Исцеляя твою душу

Вся сложность в том, чтобы продолжать дышать, когда не считаешь себя достойной этого. Я всегда боролась за свои идеалы, за свою правду, и это уважение к себе, уважение к своим принципам, всегда было тем, что заставляло меня жить. Быть единственной гриффиндоркой «змеиного факультета», выдерживать обвинения и проклятья, просыпаться утром с мыслью о том, что еще не все потеряно, не терять рассудок в азкабанском холоде наедине с собственными страхами и дементорами… Я держалась, потому что считала себя правой. Сейчас же все было не так. Проснувшись утром, я больше не была уверена, что я та, кем себя считаю. Есть ли смысл рассуждать об идеалах, всего за несколько часов до этого пытая того, кого считала другом? Сколько стоят все эти громкие слова о справедливости и чести? В своем ли я еще уме? Том прав, убийство нельзя забыть. Но что если я забыла? Что если страх заслонил собой все и, как вчера, пытая Драко, я просто хотела вернуть свой покой, убедившись, что ситуация под контролем? Что если в ту темную майскую ночь, до прихода Джинни, я аппарировала в больницу к Рут и сделала то, о чем мечтала еще в Азкабане, – зажгла Метку над предательницей, пытавшейся стереть клеймо Пожирательницы со своей руки? Моих сил бы хватило, чтобы изменить память дежурившему аврору, поджечь все здание и исчезнуть. Пожалуй, я могла поверить в свою виновность, если бы не два «но»: я понятия не имела, где находится больница, и я не стала бы тратить время на запугивание самой себя глупым кладбищенским вандализмом. Четверо подозреваемых. Трое невиновны. Остается… – Том, ты уверен, что в ночь смерти Рут был в Германии? Мой муж, завязывая перед зеркалом галстук, тихо выругался и устало ответил: – Убийство неверных Пожирателей Смерти в настоящий момент находится в конце списка моих приоритетов. Я был в Германии, готовился к утренней встрече с одним крайне надоедливым типом по фамилии Шварц. Повторяю еще раз, милая, я сам займусь пожаром и твоим «фанатом». Пока ты снедаешь себя подозрениями, нанятые мной домовики шныряют по аврорату и кладбищу, собирая информацию, которую потом мы с тобой сможем обработать. Вероятно, мы оба ошибались, считая, что наша маленькая тайна только «наша». Кто-то узнал, и его нужно устранить как можно скорее. Но, Ромильда, вопросы, которые ты задаешь, заставляют меня волноваться за твое здоровье. Может, тебе стоит отдохнуть пару дней? – С каждым днем Азкабан кажется мне лучшим курортом. Одиночная камера с видом на бушующий океан, трехразовое питание и круглосуточная охрана – есть ли что-то комфортнее? За использование Непростительного Отдел образования и культурного развития даже пришлет пару нудных книжек для воспитания моей нравственности. Том недовольно посмотрел на мое отражение в зеркале. Я стояла в нескольких шагах от него, накладывая маскирующие чары на несовершенства кожи, к коим в это утро добавились еще темные круги под глазами. Одетая в простую черную мантию, я напоминала себе МакГонагалл. – В негласной иерархии Пожирателей твоя власть немногим меньше моей, а Драко – это мелкая сошка, которую ты вправе наказать по любому поводу. В чем проблема? – Но, Том, он был моим другом! – воскликнула я, затем поспешно добавила. – Пусть не другом, но тем, кому можно было доверять. – Доверять? – Том рассмеялся. – Я бы не доверил Драко даже кнат. Единственная причина, по которой он нас никому не сдал, – это страх. Порой он связывает крепче любого Нерушимого Обета. Вчерашняя пытка только пойдет на пользу. – Но ведь он оказался невиновен! – Ты знаешь понятие «профилактика»? Таким, как Драко, время от времени наказание необходимо. Я не предполагал, что он может нас предать, но твоя инициатива показалась мне подходящей случаю. – Мерлин великий! Том, ты знал, что Драко невиновен, но позволил мне его пытать?! – Я хотела ударить его, но остановилась