Четвертая стража

В отеле Сагонь на улице Турнель даже в дневные часы царил интимный полумрак. Завистницы связывали это с тем, что прелестная Нинон пытается таким образом обмануть неумолимое время. Как бы то ни было, но красота и ум знаменитой куртизанки до сих пор влекли в ее гостиную мужчин и женщин разных званий, достатков и сословий. В согласии с поистине женским непостоянством, Нинон могла променять герцога на мясника, или богатого финансиста на бедного мушкетера. Но ни вельможам, ни финансистам, ни мушкетерам она не оставалась долго верна. Даже своим "капризам" она редко давала больше двух недель. Кроме того, она обладала по-настоящему бесценным качеством: она умела рвать отношения без скандала и навсегда сохраняла дружбу со своими бывшими возлюбленными. Разносторонность ее талантов, а так же сочетание в ней качеств, казалось бы несочетаемых, делали ее легендой среди своих современниц. И при Людовике Справедливом и при его сыне, Луи Великом, гостиная отеля Сагонь, оклеенная желтыми шелковыми обоями, оставалась самым желанным местом как для французов, так и для путешествующих по Европе иностранных вельмож. Здесь пахло пудрами, духами и живыми цветами, украшавшими апартаменты Нинон круглый год. Едва ступившим на порог становилось понятно, что здесь живет женщина, и что эта женщина не ханжа, не скучная домоседка, но прелестная подруга самой Венеры. И в том, что она разбила немало мужских сердец нельзя было сомневаться, уже оказавшись в просторном вестибюле, отделанном не броско, но со вкусом и утопающим в цветочных букетах. Бронзовый звонок, висевший над дверью, почти никогда не умолкал. Это нарочные или высокомерные ливрейные лакеи несли письма, визитные карточки; иногда в ожидании ответа от прелестной хозяйки им приходилось часами играть на ступеньках в трик-трак с такими же бедолагами. Услышав в гостиной звуки теобры и мелодичный голос хозяйки, Анжелика спросила у лакея, если ли у Нинон посетители. — Один господин, — с поклоном ответил тот. Анжелика велела слуге объявить ее мадемуазель де Ланкло, не создавая лишнего ажиотажа, но в этот момент в дверях гостиной появилась сама Нинон. — Наконец-то вы здесь, мой ангел, — воскликнула она, заключая подругу в объятия. — В который раз вам удалось сбросить с себя гнет оков! — И даже больше, — загадочно ответила Анжелика, мысленно прибавив: «совсем скоро я отпраздную окончательную победу!» — Мои турнелльские птички каждый день приносят мне свежие новости, — оглянувшись на дверь, она прибавила шепотом, — о вас теперь не говорят разве что немые. — Ах, Нинон, я бы с удовольствием порадовала вас новостями, но у меня нет ни капли времени, чтобы вести задушевные беседы. Нинон понимающе кивнула. — Вас уже ожидают, мой ангел, — сказала она, и ее глаза блеснули каким-то значительным блеском, которого Анжелика не смогла разгадать. Нинон, шурша юбками по паркету, подошла к дверям гостиной, кивком приглашая Анжелику войти. Граф Тирконнелл ожидал в укромной нише, скрытой от посторонних глаз портьерами. Почти все пространство занимал диванчик, отчего этот уголок пользовался заслуженной славой «кабинета влюбленных». Также это место использовали, чтобы всласть посекретничать вдали от любопытных ушей, когда в салоне было полно народу. Анжелика удивленно приподняла брови, но, заметив выражение лица Нинон и ту почтительность, которую она оказывала гостю, маркиза поняла — здесь скрыто что-то большее, чем прихоть иностранца, желающего поволочиться за хорошенькой дамой. — Я оставлю вас, — сказала Нинон своим мягким чарующим голосом, когда Анжелика с графом обменялись молчаливыми приветствиями. Граф нетерпеливо кивнул: очередной