Злые глаза, злые сердца

Ветер стенал в Колодцах Люру, небольшие озерца купален подернулись тонкой корочкой льда. Безумно звенели на входе в лачуги связки костей, бусин и мелких, полых камней. Уже не горели большие, священные костры дуртан. Кроме одного. Джурах сидела на стылой земле, поджав под себя озябшие ноги. Неверный свет костра в быстро наступающих сумерках уже мерцал, догорая, и едва освещал напряженное, мрачное лицо. На руках у молодой ведьмы дуртан застывала кровь – жертва земле, жертва огню. Покажите мне, где он. Удар, тишина, два быстрых удара о маленький белый барабан окровавленной ладонью. На одном ударе – вдох, на двух ударах – выдох, нельзя сбиваться с ритма, нельзя упускать видение. Осторожные телторы медленно кружили вокруг Джурах. Они пришли на древний зов. Джурах ощущала их страх. Он переполнял ее, внимающую их стенаниям, их боли. Телторы трепетали перед чем-то, чего не могли понять. Покажите мне его. Где он? Мысли телторов на миг прервались. Крупный дух медведя вышел вперед, в свет костра. Замелькали образы. Окровавленная ладонь быстрее застучала в барабан. Маленькие колокольчики по ободу обитого белой кожей каркаса зазвенели. Зимняя бескрайняя степь. Север. Одиноко бредущая маленькая фигурка. Ребенок? Телторы дрожат. Они пытаются передать то, что чувствуют. Тянущую, точно водоворот, без цвета и звука, пустоту. Ничто, которое хуже небытия. Как зияющая в полотне черная дыра. Как бескрайняя пропасть в никуда, бесконечная тьма. И это ничто обволакивало, точно саван. Опутывало, всасывало в себя, лишая мыслей, зрения, слуха, лишая снов… Джурах распахнула глаза и выронила барабан. Сильный порыв ветра налетел на склон, задувая умирающее пламя костра. Телторы исчезли. Видение – тоже. Ведьма осталась одна под тяжелым сизым небом, и невидящим взором смотрела на скалы и вершины Колодцев. Угли яростно догорали на припорошенной первым снегом земле. Дар вернулся. Телторы говорили правду. В доме было сухо и тепло, несмотря на то, что за окнами стенал ветер. За общим столом царил тихий гул сдержанного разговора, который на миг прервался, когда Джурах подошла ближе. Краткий миг затишья, в котором Джурах угадывала смесь ревности и страха. Ее одновременно боялись – за ту силу, что могучим потоком струилась, когда Джурах творила магию, и ненавидели – за то, что Керска, главная ведьма дуртан признала в молодой ведьме свою возможную преемницу. Это была большая честь. Велика была вероятность, что именно Джурах возглавит клан ведьм дуртан, когда Керску призовут боги. И скоро. Керска уже старела. Главная ведьма дуртан сидела возле очага. На коленях ее лежал кусок медвежьей шкуры, а глаза, когда-то ярко-голубые, тускло блестели в полумраке комнаты. Она слабо ухмыльнулась, завидев Джурах, и жестом велела ей опуститься рядом. Огонь освещал ее некогда красивое лицо. Сейчас же на нем угадывалась печать близкой старости. Щеки опустились, под потухшими глазами уже давно наметились темные мешки и морщины. На высоком лбу пролегли глубокие складки, а когда-то упругая грудь опустилась, напоминая пустые мешки. В голосе ее постепенно появились ворчливые старческие нотки. И все же Керска была еще сильна – ровно настолько, чтобы уничтожить любую ведьму, раньше времени посягнувшую на ее место. Джурах опустилась на шкуры, разбросанные на деревянном полу для тепла, скинула накидку, чуть поведя плечами. Ритуальные раны на запястьях уже перестали кровоточить. Мыслями молодая ведьма была далеко от убогой хижины, где дуртан коротали