под насмешливым взглядом темных глаз. – Драко пришлось потерпеть несколько неприятных мгновений, чтобы ты перестала, наконец, кормить домыслами свой страх. Но мне стоило бы учесть, что власть – это лишь временная панацея, с непривычки вызывающая комплекс побочных эффектов вроде угрызений совести и самоуничижения. – Том повернулся ко мне и, прищурившись, добавил. – Если тебе станет легче, то Драко заслужил наказание, когда развлекался с мисс Паркинсон вместо того, чтобы ответить на письмо, что ты ему послала. – Ты копался в его воспоминаниях! – Разумеется. В отличие от тебя, пытающейся вжиться в образ умницы Изабеллы, я свои возможности использую максимально. Если среди ленивых министерских чиновников окклюменцией владеет человек десять, что говорить о других. Ромильда, мои силы в несколько раз превышают уровень магии любого выдающегося равенкловца. Те самовлюбленные головастые маги, увешанные, как рождественские ёлки, медалями за выдающиеся научные достижения, не знают и десятой части о всем волшебстве этого мира. В отличие от меня. Так неужели ты думаешь, я откажусь от такого преимущества? – Нет, Том, я прекрасно понимаю. Просто то, как мы сбежали из Азкабана, похоже на второй шанс. Мы должны использовать наши способности во благо. Стать лучше, исправить прошлые ошибки… – Ромильда, мы никому ничего не должны. Нас не отпустили за примерное поведение, мы именно сбежали. Этот мир, которому ты хочешь нести чистое и светлое, отказался от нас во славу подпольных героев. Уничтожив всех, у кого были силы и мозги, нынешние маги стали прославлять лучших из слабейших. Все, кто был достоин, гниют сейчас либо в Азкабане, либо в сырой земле какого-нибудь кладбища. Я использую все свои возможности, я поднимусь на самых верх и дам этой увядающей стране новую жизнь. Хранить в себе знания поколений и не применять их – вот то, что заслуживает наказания. Милая, образ Изабеллы давно ползет по швам. Твои силы и способности не вмещаются в облик больной француженки на домашнем обучении. Ты прошла через слишком многое, чтобы сейчас обо всем забыть. Не пытайся жить заново, милая, просто прими себя такой, какая ты есть. Ромильда, ты Пожирательница Смерти, убийца, правая рука Темного Лорда. Это часть тебя, ты не можешь прятать это вечно. – Том подошел ко мне и провел рукой по щеке, где еще пару лет назад был широкий безобразный шрам, оставшийся с Битвы. Вывести его стоило пары сотен галлеонов, а сохранить операцию в тайне – и того дороже. – Ромильда, я знаю, что ты верна своим идеалам и своим друзьям и не боишься идти своим путем. Это похвально, но сейчас не в цене. Не в цене, что ты упрямая гриффиндорка, пусть это делает тебя сильнее любого из слизеринцев. Кроме меня, конечно, – Том улыбнулся. – Вольдеморт никогда не понимал, почему с гриффиндорцами труднее, чем с кем бы то ни было. – А ты понимаешь? – Я понимаю. Понимаю и то, что ты не можешь себя принять, как Вольдеморт, стремясь к совершенству, не мог принять меня и другие части своей души. Он умер, Ромильда. Его убил годовалый малыш. Отказываясь от своих слабостей, Вольдеморт не понимал, как много силы они могут ему дать. – Желание причинять боль – это не слабость, это болезнь. Том, я опасна для общества. – Только пока ты отрицаешь. Прими себя такой, какая ты есть, и навязчивые идеи уйдут прочь. Я не могу исцелить твою душу, если ты так охотно наносишь себе новые раны. Ромильда, пока ты боишься раскрыть свои слабости, ты уязвима. Вспомни, ты же никогда ничего не боялась! Что же произошло сейчас? – Я не знаю. – Я села на кровать и, чтобы не заплакать, укусила себя за палец. – Я не знаю, что произошло, и не знаю, что происходит. Но я боюсь возвращаться в тот мир, где никому нельзя доверять, боюсь быть изгоем и врагом номер один. Том увидел, что я едва сдерживаю слезы, и сел рядом со мной на кровать. Неловко гладя