Отверженная

Случайности не случайны. Каждое действие влечёт за собой какие-либо последствия, а те, в свою очередь, следующие. Вера в судьбу, волю случая принадлежит людям, любящим срывать куш, но при этом не задумывающимся о том, какую цену придётся платить после. Полагаться на провидение — признавать собственную беспомощность и слабость. Сильные мира сего не добиваются высот с помощью одной страстной и неколебимой «веры» в божье расположение. То, что суеверные называют «случайностью», у них зовётся «выгодным поворотом событий», с помощью которого можно ловко повернуть ход событий волнующей ситуации в свою пользу. Идти напролом, использовать все возможности, подворачивающиеся под руку — вот те средства, с помощью которых герои нашего произведения добиваются желаемого. На улице стояла необычайно умиротворённая прохладная светлая ночь. В небольшой комнате на втором этаже поместья Ромни в Ньюпорте в Уэльсе, заполненную лишь необходимыми и важными вещами, используемыми почти ежедневно, можно было заметить тусклый трепещущий отблеск догорающих, уже засаленных свеч. В крепком дубовом кресле с жёсткой обивкой, расшитой персидскими нитями, сидел мужчина противоречивой наружности и в ... раз перечитывал «Principe»[1], так полюбившегося и ставшего для него чем-то вроде личной Библии. Это был он, канцлер казначейства, государственный секретарь, лорд-хранитель Малой печати, а по совместительству один из искуснейших интриганов своего времени. Томас Кромвель, главный идеолог Английской реформации и первый советник Генриха VIII; человек, о личности которого можно рассуждать очень долго, но в конечном итоге всё равно не сможешь придти к однозначному выводу; тот, кто оставляет после своего присутствия нотку волнения и беспокойства у женщин, отвращения и зависти у мужчин; тот, кто собственными руками проложил свой путь от самого дна и уверенно шагает вперёд, не боясь противостояния с умелыми и коварными конкурентами, встречающимися на его пути в то или иное время. Благодаря всеохватывающим и разящим мыслям, стойкому и решительному характеру он добился всего, чего может только желать человек, живший в то время. Но, несмотря на это, светлая дума его была затуманена, а чело мрачным и поникшим. Ему постоянно чего-то не хватало для того, чтобы в полной мере ощутить себя счастливым человеком. Когда-то это была обыкновенная пара новых чистых сапог, потом образование, место при королевском дворе, затем значимая должность, титул, место в Тайном совете[2] и т.д., но сейчас на кону стояла драгоценность другого рода, заманчивая настолько, что за неё можно было поплатиться собственной головой. Что же это могло быть? Трудно сказать, но автор постарается раскрыть эту тайну таким образом, чтобы читатель проникся сочувствием к нашему немаловажному герою. Овдовев, Томас хранил верность своей жене на протяжении 8-ми лет, но время проходит и былые чувства забываются, отходя на второй план и давая дорогу новым и неизведанным ощущениям. Кромвелю не повезло, потому что предметом его обожания была не служанка, не молоденькая графиня, не зрелая замужняя дама, фрейлина из свиты Анны или сама королева, или даже принцесса Мария. Сердце его было отдано той, которая никогда не могла бы его принять в открытую, прилюдно, в силу своего малоразвитого склада разума, нутра слабого духом и панической боязни королевского гнева (что являлось самой весомой причиной). Предметом грёз и тайных страданий Кромвеля была Джейн Сеймур, новоиспечённая королевская фаворитка, совсем недавно появившаяся при дворе, но уже добившаяся таких успехов. Она решительно не хотела уходить из его головы, но, впрочем, он и не старался избавиться от неё. В этой любви смешалась и отцовская и братская, и животная любовь, так часто присущая английским мужчинам. Лорд-хранитель оказывал ей покровительство; был всецело предан ей и безнадёжно зол на венценосного монарха за то, что тот причиняет ей боль. С волнением и трепетом он вспоминал об их мимолётной и случайной встрече, навсегда оставшейся для него памятной. Он вспоминал, как она была хороша: её белокурые вьющиеся волосы были небрежно растрёпаны, но это только придавало юному лицу младшей Сеймур особый шарм и привлекательность; большие голубые глаза растерянно бегали по коридору, боясь, что кто-то может застать их в такой неподходящий, неловкий момент; голос её звучал подобно сотне колокольчиков разных размеров: лёгкий и звонкий, он создавал своеобразную мелодию, переливаясь из одного слова в другое, а затем в целые высказывания. Джейн была растеряна и напугана, она только-только переселилась во дворец и потерялась в стенах замка. Тогда Кромвель понял, что влюбился, и лёд, покрывавший его сердце толстым и крепким слоем, дал трещину. В душе и голове Томаса произошли кардинальные изменения: теперь он ненавидел того, кто даровал ему всё, что сын трактирщика имел на данный момент, ненавидел короля. Одно упоминание о Генрихе Тюдоре вызывало собой волну отвращения и презрения, пусть это и проявлялось лишь внутри честолюбивого, корыстного адвоката. Поэтому, в возвращении Анны (тайны, до сих пор покрытой мраком), которое, конечно же, было спланировано исключительно Кромвелем примешались и личностные мотивы государственного секретаря. Итак, что же было официальной причиной, заставившей Короля сменить своё решение, причина, благодаря которой Анне сохранили жизнь, тем самым подписав себе смертный приговор? С 1535 года специально созданные Генрихом комиссии закрывали все монастыри, действующие в Англии, конфисковали имущество, изгоняли братия, вскрывали, грабили и оскверняли мощи многих святых. Эти оскорбления в тысячу раз превышали и приумножали все выходки монарха, творимые им несколькими месяцами ранее. Терпение Ватикана и Испании было уже на исходе, Генрих Тюдор дразнил льва, будучи с ним в одной клетке, не задумываясь о последствиях принятых доселе решений. Надвигалась буря, способная стереть с лица земли не только самодура Генри, но и память о существовании королевства Англии когда-либо. Испания собиралась нанести ответный удар, но теперь это должна была быть не встреча с послами, силящимися передать весь воинственный настрой своих господ, а вполне реальное наступление вооружённой армии, с целью отобрать престол у сумасшедшего короля и присоединить Англию к испанским владениям. Из этого было ясно одно — беды не оберёшься, если не действовать кардинально, а для этого требовалась светлая женская голова с чёрными, будоражащими кожу, мыслями. Во всём королевстве такая была одна, но она была арестована и обвинена в государственной и супружеской измене, а к тому же и приговорена к казни. Но, на каждое действие найдётся своё противодействие. Всем сердцем Томас Кромвель мечтал избавить дворец от присутствия рода Болейн, но в приоритете у него всегда стояли личные интересы, а посему казнь Анны по обвинению в измене в такое время была не только не выгодна и даже сумбурна; есть ли смысл избавляться от королевы-протестантки, имеющую пронзительный взгляд и изворотливый ум и являющейся символом вопиющей непокорности, коей всегда выставлял Англию Генрих, накануне грядущей войны с католическим миром? В конце концов, можно было обвинить Анну в ереси, богоотступничестве и передать её на папский суд, тем самым совершив небольшой шаг к примирению с могущественной испанской державой. Ответ напрашивается сам собой, из которого и следует завязка нашей истории. Дав королю, полностью доверяющему Тому, указания к дальнейшим действиям, Кромвель отдалился от двора, дабы усыпить бдительность Анны, которая должна думать, что король действительно простил её, когда Генри, на самом деле планировал избавиться от Болейн сразу же после того, как она поможет ему в борьбе за государство, вверенное Генриху его отцом. Ситуация складывалась не из простых, и больше всех выгоду извлёк из неё Томас, так как эта идея принадлежала ему. Вот так, раз за разом, он прибирал власть к рукам, безбожно управляя королём, происходящим из могущественной династии и считающим себя успешным и мудрым правителем.

