Исцеляя твою душу

Следующие несколько дней Том не вылезал из Министерства, пытаясь с помощью подручных найти слабые места в светлом образе нового конкурента. Тревор Бут, высокомерно улыбающийся с колдографий в каждом втором номере «Пророка», медленно и необратимо одним своим безгрешным существованием уничтожал мою семейную жизнь. Совместному завтраку и свежей выпечке Том теперь предпочитал гадкий кофе в пластиковых стаканчиках, чары круглосуточной свежести и литры зелья бодрости. Вчера я, подсовывая особо любопытным аврорам и невыразимцам министерский приказ о допуске меня, Изабеллы Небел, до личного исследования внутренней архитектуры здания, добралась до кабинета Тома и получила в итоге холодный поцелуй в щеку и пять пергаментов, которые мой муженек просил отнести на третий этаж, будто я домовик какой-то или сова. Пришлось отнести, упросив взамен, чтобы Том все же появился дома в день возвращения Ариадны и ее друга из Хогвартса. Сегодня предстояло сделать замеры одного из коридоров на четвертом этаже, и, напудрив нос и натянув перчатки повыше, я аппарировала в Министерство. В субботу утром по коридорам носились только бумажные самолетики, ударявшиеся о запертые двери, и за углом целовалась парочка авроров, не придумавших, по-видимому, более интимной обстановки. Вчера, навещая Тома, я аппарировала в Министерство после рабочего дня, когда на своих местах были только ответственные трудоголики, наплевательски относящиеся к семье. Ходить по коридорам в дневное время я избегала. Поначалу боялась и одновременно надеялась увидеть родные лица, особенно мистера и миссис Вейн, моих приемных родителей, но, не встретив никого, чувствовала постыдное облегчение, острыми коготками царапающее душу. Другой же причиной было нежелание возвращаться туда, где в прошлой жизни мне вынесли приговор. Собирая образцы известки в пробирки, я грезила черной мантией Пожирательницы, развевающейся за моей спиной, когда я – я, Ромильда Вейн! – отбросив в сторону эти бледно-голубые перчатки по локоть, распахну двери в зал, где плешивые визенгамотские жуки корчат из себя Фемид, и выжгу Метку на лбу каждого. Или, нет, лучше попробую на них пару темномагических заклинаний, которым учили Пожирателей. Или, нет, нет, лучше просто проверенное Круцио! Пусть они ползают у меня в ногах, умоляя о прощении, пусть плачут и признают свой страх, застлавший им глаза и не позволивший понять истинной силы Темного Лорда. Дело не в жажде крови, - о нет! – но в восстановлении справедливости. Мысли о мести сводили с ума и одновременно напоминали, что я ничем не лучше того, кто убил Рут. Равновесие лакомится полутонами и требует жертв. Если бы не Джордж, поручивший мне сделать замеры в коридорах, я бежала бы из Министерства куда глаза глядят, лишь бы не дать спящей во мне Пожирательнице Смерти поднять голову. Том прав: чем больше я хочу вернуться к той, кем когда-то была, тем тщательнее шлифую образ Изабеллы. Этот выдуманный мир уже покрывается сетью тонких трещин, как старое зеркало, и когда, наконец, он расползется, разлетится на грязные блестящие ошметки цветной фольги, мне придется снова делать выбор, снова идти по осколкам, оставляя за собой извилистую дорожку чужой крови. Я не хочу убивать, но мне не позволят жить иначе. Снова страх. Я боюсь себя. *** Услышав за спиной шаги, я напряглась и инстинктивно подготовилась к обороне. Волшебная палочка была в специальном креплении с внутренней стороны руки – от запястья до локтя, - поэтому отразить атаку не составило бы труда. Натянув на лицо как можно более дружелюбную улыбку, я повернулась на звук шагов. Линейки и угольники, деловито измеряющие предполагаемую площадь ремонта, даже не дернувшись, продолжили свои расчеты, передавая данные Прытко Пишущему Перу, скользящему над зачарованным пергаментом. – Гарри, вот так встреча! – Я вполне искренне кивнула и даже чуть-чуть расслабилась. Аврор Поттер шел по коридору, явно не намереваясь предъявлять мне обвинения: походка небрежная, галстук развязан, в руке – кружка с крепким кофе, а на лице – следы бессонной ночи, проведенной не в родном доме. – Изабелла?! – Гарри