Ангел во плоти

2010 год. Кардифф, Англия.

— Чего застряла? Кидай свою жирную задницу в машину, мне через 20 минут нужно быть на работе! Я невозмутимо подправляю съехавший вниз скейтерский полосатый гольф, не спеша садиться в грязный «моррис» брата. — Ты бы прибрался в своей ржавой консервной банке, а то мне как-то не хочется усесться задницей на использованный в прошлом году презерватив. Брайан ругается, но смахивает свой срачельник на заднее сидение, освобождая мне место. — Ангелок не в настроении? Никак лысеешь? «Гаденыш, хоть и брат. Знает, как меня бесит это прозвище. В школе бы давно дала в рыло. А брата-то… Даже сводного. Вот и приходится терпеть. Хоть какая-то родня, кроме предков». Все-таки проводит своей лапой по моему зачесанному на бок розовому ирокезу. Спасибо Джареду Лето, мать его. — На хуй, Брайан. Засунь свое чувство юмора сам знаешь куда. Чего позвал? — Да хотел сделать подарок на день рождения своей неблагодарной сестренке. — Он вытаскивает из кармана кожаной куртки конверт. — Билет на «Ренту» с твоим любимым Люком Эвансом. Вообще-то билет — это сильно сказано. Просто пригласительный, которых у брата всегда водилось множество. Он помощник звукорежиссера. Так что Брайан не потратил ни пенни на мой «подарок». Но это все детали, ибо в моих висках стучит от прилива крови. — … Можешь побродить по театру немного, до представления будет час… Тестируем новое оборудование… Если повезет, получу постоянное место, да и приработок останется в… Я его больше не слушаю, а рывком поворачиваю к себе зеркальце заднего вида. «Блядь, прыщ на лбу, а тоналку дома забыла», — матерюсь я на себя, попутно вытаскивая серебряное колечко с левой ноздри. Хвала небесам и мамочке, которая не позволила мне растянуть уши тоннелями. Такую «красоту» ничем не скрыть. Но, конечно, все было не так плохо. Даже несмотря на поникший линялый ирокез, открывающий побритую левую половину головы, пирсинг в ушах, да даже на облупленный синий лак на ногтях, я была хороша. В пять лет я перестала быть Лиззи Фармен, а стала «Ангелком». Была такая марка кукурузных хлопьев. Сейчас их уже не выпускают. Так вот, не знаю каким ветром его занесло в нашу дыру, но рекламный агент по подбору детей для сьемок увидел мою мамочку, ведущую меня за руку. Голубое платье, голубые глаза, светлые волосы… Через два дня я уже уплетала хлопья с молоком, умильно смотря в телекамеру. Нам даже заплатили гонорар. В общем было все прикольно, если бы маман не сошла с ума. Просто съехала с катушек в попытке сделать из меня звезду. Сколько себя помню, вечно торчали на кастингах. Если считаете, что это круто, вы не стояли в десятичасовых очередях, когда присесть негде, а чтобы сходить в туалет приходится просто мечтать. Столько мучений, чтобы услышать, что я — не тот типаж, который им сейчас нужен. Блядь, я даже стояла в очереди из одних голубоглазых блондинок как я сама, но… Это для такой дыры, как Абербаргойд я «мегазвезда», а уже для Кардиффа, куда мама заставила переехать отца, рядовой «Ангелок». Дальше — школа моделей в урез занятий в нормальной школе. Сьемки в двух каталогах одежды для девочек-подростков. Пока на пороге четырнадцатилетия мисс Брев — мой агент, конечно, не только мой, одни бы мы ее не потянули, плевать, короче, пока мисс Брев, эта святая женщина, не вправила мозги моей маман. Мне было почти четырнадцать, а я за полгода не подросла ни на дюйм! 5′ 4″ (1) — это был приговор. Даже кроха Кейт Мосс была выше меня на два дюйма. И если высоким девочкам приходится отбивать каблуки на кастингах, то Кейт просто упахивалась, пытаясь доказать, что она что-то может в этом бизнесе. Но то супермодель, а я всего лишь «Ангелок». В общем, мама присела