***

Джейн Сеймур сидела на кушетке перед зеркалом и расчёсывала свои шелковистые с золотым отливом волосы, так полюбившиеся первому государственному советнику. Взгляд её был пустым и понурым, не выражающим собой абсолютно ничего; руки машинально повторяли одно и то же движение по механической памяти. Казалось, что её душа летала в облаках, а теперь, когда пришло время возвращаться назад, она не может найти дорогу обратно и поэтому не может соединиться с телом, дабы снова продолжать своё земное существование днём, а вечером улетать так же, как сейчас. Один Бог ведает о том, что было на уме у этой непредсказуемой в силу юного возраста девушки, но было ясно точно, что размышляла она не о вопросах добродетели, так часто волновавших её несколькими месяцами ранее. Было что-то такое, что волновало леди Джейн. Она постоянно вспоминала о той встрече с лордом Кромвелем... Почему-то это никак не выходило из её головы, но почему? Что волновало юную обольстительницу, столкнувшую лбами двух важнейших государственных мужей? Оставим эту загадку и вернёмся к главному герою нашей повести, который уже растворял двери в небольшие и самые холодные во дворце покои, принадлежавшие его фаворитке. Этот день не задался у монарха с самого утра, поэтому он чувствовал постоянные недомогания. Томимый терпким желанием воссоединиться с Анной и каждый раз сталкивающийся с таким решительным отказом, Генри начинал терять самообладание, за которым следовало ускорение решения «испанского вопроса», медлить больше не представлялось возможным, а стоящих причин для того, чтобы откладывать это дело не подворачивалось, несмотря на всё усердие Тюдора убедить себя в обратном. А пока, Генри решил искать утешение в объятиях Сеймур, но в голове его жила совершенно другая женщина (и совсем не трудно догадаться, о кому были посвящены все думы 45-летнего короля-революционера). Смотря на Болейн, монарх забывался и переставлял на дальний план все свои коварные задумки и идеи, в воплощении которых Кромвель и Тюдор хотели использовать Анну, забывая о злости, нараставшей по отношению к своей супруге. Смотря на Болейн, Генри думал лишь о её иссиня-чёрных волосах и тонкой мраморной коже.       О, Генри! Ты, самолюбивый и вспыльчивый глупец, знаешь ли ты, на что ты идёшь, заключая сделку с самим дьяволом? На что тебя ведёт твой «верный друг», в последнее время так часто говорящий и дающий приказы от твоего имени? На кого ты оставил государство? Зачем распустил то, что было передано тебе твоим отцом, вверено, как самая дорогая ценность? Как ты позволил этому произойти? Гоняясь за женскими юбками и пытаясь произвести на них впечатление, ты бросил на произвол судьбы самое главное, что было вверено в твои руки! оглянись! посмотри на мир, окружающий тебя; узри же, во что ты превратил монархию, в какую бездну ты бросил своё королевство, оставленное без должного присмотра; Ты — среди таких же коварных лицемеров и трусливых лжецов, сверху и донизу переполняющих твою обитель, получив от тебя «разрешение появиться при дворе». Ты и сам пропитан этим ядом, источаемым женскими интригами и сплетнями, дворцовыми тайнами и заговорами, расточительными казнокрадами и лгущими привратниками. Вырви этот камень, распространяющий яд по твоему организму; вырви его из себя и выброси в синее море, отдав его на расправу штормовым волнам; избавься от него, пока он не избавился от тебя; пока он не превратил твоё существование в гору пепла; О, Генри!