Преданная стая

Глава 5.

Sade - Smooth Operator Люмен - Сколько

Бианки приехала в офис раньше всех – ей необходимо было побыть в тишине и наедине с собой перед началом очередного насыщенного дня. То, что он будет насыщенным, не оставляло никаких сомнений. Такими были все дни Вонголы. Отдыхать от этого вихря событий девушке было негде. За последние пять лет не нашлось еще такого места, где она могла бы ощутить умиротворение. До этого у нее был дом семьи Савада. Удивительным казалось, как совершенно чужие люди смогли стать для нее семьей. Не мафиозным кланом, как случилось после, а обычной теплой человеческой семьей. Бианки не сразу смогла признаться себе, что ей действительно хотелось возвращаться туда после всех приключений. И пусть в этом доме постоянно царил несуразный переполох, он был веселым, безобидным. Этот дом был лучшей крепостью. Потому что они берегли друг друга. Потому что любили друг друга… Сейчас у Бианки был свой дом. Но в нем тишина была холодной, одинокой. Вне стен этого дома девушка не могла чувствовать себя в безопасности – слишком много сильных врагов появилось у Вонголы. Приходилось постоянно быть на чеку, изматывая себя. Здесь, в офисе, где постоянно царили напряжение, суматоха и тягостное ожидание, безмолвие казалось волшебством. Но и здесь Бианки не оставляло чувство тревоги, чувство, что она здесь чужая. Все напоминало о нынешней деятельности Вонголы. И даже багрянец света восходящего солнца, сияющими пятнами покрывавшего стены и пол кабинетов и коридоров, вызывал зловещие ассоциации с кровью. И здесь не могла она найти отдохновения. Не могла почерпнуть сил, чтобы разобраться в себе… Бианки чувствовала себя одновременно и предательницей, и счастливицей. Последнее, конечно, казалось невероятным и держалось на одной лишь надуманной гордости. Надуманной для того, чтобы хоть как-то спасти себя от отчаяния. Не давать себе вспоминать, что она – преступница, каждый день увязающая в этом грешном болоте все глубже, и медленно, но мучительно верно теряющая дорогих сердцу людей. Вспоминать об этом она запретила сама себе. Гораздо отраднее было думать, что они с Риборном опять в строю. И пусть это не совместная миссия, пусть возлюбленный сейчас далеко и не шлет никаких вестей – зато она, Бианки, твердо помнит и выполняет все указания. - Задание звучит просто, но требует невероятных ухищрений и осторожности, - предупредил ее Риборн, собирая свой крохотный чемоданчик. Он отправлялся на поиски Тсуны одному ему известным способом. - Я справлюсь, ты же знаешь, - с готовностью отозвалась Бианки. Голос струился нежностью, не было и следа обычной прохладной апатии. - Я знаю, - согласился Риборн, удостоив девушку ободряющей улыбкой. – Поэтому задание даю именно тебе, и никому больше. Восторженно сияющие глаза и сцепленные в «замок» взволновано дрожащие ладони Бианки были красноречивее всех слов. Она даже чуть подалась вперед, ожидая поручения от любимого мафиози. - Не упускай из вида Юругу. Постарайся быть как можно ближе к нему. Прислушивайся к каждому его слову, старайся услышать как можно больше. Это и есть твое задание. Попробуй выяснить что-нибудь о Киоко. Возможно, он что-то знает о Хару и Фууте. Не исключаю, что ему что-то известно и о Тсуне. Все, что узнаешь, отправляй на этот электронный адрес. О мерах предосторожности тебя можно и не предупреждать – ты и так все прекрасно знаешь. Щечки Бианки польщено зарделись, но она позволила себе эту женскую слабость лишь на пару мгновений. - Я не подведу тебя, - деловито пообещала она. В благодарность и на прощание малыш-киллер позволил чмокнуть себя в лоб. Бианки не в чем было бы упрекнуть – обещание свое она выполняла. Таким откровенным, как с ней, Юругу не был ни с кем. Она действительно была максимально близка к нему. Терзало лишь одно – сколько бы девушка не сопротивлялась этому чувству, оно лишь крепло и становилось все более очевидным для самой Бианки: ей нравилась эта близость! Он очаровал ее незаметно, уверенно. Коварно ли, бесхитростно ли – но однозначно- бесповоротно. Сейчас она