меня по спине, он прошептал: – Тебе не придется, милая, я обещаю. Дай мне еще пару месяцев, я стану Министром, и мы забудем о тревогах. Вся власть будет в моих руках, и я смогу открыто пользоваться своими силами. Если хочешь, мы создадим целый Отдел зельеварения для создания той сложной формулы, над который ты постоянно работаешь… – Нет, не хочу! Это зелье Снейпа. Он бы убил себя и меня заодно, зная, что формула в чужих руках. Работая над ней, я чувствую себя ближе к отцу. Нас ведь не связывало ничего, кроме Метки и любви к зельеварению. – Я попыталась улыбнуться. Том говорил с такой горячностью, что в его слова было легко поверить. Убежденность и забота в тоне звучали вполне искренне, и на какое-то мгновение я решила, что он на самом деле меня любит. Возможно, это просто привязанность. Но, если нет, хотела бы я, чтобы это была любовь? – В таком случае, у тебя есть еще несколько месяцев подумать, что ты хочешь. – Том нежно поцеловал меня и поднялся, не оставляя мне шанса понять, читал он мои мысли или отвечал на брошенную реплику. – Прости, должен сейчас идти – Говард хочет познакомить меня с «перспективным и амбициозным героем Войны», также претендующим на кресло Министра. Надеюсь, это очередной пустомеля с шоколадной медалью вместо головы. – Если это герой Войны, то, возможно, я училась с ним вместе. Не забудь рассказать вечером, как прошла встреча. – Да, он из молодых да ранних. Тревор Бут – так его зовут. – Том, нахмурившись, задумался. – Мы незнакомы лично, но Эд должен был подготовить досье на этого мистера Всезнайку, и вечером я покажу тебе колдографию. – Тревор? Должно быть, это Терри с Равенкло. – Хорошо его знаешь? – Видела пару раз, хотя там смотреть, откровенно говоря, не на что. Он однокурсник Гарри, вечно корчил из себя главного знатока всех и вся, но не проучился и полгода на седьмом курсе, просто исчез. – Я была порядком удивлена, что конкурентом Тома в борьбе за кресло Министра оказался болтун Терри. Равенкловцы, конечно, умны, но им недостает скорости принятия решений, да и харизмой Бут никогда не отличался. – Не думаю, что тебе стоит волноваться. – У этого мальчишки есть одно неоспоримое преимущество. Он друг Гарри Поттера, отличившийся в Битве, по уши увешанный медалями. А Ричард Небел, как ты знаешь, свою кровь за Хогвартс не лил. В воздухе повисло невысказанное: «Да, проливал только чужую, и наше счастье, если об этом никогда и никому не станет известно», и я поспешила сменить тему. – Пожалуй, вечером придется тянуть жребий, чтобы решить, кто первый начнет рассказывать о прошедшем дне, – я попыталась улыбнуться. – Чувствую кожей, что Панси будет гостеприимна и словоохотлива. – Будем надеяться. Береги себя, Ромильда, и прекращай самобичевание. Драко Малфой никогда не был твоим другом. Впрочем, – Том посмотрел на большие деревянные часы, стоявшие в углу комнаты, – независимо от того, кем он является сейчас, хорошие манеры требуют, чтобы ты поторопилась. *** Перед перемещением к поместью Малфоев я думала о том, что омут памяти – необходимая вещь в хозяйстве, и что никогда прежде я не видела, чтобы глаза Тома блестели так сильно. Раскаяние перед Драко уже не было таким всеобъемлющим, хотя смириться с тем, что он просто слуга своего Лорда, я не могла. Как не могла принять и правильность всего происходящего. Нормальному магу не придет в голову пытать кого-то, тем более без доказательств вины. Он не будет подозревать каждого встречного в убийстве и не захочет по доброй воле оказаться в Азкабане. Нормальный маг не будет скрывать свое имя и выдумывать другую биографию или, проснувшись утром, сканировать заклинаниями дом, боясь притаившихся авроров. Но – самое главное! – ни один маг в здравом уме не прикажет знакомому использовать Непростительные заклятия, имея возможность их избежать. Хотя у меня такой возможности не было. Довериться