Четвертая стража

Анжелика давно не помнила таких славных солнечных дней, да еще в середине зимы! Стояло полное безветрие: легкий морозец посеребрил инеем ветви деревьев, которые выстроились вдоль тротуаров, будто облитые молочной глазурью. Снег присыпал вековую грязь, скрыв от взглядов громоздившиеся там и сям горы нечистот. К кристальной свежести воздуха не примешивалась всегдашняя вонь, шедшая от доков, где разгружали рыбу, и покрывающая смрадным облаком окрестные кварталы в теплое время года. Воскресное утро маркиза дю Плесси проводила в своем парижском особняке. Запершись у себя в покоях, она велела мажордому не принимать посетителей. Она позвала Мари-Анн, девицу Желандон, ведавшую при ней пожертвованиями, и усадив за резное бюро, принялась диктовать ей список дел. Закончился Адвент, отгремели рождественские торжества. Анжелика, как обычно, щедро жертвовала на благотворительность. Отправила несколько рулонов бумазейной ткани, а так же тонкий хлопок на белье и чепчики для девочек, в детский приют. Теплую камлотовую ткань на зимние плащи для сирот. Когда Анжелика размышляла, что лучше преподнести детям в подарок на грядущую масленницу, в комнату без стука ворвался Флоримон. За ним с укоризненным видом следовал воспитатель. — Что за манеры, сударь! Нельзя же так врываться! — опомнившись, он отвесил дамам изящный поклон, — прошу прощения, что прерываем вас таким варварским образом, — произнес он с ударением на конец фразы, строго взглянув на Флоримона. — Где ваше чувство такта, сударь? — Ах, где же оно! — всплеснул руками озорник, — надо спросить у месье Фашона. — Что сказать ему? Он ждет вас внизу. — Я хочу беседовать с матушкой! Пусть ждет, или убирается и приходит завтра! Месье Фашон — учитель танцев, — объяснил Флоримон, обернувшись к матери. — En avant, En arrière, Entrée — перечислял он, подражая голосу учителя.— А теперь прыыыжок с подвыподвертом. — Он грациозно подпрыгнул и, сделав оборот вокруг себя, расхохотался. — Матушка, скажите быстро «прыжок с подвыподвертом» — сказал он с невинным лукавством в глазах, которыми он отлично научился кокетничать. — Что за глупость, сын мой. — Ну пожалуйста, мама! — Ну хорошо. Прыжок с подвы-пе-рдом… — ее слова потонули в новом взрыве хохота. Анжелика и сама засмеялась над проказами сына. Конечно, ей следовало быть с ним построже, но она не могла сердиться на мальчика, который умел быть таким обаятельным! Мари-Анн растерянно хлопала глазами, не зная, как ей реагировать на поведение Флоримона, которое она, вероятно, считала слишком дерзким и непристойным по отношению к матери. Но заметив, что мадам ничуть не оскорбилась этими выходками, она кисло улыбнулась. Анжелика вытерла набежавшую от смеха слезу. Она отослала Мари-Анн и приказала выдать бедолаге Фашону задаток и налить рюмку ратафии на водке для успокоения нервов. Пусть мальчик немного побудет с ней. Втянутая в придворную круговерть, она почти не виделась с ним. Оставшись наедине, они смеялись и дурачились до колотья в боку. Анжелика положила руку на высоко вздымающуюся грудь, чтобы немного перевести дух. Флоримон сел на подушку у ее ног, положив голову к ней на колени, совсем как в детстве. — Флоримон, — промурлыкала она, поглаживая сына по смоляным кудрям. — Да, да, я знаю, — пробурчал в ответ мальчик, — я больше не буду дурачиться и постараюсь вести себя примерно. — Да ну? Бьюсь об заклад, у вас ничего не выйдет, сударь мой. Флоримон приподнял голову: на его смуглой мордашке расплылось довольное, как у сытого кота, выражение. — Матушка, а вы умеете сворачивать трубочкой язык? Вот так, — он тут же продемонстрировал безупречное владение этим навыком. За этим занятием — сворачиванием языка в трубочку- их застал Филипп. Флоримон тут же вскочил, кланяясь отчиму. С поистине детской непосредственностью он попытался вовлечь его в забаву. — Двор лучшее место, чтобы учиться всяким глупостям. Юнцы вроде вас так и ждут, когда получат возможность носить парик, чтобы дополнить его соразмерной