замедлил шаг и попытался лихорадочно пригладить непослушные волосы, топорщившиеся от этого только сильнее. – Рад тебя видеть. Прости, если сейчас напомню тебе старого брюзгу, но напомни, пожалуйста, Ричарду, что еще одни сутки на зелье бодрости, и я буду вынужден предъявить ему обвинение в злоупотреблении наркотическими веществами. Зануда Перси уже третий день требует от моего отдела принять меры. – Гарри, я прекрасно знаю, что ингредиенты, содержащиеся в зелье, вызывают привыкание. – Стараясь не закатывать глаза и не произносить вслух «не учи ученого, бездарь», я мило улыбнулась. – Поэтому Ричард пьет особый облегченный состав. Впрочем, если ты на сутки запрешь моего муженька в тесном помещении, где ничто не будет напоминать ему о Треворе Буте, то, возможно, он все же вспомнит, что дома ждет семья. Так что, Гарри, я всецело на твоей стороне и готова оказать закону любую посильную помощь. Гарри хмуро улыбнулся в ответ и кивком указал на угольники, шныряющие под потолком: – Тот самый заказ? Джордж к нам позавчера забегал, весь вечер только и говорил, что о задании Скримджера. Я пожала плечами. – Для меня это просто заказ безо всяких «тот самый». Видишь, даже в субботу работаю, чтобы внимания не привлекать. Слава Мерлину, осталось всего два коридора, а затем я смогу с чистой совестью ехать на вокзал. Ариадна обидится, если ей придется ждать меня на перроне. Гарри выругался и, чуть не расплескав кофе, посмотрел на наручные часы: – Черт, всего три часа до поезда. Опоздаю снова – проспорю Невиллу пять галлеонов. – Невиллу Лонгботтому? – Да, ему. Вы знакомы? – Гарри напряженно о чем-то размышлял и, к счастью, не уловил любопытства в моем голосе. – Ариадна много писала о «новом учителе травологии». Он, кажется, тоже «Герой Войны», как и ты, и Рон, и Джинни, и Гермиона, и еще пара десятков магов. – Да, если бы не Невилл, нам бы туго пришлось. Сегодня он приезжает в Лондон по делам, и, если хочешь, я могу вас познакомить. – Буду рада. Гарри, а как ты смотришь на то, чтобы довести красивую девушку из приличной семьи до вокзала на министерской машине? – Загадочно улыбаясь, пару раз ненавязчиво хлопаю ресницами. Совершенно не хочу пользоваться маггловским общественным транспортом, если есть возможность прокатиться с комфортом. После Войны маггловское Министерство подарило нашему несколько шикарных автомобилей, один из которых, как сообщала Рита Скиттер, ведшая тогда колонку свежих сплетен-откровений в «Пророке», был вручен лично «герою Гарри Поттеру». Помню, как, прочитав эту новость, я в смешанных чувствах лежала на грязном матрасе на полу азкабанской камеры, размышляя, крах ли это для самодостаточной развитой системы транспорта в волшебной Англии или же шаг вперед. *** Красный «Мерседес» полз по городу, не превышая скорость и соблюдая все знаки. Гарри вел машину по-цыплячьи осторожно, хотя по тому, как расслаблено он чувствовал себя в салоне, я понимала, что за рулем далеко не новичок. Мое счастье. Несколько детишек-сквибов, гулявших по улицам магического Лондона, раскрывали рты и тыкали пальчиками в сторону нашего черепахомобиля, что заставляло меня чувствовать себя очень-важной-персоной и чуть-чуть примиряло с низкой скоростью движения. Чуть-чуть. Самую малость. – Никогда бы не подумала, что такой импульсивный человек, как ты, будет так флегматично вести машину. – У Героя Англии обязанностей больше, чем преимуществ, – сквозь зубы отвечает Гарри. Похоже, ему самому такая езда не по душе. – Следуй правилам, будь примером для подражания, заботься об обществе, защищай слабых, не нарушай законы. Через две улицы начнется маггловская зона: до самого вокзала будем лететь быстрее ветра. – Под маской Героя прячется злостный нарушитель? – Не своди к штампам, Изабелла. Простой Гарри несовершенен: он готов сутками играть в квиддич, выпивать в выходные с друзьями Огневиски, лежать на диване и смотреть маггловское кино. Такой Гарри не нужен Англии, он слишком прост и не может быть лидером, поднявшим за собой всю страну на войну. Другое дело – Гарри-герой: знает уйму заклинаний, защищает униженных и оскорбленных, служит для