странностью Анжелике показалось то, что он снова скрывает лицо — на этот раз под красной бархатной полумаской. Анжелика окинула загадочного англичанина быстрым взглядом. Одет он был без вызывающей роскоши, но весь его костюм был продуман до мелочей. Локоны его великолепного рыжего аллонжа золотил мягкий свет бра, закрепленного над его головой, отчего парик напоминал львиную гриву. Во всем облике графа ощущалось королевское достоинство: спокойное, без самолюбования, величие человека, уверенного в своей значимости. — Мадам дю Плесси, — любезно начал он, — мне, право, очень неловко, что в тот день, когда несчастный случай случайно свел нас, я уехал и оставил вас одну. Всю ночь я терзался чувством вины. Но, хвала Всевышнему, с вами все в порядке! Как тот бедный юноша, который пытался защитить вас? — Он умер прошлой ночью, месье, — ответила Анжелика, опуская взгляд и всем своим видом показывая, что не желает больше говорить о том происшествии. — Печальная весть! Молодой человек был храбрецом. Они некоторое время молчали, почтив тем самым память умершего. Затем граф негромко спросил: — Вам, наверное, невдомек, зачем я настаивал на встрече с вами, мадам? — Это не имеет значения, я ваша должница. — О, не говорите так здесь, в этом обиталище Венеры! Мой поступок даже нельзя назвать благородным. Скорее, это долг каждого доброго католика, к коим я себя причисляю. Но увы, мои сограждане все больше отделяются от Римской церкви. Боюсь, что однажды религиозная разобщенность приведет Англию к краху. — В таком случае королю и парламенту выгодно занять позицию большинства. — Вы говорите как этот пройдоха, лорд Бэкингем, которого не зря прозвали кротом! — проворчал граф Тирконнелл. — Возможно, но раз вы завели этот разговор, могу уверить вас, что я ничего не смыслю в английской политике. — Как и абсолютное большинство лордов и пэров заседающих в палате парламента! Может вы слышали популярный памфлет, который сейчас распевают на улицах Лондона? Как может государство процветать, Когда им управляют эти пять: Английский дог, тупой баран, Крот, дьявол и кабан? Анжелика коротко улыбнулась собеседнику, давая понять, что на эту тему она осведомлена еще меньше. — Почему вы так осторожничаете со мной? Я друг Франции, уверяю вас, и даже больший возможно, чем кто-либо еще в моем отечестве. — Почему вы принимаете мое нежелание легкомысленно судить о том, чего я не знаю, за осторожность, сударь? Я бы назвала это скорее деликатностью. — Сударыня! — вдруг воскликнул мистер Фицуильям, — Боюсь, я понапрасну занимаю ваше время. Мне доложили, что сегодня днем вы отбываете в Виллер-Котре. Это так? — Откуда вам стало известно назначение моей поездки? — О, это потому что Виллер-Котре в данный момент является предметом моего интереса. И, признаюсь, у меня есть к вам просьба. Не могли бы вы, мадам, оказать мне услугу, послужив также на благо своей страны? — О чем пойдет речь? — Анжелика говорила спокойным тоном, но ощущала некоторую нервозность. Не собирается ли этот таинственный англичанин втянуть ее в крупную политическую интригу? Сейчас очень важно не совершить фатальной ошибки. После заигрывания с Англией за спиной у короля ее связь с опальным венгерским принцем может показаться детской игрой. — Я бы хотел, чтобы вы передали письмо принцессе Орлеанской, — медленно проговорил граф, доставая из кармана конверт, скрепленный красным сургучом. — Печать герцога Йорского, — добавил граф, проследив взгляд Анжелики, а его губы под тонкой ниточкой усов слегка дрогнули. — Почему герцогу просто не отправить письмо? — спросила Анжелика, прекрасно зная ответ на свой вопрос. Ей хотелось потянуть