головой, шляпой с плюмажем и смазливым лицом. Вы счастливчик, сударь мой, у вас есть и то, и другое, и третье. Вам обязательно будут завидовать. — Вы знаете двор, как никто, месье. Но все же некоторые из этих юнцов имеют достаточно мозгов, не имея всего остального. И неизменно оказываются наверху. А шляпнику и парикмахеру всегда можно задать лишней работы! Филипп позволил себе рассмеяться. Анжелику обрадовало его хорошее настроение. — А что вы знаете о битве при осаде Дюнкерка, которая получила название «сражение на дюнах»? — Кое-что знаю, сударь, — уклончиво ответил мальчик, опустив глаза. — Подробнее! — Принц Конде и дон Жуан пришли на помощь Дюнкерку, осажденному войсками маршала Тюренна. Принц хотел использовать отвлекающий маневр устроив демонстрацию со стороны Гравелина. Но маршал Тюренн разгадал этот план и решил дать решающий бой в дюнах. — В чем состоял основной просчет Принца? — Стремясь быстрее достичь Дюнкерка, он оставил артиллерию и инженерию в Валансьене. — Ту же самую ошибку допустил Марк-Антоний во время парфянского похода, не так ли? — Ммм, да… сударь. — Что дало основное преимущество маршалу де Тюренну? Молчите? Он использовал особенности местности. Дождавшись отлива, обнажившего полосу суши, он послал кавалерию Кастельно в обход правого фланга противника, отдав приказ начать атаку по всему фронту. Похожим образом Сципион Африканский взял Новый Карфаген. Итак, сударь, используйте примеры великих полководцев прошлого, создавая свою собственную историю. Флоримон опять поклонился отчиму. На его лице была написана необычная серьезность.  — Я докажу, что скроен из благородного материала и тоже однажды стану маршалом. — Когда маршалов начнут кроить из тряпки, в этом не будет чести, сударь мой. Флоримон вспыхнул до ушей, растеряв свою всегдашнюю находчивость. — Идите, сынок, — сжалилась над ним Анжелика, зная, какое чувствительное сердце скрывается под слоем мальчишеской бравады. Когда дверь закрылась, и стук каблучков в коридоре стих, Филипп присел на низкий пуфик рядом с Анжеликой и коснулся прохладным лбом ее плеча. — Вы чересчур суровы с ним, — вздохнула она. — Разве? Мой отец преподавал куда более жестокие уроки, но я ему за это благодарен. — Он еще мальчик. Ему хочется подурачиться. Мне было весело. А вы умеете сворачивать язык в трубочку? Филипп тихонько засмеялся, убирая с ее щеки выбившийся локон. — Я тоже был пажом. Мы подглядывали в замочные скважины за дамами, били стекла в особняке Господина Главного, посылали друг другу вызов за любой косой взгляд, — на моем счету более двух дюжин дуэлей. Но главное — мы мечтали о сражениях! Черт, это непередаваемое чувство — первый раз обагрить кровью врага свой клинок. Когда запах крови пьянит, как молодое вино…- шептал он ей на ухо, покрывая шею поцелуями. Его ладонь уже сжимала грудь под тканью корсажа. — Филипп… Прошу вас… Среди бела дня… — прошептала Анжелика, лишенная сил отстраниться или остановить его, утопающая в сладостной вязкой неге. — Будьте благоразумны, любовь моя. У нас могут быть проблемы. Как и в прошлый раз, когда… — она осеклась, запоздало осознав, что сказала лишнее. Филипп отпустил ее, и она ощутила себя покинутой. — Что ж, действительно, лучше держать себя в руках. Вы подаете мне пример благоразумия, мадам. — и он легонько кивнул в сторону жены. — Запаситесь терпением для сегодняшней ночи, — проворковала Анжелика, сглаживая возникшую между ними отчужденность. — Разве вы не должны уже приступить к своим новым обязанностям. — сказал вдруг Филипп. Не спрашивая, а утверждая. — Да, это большая честь. А вы… — она робко заглянула в его глаза, — откиньте сомнения и порадуйтесь вместе со мной. Филипп сидел, не глядя на нее. Он слегка пожал плечами, едва заметно нахмурившись. Но когда он снова повернулся к ней лицом, на его губах играла улыбка. — Что ж, я так и сделаю. Вы рады, и я доволен этим. Не могу сказать, что внимание короля не вызывает во мне ревности. Но, черт возьми, так и должно быть! Когда