на антидепрессанты, а я вернулась в общеобразовательную школу. Хреновое было времечко, я вам скажу. Учебой-то я раньше никогда не грузилась, да и «маленькому чуду» много прощали. Вдруг лет через десять вообще пришлось бы переименовывать школу в честь меня? Ха-ха. А тут моя карьера бесславно заканчивается, и я узнаю, что являюсь совершенно бездарной девицей. Лузер. Одноклассники чморили несколько месяцев, пока я не научилась давать сдачи. Ну, а потом втянулась в прелести школьной жизни, даже подруг завела. Немного балуемся травкой, если разживемся, конечно, но так больше о парнях потрещать. На меня прям полгода назад накатило… Гормоны и все такое. Секса хочется - жуть. А расставаться с девственностью с прыщавым соседом по парте стремно. Хочется со взрослым мужиком… Так чтобы красиво все было, простыни белые, свечи. Во сне такие кренделя в постели выделываю, а вот в реальности где найти такого мена? Ладно. Как-то сходила с подругой своей Клэр на «Тамару Дрю» (2), да и только из-за того, что там Люк Эванс играет. Я же из Абербаргойда, нужно поддерживать своих земляков. Ну и пропала… Вышла из кинотеатра красная и потная, мечтая растерзать Джемму Артертон. Вот ведь шлюха — трахалась со всеми напропалую весь фильм, а в итоге заграбастала Люка себе. Клэр с меня ржала как ненормальная: «Ты, что не знаешь, что он гей? Все в Кардиффе об этом в курсе!» Немая сцена… Нет, мы не знали. Я же бездарно провела лучшие годы жизни, простаивая на кастингах, а надо было бульварные газетенки почитывать. Дальше - больше. Истерла до дыр не только «Тамару», «Битву Титанов» и даже могу в голове воспроизвести, когда в «Секс, наркотики и рок-н-ролл» герой Люка появляется. А сколько раз «Трусы и монстры» смотрела… Где он девку на диване жарит. Мама дорогая, только не надо говорить мне, что он гей. Геи так не могут. Просто секс-машина, там диван, поди, был весь к херам поломанный. Короче, получила я своего «демона», терзающего меня каждую ночь. Только - что-толку-то? Он на экране, а я на диване. Сейчас Люк в Голливуде активно снимается. И тут Брайан как добрая фея приносит мне приглашение на спектакль. Неужели я увижу Люка вживую… — Лиз, привет! — Махнул мне рукой бородач Маккензи. — С днем рождения, детка. Твой скупердяй брат опять тебе ссучил бесплатное приглашение? — Ага. — Я обольстительно улыбаюсь. — Редкостный засранец! Впрочем, Маккензи уже потерял ко мне интерес, переключившись на провода, которыми была опутана сцена. Вот, что меня действительно удивляет, как Брайан со своими ребятами забывает все, кроме своей работы. Ковыряются в проводах и больше ничего им не нужно. Так и есть, брат уже топает к Маккензи. — Ты пока походи, осмотрись. — бросает Брайан мне напоследок. Очаровательно. Походи и осмотрись или дословно «Развлеки себя сама, крошка, и не путайся под ногами». Я опять посмотрела в пригласительное. До начала представления было вовсе не один час, а целых два. У Брайана вообще не лады со временем. Что делать в театре, я просто не представляю. Кроме того, я уже здесь не раз «осматривалась». Простая серая бетонная «коробка», а не Уэльский Миллениум-центр (3). Скукота. Актеры начнут прибывать не раньше, чем за час. А сейчас здесь только работники сцены. Что ж, придется действительно побродить. Ноги сами меня несут в гримерку. Она большая и совершенно пустая сейчас. Просто общая комната с длинным туалетным столиком и зеркалом на стене. Интересно, Люку по статусу положена отдельная гримерка или он по старой памяти будет со своей труппой вместе? Я уселась в крутящееся кресло и уставилась на себя в зеркало. Но тут мое внимание привлек забытый тональный крем, и я решила воспользоваться им, провела пальцем по бугорку