Четвертая стража

Однажды после воскресной проповеди в Сен-Сюльпис Анжелика отправилась на Мост Менял, чтобы заказать рамку для портрета Гонтрана, который она забрала из Монтелу. Это было одно из самых старинных мест Парижа, но название — Мост Менял — утвердилось за ним сравнительно недавно. После пожара 1621 года он был отстроен заново по проекту Андре де Сирсо. Теперь мост напоминал широкую улицу с двух сторон застроенную одинаковыми четырехэтажными домами. На первых этажах размешались лавки торговцев и ремесленников. Портшез маркизы дю Плесси медленно плыл мимо пестрых вывесок. Откинув велюровую шторку, Анжелика лениво разглядывала витрины ювелиров, граверов, кожевенников, литейщиков, парфюмеров. Подмастерья выкрикивали имена мастеров, объявляли о скидках и распродажах, расхваливали качество товаров. Зазывалы сообщали о проведение аукционов, оглашая список лотов. Дюжие молодцы предлагали услуги грузчиков и носильщиков. Какой-то вшивый мальчишка, просивший милостыню, бойко распевал куплеты: Хоть сделали тебя прескверно и вечно чинят — не беда! Мостом Менял ты назван верно: Ведь ты меняешься всегда. Сердце Анжелики закралась светлая грусть. Незримый дух Грязного поэта скользил над Парижем, точно неприкаянный призрак бродил он по улицам города, которому безраздельно принадлежал при жизни. «Где ты, Малыш Клод? Тебе бы легким бризом скользить над заливными лугами Берри, а не стыть в прогорклом Парижском мареве. Тебе бы росой проливаться на рассвете над зелеными холмами, а не липнуть уличной грязью к башмакам прохожих и колесам телег. Где ты, Малыш Клод?» На мгновение ей показалось: вот-вот она увидит его тощий силуэт; соломенные волосы, ироничный взгляд умных задумчивых глаз, блеснувший из под шляпы с облезлым пером... Анжелика часто заморгала — точно соринка в глаз попала: был ли Клод на самом деле? Или это всего лишь легенда старого Парижа? Очнувшись от размышлений, Анжелика увидела прямо перед собой черную фигуру. Нескладный, долговязый, седые волосы клоками торчат из-под замусоленной фески, а козлиная бородка топорщится как у джина из восточных легенд. Ну конечно, это ее старый знакомец — аптекарь Савари! Его стол, заставленный ретортами, ступками и пузырьками пристроился под козырьком у парфюмерной лавки. Дела старого аптекаря, очевидно, пришли в упадок — выставленный товар не интересовал даже многочисленных зевак. Анжелика велела слугам остановиться и приветливо помахала старику. Мэтр Савари издал радостный возглас. Подобрав полы длинного аптекарского одеяния, он опрометью бросился к портшезу. — Ах вот и вы, вот и вы, о несравненная роза Версаля! — восклицал он на бегу, комично размахивая руками. Его нескладное тело напоминало фигурку марионетки в руках неумелого кукольника. Глядя на него, Анжелика почувствовала, как ее губы растягиваются в улыбке. — С тех пор как вы вернулись ко двору, у меня не было возможности переброситься с вами даже словечком. — обиженным тоном произнес Савари, состроив жалостливую гримасу — точь-в-точь малышка Пиколло, когда у нее отбирали любимое лакомство. Анжелика припомнила, что видела мельком его в Сен-Жермене, когда король давал аудиенцию торговым коллегиям. Старик делал ей какие-то знаки, но у маркизы не было времени дожидаться его: она должна была сопровождать королеву на прогулке. — Теперь я не бываю при дворе в дни больших приемов, только в домашние, — снисходительно объяснила Анжелика. — Но раз мы уж встретились, мэтр Савари, я попрошу приготовить мне того чудодейственного средства от головной боли, что вы давали мне однажды. — и бросив быстрый взгляд на его стол, она добавила, — я хорошо заплачу вам. — Для приготовления этого снадобья понадобится минеральное мумие, мадам. — расстроенно произнес Савари. Он опустил голову, ссутулив плечи, от чего черное аптекарское одеяние на его худом маленьком тельце обвисло, точно на вешалке. — Но ради вас я готов расстаться с теми крохами, которые я хранил на черный день, — внезапно просветлел лицом старый аптекарь. — Я буду уповать, что когда светлейший Бахтриари-бей почтит визитом Францию, мои запасы пополнятся. Благодаря вам, сударыня! — мечтательно закончил он. — Не делите шкуру не убитого медведя, мэтр! — со смехом ответила Анжелика: ну и плут же этот Савари! — Вот