Панси и позволить ей узнать нашу с Томом тайну – это все равно что совать голову в пасть мантикоре. Панси жила на окраине Лондона в ветхом двухэтажном домишке, стены которого были обезображены, как гнойными волдырями, проржавевшими шляпками гвоздей и облупившейся краской. На окнах не было штор, и единственное, что скрывало комнаты от чужих глаз, было темномагическое заклинание, висевшее вокруг подобно паутине. У покосившегося забора высился муравейник. – Как же грязно! – Поднявшись по лестнице, я брезгливо вытерла ладони носовым платком. Деревянные перила были влажны после прошедшего ночного дождя, и касаться их было неприятно. – Поосторожнее с разговорами. Дезилюминационное заклинание прячет только облик, а не звуки, – нервно прошептал Драко и громче добавил. – Панс, зайка, открывай, это я! – Зайка? – с сарказмом в голосе переспросила я. – Панси падка на подобные пошлости. – Драко чуть морщится, и в тот же момент открывается дверь. На пороге улыбающаяся Панси, которую с трудом можно узнать из-за болезненной худобы, впалых щек и застиранного коричневого платья, которое прежняя гордая слизеринка никогда бы не надела. Я стою на лестнице за спиной Драко и молча наблюдаю, как он нежно обнимает свою бывшую девушку и что-то шепчет ей на ухо. Это трогательно и настолько интимно, что я чувствую себя неловко, будто подглядывая в замочную скважину. На бледных щеках Панси выступает лихорадочный румянец, она торопится и волнуется, приглашая Драко в дом. Комната, куда мы прошли, была небольшая, но опрятная. Видно, что Панси экономит на всем, но пытается создать хотя бы подобие уюта. Пара колченогих стульев вокруг деревянного стола, дешевая посуда по галлеону за набор, выцветший гобелен на стене и узкий шкаф в углу. Маленький холодильник, раковина, в которую капает вода из неисправного крана. Похоже, что мы в гостиной или кухне, если, конечно, Панси разделяет комнаты по функциональности. – Драко, я держусь только благодаря тебе, – шепчет Панси, преданно глядя на своего гостя. Он смущен, и неловко пытается развязать тесемки дорожного плаща, но пальцы не слушаются. Я стою в стороне, не желая мешать встрече. Панси открывает шкаф и достает оттуда начатую коробку конфет и запечатанную бутылку вина. И то, и другое – с логотипом «Луны» – нашего с Томом магазина. Как я и подозревала, подарки Драко делал не для Астории, а для Панси. – Тебе нравится шоколад? – указывая взглядом на коробку, неуверенно спрашивает Драко, пытаясь заполнить паузу. – Он прекрасен. Хотя после Азкабана я уже не так разборчива в угощениях. – Панси садится на стул и берет из коробки конфету. Откусив половину, девушка тщательно ее пережевывает, а затем виновато шепчет. – Прости, я снова поднимаю запретную тему. – Панс, извиняться в этом доме нужно только мне. Но я не уверен, что ты простишь. – Драко закрывает глаза, пытаясь совладать с эмоциями. Через секунду он все же находит в себе силы поднять руку с зажатой в ладони волшебной палочкой и произнести заклятие. Испуганные глаза Панси мгновенно становятся стеклянными, и она молча смотрит прямо перед собой, ожидая приказа. – Панси, отвечай только правду, но максимально подробно. – Я села на стул напротив бывшей соседки по комнате и задала свой первый проверочный вопрос. – Кто находится в этой комнате? – Я, Панси Паркинсон, мой друг Драко Малфой и ты. – Назови мое имя. – Я не знаю, кто ты, но твой голос кажется знакомым. – Что ты слышала о Ромильде Вейн после того, как она попала в Азкабан? – Ромильда мертва. – Рут Бун? – Рут мертва. – Остекленевшие глаза Панси смотрели куда-то сквозь меня, и это было страшно. Спиной я чувствовала, что Драко где-то рядом, но наблюдает ли он за допросом или переживает предательство? В любом случае, этот диалог был только для двоих: меня и Панси. – После того, как ты вышла из Азкабана, ты навещала Рут? – Да. – Сколько