прыща на лбу. Отлично, его стало почти не видно. — Мисс? — скорее не вопросительные, а выжидающие нотки в чуть глуховатом баритоне. Я вижу его в зеркале за своей спиной и с визгом вскакиваю с места как ужаленная. Наверное, у меня глаза как плошки, потому, что Люк усмехается и вытягивает ладони вперед. Ни дать, ни взять показывает, что не опасен. — С тобой все в порядке? В жизни он гораздо красивее. Более подтянутый и сексуальный. Я поражена, что способна подмечать хоть какие-то детали - будь то ворот расстегнутой на три верхние пуговицы светлой рубашки или то, что он носит часы на правом запястье. Сердце стучит как сумасшедшее, а во рту пересохло, а я продолжаюсь таращиться на него как будто на восьмое чудо света. Эванс истолковывает мое замешательство по-своему и, схватив мятую салфетку со стола, начинает выводить ручкой что-то типа «Дорогой лапуле от Люка». — Как тебя зовут? — Оборачивается он ко мне. Глаза у него добрые, видать, привык уже к таким ебнутым на все голову как я. — Ангелок… — язык все-таки отстал от нёба. Хотя сама не понимаю, зачем я брякнула свое прозвище. Люк озадачено смотрит на меня: — Эванджелин? — Нет, и я не за автографом сюда пришла. — Сама охреневаю от своей внезапно проснувшейся смелости. Он присаживается на стол. Черт, какие узкие у него джинсы и пах так обрисовывают… Живописьненко. — А для чего… Ты… Сюда пришла? — Эванс скрещивает руки на груди и смотрит на меня в упор зелеными глазами. Я мечтательно прикрываю веки, выпрямляю плечи, выпячивая вперед грудь, скрытую под школьным пиджаком. Фигура у меня что надо, сиськи и задница, есть за что подержаться. Но это я так, в теории, мацать себя особо никому не позволяла. Делаю вдох и произношу: — Хочу доказать, что ты не гей. Он молчит с минуту, просто разглядывая меня. Затем ныряет рукой в карман своей куртки, лежащей на узком диванчике и вытаскивает сигареты. Вторую затяжку он выпускает через нос. Мой отец всегда так делает, когда зол как черт. — Кому доказать, что я не гей? Себе или мне? Теперь я таращусь на него. Не то чтобы я думала, что он меня сразу повалит на диван, но такого вопроса точно не ожидала. — Кому ты хочешь доказать, что я не гей? — Лицо сурово-сосредоточено, он опускает взгляд, пытаясь скрыть свои настоящие эмоции, но я успеваю заметить такую горечь в глазах, что мне становится не по себе. — Не знаю. Себе, наверное, — голос слабый как писк, от бахвальства не осталось и следа. Люк делает шаг в мою сторону. — Для чего? Поверь, мне это невообразимо интересно. Для чего маленькой девочке знать подробности моей личной жизни? Кого и как я имею? — Он медленно с кошачьей грацией приближается ко мне. Я, пятясь к выходу, обреченно натыкаюсь спиной на дверь. И в тоже мгновение оказываюсь зажатой между ней и навалившемся мужским телом. Мои кисти рывком поднимают вверх, пригвождая к деревянной поверхности. В кино это красиво и сексуально, в реальности мне до чертей страшно, потому что Эванс в состоянии удерживать меня одной левой рукой. Пальцами правой он ловко расстегивает пуговички моего черного пиджачка и сжимает грудь прямо через слои ткани блузки и бюстгальтера. И вовсе не ласково. — Главное, как ты хотела доказать, что я не гей? Ангелок? — Интимно шепчет он на ухо. А на меня прям паника находит, когда я ощущаю, как кончик его языка чертит дорожку от мочки уха до ключицы. — Отпусти… — Я пытаюсь отвернуться от его лица, но с таким же успехом можно пытаться сдвинуть с места скалу. Не понимаю, как это случилось, но в одно мгновение меня развернули лицом к двери и задрали юбку сзади. Эванс так сильно прижимается к моей заднице, что ощущаю его эрекцию. В общем, я начинаю реветь, наверное, как никогда в своей