что мы сделаем: завтра вы придете ко мне в отель на Фобур — Сен-Антуан и мы обстоятельно побеседуем обо всем. До завтра, месье Савари! Я буду ждать вас после часу. — Анжелика высунула из окошка изящную ручку, затянутую в шелковую перчатку и старик, вспомнив светские манеры, склонился над нею. — Трогай! — распорядилась маркиза. Слуги подняли портшез, и скоро Анжелика опять переключилась мыслями на витрины магазинчиков. Когда маркиза вернулась — двое лакеев несли за ней покупки — ей доложили, что прибыл гонец от Филиппа. Анжелика перевела взгляд с посыльного на ящик, который он поставил на стол перед ней. Она взяла письмо, лежавшее сверху, и с нетерпением сломала печать. Пробегая глазами по строчкам, она закусила губу, чтобы не обнаружить волнения. Слуга в запыленном дорожном плаще замер поблизости в выжидательной позе. Погруженная в чтение, Анжелика отвлеклась, услышав, как он переступил с ноги на ногу — тишину нарушил перестук каблуков по гладкому навощенному паркету. — Можешь пойти отдохнуть с дороги. — Бросила она, не отрываясь взгляда от бумаги. Письма Филиппа обычно были коротки: одно-два небольших замечания о ходе кампании; — «…Во время переправы через Сону повстанцы обстреляли наш арьергард. Испанцы наотрез отказались брать на себя ответственность за провокацию. Мы застряли в деревушке под Долем, откуда я шлю вам эти очаровательные дары — пока идет дипломатическая тяжба. У меня печальная новость — Арго был ранен во время стычки. Я пробыл с ним всю ночь, чтобы пристрелить на рассвете. Это единственная услуга, которую я мог оказать ему, в то время как он был моим незаменимым товарищем в битвах.» — Забавный анекдотец: «…Вчера, когда король покинул ставку, Лозен закатил у себя в шатре пирушку. Молодой Вандом блистал среди дам…» — Мелкие поручения: «В Меше я приобрел отличную шестерку для парадного выезда. Закажите для них попоны, достойные вашего вкуса…» Традиционные пожелания: «Позаботьтесь о себе, сударыня. Единственное, чего я желаю — увидеть вас снова в добром здравии.» Они и в сравнение не шли с длинными красочными романами, которые читались вслух на суаре у герцогини де Лонгвиль или госпожи Главной. Но Анжелику муж отнюдь не баловал вниманием, поэтому она радовалась каждому клочку бумаги, исписанному его собственной рукой. Разглядывая ровные вытянутые буквы, она пыталась разобрать чувства Филиппа или угадать его настроение в тот момент, когда писались эти строчки. Она бережно проводила кончиками пальцев по засохшим чернилам: как будто трогая туже самую бумагу, которую трогал он, Анжелика глубже ощущала связь, незримой нитью протянутую между ними через время и расстояния. Дочитав письмо, Анжелика снова взглянула на ящик: на этот раз муж прислал ей луковицы тюльпанов: — «…их тугие розовые бутоны похожи на ваш упрямый рот, когда вы сердитесь. Я решил, что вы захотите любоваться ими в собственной оранжерее.» Так на прошлой недели она получила ящик превосходного пива: — «…Только не выпейте все за раз, здесь пинту меняют на две бутылки шампанского», а до этого шаль из тончайшего кружева, «…которое, по словам Бруэ ткут слепые монашки — девственницы. Причем, как ни странно, на последнем он особенно настаивает…» За королевским демаршем во Франш-Конте пристально следили тысячи глаз. Курьеры загоняли почтовых, передавая новости из королевской ставки. Газетт де Франс освещала это событие, нарекая его величайшим завоевателем со времен Александра Великого. Но самой яркой звездой этой кампании стал Пегилен де Лозен. Ни одна милость не могла восполнить его потери, но все же король постарался подсластить горькую пилюлю — Пегилен получил патент главнокомандующего, что поставило его в один ранг с маршалами. И все же, как говорили эта милость была принята им почти равнодушно: — Вчера я был герцогом Монпасье, а сегодня я лишь командующий армией: какое унижение, друзья мои! — эти слова, с горечью брошенные им в кругу близких родственников, теперь ходили среди придворных в качестве анекдота. На следующий день, после того, как маркиза дю Плесси узнала о суровом решении короля, она навестила принцессу в Тюильри. Та встретила Анжелику растрепанная, помятая, в слезах лежа в постели: «Его место здесь, здесь» — рыдала она, указывая на вторую половину кровати.