уже не могла поверить, что этот юноша, способный взглядом полностью лишить ее самообладания, всего пару лет назад казался смешным беспечным и бесполезным для Вонголы мальчишкой. Мальчишкой, которого Бианки ни во что не ставила, которого по традиции давать прозвища за глаза звала «щенком» или «лисенком». Второе прицепилось к Юругу крепко, но слово это девушка произносила теперь с совсем иной интонацией. Он же звал ее исключительно по имени – без раздражающих «солнышек», «кисок» и «скорпиончиков», на которые были падки прочие ухажеры-неудачники. Юругу и «Бианки» произносил весьма редко. Но если произносил, обладательница этого имени таяла против воли и совершенно теряла голову. Каждый раз, уверенно шествуя по затемненным сумерками улицам, Бианки трепетала при мысли, что Юругу назовет ее по имени с порога. Тогда она снова потеряет себя и не сможет сосредоточиться на главном – на попытке выяснить что-либо об отсутствующих членах Вонголы. Бианки убеждала себя, что идет к Юругу именно за этим, а вовсе не на свидание… - Спасибо, что пришла, - прозвучало вместо приветствия. Настолько бесхитростно, что Бианки смущенно покраснела. Дома он был другой – тихий, мягкий, но по-прежнему уверенный в себе. Здесь он полностью принадлежал ей – пусть даже иллюзорно. «Не верить его елейным манерам!» - тщетно твердила девушка про себя, однако так растерялась, что в ответ лишь молча кивнула, переступая порог. Кляня себя за это безволие, нападавшее при Юругу, она продолжала терять дар речи. Даже при Риборне она не чувствовала себя столь завороженной. В этом было что-то мистическое, иррациональное, неправильное. И неотвратимое. Впрочем, этим двоим не нужны были слова. Их роман был удивительно-безмолвным – они читали друг друга по деталям, любуясь молчаливо, с упоением. Ей необходимо было разговорить его, но каждый вечер эта миссия проваливалась – сегодня это произошло под звуки саксофона и ароматы итальянской кухни. Бианки и без слов поняла, что Юругу сегодня очень плохо. Совершенно очевидно было, что появление загадочных недоброжелателей тревожит его, что это с новой силой заставило переживать его мучительный распад Вонголы. В том, что Вонгола погибает из-за него, Бианки не сомневалась еще по пути сюда. Сейчас же, глядя на этот глубоко-печальный взгляд из-под опущенных ресниц, девушка и думать забыла о любых обвинениях в адрес Юругу. - Если бы ты не пришла, я бы сошел с ума этим вечером, - прошептал юноша, бережно обнимая гостью, как хрупкую драгоценность. – Ты приносишь с собой умиротворение. Бианки вдруг всхлипнула, растерянно улыбнулась: - Уже давным-давно никто не говорил мне ничего подобного. Даже Хаято. Никто не говорит мне, что я нужна... – и, словно торопясь объяснить свою слабость, еще сдавленнее призналась, глядя Юругу в глаза: - Я так устала от того, что нам нет дела друг до друга… Я не понимаю, что происходит вокруг… - Все наладится. – Парень мягко увлек девушку за собой в небольшую комнату. – А сегодня – давай забудем все неприятности и постараемся расслабиться. Иначе нам не хватит сил бороться дальше… Бианки охотно поддалась искушению. Она привыкла, что в доме Савада любили небо и ветер, простор и распахнутые окна. Юругу же любил тепло и полумрак, раскрашенный музыкой и отблеском свечей. И Бианки нравилось это – в доме нынешнего босса Вонголы она чувствовала себя уютно и защищенно, словно зверек в своей норке. И под вкрадчивые звуки саксофона уже не думалось о том, что потеряно и не достигнуто. Закрыв глаза, купаясь в музыке и нарастающем сладостном волнении, Бианки предавалась танцу как спасению. Это был ее наркотик – Юругу, ночь и музыка. Время останавливалось, мир сужался до одной комнаты. В эти минуты «завтра» не существовало – оно было не нужно. Нужен был лишь он – томный красавец, разрешающий забыться в его нежности. Для него – танец, то плавный и текучий, словно патока, то пряно-страстный. Для него – вся красота, на которую она способна. Ласковые прикосновения, открытые улыбки – все для него. За чувство безопасности. За небезразличие. За слова о