раз? – Один. – Почему ты хотела ее видеть? – Мне нужно было убедиться, что мерзавка получила по заслугам. – Она получила по заслугам? – я переспросила скорее для собственного удовлетворения. – О да. – Жаль, что Империо контролирует мимику лица подопечного. Держу пари, Панси расплылась бы в улыбке. – Вы о чем-то говорили? – Да. Рут очень долго жаловалась на бездушную обслугу и ругала родителей, не навещавших ее месяцами. – Кроме тебя и родителей, кто-нибудь еще навещал Рут? – Да, ее брат Виктор. – Панси сделала паузу, будто что-то обдумывая. – И кто-то еще приходил. Рут была взволнована и постоянно бегала к зеркалу, хотела быть совершенной. Я не знаю, кто должен был прийти. Скудная информация, но хотя бы что-то. – Ты знаешь, кто убил Рут? – Нет. – У тебя есть предположения, кто мог бы убить Рут? – Нет, но если… она… говорила… правду… – Лицо Панси побелело, и на лбу выступил пот. Девушка отчаянно боролась с чем-то внутри себя, и если сначала я решила, что дело в неком Обете, то судорога, вдруг охватившая все тело слизеринки, указала на другое. – Мерлин великий, это же яд! Драко, заставь ее выпить воды! – Вскочив со стула, я подбежала к узкому шкафу в углу комнаты, надеясь найти там безоар или что-то вроде него. На пол полетели крупы, соль, сахар, еще одна бутылка вина. Безоара, обязательного в моем доме, Панси в шкафу не держала. Прошло меньше минуты, но, когда я обернулась, Панси была уже мертва. Изо рта стекала тонкая струйка серой пены, смешанной со слюной, голова была запрокинута. Расширенные в ужасе глаза смотрели в потолок, и мы оба с Драко боялись их закрыть. – Я не успел ничего сделать, – виновато и испуганно начал Драко, но я покачала головой. – Все произошло слишком быстро. Вода бы просто дала нам время найти антидот, но не смогла бы спасти Панси, – я лепетала, теряя способность соображать что-либо, понимая лишь, что нужно бежать отсюда как можно быстрее. – Драко, нам надо уходить. – И мы бросим ее так? – Драко боялся подойти к Панси ближе, чем на пару шагов, поэтому стоял у двери, не решаясь ни уйти, ни остаться. – Нужно известить авроров. – Чтобы они увидели тебя, проверили твою волшебную палочку на заклинания и с удивлением обнаружили там Непростительное? Что ж, отличный план, но без меня, пожалуйста. Так что выбор прост: либо ты засовываешь свою панику в зад и помогаешь мне, либо отдаешь мне свою волшебную палочку, а я оставляю все как твое самоубийство. Уж лучше так, чем дементор, поверь. – Быстро и почти механически я взяла в руки вино и коробку конфет, собираясь положить их в шкаф, но затем передумала, оставив коробку на столе и забрав только вино. – Не похоже, что до нашего прихода Панси что-то ела, поэтому, предполагаю, яд в конфетах. Черт, у меня нет с собой ни одного зелья, чтобы это проверить! Я заберу парочку с собой. – Ромильда, зачем ты отравила Панси? Эти конфеты и вино из твоего магазина. Ты хотела отравить меня или Асторию? Или ты подсунула Панси яд только сейчас, пользуясь своей невидимостью?! – Покрасневший Драко кричал, не заботясь, что нас могут услышать, и, не выдержав, я залепила ему пощечину. Никудышный сообщник. Прибить его, что ли, на самом деле? Он сломается там, в Азкабане, и его такая бессмысленная гибель точно будет на моей совести. Драко закрыл лицо руками, но по чуть вздрагивающим плечам я поняла, что он уже на грани. На поддержку можно не рассчитывать, но пусть хотя бы не мешает. – Мерлин мой, Драко, мне незачем травить Панси или кого бы то ни было еще! Я, как ты мог заметить, пытаюсь вообще к себе внимания не привлекать. Клянусь, понятия не имею, как яд оказался в конфетах. Как только выйдем из этого дома, немедленно отправлюсь проверять всю партию. – Лихорадочно я стирала заклинаниями наши возможные отпечатки и реанимировала старые провисшие маскирующие чары, перебирая возможные способы