***

На следующий день после обеда мажордом доложил Анжелике о Савари. Она велела проводить его в рабочий кабинет. Анжелика вошла не слышно — дверь была приоткрыта. От резкого хлопка ученый подскочил и выронил книгу, которую только что увлеченно читал. — Прошу прошения, мадам, — засуетился он, поднимая с пола увесистый том. — Нашел на столе. Аристотель? Вы увлеклись схоластикой? Говорят, этим господам нынче холодно на «соломе» и они штурмуют светские салоны. — ученный скептически хмыкнул. — Нет, увы! Я использовала Аристотеля как пресс для бумаг, да простит меня этот ученый муж. — рассмеявшись ответила Анжелика. Ее ужасно забавлял этот нескладный старый «кузнечик». — Я принес лекарство! Савари склонился над своим сундучком, зазвенел склянками и наконец выудил оттуда стеклянный пузырек: — С вашего позволения, мадам, расскажу, как принимать это средство... Савари не терпелось рассказать о своих делах. Анжелика, чей день не был занят, пригласила его присесть и предложила вина с сыром и гренками. Он с радостью принял приглашение: отпив из бокала и закусив рокфором, он довольно нахохлился, словно воробей в пыли, и повел свой рассказ: Фортуна не баловала старика свое благосклонностью. Сейчас он снимал антресольную комнатушку над кухней на мосту Менял. Она служила аптекарю одновременно и спальней и лабораторией. Хозяину ювелирной лавки, мэтру Бальдини, это пришлось не по душе: он жаловался на вонючий дым, распугивающий клиентов и боялся пожара. Стол аптекаря загораживал часть его витрины, из-за чего у Савари с ювелиром случались каждодневные стычки. Наконец терпению домовладельца, на которого градом сыпались жалобы, пришел конец и он попросил Савари съехать. В довершение ко всем бедам, старику грозило исключение из гильдии — вот уже несколько месяцев он не вносил ни единого су в общую кассу. — Придется перебираться на Новый мост, — вздыхал Савари, обреченно качая головой. — Но разве там я могу соперничать с продавцами орвьетана и полливиля! Горе мне, что я не мошенник! Какие бы средства я имел, сделавшись шарлатаном! И мне бы даже не пришлось стараться, коль скоро люди сами желают быть обманутыми. Мне предлагали горы золота, за то чтобы облачившись в алхимическую хламиду я прочитал несколько магических формул! И все! А сколько бы я получил сверху, если бы желание клиента ненароком сбылось? Но увы, я уж лучше буду влачить жалкое существование, чем участвовать в подобном спектакле человеческой глупости! — И все же вам удается сводить концы с концами. — заметила Анжелика в ответ на эту пламенную тираду. — Да, кое как.— буркнул Савари. — Не далее как позавчера я добился встречи с господином Гурвилем, чтобы предложить ему средства от подагры для Принца. Оно помогает куда лучше, чем свежие птичьи сердца. Но мне ответили отказом — хвала невежественным докторишкам! Они вцепляются в своих клиентов как пиявки, которых они так рьяно рекомендуют. Мне удается держаться на плаву благодаря любовным притираниям: на них спрос стабильный. — Вот как? Значит вы торгуете любовными порошками? — скривила губы Анжелика. — Нет! Это несколько другое! — смутившись, воскликнул Савари. — Любовные порошки — если вы конечно имеете ввиду возбуждающие эссенции на основе шпанской мушки — крайне вредны для здоровья. Эти притирания наносятся ...хм..местно, и помогают либо сдержать пылких лошадей страсти, либо пустить их во весь опор. — Пылких лошадей страсти? — насмешливо вскинула бровь маркиза. — Я много лет прожил на востоке, мадам. Там принято выражаться пышно и велеречиво, даже более чем во Франции. .. Ты подобна бутону белой розы, а нежностью стана — Кипарису: так дивно ты гибка, и тонка, и стройна. Нет, любой твоей речи я ни словом не стану перечить. Без тебя мне нет жизни, без тебя мне и радость бедна. — нараспев прочитал Савари, и его морщинистое лицо, вновь окрасилось мечтательностью. — Это Саади, персидский поэт. — сказал ученый, вернувшись с небес на землю. — Говорят, молодой Бахтриари-Бей не только самый прославленный воин при