всех примером. Он не нарушает правила, постоянно старается на благо общества, мужественно борется с бюрократией и сутки напролет ловит злодеев. – Этот идеальный Гарри – жуткий зануда. Лепить из себя совершенство, подавляя желания и свое «я», – это больше, чем безумие. Это самоубийство. Ты понимаешь, к чему идешь? – Я не питала теплых чувств к Гарри, но все же когда-то он был моей школьной любовью, и подобие заботы в сердце сохранялось. В Хогвартсе Гарри на самом деле был кем-то особенным, кем-то великим, при этом оставаясь собой, не пытаясь никому угождать и идти на поводу. То, что он делал сейчас, я не могла понять. – Изабелла, мне трудно это объяснить. – Гарри задумался и чуть было не проехал улицу на красный свет. – Я всегда хотел быть похожим на своего отца, которого никогда не знал. Я считал его героем: самым сильным, самым умным и самым талантливым. Пока однажды не узнал, как обстояло дело в реальности. Он был «плохим парнем», как это называют сейчас: напускно грубым, старающимся задавить противника своей крутизной и бесшабашностью, отчаянным хулиганом, но привязанным к своей семье и друзьям так крепко, как только возможно. Тех, кто им восхищался, было почти столько же, сколько тех, кто его ненавидел. Для меня важно быть сыном своего отца, но я не хочу идти по его стопам. – Хочешь исправить его ошибки? Стать лучше него? – Да. – Гарри поворачивает руль, и мы въезжаем на мост, оказываясь в маггловской части Лондона. Стрелка на спидометре улетает вверх и вправо, и, наконец, «Мерседес» превращается из улитки в машину. За окнами пролетают витрины, смешно одетые люди, кафе, жилые дома, офисные здания. Завязать с Гарри разговор о его истинном «я» теперь казалось плохой идеей. Мне не нужны подробности его биографии, мировоззрение и паспортные данные родителей. Но, наверное, он слишком долго копил это в себе, чтобы теперь излить душу случайной попутчице. Знает ведь, умник, что с этими откровениями я не аппарирую на порог к старушке Скиттер. Мы проезжаем еще несколько кварталов, затем скорость снова резко падает. В ответ на мой недоуменный возглас Гарри тихо поясняет: «Филиал Мунго», указывая кивком куда-то вправо. Складские помещения, проржавевший экскаватор да троица рабочих в грязных джинсах и комбинезонах – вот и все, что я вижу справа. Приглядевшись, отмечаю еще разноцветные носки на ногах одного из мужчин. – Они похожи на бездомных, работающих за еду и крышу над головой. – Это сквибы. Ждут очередную дозу обезболивающего. – Гарри непривычно серьезен. Нахмурившись, он выплевывает слова, как если бы они были пропитаны ядом. – После войны многие сквибы оказались под властью зелья удачи. – Но ведь его продажа запрещена законом! – Мои глаза размером с два галлеона. – Исследованиями, доказывающими пагубное воздействие ингредиентов Феликс Фелицис на здоровье, можно круглый год камин топить. – Насколько аврорату известно, кто-то занимался изготовлением подпольно. Ни один из сквибов не помнит, как именно и у кого он приобретал зелье, но это не останавливает организм от разрушения. Зависимость от Феликс Фелицис – это медленное Круцио, единственное избавление от которого – смерть. Самое ужасное, Изабелла, – то, что все эти сквибы воевали на стороне Вольдеморта, поэтому сейчас почти нет добровольцев, желающих помочь им справиться с болезнью. У меня защемило сердце. Темный Лорд не принимал отказов, и сквибам не оставалось ничего иного, кроме как соглашаться на все условия. Среди них лишь жалкая горстка сражалась за идею, остальные же шли, боясь за себя и своих близких. Волшебники, нарушавшие законы Лорда, или же неугодные ему, а также те школьники, кто плохо сдавал промежуточные экзамены, – все они в один день проходили процедуру по выкачиванию магии из тела и становились сквибами, низшей расой. Вероятно, они покупали из-под полы зелье удачи, чтобы хотя бы на некоторое время забыть о своей незавидной участи. Темный Лорд оказался повержен, но никто не смог вернуть им их силы, и никто не оказал помощь. Маги не любят сквибов. Никто не любит сквибов. – Никто не любит сквибов, – произнесла я вслух, жалея несчастных. Гарри