PLAY to DEATH

О’Брайен подходи ближе к телу незнакомца, тот начинает давиться собственной слюней и кашлять, от того, что парень ударил ему в живот. Давит ногой на плечо, чтобы раскрыть незнакомца, тот послушно ложится на спину, но не перестает тяжело дышать. Ничего не говорит, только хмурым взглядом изучает его. Просто воришка. Худое тело, черная кожанка велика на него, размера на три, а может даже больше и серые спортивки, которые уже все измазаны в грязи. Дыхание сбитое. Дрожит от одного удара битой по асфальту. Его капюшон темной толстовки спадает, поэтому можно разглядеть его худое и бледное лицо. Острые скулы, светло русые волосы в полнейшем беспорядке, очень знакомые карие глаза и под ними темные синяки. Если он ворует, то только ради того, чтобы купить дурь. Кашляет когда видит фары. Лучше этому парню не стоять на месте. Забирает ногу с плеча, хмуря и медленно с опаской отходит от светло русого назад, но не забирает биту, ведь какое-то до тошноты знакомое чувство внутри не даёт ему выдохнуть с облегчением. Если его лицо кажется знакомым, то какую-то роль в жизни для Дилана он играл и она явно не из приятных. С припаркованной рядом с ними машины выбегает Джон, подрывает худощавого парнишку с места, ударив того спиной об стену, светловолосый начинает стонать от боли. Джон не успевает и голоса подать, как перед его глазами появляется бита Дилана: — Оставь его, есть правила, Джонатан. Ты его сейчас просто сломаешь, — но парень не слушается, еще больше вжимает беднягу в стену. — Джоки? — Тихий голосок, заставляет рыжего отскочить от незнакомца как от огня. Как он мог забыть про Стефф? — Он напугал ее. — Джон пытается не сорваться на крик, поэтому его голос ближе походит к рычанию, он еще долго стоял и смотрел, как взгляд друга пожирает его. Да, Дилан прав. У них есть правила, они должны соблюдать их, а иначе может произойти то, чего не желает ни один из них. — Джон, он всего лишь несчастный воришка, скорее Стефи его испугает, чем он ее. — Дилан снимает капюшон, тяжело выдыхая, помахав рукой девочке, а то улыбается ему и машет в ответ. Странно, что эта милая маленькая дама может влиять не только на Джонатна, но и на Дилана, может их души не так уж и затеряны. — Я вообще-то… — Худощавый парень пытается вставить слово. — Заткнись. — Со стороны двух парней, это звучит как угроза, тот тяжело заглатывает, бегает глазами от одного к другому. Этому незнакомцу не сказуемому повезло, если бы не таблетки Дилана, если бы не Стеффани, он бы уже лежал с продырявленным черепом. — И что предлагаешь делать? — Джо берет рыжую девчонку на руки, та крепко обнимает хрупкими ручками его за шею и зевая ложится головой на плечо. Дилан переводит взгляд на русского, пытается вспомнить, уж слишком это слащавое лицо ему знакомо. Он поворачивается всем телом к другу и передаёт холодное железо: — Идите в машину, я сейчас. Ждёт, пока рыжий закроет дверцу, и опустит свой подозрительный взгляд с Дилана. Молчит, смотрит на незнакомца, его начинает ужасно бесить, то, что не может вспомнить. Воспоминания как будто были просто стерты. Странно, что он никогда даже не вспоминал про этого парня, ведь вся его прошлая жизнь прокручивается как фильм ужасов у него в голове как только он остается один на один со своими мыслями. — Не смей больше попадаться на глаза, слизняк, — щурит глаза, потому что как только он был готов развернуться и уйти на лице светловолосого появляется улыбка, — хера ты лыбишься? — Ты совсем не изменился, О’Брайен, — достает худую руку из кармана, поправляет рукав кожаной куртки, брови Дилана ещё больше начинают показывать свою хмурость. — Неожиданно жизнь нас столкнула… О-опять. О’Брайен смотрит на красный, бумажный браслетик. Опускает глаза в асфальт. И маленькие куски воспоминаний вернулись в его голову. Его злость возрождается, бежит с потоком крови в венах. Зря он ему не сломал пару ребрышек. Переводит взгляд в спину уже отдаляющегося парня. Сжимает кулаки в кармане. Вдох. Выдох. Успокойся О’Брайен. Расслабься. Он и так уже получил по заслугам.