долгие зимние ночи. Перед глазами ее стояла снежная пустошь с одиноко бредущей фигуркой вдалеке. - Ты сегодня необычайно тиха, Джурах, – вкрадчивый голос Керски был едва слышен, почти сливаясь с треском поленьев в очаге. – И ты пропустила вечернюю трапезу. Джурах с трудом оторвала взгляд от огня и посмотрела на Керску снизу вверх. Лицо старой ведьмы не выражало ничего, кроме вежливого любопытства, однако глаза ее смотрели внимательно и пытливо. Взгляд, выискивающий на лице Джурах любой проблеск смятения. - Я приносила жертву духам, Керска, - ровно ответила Джурах, принимая негласные правила игры «кто кого перехитрит». – Потеряла счет времени. Керска улыбнулась. Ни дать, ни взять – добрая старая женщина. Джурах это нервировало. Нервировало, что она не может понять, о чем думает ведьма. Более того - она не могла понять, знает ли Керска о том, что задумала Джурах. Наверняка догадывается. Подозревает. Присматривается. Точно старая медведица, что по-прежнему охраняет свою территорию и все еще способна разорвать чужака, посягнувшего на ее лес. Чувствует опасность, что грозит ей, стоит лишь на мгновение ослабить хватку, на краткий миг показать слабость и немощность. Кто-то сказал бы, что это глупо. Сила выживания – в умении доверять друг другу и работать вместе. Но дуртан не терпели слабых. Стань слабым, опусти руки – и ты умрешь. От руки хатран ли, от рук своих же сестер – не имеет значения. Если ты не можешь сражаться, если ты не можешь править – ты не стоишь ничего. А клану дуртан нужна была сила, чтобы править и давать отпор хатран. Иного не дано. В этом был принцип выживания ведьм дуртан. Слишком много у них было врагов, и слишком мало – их самих. Сейчас клан дуртан в Колодцах Люру насчитывал всего одиннадцать ведьм. Всего лишь одиннадцать. И несколько мужчин-рашеми – охотников, дозорных, следопытов. Богам известно, сколько осталось в остальных группах. Еще пара лет – и хатран полностью уничтожат их. Если все время прятаться – то уничтожат. Джурах скользнула взглядом по ведьмам за столом и нахмурилась. - Где Гевара? - Ушла на закате в Мулсантир. Она и так слишком долго отсутствовала. Викларан могут заподозрить ее. Джурах едва заметно покачала головой, но ничего не сказала. Гевара была хороша в двойной игре, которую вела уже очень давно. Именно эта молодая ведьма всегда предупреждала дуртан об опасности со стороны викларан, позволяя дуртан скрыться прежде, чем их находил поисковый отряд из Мулсантира. Гевара сообщала Керске, когда именно ведьмы в масках начнут искать их, и благодаря ей они все еще были живы. Когда-нибудь это противостояние закончится. Знать бы только, в чью пользу оно завершится. Дуртан нужна была сила. Сила, способная собрать в единый кулак остальных, и дать отпор. И этой силы не было ни у Керски, ни у кого-либо еще. Джурах коротко посмотрела на Керску. Та сидела, прикрыв глаза, без движения, точно спала. Знает ли она про мальчика? Почувствовала ли? Не могла не знать, не могла не почувствовать. Боится? Молодая ведьма ничего могла понять по лицу старейшей. Ей, мнящей себя знатоком людских душ, было от этого не по себе. Потому что в такие моменты в её сердце закрадывалось сомнение – а может, Керска способна все прочитать по ее лицу? Заметно ли старухе тлеющее в честолюбивой душе нетерпение? А самое главное – поняла ли Керска, какую силу Джурах обнаружила и жаждет присвоить себе? Джурах нахмурилась, когда другие дуртан поднялись из-за стола и с шумом покинули общую комнату. Почему-то в их присутствии