кивнул. – Если бы не Аберфорт, взваливший на себя этот груз и выбивший из Мунго ежедневное обезболивающее для зависимых, мы каждый день натыкались на улицах на мычащих страдающих полу-магов. У них желтые белки глаз, зубы, язык, ногти, кожа как наждак, а само тело медленно разлагается, год за годом, месяц за месяцем – только представь себе. Это круглосуточная пытка. – Кто-нибудь разрабатывает лекарство? – Да, но еще ни одно из зелий не дало положительного эффекта. Майкл – он сейчас преподает зельеварение в Хогвартсе – в прошлом году получил грант на создание какой-нибудь настойки, полностью или частично освобождающей больного от зависимости к Феликс Фелицис, но пока не добился никаких существенных результатов. – Познакомишь меня с ним? – Разглаживая кончиками пальцев и без того отлично отутюженную ткань мантии, я смотрела в окно, стараясь не выглядеть амбициозной идиоткой, падкой на быструю славу. – Благотворительность – это одно из тех дел, которые проще делать в компании единомышленников, а мои знания по зельеварению не так уж плохи. – Конечно. –Гарри кивнул. – Кстати, Изабелла, я забыл передать, что Джинни устраивает очередную вечеринку и приглашает тебя. Завтра, в первой половине дня. Сможешь прийти? – Да, постараюсь, – я улыбнулась. – Джинни очень любезна. Кто еще придет? – Как обычно: Флёр с Мари-Виктуар, Гермиона и Лаванда. – А ты? – А я собираюсь утром в воскресенье хорошенько выспаться, – Гарри усмехнулся, – поэтому заночую у Невилла, нам предстоит многое обсудить. И если Джинни снова начнет на меня жаловаться, она будет иметь на это полное право. – У вас странные, очень странные отношения. Неужели еще лет пять назад я любила этого закоренелого холостяка с комплексом супергероя?! О Мерлин, вот тут самое время возблагодарить тебя, что в какой-то момент мы с Гарри стали по разные стороны баррикад. Я бы не вынесла такой скучной пресной жизни. Может, ну ее, эту Джинни? Если ей нравится тянуть лямку вечной невесты, пусть тянет, мне-то что? Я ведь не добрая крестная фея. Я воплощенное зло, черное пятно позора всего Гриффиндора. Более того, горжусь этим. А протягивать руку помощи тем, кто может сам себе помочь, – не в моих правилах. *** Мы успели за четверть часа до «Хогвартс-экспресса». На станции не было нервных подозрительных типов, не считая журналистки из «Ведьмополитена», мигом ухватившей Гарри под локоть, и я с облегчением удостоверилась, что слежки за мной нет. Конечно, кто-то мог бы спрятаться и под мантией-невидимкой, но на переполненном перроне едва ли возможно остаться никем не замеченным, с целыми, не оттоптанными, ногами. Когда двери экспресса открылись, из поезда, как спелый виноград, посыпались первокурсники, бежавшие навстречу своим родителям, не замечая препятствий. Ариадна, одетая в кирпичного цвета юбку чуть ниже колена и белую маечку на тонких бретельках с изображенным на ней снитчем, вышла, держа на руках ярко-розового низзла Чери, подаренного ей Джинни на новый год. Едва увидев меня, девушка воскликнула: «Изабелла!» и помахала мне правой рукой, придерживая кота левой. Чери мигом воспользовался ситуацией и, спрыгнув, затерялся среди чемоданов и снующих ног. Этот паршивец наверняка понесся на запах шоколадушек – тот еще сластена. Ариадна, растерявшись, кинулась было искать беглеца, но худой юноша со смутно знакомым мне лицом успел раньше и теперь, посадив низзла себе на шею, и придерживая его передние лапы ладонью, продирался сквозь толпу навстречу моей приемной дочери. Улыбаясь и благодаря юношу, на плечах которого с удовольствием развалился Чери, Ариадна бок о бок с ним приближались ко мне, и именно так я поняла, что прыткий мальчик – тот самый друг с тяжелой семейной ситуацией. Приглядываясь к нему, я мысленно отмечала поношенные, но чистые черные ботинки, потертые маггловские джинсы, простую дешевую зеленую рубашку. Не из богатой семьи мальчик. Худой, но довольно складный. Наверное, как все ребята его возраста, бредит квиддичем. Почему же мне так знакомо его лицо? Слишком белая кожа, впалые щеки, курносый нос, голубые глаза, каштановые волосы… – Изабелла! – Ариадна обняла