дворе Сефи Солеймана: он знает наизусть сотни стихов и сам сочиняет для двора шахиншаха. Он тонкий ценитель прекрасного и не сможет устоять перед чарами красавицы. Он угодит в ваши сети, как птичка в силок птицелова, мадам. — Придержите ваших пылких лошадей, господин Савари! — рассмеялась Анжелика. — Как на эту ловлю будет смотреть мой муж? К тому же есть некоторые обстоятельства, мешающие вашему грандиозному замыслу. — она красноречивым взглядом показала на располневший живот, которого уже не скрывал свободный крой платья. — О, мадам! Персидское посольство прибудет только к зиме. К тому времени обстоятельства уже разрешатся. Утро вечера мудренее — там посмотрим, сударыня! Главное — добыть мумие! Оно не должно попасть в лапы невежд, которые и понятия не имеют о его свойствах. Это преступление против науки! — в его взволнованном взгляде, Анжелика увидела страх. Бедняга наверняка представлял себе как к драгоценной бутыли тянутся нечистые руки. — Успокойтесь мэтр, мы не позволим кощунству совершиться. — мягко сказала Анжелика. — Давайте сделаем так: вы знаете мой отель на улице Ботрейн? Во флигеле есть прекрасная квартира: три комнаты и кухня. Вы сможете без помех устроить в одной из них лабораторию. — Но я ... Но я... за всю жизнь не смогу отблагодарить вас... — всплеснув руками, залепетал аптекарь. — Я... мне нужно только мумие. Не ради себя, а ради торжества науки! — Мэтр Савари, некоторые дамы покровительствуют искусству и поэзии, а хочу помогать науке. Чтобы с пользой отдаваться этой страсти, нужно быть избавленным от забот о хлебе насущном. Разве не так? Ученый быстро кивнул и она продолжила: — Сейчас я напишу управляющему, господину Роджерсону. Анжелика присела к изящному бюро из красного дерева, за которым принимала просителей и деловых партнеров, достала из ящика перо и бумагу. Закончив, она запечатала письмо и передала его Савари. — Благословенны боги! — воскликнул он, прижимая конверт к сердцу. — Клянусь Гермесом Трисмегистом, наука вам этого не забудет! Вы можете рассчитывать на меня в любое время суток, мадам! — Хорошо. — улыбнулась Анжелика. В этот момент в дверь постучали: вошел слуга доложить о визите мадемуазель де Паражонк. Анжелика со вздохом велела проводить гостью в гостиную. Мэтр Савари рассеяно улыбался, мечтательная пелена заволокла его взгляд. Опомнившись наконец, он поспешил к выходу, едва не свалив по дороге подставку для вазы. — До скорого свидания, мадам! До скорого свидания! — воскликнул он на пороге, прежде чем скрыться в дверях. Мадемуазель де Паражонк полулежала на софе в позе "поникшего цветка". Поджав губы, чтобы рот казался маленьким и распахнув глаза, отчего она делалась похожей на старую сову, она лениво обмахивалась веером. Ее набеленное лицо на фоне накладных каштановых буклей напоминало застывшую маску. — Вот и вы, моя драгоценная. Мне сказали, вы принимали внебрачного сына Гиппократа? — пропищала она, вытягивая покрытые кармином губы утиным клювом. — Своего аптекаря, — уточнила Анжелика, усаживаясь в кресло напротив приятельницы. — Кстати, дорогая, ваша болонка повела себя чересчур преувеличенно, вот у этих верных стражей. — Фелонида томным жестом указала на дверь. Пытаясь сохранить серьезное выражение лица, маркиза хлопком подозвала лакея: — Хризантема нагадила у дверей. — бесстрастно перевела она. Мадемуазель де Паражонк удалось спровадить не скоро. Она по-детски радовалась возможности поболтать со старой приятельницей и узнать из первых уст придворные сплетни. В некотором роде, часть успеха маркизы дю Плесси при дворе Фелонида приписывала себе. Паражонк любила вспоминать, какой простушкой Анжелика появилась в свете, а она старательно прививала ей благородные манеры, растолковывая, как нужно вести себя в обществе. «Зато сейчас ваше имя заставляет дрожать саму Атенаис» — лукаво отметила Фелонида. Анжелика, понимая, к чему она клонит, сменила тему. Когда старая жеманница, расцеловавшись с маркизой на прощание, выплыла из гостиной, в дверь ужом юркнул Флипо. — Маркиза... мадам, у вас есть минутка? Анжелика сердито сузила глаза: никак, опять пришел клянчить карманных денег вперед жалованья. — У тебя выросли запросы, мой милый. Выбрал подружку не по карману? Флипо слегка покраснел и уставился на носки своих туфель. — Эээ...