спасения. Внезапно идея инсценированного самоубийства показалась не столь уж нелепой. – Ты прав, мы не можем оставить Панси гнить в этом доме. Нам придется представить все как самоубийство. Молодая девушка вышла из Азкабана, не смогла смириться с новой жизнью. Ты говоришь, что Панси любила безвкусные выражения в духе любовных романов? Мы используем это. Напишем предсмертную записку, положим на стол, рядом с конфетами, а на шоколад сверху я насыплю другой яд так, чтобы все выглядело как можно более правдоподобно. Мысленно порадовавшись, что не сняла перстень с мышьяком, я высыпала содержимое потайного отсека на все оставшиеся в коробке конфеты, забрав предварительно две для изучения. Белый порошок покрывал шоколад ровным слоем, и у авроров не должно было возникнуть идеи, что яд надо искать не снаружи, а изнутри. Призрачная безопасность. Драко тем временем обшаривал ящики. То ли чтобы взять что-то на память, то ли чтобы, наоборот, не оставлять никакого компромата на себя. Когда я решила, что мы стерли все следы, Драко неожиданно скрылся в маленькой комнате, которую я сначала даже и не заметила. Оттуда он принес пухлый белый конверт, который разрезал тут же, на кухне, тупым ножом для мяса. Надевая на палец Панси тонкое серебряное кольцо, Драко морщился и старался не смотреть на подругу. Ее побелевшие пальцы были неестественно скрючены, и кольцо с трудом ползло по фалангам. Когда, наконец, оно уперлось в основание безымянного пальца, Драко прикоснулся к мертвой руке губами и через секунду отпрянул. – Она мечтала о нашей свадьбе, – бросил он через плечо в ответ на мой не заданный вопрос. – Если бы не Темный Лорд и его война… Эта ненужная война. Я оставила его на кухне, рядом с трупом, когда он вызвал авроров, а сама аппарировала в магазин. *** Как я и ожидала, новая партия товара, из которой я выделила несколько дней назад вино и конфеты для Драко, была в идеальном состоянии. Яд, причем сильный и довольно редкий, был именно в той коробке, что открыла Панси. Но кто и как мог это сделать? А главное – когда? Возможность убить Панси была у меня и Драко, но, полагаю, что никто из нас ей не воспользовался. Значит, был кто-то еще, кто знал, где живет Панси, был ее другом и приходил в тот короткий промежуток времени после того, как Драко подарил девушке конфеты, и до того, как в домишке Панси оказались мы. Зачем он мог это сделать? Возможно, чтобы скрыть какую-то информацию. Интуиция подсказывала мне, что убийства Панси и Рут были связаны, и осознание этого пугало. Что же у нас получается? Перед пожаром кто-то, кроме Панси, приходил к Рут. Кто-то, кого она с нетерпением ждала, постоянно бегая к зеркалу. Будь я на ее месте, то делала бы так, ожидая любимого человека. Гарри? Человек, который притворялся Гарри? Очевидно, он приходил за какой-то информацией и, получив ее, избавился от свидетельницы. Но что могла знать Рут? Судя по ее состоянию в Хогвартсе, за пять лет она вполне могла окончательно сойти с ума. Неужели нашелся кто-то, кто поверил ее болтовне, какой бы увлекательной она ни была? Но о визите Панси, возможно, своему гостю все же рассказала сама Рут, и тот решил, что нужно устранить и ее. С другой стороны, есть кто-то, кто знает о том, что Ромильда Вейн и Изабелла Небел – одно лицо. Но вместо того, чтобы объявить это во всеуслышание, этот некто пугает меня и преследует. Зачем? Возможно, выжидает, но есть вероятность, что он не хочет видеть меня в Азкабане, куда я точно попаду после огласки настоящей биографии. Что я знаю об этом некто? Это сильный Пожиратель, имевший доступ в слизеринские покои, и, предположительно, девушка, так как брошь можно было украсть только из спальни. Девушка-Пожиратель? Пожалуй, из всех известных мне Пожирательниц, только Панси и подходила для этого образа. Есть еще Миллисента Булстроуд, но она еще в тюрьме. Астория? Нет, слишком