время, чтобы обдумать создавшуюся ситуацию. — Я думаю, не лишним будет объяснить, что всю корреспонденцию принцессы сперва читает Месье. В свете последних событий у герцога есть основание полагать, что его любезная сестра вовсе не получает писем ни от него, ни от короля Англии. Герцогу хотелось быть уверенным, что на этот раз все будет по-другому. — Вы просите меня от лица герцога, как его доверенное лицо? — задумчиво уточнила Анжелика, взвешивая все "за" и "против". — Именно так, мадам, — подтвердил граф. — Почему герцог оказывает мне такое доверие? Ведь я даже не была ему представлена! Он ничего обо мне не знает. — отбивалась Анжелика. Это странное предложение показалось ей слишком неожиданными и оттого подозрительным. Уж не склоняют ли ее к государственной измене, воспользовавшись случайностью? — Я знаю вас — этого достаточно, — отрезал граф, — герцог доверяет моей интуиции. Иногда самыми преданными друзьями подчас становятся мало знакомые люди, а те кто служит нам всю жизнь — предают, воспользовавшись первым удобным случаем. — Я могу быть другом Англии, только доколе Англия и Франция связаны общими интересами и дружбой, месье. — Именно на это я и рассчитываю! — Прошу вас, не подумайте будто я не доверяю вам, месье, кроме того: я помню, чем обязана вам. Но если бы я согласилась выполнить такое поручение, мне все же хотелось бы услышать из уст его высочества, что речь идет о семейных делах, а не о политических играх. Не сочтите меня слишком дерзкой, но за мое решения ответственна лишь я сама. — Понимаю, — медленно произнес граф Тирконнелл. Затем вдруг решительно, одним изящным движением, сорвал с лица бархатную маску. — Я уверяю вас, мадам, что это письмо — проявление нежной заботы брата о сестре, и не более. — Вы — герцог Йоркский, — обомлела Анжелика, потом опомнившись, поднялась, чтобы сделать реверанс, но герцог удержал ее и усадил обратно, рядом с собой. — Да, мои детство и юность, мадам, прошли в период гражданских войн. Я был рядом с отцом, когда погрязший в коррупции парламент потребовал у короля отказаться от фактической власти в пользу установления конституционной монархии. В воспоминаниях об этом времени остались только нескончаемые дороги: лошади несли нас из одного графства в другое, от замка к замку. Отец уговаривал благородных лордов восстать и соединить силы под королевскими знаменами. Это была кровавая страница в истории Англии, нашего отца-короля обезглавили, а мы стали изгнанниками на чужой земле. Нас приняли во Франции, потому что королева-мать была родной сестрой Людовика III. Франция тоже переживала период смут — мы жили не лучше, чем какие-нибудь захудалые дворяне. Порой мы с братом и сестрой мерзли под одним одеялом, потому что у нас не было дров, чтобы топить камин. Простая жизнь сблизила принцев-изгнанников. Наша сестра всегда была лучиком света среди непроглядной тьмы, того унизительного положения, в котором нам приходилось существовать: воздушная, как мотылек и неизменно веселая. Такой я запомнил ее навсегда: танцующей и смеющейся. Маленькая нимфа, серебристый родничок: казалось, не было такого мужчины, который не смог бы полюбить ее! Отчего Господу было угодно сделать несчастным столь чистое и прекрасное создание? — Ваша откровенность сбивает меня с толку, Монсеньор, — сказала Анжелика, опуская взгляд. Красноречие и страстность принца, смесь восхищения и горечи, что скользила в его словах, когда речь зашла о сестре — задели ее за живое. — Вы достойны поклонения, сударыня, — произнес герцог Йорский, взяв Анжелику за руку и целуя кончики пальцев, — даже сильные мира сего могут проявить слабость в вашем присутствии без