нет, я не об этом, — буркнул он. — Вы помните Розину? Ну ту девчонку, жену Великого Кесра… Анжелика нахмурилась, быстро приложив палец к губам. — Конечно же помню! К чему ты ведешь, говори скорее! — понизив голос, потребовала она. И Флипо выложил все как на духу: он встретил Розину тут неподалеку, когда возвращался...ну... эээ... не важно откуда — ходил по делам. Девушка сразу его узнала: она рассказала, что приходила в отель де Бельер, но привратник прогнал ее, пригрозив спустить собак, если та не уберется: — И то верно, маркиза. Выглядит она как самая настоящая бродяжка. Я бы не узнал ее, если бы она меня не окликнула. — Где она? — Анжелика поднялась с софы, нервным жестом оправляя подол. — Ты привел ее сюда? — Нет, маркиза. Я не знал, захотите ли вы ее видеть. Но я расспросил, где ее если что можно найти. Если желаете, я сбегаю за ней: тут не далеко. — Нет, пойдем вместе. Возьми фиакр и жди меня на углу соседнего дома. Анжелика почувствовала прилив бодрости от предстоящей встречи. Розина, маленькая куколка с лицом мадонны! Еще один осколок ее прóклятого прошлого. В своей спальне она накинула поверх платья тёмную атласную накидку с широким капюшоном и достала из шкафа маску, полностью скрывающую лицо. Стараясь не привлекать к себе внимания слуг, она вышла на улицу через черный ход. На углу ближайшего дома, как было условлено, ждал фиакр. Флипо назвал адрес, и возница тронул лошадей. Он довез их до Гревской пристани, туда, где располагались оптовые склады. Анжелика и Флипо шли под руку между деревянных бараков, принадлежавших торговой компании мадам Моренс. Утопая по щиколотку в грязи смешанной с помоями, Анжелика сто раз прокляла свою опрометчивость: нужно было позволить Флипо самому привезти Розину в отель. К тому же рабочие и грузчики откровенно глазели на нарядную даму в маске, чьи бархатные туфельки успели покрыться грязной коркой, а шелковый подол платья — измазаться в зеленовато-бурой жиже. Флипо косился по сторонам, предостерегающе выставив на показ весь свой арсенал: пистолет и рапиру у пояса. На одном из складов, между полками с мешками какао-бобов и специй, на грязной подстилке они увидели свернувшуюся клубочком девушку. — Розина, — тихо позвала Анжелика, — Розина, это я. Девчушка встрепенулась, уставившись на пришелицу своими огромными голубыми глазами. — Маркиза ангелов, — прошептала она. Подскочив с подстилки как ошпаренная кошка, она без раздумий бросилась к Анжелике на шею. История, которую поведала Розина, когда схлынула первая радость встречи, была стара как мир. Казалось, совсем недавно они с мужем покидали Париж в обозе герцога де Бельгарда. Новоиспеченные супруги смотрели в будущее с надеждой, думая, что перед ними открылась дорога к счастью и благополучию. Но пути Господни, как известно, неисповедимы: Блез умер спустя полгода после свадьбы. Объелся требухи и на следующий день не смог подняться. Корчась от боли в животе, он дотянул до вечера. Исповедавшись старику-капеллану и приняв последнее причастие, он отдал богу душу, оставив молодую вдову одну-одинешеньку на белом свете. В хозяйском доме челядинцы, верой и правдой служившие семье, получали надежную защиту и не знали забот о хлебе насущном. При желании слуга обретал кров и стол, о нем заботились во время болезни. Даже в старости он продолжал жить в доме хозяина. Все время службы гарантией свободы было достойное жалованье. Для многих это так оно и было, но только не для юной красавицы-вдовы. Еще при жизни мужа Розина служила на кухне на посылках у кладовщицы. Блез был помощником старшего повара, поэтому на нее распространялось уважение, которое оказывали мужу. Теперь же каждый повар, поваренок, слуга или паж, что целыми днями ошиваются на кухне, считал своим долгом