слаба… И все же, связан ли поджигатель-убийца с тем, кто охотится за мной? Или же это разные люди? Вопросов пока было больше, чем ответов. *** Тома все еще не было дома, но Кики доложила, что незадолго до моего возвращения через каминную сеть заглядывала Джинни. Недолго думая, я решила заскочить в гости в их с Гарри маленькую квартирку в центре города, недалеко от Министерства. Джинни, в голубых бриджах и футболке, была одна и скучала, чертя какие-то кружочки и стрелочки на листе пергамента, изображавшем, по-видимому, квиддичное поле. Повинуясь движениям волшебной палочки, над пергаментом летали метлы и уменьшенные копии снитча, бладжеров и квоффлов. – Я в зеленом, поэтому, пожалуйста, пусть это будет какая-нибудь ирландская команда. Джинни засмеялась: – Тебе не стыдно ничего не знать о квиддиче? – Милая, в моей биографии полным-полно того, за что можно стыдиться, и квиддич даже не на третьей странице этих прегрешений. – Я театрально закатила глаза. – Поэтому предпочитаю не жалеть и не раскаиваться. – Я боюсь представить, что же стоит на первом месте! – В списке этой недели, например, пальма первенства отдана паранойе, из-за которой я чуть было не сделала роковую ошибку. – О том, что роковая ошибка – это убийство Драко Малфоя, пожалуй, говорить излишне. – Ох! – Джинни прикрыла ладошкой рот. – Надеюсь, все обошлось? – Разумеется, – я театрально засмеялась. – А чего стыдишься ты? – Наверное, страха перед откровенным разговором с Гарри. – Джинни потупилась. – Мне надо точно знать, есть ли будущее у наших отношений, но я боюсь услышать в ответ «нет» или пустые обещания и страшусь задать вопрос. Что бы ты сделала на моем месте? Наблюдая за хаотичным перемещением квиддичной атрибутики над полем, я пыталась придумать наиболее честный и вместе с тем многообещающий ответ, но одновременно понимала, что вряд ли смогу это сделать, не решив проблемы своих взаимоотношений с Томом. Что между нами? Привязанность? Необходимость? Понимание? Привычка? Или что-то, похожее на любовь? – Я думаю, сейчас надо подождать, пока не окончится это громкое дело с Меткой. Все равно, полагаю, Гарри мыслями постоянно возвращается к нему. А затем… затем я бы взяла инициативу в свои руки и поставила вопрос ребром, потому что ты не должна, страдая в ожидании, ставить крест на своей карьере и социальной жизни. Неужели тебе хочется всю жизнь быть известной как «невеста Героя», а затем «супруга Героя»? Это умаляет твои таланты. – Кивком головы я указала на квиддичный пергамент. – Изабелла, ты точь-в-точь повторяешь слова Гермионы! – восхитилась Джинни. Меня от этого комплимента чуть не вывернуло наизнанку. – И вы обе правы по поводу расследования. Оно отнимает у Гарри все силы, и порой, знаешь, он по ночам бредит, вспоминая найденные улики и повторяя бессвязные слова. – Кстати, поймали ли уже этого безумного Пожирателя Смерти? – Нет, Изабелла, еще нет. Авроры в тупике, только – тссс! – об этом никому ни слова. Вечерами Гарри часто спрашивает мое мнение насчет некоторых дел, и вчера мы говорили как раз об этом поджоге. Ты удивишься, но все выглядит так, будто Рут окончательно сошла с ума и совершила самоубийство, – заговорщицки прошептала Джинни, округляя глаза. – Суицид? Но разве целители не отбирают волшебные палочки у своих пациентов? – В том-то и дело, что они отобрали, но на пепелище было найдено обгорелое перо карпатского ворона, которое, предположительно, было в волшебной палочке Рут. Если это так, то волшебную палочку кто-то принес в больницу незадолго до пожара! Воспоминания дежурившего аврора и врачей изменены, и никаких документов о посетителях не осталось, поэтому сейчас едва ли возможно узнать, кто это был. Авроры предполагают, что кто-то принес волшебную палочку намерено или же случайно оставил свою в палате Рут, и та, вспомнив пару заклинаний, решила развлечься. Они не