вы входите в зал, все взгляды обращаются к вам. Вы… — он запнулся, подбирая слова. — Прекрасны? — помогла Анжелика, ее ладонь скользнула в его. И он поднес руку к губам, целую шелковистую, прозрачную кожу запястья, с просвечивающимися голубоватыми венками. — Проклятье, — прошептал он, — сегодня вы едете ко двору? — Да, конечно. К полудню я должна быть у королевы. Король дает очередное празднество в честь Великого Могола, боюсь такие почести будут стоить этому индусу целое состояние. О, вы ведь тоже едете? — Нет. Я должен возглавлять делегацию для встречи польского посланника. — Но почему вы? — Разве вам не известен порядок? Посольство встречает маршал или принц крови. К тому же я знаком с посланником лично. — Я слышала, что встречать поляков должен был маршал де Граммон. Он тоже должен знать польского делегата. — Вам слишком много известно, — буркнул Филипп, мрачнея с каждой секундой, — вероятно, приступ подагры приковал Граммона к постели. — Я буду тосковать. Когда вас нет, даже самый роскошный праздник кажется скучным спектаклем. Филипп погладил ее пальцы, прикоснувшись к камню на мизинце, — любимому перстню Анжелики, который она почти не снимала. — Я приеду сразу же, как освобожусь, — отпустив ее руку, он решительно поднялся. — Мне надо вас покинуть, мадам, — он поклонился и направился к выходу. У порога он еще раз обернулся, — до встречи. — Мое сердце с вами, Филипп, — она послала ему воздушный поцелуй. Когда муж скрылся за дверью, Анжелика еще долго сидела в прострации: разум побуждал ее вернуться к делам; дернуть за шнурок сонетки, чтобы вызвать Мари-Анн. Но она не могла двинуть ни рукой, ни ногой, ее тело будто окаменело: скованное и бессильное. На мгновение ей померещилось, что она смотрит на себя со стороны. Испугавшись этого странного паралича, она решительным движением сбросила с себя наваждение, которого вдруг как не бывало. Неяркие лучи зимнего солнца струились сквозь кисейную занавеску. У парадного раздался шум колес, к которому добавились окрики кучера, бранившегося с форейтором: для маркиза дю Плесси подали экипаж. Это напомнило Анжелике, что время поджимает: звонком она вызвала служанок, чтобы те занялись ее прической и туалетом. Пора было ехать ко двору. Анжелика всегда собиралась быстрее, чем дамы ее круга. Подобная расторопность считалась дурным тоном — только простолюдинкам с их полной забот жизнью нужно все время спешить, даме же высшего света полагалось тратить на туалет не менее двух часов. Но маркиза ничего не могла с собой поделать — сказывалась привычка действовать быстро и собрано, усвоенная ею со времен Красной маски. Впрочем, в обществе давно привыкли к экстравагантным выходкам мадам дю Плесси. Красота, богатство, остроумие, и что самое важное, расположение короля делало ее желанной гостьей в любой гостиной, несмотря ни на какие недостатки. Сегодня карета везла ее в Сен- Жермен, где двор оставался на все выходные. Остаток зимы король неожиданно решил провести в Париже, и Анжелика была счастлива, что у нее появится возможность проводить больше времени в кругу семьи. Ходили разговоры о войне с Голландией, но пока подготовка шла только в министерских кабинетах. Возможно, король пока не достиг успеха в переговорах о союзе против Нидерландов. Анжелика уповала, что война начнется не скоро. Маркиза поежилась в своём подбитом собольим мехом плаще и поглубже засунула руки в муфту. Карета прыгала на заледенелых кочках. Жавотта ойкала, аккуратно придерживая и то и дело расправляя бархатный чехол, в котором находилось бальное платье госпожи. В покоях королевы Анжелику ждал прохладный прием. Ее Величество сидела у зеркала, любуясь новым ожерельем. Крупные рубины и алмазы переливались золотистыми искрами в свете хрустальных жирандолей. Королева весело щебетала со своими дамами, но, поймав в зеркале отражение маркизы дю Плесси, она сжала губы и ни разу за все время не обратилась к ней не с единым словом. — Это мадам де Шуази настроила Ее Величество против вас. — шепнула