зажать Розину в углу кладовой. Каждый вечер девушка горько плакала, разглядывая свое тело, покрытое синяками оставленными грубыми лапищами. Наконец старуха-кладовщица не выдержала и попросила управляющего подыскать Розине место среди горничных герцогини. Белый передничек и накрахмаленный кружевной чепчик так подчеркивали возвышенную красоту девушки, что герцог де Бельгард увидев ее в покоях супруги, не донёс до рта чашку, уронив ее на пол. Жизнь Розины в господском доме, подобно этой чашке, разлетелась вдребезги — осталось лишь подбирать осколки. Наутро после своего падения, Розина долго молилась в опустевшей после мессы часовне. Строгие лики святых не выражали ни капли сострадания, а впереди полыхало адское пламя. Блез, ее набожный, добрый муженек, смотрел на нее с небес с укоризной. В последний раз утерев слезы краем передничка Розина вернулась к своим обязанностям — все пришло на круги своя. Быть любовницей герцога оказалось не так плохо, как думалось вначале. Немолодой Бельгард был добр с юной «амантой». Частенько она выскальзывала из его покоев, сжимая в руке подаренную безделушку: цепочку, часики, иконку в серебряном окладе. Так продолжалось пару лет, пока у Розины не случился очередной выкидыш прямо в покоях герцогини. Бельгард, испугавшись скандала в доме, передал девушку на попечение управляющему, оборвав с ней любовную связь. Тогда то Розина и узнала, что такое подлинный ад. Управляющий, питавший склонность к смазливым пажам и молодым лакеям, не имел к ней личного интереса и стал использовать в корыстных целях, угрожая ей разоблачением перед госпожой. В доме у наместника проходила вся светская жизнь провинции: когда кто-то из почтенных гостей оставался ночевать во дворце, Розина вместе с бутылкой фалернского, скрашивала им досуг. Что-то в ней умерло вместе с Блезом, раз она позволяла безропотно осквернять свое тело и душу — она будто плыла по течению, не видя берегов, скрытых мутной туманной дымкой. Наконец воля начала подниматься в ней; девушка не выдержала драконовых условий управляющего: она запустила в него дорогой китайской вазой, да так, что тот едва не отдал дьяволу душу. Началось дознание: часть правды все таки дошла до ушей герцогини. Та, в ужасе оттого, что подобное безобразие творится у нее под носом, приказала дать Розине дюжину палок, а затем, обваляв в смоле и перьях, выкинуть из дому. Но девушка не стала дожидаться экзекуции: тем же вечером она сбежала, бросив все свои вещи — небольшая заначка на черный день была зашита у нее в лифе. Но куда податься несчастной сироте? В Париж, в Париж — отстукивало в висках барабанной дробью. Домой, в Красную маску, под крылышко мэтра Буржю и мадам Моренс. Розина не решилась путешествовать в дилижансах, да и денег могло не хватить. Она забиралась в телеги с сеном и овощами, пристраивалась на хвост обоза, следовавшего до ближайшего города. Завязав в узелок краюху хлеба и крынку молока, она шла пешком, ночуя в стоге сена или в сарае у какого-нибудь сердобольного фермера. Деньги, отложенные на черный день, она тратила только на еду. И вот однажды утром, после двух месяцев скитаний, Розина въехала в Париж на телеге с репой. Она дома! Но то что она увидела, добравшись до места, повергло ее в отчаяние. Там, где была таверна, теперь красовался новый дом, на первом этаже которого расположилась мясная лавка. Взглянув на свое платье, превратившееся в лохмотья, Розина не посмела войти внутрь. Она слонялась по улице, надеясь встретить знакомых, которые могли бы рассказать ей о судьбе таверны и ее хозяев. Наконец девушка догадалась пойти на старую квартиру мадам Моренс. Ее вспомнили в мастерской жестянщика: — Та красотка с детьми давно съехала, — рассказывал подросток-подмастерья, с которым Розина когда-то играла в пятнашки. — "Красная маска" сгорела дотла и папаша Буржю вместе с ней. Это было лет пять тому назад. Не теряя надежды, Розина принялась перечислять знакомых: услышав имя Давида Шайо парень многозначительно округлил глаза: конечно, Шайо