том, что нужна. За ответную нежность. За эту дурман-любовь… Вчера вечером все казалось правильным, логичным. Сейчас же, наедине со своими мыслями, размышляя как обычно хладнокровно, Бианки понимала, что вновь попала под действие его гипноза. Возвращаться в реальность всегда было больно – неприятности, хитро замаскированные благодушием Юругу, проступали все резче, тоска с новой силой сжимала сердце. - Обманщик, - со злобой на Юругу и на себя, шептала Бианки. – Обольстительный обманщик… Почему я такая дура? Что мне делать?.. - Привет, Бианки! – Ямамото остановился в распахнутых настежь дверях кабинета девушки и жизнерадостно помахал рукой, улыбаясь. – Как твои дела? Бианки на приветствие Ямамото лишь чуть повернула в его сторону голову, скользнула рассеянным взглядом по лицу, улыбнулась уголками губ: - Спасибо, неплохо, - и пряча грустные глаза, снова отвернулась к окну. - Есть какие-нибудь новости от Риборна? – Такеши сделал вид, что не понял этого прозрачного намека на нежелание разговаривать. Бианки медленно покачала головой, не оборачиваясь. - А Мукуро не появлялся? - Нет… - Вчерашние незнакомцы не объявлялись – Юругу ничего не рассказывал? - Он еще не приехал в офис… - Бианки, ты огорчена чем-то, я это вижу. Пожалуйста, расскажи, в чем дело? – Ямамото подошел к ней и мягко взял за локоть, пытаясь заглянуть в глаза. Девушка колебалась несколько секунд, потом, смирившись с этой аккуратной настойчивостью, кивнула на диван у стены: - Присядь. И говори тише. За просьбу присесть Ямамото был отдельно благодарен – стоять на ватных ногах едва хватало сил, голова раскалывалась нещадно. Послушавшись и следя за тем, как Бианки закрывает дверь своего кабинета, Ямамото вдруг подумал, знает ли она о наркотической зависимости брата? Может быть, это и есть причина ее печали. Впрочем, сейчас едва ли можно было найти хотя бы один повод для радости… Бианки присела рядом с Такеши и наконец дала волю истинным чувствам – в увлажнившихся глазах сейчас без труда можно было увидеть тревогу, близкую к страху. Ямамото был не тем человеком, которому можно было открыть душу – не из-за недоверия, а из опасений ранить. Ей нестерпимо хотелось высказаться кому-нибудь, разделить с кем-то тяжесть всего нескольких фраз: «Мы в тупике. Юругу погубил нас всех… Я уже не верю, что мы вернем Десятого – прошло слишком много времени. А теперь еще пропал и Риборн – от него уже давно нет никак вестей…» Но Такеши этого говорить было нельзя, поэтому Бианки разрешила себе высказать лишь последнюю из терзавших ее мыслей: - Меня очень тревожат вчерашние нападавшие. Не из-за того, что я боюсь их силы – мы справлялись и не с такими… Я боюсь, что все это помешает нам в поисках Десятого. Меня тревожит, что нет вестей от Риборна… - Может быть, он как раз вышел на след Тсуны и пока не может давать о себе знать. Может быть, чтобы не выдать себя или связь с нами… Шпионские страсти! – беспечно усмехнулся Ямамото и утешающее потрепал девушку по плечу: - Не переживай, Бианки, все будет хорошо. Мы должны верить в Риборна и в нашего босса! «В какого из боссов мы должны верить?» - едва не сорвалось с языка, но Бианки вовремя остановила себя и постаралась улыбнуться как можно бодрее. Сделав вид, что не заметила, как дрожат пальцы Ямамото, столь заботливо касающиеся ее плеча. «Теперь мы лжем и друг другу?» Закрывшись в своем кабинете и наглотавшись таблеток от похмелья, Ямамото позволил себе прилечь на диван – до совещания оставалось еще несколько минут. Юругу уже приехал – Такеши видел его в коридоре и с удовольствием отметил на его лице обычное спокойствие дремлющего хищника. Значит, больше ничего не произошло – пока. Однако с этой минуты мысли о надвигающейся опасности больше не занимали Ямамото. И даже в кабинете босса парень практически никого не слушал, то и дело поглядывая на дверь. Гокудеры до сих пор не было. Ямамото не столько беспокоило само отсутствие друга, сколько терзало любопытство – каким он будет сегодня? После того, что произошло вчера, как поведет себя Хаято вообще, и как будет держаться