на ухо Анжелике маркиза де Монтозье. Анжелика приподняла брови, удивленно глядя на пожилую даму — неужели королеву волнуют такие мелочи, как табурет или новое назначение, когда король строит для маркизы де Монтеспан фарфоровый павильон в Трианоне и уже поручил Ардуэну и Ленотру готовить проект будущей резиденции «султанши», размахом и роскошью не уступающей Версалю? — Так или иначе — она давно потеряла короля. А, как говорил мой покойный отец: чего не имеешь, по тому и не горюешь. — Всегда есть надежда, — патетически ответила мадам де Монтозье. — Ее Величество посидела на могиле святого Фиакра, и в этот день король исполнил свои супружеские обязанности. Королева расценила это как благоприятное знамение. Анжелика не стала спорить: глядя на полное глуповатое лицо испанки, она понимала что ни святой Фиакр, ни святой Норберт и никакой другой святой, не заставят короля полюбить женщину, которую он не смог полюбить за десять лет брака. Во время бала Анжелика облегченно заметила, что король не уделяет ей большего внимания, чем другим дамам. Бал он открыл с королевой, а на следующий менуэт пригласил герцогиню Энгиенскую, которая сегодня выглядела ослепительно. Но среди царственных родственниц короля никто не смог заменить Мадам: глаза придворных и даже короля невольно искали ее хрупкую фигурку. В нежном облачение феи цветов она казалась легкой и воздушной, как сама Весна. По сравнению с тяжеловесной неуклюжей государыней и вальяжной «султаншей» де Монтеспан она всегда была как глоток горного воздуха после удушливого городского смога. Танцуя, Анжелика расслабилась, подхваченная темпом, который главный капельмейстер отбивал своим жезлом. Она почувствовала, как новый партнер слегка сжал кончики ее пальцев, и вздрогнула, встретившись глаза в глаза с королем. Когда танец разделил их, ей пришла в голову мысль сбежать в Париж после бала, но мгновение спустя это показалось ей просто смешным: нельзя же всякий раз убегать от чересчур пылкого взгляда, брошенного вскользь. Оказавшись у себя в комнате, она со стоном облегчения скинула туфли и упала на кровать. Какой долгий день! Скорее бы Филипп закончил свои дела в Париже. Она жалела, что отдала послу домик в Медоне: так сладко было ласкать друг друга в парной воде купальни… А при дворе пропадало то очарование уединения, когда двое принадлежат лишь только друг другу. Она давно заметила — здесь распоряжается Меркурий, а вовсе не златокудрый Амур. Тишину в комнате нарушало лишь потрескивание дров в камине. Анжелика потянулась к шнурку сонетки, чтобы вызвать служанок, которые помогут ей раздеться. И вдруг рука замерла в воздухе — за шпалерой на стене раздался шорох и возня. «Крыса!» — мелькнуло в голове. Хризантема вскинулась и заворчала. Послышался тихий щелчок замка, и, к ужасу Анжелики, чья-то рука отодвинула край шпалеры. В полосе света появилась неясная тень мужчины. — Кто.кто вы такой?! — воскликнула дрожащая Анжелика. Кровь отхлынула от лица. Сознание начало выдавать страшные картины: кровь Марго на ступеньках Лувра, тени убийц, преследующие ее по пятам в темных галереях дворца. — Это Бонтан, слуга короля. Не бойтесь, мадам. Анжелика дрожащей рукой вытерла выступившую на лбу испарину и принялась шарить ногой по полу в поисках туфель. — Входите, месье. Но что вам нужно? — Его величество хочет видеть вас. — В такой час?  — Да, мадам. Только, пожалуйста, не зовите служанок. Его величество просил вас быть крайне осторожной. Я проведу вас потайным ходом, который известен лишь немногим. Слуга Луи XIV поклонился, доставил на стол канделябр. Анжелика разглядывала невысокого роста мужчину, который, сохраняя чувство собственного достоинства, спокойно справлялся с обязанностями подобного рода. На королевской службе Бонтан занимался вопросами провианта и расквартировывания двора. Король ничего не предпринимал без Бонтана, да еще загружал его кучей разнообразных мелких поручений. Чтобы не обращаться по пустякам к своему господину, Бонтану часто приходилось расплачиваться из собственного кармана. Король задолжал слуге около семи тысяч пистолей, которые он занимал у него во время карточной игры и лотереи. Анжелика слегка подрумянила щеки.  — Я готова, месье Бонтан. Плотно прижав к себе тяжелые пышные юбки, она проскользнула за слугой в узкий потайной ход, дверь которого бесшумно закрылась за ними, и она очутилась в маленьком коридоре, по которому, пригибаясь, с трудом мог идти один человек. Бонтан повел ее вверх по небольшой винтовой лестнице, затем они спустились на три ступеньки вниз и вновь оказались в каком-то тесном тоннеле. Они пересекли какую-то небольшую комнату, убранство которой, состоявшее из скамеечки и небольшого ложа с подушечками, казалось, было специально предназначено для приема таинственных посетителей из подземелий. Затем, толкнув еще одну дверь, они оказались в значительно большей комнате, роскошная обстановка которой говорила, что они вышли из подземелья. Анжелика сразу поняла — она находится в личных покоях короля, предназначенных для приватных визитов. Это место было средоточием тайной ночной жизни монарха, где он работал, любил, где велись тайные переговоры и разрабатывались тайные политические планы. Людовик сидел за мраморным столом, на котором стояли два двурожковых канделябра. Он поднялся навстречу вошедшим: Бонтан молча поклонившись, подложил дров в камин и поворочал кочергой угасающие угли и растаял в стене подобно тени. Анжелика присела в низком реверансе, опустив голову, чтобы не выдать перед королем своего волнения. — Встаньте, сударыня, — голос короля звучал мягко. — Такая неожиданная покорность делает вам честь. Вы даже не подняли шума? Не запротестовали? И это тогда, когда вас вытащили из постели? — Ваше величество представляет меня в виде фурии и начинает стыдить за это. Так какого же мнения вы обо мне? — Вы, подобно шиповнику, красивы, но полны острых шипов. — У меня и в мыслях не было причинить боль Вашему Величеству. — И все же вы причиняете мне боль. Ваша холодность язвит меня как сталь. В вас нет ни капли жалости к вашему сюзерену, Безделица? — Слово «жалость» не подходит Вашему Величеству. — Однако и у короля в груди бьется сердце: его обуревают те же страсти, что и любого другого мужчину. Любим ли он, желанен для своей избранницы? — король подошел к ней вплотную и властным жестом приподнял ее голову за подбородок, заставив смотреть себе в глаза. — Разве это не так, сир? — севшим от волнения голосом спросила Анжелика. Сердце готово было выскочить из груди. — Вы ответьте мне, — вполголоса сказал король, прожигая ее взглядом насквозь. Так как она молчала, он грустно улыбнулся и снова вернулся к столу. — Садитесь, мадам. Анжелика примостилась на краешке стула. Неожиданный поворот разговора совершенно выбил ее из колеи. Король обошел стол и сел в кресло напротив. — Эти бумаги, — он положил руку на кожаную папку. Лежавшую перед ним, — продлевают ваши полномочия посла в Кандии, которая, как вам уже известно, сейчас оккупирована турками. Анжелика кивнула: — Я благодарю вас, сир. — Я рад, что патент на эту должность оказался в ваших руках. На следующий год мы ожидаем посольства Высокой Порты и, судя по тем результатам, которые вы показали в переговорах с персами, ваши полномочия посла в Кандии могут сослужить неплохую службу. Анжелика помрачнела. Король с Кольбером решили сделать из нее свою марионетку. Им мало того, что она согласилась заниматься экономическим шпионажем, рискуя своей безупречной репутацией в деловых кругах. Она еще не забыла, как ей угрожали заключить Филиппа в тюрьму! Ее заставят ходить по горящим углям, как индийского факира, чтобы в случае провала объявить виноватой! Как искусно, перемежая нежные речи с вопросами государственной важности, король гнет свою линию! — Кстати, сударыня, вы так и не объяснили выбор своего подарка. Что вы собираетесь делать с той вонючей маслянистой жидкостью? Анжелика деликатно улыбнулась, позволив себе насмешливый взгляд в сторону короля: — Ваше