теперь респектабельный буржуа. Он пустил в продажу невиданный здесь доселе напиток — шоколад, он богат, его дела идут в гору. Шайо снимает часть особняка на улице Вивьен — недавно он сделал у жестянщика большой заказ. Розина распрощалась со знакомым и поспешила на улицу Вивьен: она притаилась у подъезда, ожидая кого-нибудь из слуг или, если повезет, самого хозяина. На этот раз удача сразу улыбнулась ей. Около часа спустя подъехала бричка: оттуда показался нарядный молодой человек под ручку с дамой. Розина бросилась к нему наперерез сомневаясь однако, что он станет ее слушать. Давид стушевался, бросив на спутницу виноватый, растерянный взгляд, и не говоря ни слова вошел в дом, но по румянцу на лице юноши, Розина поняла — он узнал старую приятельницу. Минут через пятнадцать к ней вышел лакей. Он велел девушке идти к черному ходу, откуда ее проводят в дом. В полумраке кабинет Розина с открытым ртом слушала рассказ Давида. Трактирщица мадам Моренс, бывшая Маркиза Ангелов стала настоящей знатной дамой! Воровская красючка теперь маршальша? В это было невероятно трудно поверить. Маркиза Ангелов одна из тех, кто среди сияющих и благоухающих пудрами и духами господ стоит позади короля, когда черни разрешается поглазеть, как он обедает. Розина оторопела: ей, серой мышке, и подойти не позволят к этой благородной птице. Но память упрямо возвращала ее в день свадьбы, когда она была готова лететь навстречу новой жизни: — «обещай мне, что, если ты почувствуешь, что я тебе нужна, ты найдешь способ сообщить мне об этом. Я приду, я прибегу. Я все брошу, лишь бы быть рядом с тобой.» С малолетства девушка усвоила: тому, что не укусишь, не пощупаешь — грош цена. Таковы волчьи законы королевства тюннов. А уж слова и подавно: не дороже грязи, прилипшей к босым пяткам. Сколько слов, брошенных на ветер, слышала Розина, сколько признаний и обещаний, сорвавшихся в порыве страсти или добродетели. Но что-то подсказывало — Анжелика не похожа на других, может, в этом и кроется причина ее невероятной судьбы? Давид пообещал найти Розине работу, а покамест, если она не против, может переночевать на складе, где хранились бобы и специи. Он дал ей записку к кладовщику и предостерег от соблазна принять приглашения рабочих. Розина усмехнулась: она жила на дне, а потом в господском доме. Уж она то знает как вести себя с дикими зверями! Ночь на складе ничем не отличалась от ночей в открытом поле или грязном коровнике. В предвкушении завтрашнего дня Розина заснула как праведница, не опасаясь больше за свою судьбу. Ну а что было дальше, маркиза наверняка уже знает: Розина встретила Флипо на улице Сен-Антуан и попросила его замолвить за нее словечко перед бывшей благодетельницей. Рассказ подошел к концу. Розина выжидательно взглянула на Анжелику из под засаленной, надвинутой на лоб косынки. Так смотрит бродячее животное, осторожно примериваясь, принюхиваясь к человеку, протягивающему ладонь с лакомством. — Судьба благоволит тебе, Розина, — улыбнулась Анжелика, глядя на девушку долгим задумчивым взглядом. — Я давно подумываю взять себе компаньонку, которой смогу полностью доверять. Ты появилась как раз вовремя. Тебя научат письму, хорошим манерам, за верность и хорошую службу я дам тебе приданное и ты сможешь составить куда лучшую партию, чем твой несчастный Блез. — Она протянула девушке руку. — Идем, дитя. Больше ты не будешь игрушкой для похотливых Селадонов. Пора начинать новую жизнь! Розина сначала неуверенно взяла предложенную руку, но потом ее пожатие вдруг окрепло. — Ты второй раз спасаешь меня, маркиза. Видно Богу угодно, чтобы я служила тебе до последнего вздоха. Флипо накинул на плечи Розины свой плащ. Они поспешили обратно к ожидавшему в переулке фиакру. Девушка легко вспорхнула в экипаж вслед за новой госпожой: ее глаза блестели от слез радости. Солнечный луч упал на ее юное личико: Анжелика с теплотой увидела в нем ту чистоту, за которую она полюбила когда-то это несчастное создание. «Ты будешь очень счастлива, Розина. Я обещаю тебе»