конкретно с ним? Покусывая дужки темных очков, снятых в помещении, Ямамото смотрел в стол и воображал то одно, то другое. Вот будто Гокудера появляется в дверях, чуть опускает уже не такие темные очки, оглядывает поверх них всех присутствующих, чуть дольше задерживает взгляд на Ямамото и едва уловимо улыбается – только краешками губ, будто напоминая об общем маленьком секрете. Откровенно говоря, эта картинка представлялась с огромным трудом – гораздо проще воображалось противоположное. Хаято приходит точно такой же, каким приходит вот уже без малого четыре года. Плотно сжимая губы, словно разучившись говорить, не глядя ни на кого, держа руки в карманах, шагая широко и нервно, он проходит на свое место и до конца совещания ведет себя так, словно его здесь нет. И Ямамото, как делал это ежедневно в течение этих четырех лет, пытается угадать невидимый за темным стеклом взгляд, отмечает каждое движение, гипнотизирует хмуро сдвинутые брови, заклиная шевельнуться хоть раз – хотя бы удивленно. Но все напрасно – Гокудера бесчувственно, неприступно холоден… И Такеши уже сейчас почти реально ощущал привычное разочарование, хотя друг до сих пор не появился. Но вчера… - Ямамото? – Ровный голос Юругу выдергивает из вязких размышлений, переходящих в болезненную дремоту. – С тобой все нормально? - Да, конечно, - заученно улыбнулся юноша, но сейчас показалось, что получилось не очень убедительно. Хотя, похоже, все поверили. Юругу кивает и продолжает говорить, слова его по-прежнему не достигают сознания Ямамото… …Но вчера Хаято нарушил свое отстраненное молчание. Он вспылил прямо на совещании, набросился с обвинениями на Юругу – почти ожил. Из-за того, что Ямамото подпустили близко к наркотикам. Только лишь из-за этого… Такеши якобы задумчиво поднес к губам сжатые в кулак пальцы, на самом деле просто чтобы спрятать невольную улыбку… Еще можно надеяться, еще возможно все изменить. Еще есть шанс, что Гоку улыбнется ему с порога. Потому что утром, когда Ямамото проснулся, его пальцы все еще касались щеки Хаято… - Такеши, ты слушаешь? – чуть напряженнее спросил босс. - Конечно, - чересчур весело отозвался тот… Гокудеру в тот день он так и не увидел. Это было похоже на капризное упрямство, по-детски наивное и бесполезное. Гокудера готов был пожертвовать доброй половиной всего, что у него есть – лишь бы как можно дольше не открывать глаз. Лишь бы оставаться в этой полубессознательной нереальности, пусть мутной и неясной, но с проблесками – чистыми, теплыми, яркими вспышками эмоций. Он не помнил ничего определенного, он не знал, как себя чувствует, он не понимал, что происходит сейчас и что должно происходить следом за этим. Он лишь знал, что вчера улыбался, а сегодня ночью Десятый гладил его по голове, так знакомо пропуская меж тонких пальцев спутанные серебристые пряди. Он был рядом, тихо шептал что-то и плакал… Десятый плакал?.. Десятый был здесь?! Гокудера дернулся, слишком резко оторвав голову от подушки и распахнув изумленные глаза. Тут же глухо застонал, закрывая лицо от яркого света и возвращаясь в исходное положение. Ему казалось, что в голове одна за другой взрываются маленькие бомбочки, а залитая солнечными лучами квартира ходит ходуном. Когда эти ощущения стали стихать, Хаято не сразу осмелился снова разомкнуть веки. Он уже понял – Десятый приснился ему, но ощущение ласковой теплой ладони на его голове оставалось таким реальным, что юноша еще несколько минут терзал себя этим. Не раскрывая глаз – свет дня губителен для сновидений… Постепенно возвращалось чувство реальности – пришло нежеланное утро, сказка кончилась. Ямамото, разумеется, уже уехал – иначе здесь не было бы так тихо. Если он не разбудил с упреками, значит, не обнаружил пропажи кокаина из своего кармана… Гокудера выдавил из себя усмешку: болван, зачем он притащил с собой сразу все? Сам виноват. Но спящая до сего момента совесть мгновенно проснулась и вцепилась в сердце мертвой хваткой. Подскочив, словно от этой боли, Гокудера поспешно попытался подняться на ноги с мыслью собираться в офис. Но