, я просто прячу голову в песок» – мягко перебирая гитарные струны, признался себе Мэтт. Интересно, обрадовался бы он возможности лично поучаствовать в этой «другой жизни» Вилл и ее подруг. Не как в этой истории с Людмором, а полноценно, как…        Как в этом мультфильме по ее игре, например. Сам обладая незаурядной силой?        Гораздо больше – возможности, чтобы все это происходило вообще не с его женой, а с кем-нибудь другим. Посторонним или вообще незнакомым. А Вилл и без всех этих магических штучек достаточно незаурядна и уникальна – для Мэтта, во всяком случае. Никому не помешает возможность жить обычной нормальной жизнью.        Интересно, отказалась ли она от своих сил и миссии, если бы Мэтт попросил об этом? Насколько он знал свою жену… знал достаточно, чтобы никогда ни о чем подобном не просить – даже «для примера»!