Величество позвали меня для этого? — А вы жаждете заняться чем-то другим? Мне так не показалось. Но может быть, я ошибаюсь? Судя по вашему виду вы еще не ложились, так что я имею все шансы не столкнуться с вашими упреками. — О сир, — Анжелика состроила капризную гримаску в лучших традициях мадемуазель де Бриенн. — Разговоры о делах в этот час уж точно не вызовут одобрения с моей стороны. Вы всегда так серьезны или думаете иногда о пустяках? Неужели только мадам де Монтеспан может втянуть вас в свои проделки? — Хм, что вы имеете в виду? — король явно растерялся, что позабавило Анжелику, и она игриво продолжила: — Вот скажем: вы умеете сворачивать язык трубочкой? — Что?! Так вот какие вопросы вас занимают, когда я говорю с вами о государственных делах? — Что поделать! Я не один из ваших министров, сир. — Мне казалось, вы отличаетесь от других дам рассудительностью, что в придачу к острому уму наделяет вас поистине не женской мудростью. — И поэтому вы называете меня Безделицей? — ехидно спросила Анжелика, наклонившись чуть вперед над столом. Король залился краской. Затем, не найдя нужного ответа, расхохотался: — Вы меня поймали: я не умею сворачивать трубочкой язык. В детстве я ужасно завидовал брату, который с легкостью проделывал эту манипуляцию и был, признаюсь, во многом проворнее меня. — Не скромничайте, сир. Я вспомнила еще одну забаву, которой мы предавались в монастыре в перерывах между занятиями — скороговорки. Вам это несомненно окажется по плечу. Скажите быстро: прыжок с переподвыподвертом. — Прыжок с подвыпе… Кто научил вас этому, ради всего святого?! — Мой сын, сир. — Ха, теперь я знаю кто учит Дофина шалостям! — король напустил на себя обманчиво рассерженный вид, но тут же добродушно заметил: — Что же, юноше полезно шалить — особенно если это будущий король! И они оба взорвались хохотом. Анжелика с восхищением смотрела на короля: на людях он всегда выглядел чересчур степенным, точно придавленным собственным величием. Взгляды, жесты, мимика — все подчинялось суровому церемониалу, рассчитанному по секундам. Среди придворного блеска он мог быть только королем и никем другим. Ночью же, на краткие часы он становился самим собой. Внезапно беззаботное веселье смолкло, смех замер на губах. Время замедлилось, будто во сне. Король вскочил, натолкнувшись на край стола, и схватил Анжелику, рывком прижимая ее к себе. На искаженном страстью лице монарха лежал отпечаток высшего жребия, выпавшего на его долю. По телу молодой женщины пробежала дрожь. Она чувствовала участившийся стук могучего сердца под бархатной вестой. Ее ладони, ставшие влажными, уперлись в напряженные плечи. Желание, владевшее королем, передаваясь ей, повергало в ужас. — Отчего вы больше не смеетесь? — глухо спросил он и наклонился, чтобы впиться поцелуем в ее губы. Сколько длился этот поцелуй — секунды, минуты, а может часы — она не помнила. Жар его рта покорял, сокрушая ее волю, одной рукой мужчина крепко удерживал ее за талию, другой — жадно устремился к застежкам корсажа. Он решительно атаковал вновь и вновь — еще немного, и король одержит мужскую победу. Едва находя в себе силы, Анжелика отвернула пылающее лицо: влажные губы короля скользнули по щеке, и она почувствовала на виске его рваное, горячее дыхание. — Мне страшно…страшно думать, что своим легкомыслием я навлекла на себя беду, — прошептала Анжелика, чувствуя, как во рту стало сухо. — Беду? О нет, я сделаю вас самой счастливой женщиной. Я еле удерживаюсь от того, чтобы овладеть вами здесь и сейчас. Сила вашей красоты всепобеждающа. Анжелика, не отвергайте мою любовь! Любовь короля! Он снова попытался поймать ее губы, но она упрямо уклонялась от его объятий, чувствуя что не устоит, если не будет защищаться. Дрожащими пальцами она поспешно привела в порядок платье. — Неужели эта сила погубит меня, как Лукрецию? Я жена моего мужа, сир! — попыталась она воззвать если не к благоразумию мужчины, то к порядочности короля. — Вы сравниваете меня с Торквинием? С насильником? Черт возьми… — в голосе Людовика теперь отчетливо звучал гнев, вызванный ее отказом. Некоторое время король боролся с собой. Он боялся, что если не овладеет ею сейчас, она снова ускользнет от него. С другой стороны он почти достиг цели, и теперь одно неловкое движение может разрушить все. Запасаясь терпением, он выигрывал не только эту битву, но и всю войну. Раздосадованный король глубоко вздохнул, выпуская маркизу из объятий. Анжелике пришлось облокотиться на спинку стула, чтобы не упасть. Ее била дрожь. Людовик снова надел бесстрастную королевскую маску.  — Я не хочу быть рядом с вами, как волк перед ягненком. Вы боитесь, но кого? Меня или себя? Анжелика промолчала. Усталость вдруг упала ей на плечи свинцовым покрывалом. Пусть король принимает ее опустошенное молчание за красноречивое — ей все равно. Эта ночь послужит ей уроком, хотя бы куда меньшим, чем можно было ожидать. Тем временем король подошел в углу комнаты бюро, отпер ящик и достал футляр из замшевой кожи. — Подойдите, мадам. Когда Анжелика приблизилась, он ловко подцепил ногтем золотой замочек, и крышка футляра отскочила вверх. Перед Анжеликой на бархатной подушке лежало великолепное колье. Изумруды, алмазы и золотистый жемчуг заиграли в свете канделябра. — Это награда за блестяще исполненную миссию. — Но я уже получила подарок от Вашего Величества. Король жестом остановил женщину, подаваясь вперед. Его лицо снова было близко. Так, что она видела отсветы каминного пламени, отражавшегося в его глазах. — Итак, —снова начал король вкрадчивым тоном. — Это награда за заслуги перед королем и Францией. Речь не только о переговорах с персами. Месье Кольбер постоянно напоминает мне, что ваши ценные сведения помогли наладить быстрое сообщение между торговыми судами и парижскими отделениями Ост-Индийской и Вест-Индийской компаний. Так же благодаря вашим блестящим идеям мы создали агентурную сеть, внедренную во все экономически преуспевающие государства. Пусть этот подарок послужит нашей благодарностью. — Благодарю, сир. Оно великолепно, — завороженно прошептала Анжелика, наблюдая, как отблески света играют в гранях драгоценных камней. — Но… — Но — что? — Но когда женщина говорит мужчине «нет», она говорит «нет» и подаркам. — Оно сделано специально для вас. Когда я заглядываю в глубину этих бесценных изумрудов, я вижу ваше лицо, ваши глаза сияют точь-в-точь как эти камни. Никто, кроме вас, не может его носить, — загадочно произнес король. Его взгляд потеплел. Он снова улыбался.— Если не можете принять его от влюбленного мужчины, примите от вашего короля. Иначе я прикажу своему ювелиру разделить его и распродать камни по частям. Последняя угроза возымела действие. Инстинкт, давший женщине любовь к прекрасным драгоценностям, возобладал: Анжелика приняла подарок из рук короля. — Я думаю, на этой ноте стоит завершить нашу встречу, пока вы снова все не испортили, а, Безделица? Ваши глазки уже сонно моргают, а вашему сюзерену еще нужно работать, а потом уделить Морфею хотя бы пару часов. — Этот бог редко видит Ваше Величество среди своих прихожан. — Таков жребий короля, но он не должен жаловаться. Бог избрал для него лучшую долю, каковую можно пожелать. Король проводил ее к маленькой дверце, задрапированной гобеленом, затем постучал два раза. Снаружи послышались шаги и раздался щелчок отпираемого замка. На пороге возник Бонтан. Он зажег подсвечник от одного из стоявших на столе и, придерживая проход открытым, помог даме спуститься со ступенек. Перед тем как погрузиться в лабиринт коридоров, Анжелика обернулась на фигуру короля, последний раз мелькнувшую в проеме. Вернувшись к себе, она обнаружила Терезу, которая ждала ее, сидя на кровати. — Почему ты здесь? Я тебя не вызывала. Кто разрешил тебе находиться в моей комнате без моего ведома! — вспылила раздосадованная Анжелика. — Да простит меня мадам. Я ждала, чтобы сказать вам: месье маркиз приходил к вам. — Филипп? — выдохнула Анжелика, чувствуя легкое