жизни не плакала. Уткнулась в руки и рыдаю, даже не осознавая, что он не удерживает меня больше. Спустя минуту Люк подхватывает меня на руки и несет к дивану, усаживает поудобнее, сам застывает напротив моего лица. Сквозь пелену слез я понимаю, что он протягивает мне бутылку с водой и коробку с салфетками. Но от меня сейчас все равно толку нет, только всхлипывать стала реже. Эванс смачивает салфетки холодной водой и проводит по моим щекам. Так даже мама в детстве не делала… Не знаю, что больше подействовало, что меня чуть было грубо не трахнули или то, что объект моих ночных грез сейчас мне сопли подтирает. Голова просто раскалывается от всего. Люк присаживается ко мне на диван. — Как тебя зовут, горе-Ангелок? — Лиззи… Лиззи Фармен. — Ты не родственница Брайану? — Люк вопросительно приподнимает брови. — Откуда ты его знаешь? — шмыгаю я носом. — У меня вообще хорошая память на имена… Он ведь звукорежиссер, верно? — Только помощник. Ты всех работников сцены помнишь? — Наверное нет… Скорее тех, с кем бухал. — Эванс начинает хохотать, причем так заразительно, что я с трудом сдерживаю улыбку. Он постепенно успокаивается, потирая большим и указательным пальцами кончик раскрасневшегося носа. — А теперь рассказывай. — Что рассказывать? — С чего это тебе в голову пришла такая дребедень — взрослому мужику в гримерку с «проверками» являться! Тебе шестнадцать хоть есть? Я молчу. — Через двадцать минут народ начнет собираться, а пока я весь твой. Правильно распорядись этим временем. — Опять улыбается, только улыбка спокойная, добрая. Да и зубы у Эванса красивые, не скажешь, что смолит как паровоз. Начинаю рассказывать… Про себя. Про детство, школу моделей, кастинги, ну и, конечно, про «Ангелок». Сбивчиво, то и дело перескакивая с одного на другое, но Люк слушает сосредоточено. — Мать не надо винить, ты сама во многом не права. — Выносит он свой вердикт. — Нужно было давным-давно сказать, что тебя не интересует модельная карьера. — Но она мне нравилась. — Пытаюсь оправдываться. — Да и печатная реклама у меня получалась. — Здесь просто "нравится" не пройдет, Лиззи. Нужно броситься как в омут. Это больше, чем работа, это сама жизнь. И полумер никаких нет. Многим жертвуешь, но у тебя вопросов даже не возникает, что можно заниматься чем-то иным. Полностью отдаешь себя работе. У тебя такое было? — Он чешет щетину на шее. Пальцы у него длинные, сильные. Я отрицательно качаю головой. — Когда не отдаешь себя без остатка и результата нет. Ошарашенно смотрю в его усталое лицо. Странно, почему раньше эти простые истины до меня не доходили. Хотя, удобно в своем проигрыше обвинять всех, кроме себя. Вот я и сделала мать козлом отпущения. Дверь распахивается и в гримерку влетает красивая блондиночка. — Люк. — Она плюхается Люку на колени и бесцеремонно начинает его целовать. — Фу, ты опять весь в щетине как ежик. Я исколола губы, видишь? — Кэрол, мы квиты. — Эванс указывает на алые следы на своей щеке. — Теперь мне нужно стереть твою помаду. — Кто эта девочка за моей спиной? — Сестренка звукорежиссера, Лиззи Фармен. — Привет и пока, Лиззи. — Помахала рукой Кэрол, которая так и не слезла с колен Эванса. В гримерку входят еще два парня, совершенно не обращая внимание на резвящуюся на диване парочку. Я вижу, как Люк одними губами шепчет мне «Пока, Лиззи». Мои двадцать минут уже истекли. Опять жутко щиплет в глазах, но я выдавливаю из себя жалкую улыбку. — Пока, Люк. Оставшееся до спектакля время, я жду, сидя на своем месте в партере. Мне нужно будет поразмыслить о многих вещах, прежде всего о том, что Эванс не был равнодушен ко мне... И в сексуальном плане тоже. Но это все потом, а сейчас я терпеливо жду начала представления.