хотят поднимать шум, но Гарри хочет идти до конца и найти настоящего убийцу. Ведь очевидно, что это убийство, правда? – Полагаю, да. Версия с забытой волшебной палочкой кажется шитой белыми нитками. Но допросили ли уже всех Пожирателей Смерти, пребывающих на свободе? Они, возможно, что-то могут знать. – Допросили и не раз, – Джинни поморщилась. – Гарри говорит, что с ними ужасно тяжело: кто-то прозябает в нищете, а кто-то купается в море из галлеонов, и, понимая, кто что и как заслужил, становится не по себе. Гарри – удивительный человек, правда? – Правда. – Меня давно интересует, как такой идеалист надеялся войну выиграть. – Джинни, Ричард утром упоминал некоего Тревора Бута, успешного министерского сотрудника, которому, как и Тому, пророчат место Скримджера. Сплетни не стоят и кната, или же к ним стоит прислушаться? – Терри довольно умен, он ровесник Гарри, учился в Равенкло, – задумчиво стала вспоминать Джинни, глядя куда-то поверх моего плеча. – Он и Майкл Корнер, его друг, нам часто помогали во время осады Хогвартса Пожирателями и во время самой Битвы. Терри магглорожденный, и потому очень амбициозный и ревниво относящийся к чистоте крови. Честно говоря, несмотря на то, что они с Гарри вроде как друзья, я побаиваюсь Терри. Есть в нем что-то такое, что не дает расслабиться и заставляет все время быть настороже. – Что ты имеешь в виду? – Он очень хитрый, Изабелла, очень хитрый. Когда Хогвартс был в осаде, Терри умудрился каким-то образом бежать, и в следующий раз мы встретились с ним уже на свободе. Он выглядел довольным жизнью, что в то время было странно для магглорожденного, уж поверь мне. – Джинни почти выплюнула последнюю фразу. – Нам бежать помогла Ромильда, тогда еще, видимо, не до конца продавшаяся Вольдеморту, а где все это время был Терри, так никто и не узнал. Да, я тоже никогда не могла вспомнить Бута среди заключенных в карцере, и если тогда меня это не удивляло – Пожиратели-учителя имели обыкновение брать на занятия «подопытных свинок», и с этих уроков редко кто-то возвращался, – то сейчас, прислушавшись к словам Джинни, я испытала смутную тревогу. Если за болтуном Терри, каким я его помню, кто-то стоит, то, возможно, у Тома появился серьезный противник. *** Разделив с Джинни ужин: брокколи с ягненком под кисло-сладким соусом, я аппарировала домой. Том все еще был в Министерстве, зато на столе в прихожей лежало письмо с хогвартским штампом. Муши, появившийся, едва я закрыла дверь, гордо объявил, что самолично накормил сову печеньем и отпустил восвояси. Похвалив домовика, прежде боявшегося птиц крупнее голубей, я распечатала письмо. «Дорогие Изабелла и Ричард, Сегодня я сдала последний экзамен и теперь с нетерпением жду, когда же снова вас увижу! Кажется, с Рождества прошло не полгода, а целая вечность, так я соскучилась по вам обоим. Ожидая скорую встречу, не буду писать здесь обо всем, что случилось за последние дни, иначе сова просто не поднимет этот груз. Но, едва я заключу вас в свои объятья, то расскажу в подробностях все-все-все! Милые Изабелла и Ричард, я хочу пригласить к нам в гости своего друга. Не будете ли вы против? У него тяжелая семейная ситуация, и я бы хотела помочь ему с ней справиться. С нетерпением жду ваш ответ. Люблю, Ариадна». Улыбнувшись странному сочетанию стилей, так любимому приемной дочерью, зачитывающейся высокой прозой и при этом делающей ошибки в повседневных словах, в коротком ответном письме я разрешила девочке пригласить своего друга к нам в гости. Возможно, так даже лучше: проведя пару дней с любимым, она не сразу заметит нервозность, поселившуюся у нас в доме. Кроме того, я, наконец, посмотрю на этого загадочного равенкловца, от которого Ариадна без ума вот уже полгода. Единственное, что беспокоило меня, – это таинственный преследователь, который с возвращением Ариадны получал еще одну мишень.