головокружение. — Да, мадам. — Он спрашивал обо мне? Что вы ему сказали? — Нет, увидев, что вас нет, он просто ушел. Первой мыслью было броситься искать Филиппа, но потом она передумала. Нет, она не готова к объяснениям. Ноги до сих пор подкашиваются после встречи с королем. Все, чего ей сейчас хотелось — это покоя. Освободившись при помощи Терезы от тяжелого платья и шпилек, впивающихся в голову, она облегченно тряхнула тяжелой золотистой гривой, освобожденной от прически. Филипп приехал. Это известие вселило в нее спокойствие — искушения как не бывало. Анжелика вспомнила ощущение от объятий короля — тягостные, словно на плечи легло ярмо. Она открыла футляр и, положив его на прикроватную тумбочку, долго любовалась загадочным сиянием камней в золотистом отблеске ночника. Анжелику разбудил голос Жавотты:  — Мадам, вы опоздаете к королеве. Когда она открыла глаза, полог был отдернут, служанка расшторивала окна, впуская в комнату солнечный свет. Приподнявшись на локте, Анжелика заметила на соседней подушке украшение: камею из бирюзы, оправленную в золото. На камне был вырезан гордый профиль богини. Удивлённая Анжелика крутила загадочную вещицу в руках: старинная работа, должно быть, настоящее античное украшение. Но откуда? Может, король был в ее спальне, пока она спала? Но она тут же рассмеялась подобному предположению. — Жавотта, здесь был кто-нибудь? Как у меня в постели оказалась эта вещь? — она раскрыла ладонь, показывая девушке камею. Та удивленно захлопала глазами. — Наверное, господин дю Плесси оставил, — пробормотала она. — Вчера когда я ложилась, этого не было. — дрогнувшим голосом возразила Анжелика. — Он заходил утром мадам, я думала, вы знаете. Около двух часов назад. Это он вам подарил, мадам? Какая красота! — Жавотта благоговейно прижала руки к груди. — Что? — растеряно переспросила Анжелика и тут же заметила, что взгляд девушки направлен на футляр с изумрудным колье — подарком короля. Она быстро захлопнула крышку. — Одеваться. — сухо бросила она. — Я должна быть у королевы через полчаса! Во время мессы Анжелика искала глазами Филиппа. К скромному наряду в темных тонах она надела только кольцо из бирюзы, подаренное персом и приколола к корсажу камею. Сосредоточенная на собственных переживаниях, она не сразу заметила необычное возбуждение, царящее среди придворных: дамы что-то друг другу показывали, прикрывая веером лицо. Мужчины собирались группками и тут и там слышались взрывы смеха. Анжелика заметила в толпе проказливую физиономию Пегилена и сделала ему знак остановиться. — Большой выход, богиня, — простонал он, — я очень спешу. — Расскажите мне свежие новости, Пегилен. Что так бурно и весело обсуждают? Пегилен широко раскрыл свои светлые глаза: — Ах, это! Забавный случай. Во время церемонии одевания месье Сеньеле расхваливал некого господина, которого он желает внедрить в дипломатическое ведомство. В конце концов он воскликнул, приводя последний аргумент: «Ах, сир, господин такой-то знает восемь языков!», на что король ответил: «А умеет ли ваш протеже сворачивать язык трубочкой?». Сеньеле растерялся, тогда король сказал: «Выясните это, месье. Ведь хорошо подвешенный язык — главное качество хорошего дипломата. И я уже получил неоспоримые доказательства этого факта» — Ах, вот чем все занимаются, — воскликнула Анжелика и, не удержавшись, стараясь, чтобы голос звучал как можно безразличнее, спросила у Лозена о муже. — Я видел его только во время церемонии одевания. Мне показалось, что он чем-то расстроен. Он был так бледен: даже король обратил на это внимание. Мне показалось: уж не болен ли он? Анжелика отпустила Пегилена, встревоженная его словами. Что могло случиться с Филиппом? И вдруг ее осенила молниеносная догадка: он знает, что она была ночью у короля! Ужас, неотвратимый, цепенящий, надвигался на нее, как дикий зверь. Не чувствуя ног, она поспешила к себе. Вихрем ворвавшись в свои покои, она с порога выкрикнула остолбеневшему Флипо: — Карету мне, живо! Мы возвращаемся в Париж!