ущерба для своего достоинства. Ваше сердце особенное: она способно одинаково сострадать и нищему, и королю. — Монсеньор оказал мне большое доверие впрок, которое я теперь должна подкрепить делом, — прошептала Анжелика. — почему вы не назвались мне в тот день в карете, Монсеньор? Чтобы испытать меня? — По правде говоря, я ехал в Париж инкогнито, и мне не хотелось, чтобы об этом стало широко известно, — в действительности последний виконт Фицуильям, граф Тирконнелл, принадлежавший к моей свите, умер полгода назад, не оставив наследника. Я назвался его именем, потому что вы застали меня врасплох, мадам. Анжелика украдкой взглянула на величественное, довольно-таки красивое лицо молодого герцога. Оказать ему услугу, — значит обрести дружбу с Англией. К тому же она прекрасно понимала волнение герцога: не было секретом, что братья Стюарт горячо любили свою сестру. Пожалуй, король решился на арест "проклятого князя содомитов" шевалье де Лоррена, чтобы таким образом угодить своим будущим союзникам в противоголландской коалиции. Она улыбнулась и сама взяла письмо из рук герцога Йоркского. — Я исполню поручение Вашего Высочества и почту за честь оказать услугу моему спасителю. Герцог улыбнулся в ответ. Он снял с мизинца кольцо с алмазом и протянул его Анжелике. — Пусть этот перстень, мадам, послужит залогом нашей дружбы. Податель сего кольца всегда сможет рассчитывать на помощь и протекцию английской короны. Сухая погода способствовала быстрой езде, поэтому маркиза уже к вечеру добралась до Виллер-Котре, остановившись всего лишь раз: сменить лошадей и перекусить в придорожном трактире. В Виллер Котре, что находился на границе Пикардии и Суассона и издревле являлся частью родового домена французских королей, по приданиям любил охотиться еще славный король из династии Меровингов, Дагоберт I. Королевский замок, начатый Франциском I, чьих саламандр он хранил на стенах, и достроенный Генрихом II, чей вензель, переплетенный с вензелем Екатерины Медичи и окруженный тремя полумесяцами Дианы де Пуатье, украшал его, сперва служил убежищем любви короля-рыцаря и г-жи д’Этамп. Этот замок, являвшийся частью наследственного удела, дарованного Людовиком XIV своему брату Месье когда он женился на сестре Карла II, Генриетте Английской, теперь служил тюрьмой для последней. Миновав ворота замка, Анжелика проехала по главной аллее, окаймленной по бокам липами, к парадному входу. Маркиза дю Плесси выглянула в окно, разглядывая сад: некогда красивый, теперь же совсем запущенный. Экзотические деревья в кадках, посаженные в партере у главной лестницы, задушил дикий плющ. Конечно же, многочисленная обслуга герцога Орлеанского давным-давно привела бы замок и парк в порядок, но Месье сам не желал того, с мстительной педантичностью превращая жизнь супруги в ад. Анжелика решила немедленно исполнить королевский приказ: засвидетельствовать Месье свое почтение и передать ему послание. Прямо с дороги она велела доложить о себе. Обождав в вестибюле не больше десяти-пятнадцати минут, она получила ответ: Его Высочество, герцог Орлеанский примет ее немедленно. Месье в кругу своей приближенных слушал камерный оркестр. Анжелике пришлось ожидать перерыва между сюитами, чтобы подойти к нему. Герцог сидел в кресле под голубым балдахином со скучающим выражение лица, подле него находились его фавориты — маркиз д,Эффиа и граф де Беврон — и камергер Его Высочества, господин Дюплесси. Анжелике казалось, что принц намеренно не смотрит в ее сторону: ей пришлось с минуту провести в глубоком реверансе. Когда игнорировать ее стало совсем неприлично, принц слегка приподнял брови и бросил на Анжелику быстрый