она находила силу, когда говорила с Керской. Оставаться со старой ведьмой один на один ей вовсе не хотелось. Все же в Керске было что-то, что внушало трепет самой Джурах, что всегда слыла бесстрашной. Пугало липкое знание того, что Керска если уже не так сильна, то по-прежнему проницательна и хитра. Однако старая ведьма тоже поднялась, набрасывая нагретую шкуру себе на плечи. К ногам старухи серебристой тенью скользнул ее дух-проводник – большой медведь. - Доброй ночи тебе, дитя, - негромко сказала Керска, пряча морщинистые руки на груди. – Пусть ничто не омрачает твой сон и твои мысли. Джурах кивнула, проводив ведьму взглядом. За окнами бушевал ветер, бросая в единственное маленькое окно дома мелкий снег. Было слышно, как этот самый ветер, проносясь между острыми скалами Колодцев, воет волком во тьме. Тьме, что окружила жалкую лачугу дуртан, силясь проникнуть внутрь, туда, где догорал огонь в очаге, чтобы загасить слабеющее пламя – последнее, что отделяло молодую Джурах от зимнего мрака и холода. … В час, когда небо на горизонте начало светлеть, Джурах выскользнула из теплой хижины, набросив на голову меховой капюшон походной куртки. Мороз сразу защипал щеки и губы, на миг резанул по глазам. Ведьма сощурилась и быстрым, бесшумным шагом направилась к маленькой конюшне. Озябшими руками она вывела самую молодую лошадь, белую с серой, будто седой гривой, набросила шкуру на гибкую спину животного, перекинула под лопатками ремень с сумками. Лошадь беспокойно прядала ушами и раздувала ноздри. - Тише, тише, милая, - прошептала Джурах, подтягиваясь вверх и сжимая руками сильную, теплую шею. Поправила поводья, после чего послала кобылу медленным шагом. Негромко хлопнула дверь. Ведьма резко вскинула голову, невольно сжав сапогами бока лошади. На пороге лачуги стояла Керска. Седые волосы в толстой косе через плечо, ладони обнимают локти. Губы трогала легкая улыбка. - Вот так уезжаешь, дитя, даже не выслушав напутственного слова старшей? – проговорила она, поводя плечами, точно снимая накопившуюся на них усталость. Старуха перенесла вес с одной ноги на другую, оперлась правым плечом о дверь. Джурах сузила глаза. Керска ответила ей странной ухмылкой, такой чужеродной на этих сухих, потрескавшихся губах. - Не переживай, девочка, надолго я тебя не задержу, - протянула старуха. Она не сделала попытки подойти ближе – просто стояла, точно резной идол. Ведьма раздражающе медленно облизнула губы и снова улыбнулась. – В мире есть вещи, что несут в себе великую силу и великое зло. Тебе кажется, что ты можешь ими повелевать, но на самом деле они – хозяева. Ты – лишь оболочка. Керска на мгновение замолчала. - Не позволяй древнему злу очернить твое сердце. За это всегда приходится платить. Джурах склонила голову в быстром кивке. Нутро словно выморозило изнутри. Она знала, она все это время знала! Керска же, заметив замешательство на молодом лице Джурах, вдруг громко рассмеялась, и ее обычно тусклые, мутные глаза на краткий миг озарились ядовитой усмешкой. - Ты так яростно мнишь себя умной, девочка, - фыркнула Керска. – Умнее всех. Но ты глупа, Джурах, раз действительно поверила в то, что сможешь управлять тем, что бродит по этой земле. – Ведьма сплюнула в снег. – Иди же, да пусть боги отвернутся от тебя. Джурах щелкнула языком. - Я делаю это для защиты дуртан, - парировала она злее, чем планировала. - Раз ты боишься. - О, милая, ты не умеешь действовать на благо всем, только себе самой. – Керска покачала головой. – И ты не сможешь