меня, а затем, повернувшись в сторону своего друга, тепло улыбнулась и взяла его за руку. – Я хочу познакомить тебя с Виктором. Мальчик улыбнулся сначала Ариадне, а затем мне и поклонился. – Виктор Бун, мэм. Ариадна много о вас рассказывала. Выдавив из себя более-менее подобающую случаю улыбку и чудом удержавшись на вмиг подкосившихся ногах, я радушно и с сильным французским акцентом предложила Виктору забыть об обращении «мэм», звать меня просто по имени, а лучше всего прямо сейчас скрыться с глаз долой и принести чемоданы. – Изабелла, он чудесный, правда? – с восторгом в голосе спросила Ариадна. Я внимательно посмотрела ей в глаза и, не заметив в них ничего, кроме обожания, ответила: – Полагаю, нам стоит познакомиться поближе. Но, Ариадна, еще пару месяцев назад ты с ума сходила по какому-то там равенкловцу! – Вот именно что «какому-то»! – Ариадна упрямо надула губы. – Стив ни на кнат не ценит других людей и слишком задается. Я терпела, но когда он со своими дружками стал откровенно унижать Виктора, не выдержала и прямо в лицо высказала все, что о нем думала. Мы серьезно поругались, а потом как-то само собой получилось, что встречаться я стала с Виктором… Изабелла, ты никогда не была подростком? – Я не такая старая, как ты, должно быть, думаешь! – Я легко щелкнула Ариадну по усыпанному веснушками носу. – Просто стало интересно, куда делся твой прежний обожатель. Насколько я помню, Виктор всегда был довольно примерным пай-мальчиком, заботящимся о своей чокнутой сестрице и делающим уроки на недели вперед. Может быть, для Ариадны такой вариант даже неплох. А Метка на предплечье… Лорд исчез, Том не стремится снимать с магглов скальп, а значит, Метку можно считать пережитком прошлого, некрасивой татуировкой. Судя по тому, с каким усердием Виктор тащит тележку, нагруженную чемоданами Ариадны и одним своим, он еще не совсем потерян для общества. Вот Том посмеется, когда узнает о выборе приемной дочери. Поневоле вспомнились слова Блейза: «Ромильда, найди себе кого-нибудь попроще». Сердцу не прикажешь. Я всегда понимала, что мое обожествление Блейза никогда не превратится во взаимную любовь, но не могла от него отказаться. Он всегда был в моих мыслях, даже когда я думала о Гарри, когда целовалась с Джорджем, когда каталась на метле с Ричи. Голос сердца громче голоса разума, и если Ариадна решила встречаться с Виктором Буном, сестра которого вызывала у меня исключительно отвращение, мне придется с этим смириться. Все-таки это ее жизнь, а не моя. Да и Виктор, судя по тому, что привереда Чери облюбовал его плечи, не так уж плох. *** Всю дорогу Гарри, ненавязчиво расспросив Виктора о том, что тот делал в ночь смерти Рут, вспоминал с Невиллом веселые хогвартские деньки. Битву, да и весь седьмой год обучения ни один из них не упоминал, что было неудивительно. Я смотрела на Гарри и Невилла и думала о том, что они пытаются вернуться в прошлое, но сами уже давно ему не принадлежат. Они изменились: как внешне, так и внутренне, сохранив от прежних образов только имена. Гарри стал более ответственным, уравновешенным и рассудительным, а Невилл… Невилл просто стал другим. Увидев меня в первый раз, он вздрогнул, но вскоре уже рассказывал об успехах Ариадны в травологии, даже пытался шутить. На ужин ни Гарри, ни Невилл не остались, сославшись на неотложные дела. Виктор пообещал вернуться к шести, а до этого времени аппарировал домой привести себя в порядок. Как сказала Ариадна, после смерти Рут мистер и миссис Бун горевали недолго: оформив необходимые документы за сутки, супруги уехали в путешествие. Виктор оказался предоставлен сам себе, и Ариадна пригласила его к нам, справедливо рассудив, что дома Виктору в ближайшее время будет более чем паршиво. Для девочки, потерявшей родителей в Битве, Ариадна удивительно сердечна. Я как раз подбирала платье для торжественного вечера, когда в дверь комнаты постучали. – Ариадна, это ты? – Да. Изабелла, ты не занята? – Подожди минутку. – Я поправила рукава на кимоно так, чтобы левый точно закрыл Метку, и позволила Ариадне войти. Ссутулившись, девушка прошла в комнату и села с ногами на