взгляд, исполненный величайшего презрения. Жестом он велел ей подняться. Маркиза ответила очаровательной улыбкой. Когда музыканты закончили играть, герцог сделал ей знак подойти. — Мадам, мы рады приветствовать в вас в нашей скромной обители. — надменно заметил он. Несмотря на распущенность и легкомысленный нрав, когда того требовали обстоятельства, герцог умел держаться с не меньшем, а может даже и большим апломбом нежели его брат — король. — Вас привели сюда какие-то особые обстоятельства, — Месье пристально поглядел на нее, — или же вы путешествуете? — Ваше Высочество очень проницательны. Я привезла для вас послание от короля, Монсеньор. Герцог обвел взглядом свою замершую во внимании свиту, будто приглашая их в свидетели. — Вот как? Я тронут до глубины души! Это огромная честь для нас. Что скажите, д,Эффиа? — в голосе принца явно звучала насмешка. — Истинно так, Месье. — поспешно ответил фаворит, — я думаю, Его Величество никогда не забывал о своих братских чувствах. Месье закатил глаза: — Вы знаете, д,Эффиа, у меня на этот счет другое мнение. А впрочем, посмотрим, что он нам пишет! — принц взял платок из рук юного графа де Беврона и, жеманно обмахнувшись им, скучающе произнес, — Что же, мадам, давайте сюда письмо. Анжелика протянула конверт с королевской печатью. Она заметила нетерпеливый блеск на накрашенном, усыпанном мушками лице принца, но тот, придерживаясь взятого тона, неторопливо сломал печать и передал письмо д,Эффиа. — Читайте, сударь, — с ленцой в голосе произнес он. Анжелика деликатно отошла, пока маркиз, склонившись к своему господину, вполголоса читал королевское послание. Так как речь несомненно шла о шевалье де Лоррене, которого принц до сих пор не мог забыть, Месье не мог скрыть волнения от посторонних глаз. В какой-то момент его лицо исказилось страданием, он побледнел, а в глазах выступили слезы. Когда д,Эффиа закончил чтение, принц некоторое время сидел, глядя перед собой слепым взглядом. Капельмейстер, заметив, что происходит нечто особенное, подошел к Дюплесси и шепотом спросил, можно ли продолжать концерт. Выйдя из оцепенения, Месье повернулся к Анжелике: — Я подумаю над ответом до завтра, мадам! — бросил он ломким от волнения голосом, которым не в состоянии был тотчас же овладеть. — А сейчас... почему бы вам не засвидетельствовать свое почтение Мадам? Она будет рада вас видеть! Я также распоряжусь, чтобы вам выделили комнату. Анжелика поняла, что аудиенция закончена. Месье нарочито не смотрел больше в ее сторону. Он взмахнул платком, и капельмейстер подал знак оркестру играть второй акт. Покои Мадам расположились в самой неудобной части дворца, в которой долгие годы не проводилось реставрационных работ, окна выходили на затхлый пруд, куда сливались продукты жизнедеятельности, и в дневные часы дамы принцессы были вынуждены сидеть с закрытыми, зашторенными окнами. Но, несмотря на все тяготы Мадам оставалась веселой и непосредственной, воодушевляя своим примером остальных дам. При виде ее легкой хрупкой фигурки невозможно было не улыбнуться. Ее серебристый смех звучал как вызов вечно недовольному, скучающему Месье. Казалось, никакие трудности не могли сломить ее врожденной жизнерадостности. Анжелика чувствовала к ней гораздо большую симпатию, чем к своей унылой государыне. Даже король, который подтрунивал над братом, говоря, — «вы женитесь на святых мощах!» — не смог противиться ее обаянию и однажды, подобно многим кавалерам, оказался у ног своей золовки. Чтобы скрыть ото всех свою связь, Генриетта и король решили воспользоваться "ширмой". Выбор пал на Луизу де Лавальер, бедную провинциальную дворяночку. Но не отличавшаяся ни