***

— Прочти мне сказку. Голубые, блестящие глазки вмещают столько в себе любви и добра. Девочка поправляет прямые локоны рыжих волос и протягивает книгу брату, заглядывая своими хитрыми глазками в его. Это ее любимый прием, как говорила их мама «взгляд хитрой лисички», при этом так же улыбаясь, бралась за книгу в зелёной, глянцевой обертке и начинала читать сказку своим любимым детям, параллельно заглядывая в нежно розовую люльку, качая маленькое чудо. Ее любовь к детям была безгранична, казалось бы, как каждая нормальная мать любит свое дитя. Нет. Мэриленд была больна любовью к детям. Жаждала каждую частичку ее детей, их слезы, смех. Она хотела проводить с ними каждую секунду, с каждым из них, а лучше с тремя сразу. Она готова была на любые жертвы, только бы видеть улыбку на лице ребенка. Она хотела видеть улыбку на их личиках всегда. В воспоминаниях Джона нет больше той женщины, он не хочет вспоминать ее, вспоминать что видел, прочувствовал. Но он будет врать Стеффани, о том, какая прекрасная была ее мать. Берет в руки тонкую книжечку в зелёной обложке. «Почему ты не улыбаешься, малыш?» Всматривается в глянцевую обложку. «Видишь, Мэгги улыбается… Она рада!» Сжимает веки, раскрывает. Смотрит на сестру. «Улыбайся, Джонатан!» Смотрит на раскромсанные в форме улыбки губы Стефф. «Я хочу, чтобы ты улыбался как Мэгги!» Женщина берет в руки уже окровавленный острый нож и поднимается от маленького бездушного тельца дочери, направляясь к сыну. «Я хочу, чтобы ты был счастлив, Джонатан.» — Джоки? — Вздрагивает от легкого прикосновения к лицу. — Тебе снова плохо? По его лицу стекают капельки пота. Стеффани разжимает пальцы брата и забирает из его рук помянутую книгу, тонкими ручками обнимает холодное тело брата. Он всегда такой холодный. Но знает, лучше не терзать брата вопросами.

***

Благополучный район. Казалось бы, какие тайны он может хранить в себе. Прекрасные, ухоженные дома, каждый жилец заботится о себе и о своем идеально выстриженном газоне. Но на какой дом не укажешь пальцем, тот хранит в себе тайны, которые скрывают настоящее обличье каждого. Другое дело, другие районы, те что ближе к окраине города, там нет тайн и лживых масок, когда-то и О’Брайены не скрывали свои настоящие лица, а что же теперь? Парень перебирает быстрее ногами, приближаясь к дому, он не может назвать его своим, здесь он чувствует себя в опасности, его дом, где он может расслабиться, стоит где-то на окраине. Возможно, его бежевая краска выгорела и местами осыпалась, а газон вместе с розами - мёртв, но разве внешняя оболочка так важна? Стоило бы посетить его, это ведь единственное, что осталось от матери, не стоит и на это забивать. Хлопает дверью, не пытается быть тише, плевать на жителей этого дома, еще немного и он с радостью свалит отсюда, свалит с самого городка. Проходит на кухню, не включает свет, ему это не нужно, глаза сразу же привыкают к темноте. Жужжание холодильника нестерпимо бесит, достает темно-коричневую бутылку с терпкой жидкостью, специально бросает с тумбы пару тарелок. К черту. Плевать. Отпивает с бутылки и медленным шагом направляется в свою комнату. Но что-то его заставило остановиться. Упирается взгляд в пол и прислушивается, но не смотрит назад. Не двигается с места. Все так же ровно сидит в углу кухни, обняв руками коленки, следит за каждым движением парня, пока тот наконец-то не покидает кухню. Он ее не заметил. Прекрасно. Никому не нужны неприятности. Снова упирается взглядом на острое лезвие ножа, которое неподвижно лежит у самих ног, не трогает его, только смотрит, сжимает кулаки, ногти врезаются в кожу. Чувствует, как темнота пожирает ее сознания. Но не двигается. Смотрит под ноги. Темная лужа начинает добираться к ее босым ногам, подрывается с места и бежит, не смотрит назад. Поднимается по ступенькам. Не заходит в комнату. Все так же стоит у своей двери, он чувствовал её присутствие, но не подал виду, хмурит брови, подняв карие глаза в сторону лестницы, следя за тонкой фигурой. Какого черта она делает? Девушка резко тормозит. Стеклянными глазами смотрит в никуда, что-то начинает нашептывать самой себе, дергая пальцами. Все же открывает дверь, но продолжает смотреть в спину Хель. — Чокнутая. — Знает, она не слышит, но и ему плевать. Хлопок.