осознание, что сегодня ему предстоит идти совсем не туда, а отправляться на поиски Ламбо, будто ударило наотмашь. Грохнувшись обратно на пол, Хаято едва сдержал тоскливый вой – как же не хотелось возвращаться в реальность! Его дом продолжал оставаться от нее в стороне – он доверху был наполнен сумасшедше-ярким солнцем, все вокруг было оплетено утренними лучами. Они путались в ресницах, щекотали воспаленные ноздри, слепили привыкшие к темноте глаза, касались губ теплым неведомым поцелуем. В заботливо приоткрытое окно проникала легкая пьянящая сладостью свежесть. На маленьком столике прибрано – ни следа вчерашней попойки – и на исписанном листке бумаги лежат таблетки. Наверное, от головной боли. Естественно, бейсбольный придурок оставил. Разумеется, для друга… Он будет ждать его сегодня в офисе. Как всегда заглядывать в глаза, ждать чего-нибудь необычного. Но не дождется того, чего хочет увидеть. Хотя необычное будет. После вчерашнего приказа Юругу о Ламбо затишье кончится… Это переполнит чашу, будет последней каплей в приближающемся безумии Гокудеры. Уже сейчас, сворачиваясь в клубок в предчувствии недалекой «ломки», Хаято понимал, что едва ли у него хватит сил молчать еще хоть сколько-нибудь. Он сорвется. Он сорвется уже сегодня. Он понял это вчера, услышав вновь имена двух беглецов из уст Юругу. Он осознал это, глядя в незнакомые и почти родные глаза Ямамото. Он почувствовал это, увидев сегодня во сне Десятого… То, что поначалу казалось блаженной иллюзией, теперь обернулось безжалостной пыткой воспоминаниями. Чтобы не позволить подступающей к горлу истерике завладеть собой, Гокудера воспользовался единственным известным ему способом – вцепился в собственное запястье зубами. И все сильнее, все безжалостнее сжимал их, заглушая рвущийся наружу крик, сбивая душевную боль физической. Понимая, что одна по-прежнему сильнее другой, торопливо рвал узелки бинтов, разматывая белые полоски ткани с истерзанных рук, Он знал, что это отвлекает – надо добиться крови и слез, и тогда станет легче. Он уже делал так не раз. Он делал так постоянно, когда взбрыкивала совесть. Когда приходило ясное осознание собственного злодейства. Когда он вновь думал о том, что приходится терпеть друзьям из-за его трусливого молчания. Вчера, в самом начале пьяного вечера, когда головы были еще ясны и полны новых вопросов, Ямамото парой простых фраз напомнил Гокудере истинное положение дел. Которое тот уже начал забывать в пелене кокаина. - Ты слишком добрый, Такеши, - хмуро заявил Гокудера, пряча взгляд в первой рюмке спиртного. – Тебе в мафии не продержаться. Особенно – теперь. Юругу загнал нас в угол, Седой волк скоро поставит под удар, вот увидишь. Уходи. Нам всем нужно уходить… - Мы не можем разойтись, мы семья, - спокойно отозвался Ямамото, сообщая как прописную истину давно истрепанное и устаревшее утверждение. - Без Десятого мы не семья… Юругу сделал из нас своих криминальных марионеток. Я ненавижу и его, и себя за этот произвол. Моя сестра торгует оружием, у друзей – участь не слаще. А я, правая рука Десятого, вместо того, чтобы бороться, окончательно сломался… - Именно поэтому мы все еще здесь, Гокудера. Все еще вместе, - мягко пояснил Ямамото, вновь улыбаясь, как прежде. – Мы вместе, чтобы не дать погибнуть друг другу поодиночке. Чтобы найти Тсуну и всех остальных. Чтобы вернуть все, что было. Чтоб снова стать прежней Вонголой… Хаято исступленно кусал губы. Ему вдруг стало страшно от твердой и спокойной убежденности в словах друга. Ямамото на самом деле верил в то, что говорил. Верил всем своим горячим сердцем, хотя бы в этом продолжая оставаться наивным ребенком. Только дети верят в то, чего нет и быть не может. Только от детей скрывают горькую правду. Гокудере было, что скрывать – и от этого становилось жутко и нестерпимо больно, хоть сейчас снова хватайся за нож и режь вены. Это была слишком невыносимая тайна. Тайна о том, что прошлое вернуть невозможно. О том, что исправить ничего нельзя. Тайна о том, что Десятого больше нет. О том, что он, Хаято Гокудера, убил Десятого...