умом, ни красотой маленькая хромоножка смогла отобрать любовь короля у своей царственной госпожи. Казалось, злой рок навис на принцессой из Дома Стюарт... Уже у дверей, ведущих на половину мадам, Анжелика услышала музыку и смех. Когда начальник охраны мадам объявил маркизу дю Плесси, музыка смолкла. Принцесса восседала в кресле. Вокруг нее кружком на пуфиках и подушках расположились дамы. С первого взгляда было заметно, что тут вовсе не скучали: Анжелика заметила на низком столике бархатный мешочек: видимо, играли в фанты. В руках у мадемуазель де Монтале была лютня. Анжелика присела в глубоком реверансе. Мадам с дружелюбной улыбкой поднялась ей на встречу. Она подошла к Анжелике, взяв ее за руки и нежно пожала их. — Добро пожаловать к нашему маленькому двору, мадам дю Плесси! Надеюсь, вы не очень утомились в пути? Если нет, то прошу вас принять участие в наших развлечениях. К сожалению, я не могу сейчас оказать вам достойного приема, как видите, мы все находимся в одинаково бедственном положении. Но смирение — есть величайшая добродетель, поэтому нам скучно предаваться унынию! Мадам де Шомон сейчас очень талантливо изобразила карлика королевы, а Ора аккомпанировала ей на лютне. — Уверяю вас, Мадам, здешняя обстановка мне очень по душе. И я с удовольствием приму участие в ваших развлечениях! И, в доказательство своей доброй воли, Анжелика сняла с запястья браслет и кинула его в мешок с фантами. Через некоторое время, когда игра прискучила — апофеозом, несомненно был толстяк Дюплесси, которого окатила водой из окна Анжелика, когда ей выпал фант облить из ведерка первого, кто пройдет под окнами: он разразился проклятиями, а Мадам захлопала в ладоши: — браво, вы доказали этому борову, кто тут истинный дю Плесси! — дамы пересели за ломберный стол. Лакеи один за другим внесли свечи, а так же напитки и закуски, за что Анжелика была им очень благодарна. — Вы уже виделись с Месье? — тихо спросила принцесса, которая пригласила гостью сесть по правую руку от себя. — Да, я засвидетельствовала Его Высочеству свое почтение, — ответила Анжелика, пригубив бокал с расолисом. — Вы здесь по поручению короля? — спросила Мадам. Она говорила спокойно, но во всем ее облике, в нетерпеливых движениях, в неестественно приподнятом настроении, во всем — чувствовалась нервозность. — Да, Мадам, — коротко ответила Анжелика. — Это.. это хорошая новость? — тихо поинтересовалась принцесса, и в ее взгляде Анжелика заметила мольбу. — Очень! Я полагаю, совсем скоро вы сможете покинуть эту угрюмую обитель… — Анжелика думала что новость обрадует Мадам, но та вдруг резко побледнела и выронила карты: — Прошу нас, сударыни! — воскликнула она, — играйте без нас! — она забылась настолько, что схватила Анжелику за руку, заставив ее вздрогнуть: пальцы принцессы оказались ледяными. Анжелика покорно последовала за герцогиней: та остановилась подле окна и резко развернулась. С треском захлопнув веер, Мадам нетерпеливо принялась постукивать им по подоконнику. — Скажите мне прямо: он вернется? Анжелика сразу поняла, что речь идет о шевалье, но едва она открыла рот, принцесса заговорила страстным шепотом. — Нет, только не это! Если он вернется, представьте, каким посмешищем при дворе сделаюсь я?! Я умоляла короля простить шевалье, потому что знала: у него не хватит твердости довести дело до конца. Ах, как я была права! Он возвращается! О, лучше мне умереть, не сходя с этого места! — Нет, мадам! Об этом не может идти речи, — горячо заверила ее Анжелика, удивляясь про себя, насколько сильна может быть ненависть. Никого она не ненавидела так горячо, так страстно, не на жизнь, а на смерть… разве что