кровать, уткнувшись носом в согнутые колени. – Изабелла, я плохой человек, верно? – Откуда этот вечерний пессимизм? – Я села рядом с Ариадной и ласково погладила ее по голове. Вместо ответа девушка протянула мне колдографию, на которой была она и, судя по шарфу, равенкловец. Рискну предположить, тот самый Стив. – Качественный снимок. Порвать его, или хочешь сохранить для истории? – Отправлю по почте, а Стив пусть сам решает. Все говорили, что мы хорошо смотрелись вместе. – Пожалуй, с этим соглашусь. – Стив был на порядок симпатичнее Виктора, вдобавок и одет был со вкусом. Не удивлюсь, если за ним бегает с десяток восторженных школьниц с первого по пятый курсы. – Жалеешь, что вы расстались? – Нет, нет, Стив не должен был говорить так о Викторе, не должен был говорить гадости о Рут, хотя, я помню, что она всегда была чуть-чуть странная. Когда мы были… в плену… – Ариадна сглотнула, – я боялась ее. Но Виктор не такой. Он добрый, он умный. – Тогда почему ты плачешь? – Он Пожиратель Смерти, Изабелла. Из-за Пожирателей в Битве погибли мои родители, и, если я буду встречаться с Виктором, это ведь будет предательством по отношению к ним, разве нет? Я не знала, что ответить, так как никогда не ожидала, что Ариадна задаст подобный вопрос. Мысленно я подготовилась к дискуссии на тему пестиков и тычинок, необходимости хорошего образования и «веснушки лучше вытравлять лимонным соком, а не той гадостью, что ты мажешь», но вопроса о Пожирателях даже в своей голове я старалась избегать. Я понимала Ариадну, которой нужно было знать ответ, но не могла сказать «Да», потому что сама была Пожирательницей Смерти. Уговаривая Тома удочерить юную гриффиндорку, я в первую очередь усмиряла собственных демонов раскаяния и стыда, не задумываясь о том, что однажды Ариадна может увидеть Метку на моей руке. Это «однажды» казалось недостижимым. – Почему ты молчишь? Ты тоже презираешь меня? – «Тоже»? – Как Стив. Он сказал, что если я буду встречаться с Пожирателем Смерти, то это значит, что я не чту память своих родителей. Изабелла, ты тоже думаешь так? – Нет, милая, в такие глупости верят только в пятнадцать лет. Став старше и, надеюсь, умнее, я думаю, что любовь невозможно вписать в границы разумного и придать нужную форму, как пластилину. Настоящая любовь не укладывается ни в какие рамки. Самое важное – это понять, когда любовь настоящая, а когда – вспышки неудавшегося заклинания, пшик. Я знаю, что ты любишь своих родителей, очень любишь. Кто-то может сказать, что живя под одной крышей со мной и Ричардом, ты забываешь о своей настоящей семье, но это не так. Ариадна, милая, ты не должна испытывать чувство вины. Твои родители были бы очень рады, узнав, что ты счастлива. Если присутствие Виктора рядом дает тебе это ощущение счастья, разве ты должна чувствовать себя виноватой? Я шептала что-то еще, Ариадна кивала, тихо всхлипывая. Мне казалось, мы сидели рядом, но были за мили друг от друга. Она переживала свое первое расставание и детскую влюбленность, смешанную с ядовитым чувством вины, а я решала для себя, долго ли еще можно скрывать Метку. С каждым днем становилось все труднее держать в уме жизнь Изабеллы Небел и не забывать себя. Том стремится к управлению магическим миром, и власть для него важнее дома. Наверное, идефикс Вольдеморта, жаждавшего быть царем царей, проник во все хокруксы. Что хочу я? Раньше я ответила бы, что хочу, чтобы меня оставили в покое. Кто-то всегда тянул меня в какие-то стороны: «мы лучшие!», «нет, это мы лучшие, за нами – сила!», и всегда надо было выбирать. Я хотела вырваться из этого круга и жить так, как хочу сама. Теперь у меня есть эта возможность, но ради нее пришлось в темный угол спрятать собственное «я», а без него жизнь потеряла смысл. У меня есть подобие семьи и друзей, но никто, кроме Тома и Малфоев, не знает, кто я такая. Разве это жизнь? Может, проще было остаться в Азкабане? Завтра, после вечеринки, я пойду к Джорджу. Отдам ему результаты расчетов и расскажу, кто я есть на самом деле. Если он на самом деле любит меня, он поймет. Если же нет… Если нет, то накладывать Обливиэйт я еще не разучилась.