защитить нас. Как же ты это сделаешь, если ты умрешь? - Хочешь убить меня, Керска? - Я? Помилуй, боги. – Старуха издала едкий смешок. – Ты умрешь позже меня. И убьет тебя то, за чем ты бежишь. Джурах гнала лошадь во весь дух, стараясь держаться подальше от оживленных дорог и торговых путей, что вели в Мулсантир. Чужое внимание ей было ни к чему. Если о возвращении проклятия в Рашемен знала она, могли узнать и другие. Быть может, даже эти жалкие ведьмы в масках, викларан. Нужно было спешить. И Джурах торопилось, что было сил. Ее дух-проводник, крупная волчица, стелилась по земле вровень с тенью лошади, указывая дорогу. Джурах увидела ребенка, когда серый зимний закат уже расстилался покрывалом по небу. Ребенок брел, не разбирая дороги, одинокой сгорбленной фигуркой выделяясь среди бескрайней снежной пустоши. Ведьма выпрямилась в седле. Лошадь под ней вдруг нервно переступила копытами и сделала несколько шагов назад. И Джурах понимала, почему. Воздух стал пустым и безжизненным. Точно из него разом вытянули все запахи, все цвета. И тишина. Оглушительное, мрачное молчание онемевшей земли и ветра. Мертвая тишина. Духи, что наполняли эту землю, замолчали, сожранные, смятые, уничтоженные… Ощущение воронки. Точно все тепло, все чувства и ощущения внезапно отрезало, и потянуло прочь, к маленькому ребенку, что был уже почти рядом. Точно черная ладонь схватила Джурах за самую ее душу и нещадно потянула к себе, к этой сосущей черноте… Дитя обернулось на стук копыт. Мальчишка лет шести. Взъерошенный, светловолосый, с глазами серыми, как зимнее небо. До ужаса тощий, с разодранной одеждой, с пятнами крови на белой коже. И вокруг него словно бы сам воздух сгущался до почти осязаемого черного облака. У Джурах невольно перехватило дыхание, когда она сошла с седла, и мальчишка потянулся к ней. Кожа покрылась липким потом от его близости. Какая страшная, черная сила… Такая сила – в уже почти мертвом теле своего носителя. Ссохшиеся, полопавшиеся губы ребенка дрогнули. - Я… я так голоден. Джурах ничего не сказала. Лишь ласково улыбнулась мальчишке и опустилась так, чтобы его лицо было вровень с ее глазами. Кожей почувствовала, как за спиной ребенка что-то принимает форму, вытягивается, пытается нащупать, пытается поймать, пытается сожрать. Глаза мальчика вдруг закатились, налились кровью, тщедушное тельце затряслось. Ритуальный кинжал легко скользнул в руку Джурах из мягких ножен на поясе. Один точный взмах, одно мимолетное касание – и мальчишка кашлянул кровью, повалился вперед, на Джурах. Теплая кровь потекла по телу ведьмы, пропитала куртку, просочилась к коже. Отбросив кинжал в сторону, дуртан нежно обняла ребенка и прижала к себе, коснувшись щекой его виска и закрыв глаза. Мальчик хрипел ей в ухо, трепыхался, а потом вдруг обмяк и повис на Джурах, точно пустой бурдюк. Сердце пропустило удар. А осязаемый мрак, который за секунду до последнего вздоха мальчика исчез, снова окружил Джурах, плотным непроницаемым полотном, облепляющим все тело, все мясо, все внутренности, отсекающим, убивающим, жадным, голодным. Тянущее, сосущее чувство, леденящий холод в руках и ногах – Джурах отбросило на колени, придавило лбом к земле, и она закричала. Вопль, тонкий, пронзительный, полный муки и злобы стрелой пронесся над пустынной снежной пустошью и замер в густеющих тенях на горизонте. Когда небо из серого окрасилось в черный, когда мелкий, колючий снег начал засыпать уже остывшее тело безымянного мальчишки, Джурах распахнула алчущие глаза.