Беше, безумного монаха-алхимика, но и тут было нечто другое. Обрекая Беше на смерть, она исполняла последнюю волю возлюбленного супруга. Она презирала этого отвратительного скудоумца, врага науки и разума, но ненависть, пылающая в глазах Мадам, была иного толка. Всепоглощающая, как пламя; и Анжелика вдруг поняла, что кому-то из них придется сложить голову в этой борьбе, сгореть заживо в этом огне. Ни один из них не сможет жить спокойно, пока жив другой. — Мадам, шевалье не вернется, — твердо повторила она, — король сам сказал мне это. — В таком случае королю нечего предложить Месье! Никто не ожидал от него подобной твердости, но судите сами! Мы все еще здесь. Вот увидите, мадам, что мой муж обязательно настоит на своем! — Король попросил его рассмотреть вариант, который оказался бы приемлемым для всех. — И какой же? — Шевалье выйдет из заточения, но он отправится в изгнание. На лице Мадам отобразилась горечь: — Изгнание! И это после всего, что мне пришлось вынести! Нет, лучше уж я останусь здесь, а он сгниет в тюрьме! — Подумайте сами, Мадам, как опрометчиво подобное решение! Вы — сестра английского короля, ваш брат, герцог Йоркский в Париже, и вы нужны королю Франции! Именно о вас он беспокоится больше всего. Ваше влияние при дворе возрастет стократно, а о шевалье забудут... Да и потом, люди часто умирают в изгнании, — туманно закончила она, заметив блеск в глазах Мадам. — Может быть, вы правы… нет, я пока не готова ответить! Что, если эта ядовитая змея найдет способ приползти обратно? Я лично умоляла короля, чтобы он отдал шевалье бенефиции от этих аббатств! Вы не представляете, что это за человек! Он мстителен, он никогда, — слышите! — никогда не простит мне этого ареста! Как только он выйдет на свободу, я буду денно и нощно опасаться за свою жизнь! Ах, я не должна говорить таких вещей! Простите меня, мадам, я совсем потеряла голову, мои дамы уже смотрят на нас, — пробормотала она, оглядываясь на игральный стол. — Сударыня, я думала, что мои новости покажутся вам приятными. Но я ни в коем случае не хотела вас расстроить. У меня есть для вас нечто, что сможет вернуть вам надежду на лучшее. Это письмо вашего брата... — Тише! — шепотом воскликнула Мадам, оглядываясь на играющих в карты дам. Анжелика заметила, что при упоминании письма ее лицо просияло от радости. — Среди моего окружения немало соглядатаев Месье! Подождем удобного случая. Я надеюсь, вы пробудете тут пару дней? — Как пожелает Ваше Высочество! — Хорошо, вы должны присутствовать сегодня у меня в спальне, когда я буду ложиться. Вы подадите мне ночную рубашку. — Почту это за честь, Мадам, — ответила Анжелика, делая реверанс. Покои Анжелики оказались совсем небольшими: комнату почти целиком занимала кровать, а в узком закутке челядь маркизы могла поставить в притирку две-три раскладушки. Окна выходили на лес, и Анжелика, открыв створку, заслушалась вечерними звуками: вот лягушки на пруду завели свою песню, засвистела камышовка, в свою очередь черный дрозд присоединился к этому нестройному хору. Еще с детства Анжелика научилась различать птиц и зверей по голосам. На опушке чернеющего впереди леса показалась рыжая пятнистая спинка пугливой лани. Настороженно прислушиваясь, она вдруг прянула в сторону, скрывшись за деревьями от невидимой опасности. Увлеченная музыкой природы, Анжелика не замечала позади снующих по комнате служанок. — Мадам желает переодеться? — раздался тоненький голосок Жавотты. Анжелика обернулась и от всей души улыбнулась девушке: когда-нибудь она обязательно вознаградит ее за безграничную преданность. Когда-то это бедное дитя пожалело нищенку в лохмотьях и судьба щедро вознаградила ее за доброту, в то время как Тереза поделом получила за предательство и сребролюбие. Переодевшись в шелковое платье сливового цвета и набросив на плечи бледно-желтую косынку, маркиза дю Плесси пошла в спальню Мадам. Дамы и фрейлины Мадам собрались за балюстрадой. В согласии с этикетом, Анжелика взяла у Гордон-Хантли нагретую ночную сорочку и передала ее первой камеристке принцессы. — Сударыня, — прошептала Генриетта, — то, о чем мы с вами говорили, очень серьезно. Я наслышана о том, что король очень дорожит вашим мнением. И я хочу чтобы вы убедили его в бесповоротности решения, когда речь идет о шевалье! Пусть он поклянется всеми святыми, что нога этого человека никогда не ступит на землю Франции. — Мадам, при всем уважении к вам, я не могу требовать у короля подобных клятв! — Нет, выслушайте! Когда я говорю, что готова страдать, это не пустые слова, свойственные капризным женщинам. Поколебавшись мгновение-другое, она вдруг зажмурилась и дрожащей рукой одернула вниз ворот сорочки. Анжелике стоило усилий, чтобы не закричать от ужаса. Груди мадам были покрыты ужасными синяками и кровоподтеками, как будто кожу выкручивали клещами. Мадам задыхалась от унижения, показывая свой позор. Ее лицо покрылось густым румянцем. Позади дамы, не видевшие всей этой сцены, тянули шеи словно гуси в загоне. Мадам подняла ворот. Анжелика так же заметила на шее черные синяки, похожие на отпечатки пальцев. — С тех пор как мы здесь, не прошло и дня, чтобы я не была бита палкой. Я... могу рассчитывать, что вы никому не расскажете об этом? Особенно королю? — прошептала мадам. — Конечно, — дрожащим голосом ответила Анжелика. — Хорошо, я только хотела, чтобы вы поняли, насколько все серьезно. — Мадам, король знает, что значит для вас возвращение шевалье, он никогда не причинит вам такой боли, — горячо прошептала Анжелика. — Конечно, — согласилась принцесса, бросив на Анжелику взгляд полный снисходительной иронии. Казалось, он говорил, — «вы еще многого не знаете о своем кумире, милочка! Когда-то я была столь же наивна, что позволяла себе надеяться на защиту короля!» Анжелика отвела глаза в сторону: ей было нечего отвечать. Возвращаясь из покоев Мадам, Анжелика столкнулась с маркизом д,Эффиа. При виде миньона принца ее захлестнуло чувство вины: — «Флоримон!» Всю дорогу она горела, предвкушая встречу с ним, но потом насущные дела вытеснили из головы мысли о нем. Фаворит Месье сладко улыбнулся, отвесив маркизе дю Плесси низкий придворный поклон. По примеру своего господина он не пренебрегал белилами и румянами, серьгами, кольцами, браслетами и прочими безделушками. От него всегда исходил очень резкий аромат духов, отчего сплетники подозревали, что он маскирует запах немытого тела. Маркиза еле сдержалась, чтобы не прикрыть нос платком. Но она все же остановилась и любезно протянула придворному руку. — По правде сказать, я искала вас, сударь… — и Анжелика рассказала маркизу, что Флоримону вернули должность королевского виночерпия, и поэтому она вынуждена забрать его с собой. Д,Эффиа выглядел удрученным. — Ах, сударыня, я успел полюбить мальчика как родного брата! — Анжелика сдержалась, чтобы не отпустить какую-нибудь грубость. Чтобы исполнить приказ короля, ей надо было заручиться поддержкой любимцев принца. — Скажите, маркиз, что решил Монсеньор по поводу королевского предложения? — Анжелика перевела тему на важный ей предмет, стараясь не поддаваться гневу. Одно то, что ее сын жил два месяца в этом логове содомитов, сводило ее с ума. Оставалось надеяться на бдительность аббата де Ледигьера. Д,Эффиа картинно вздохнул, подняв взгляд к потолку. — Судя по обмолвкам Месье, он не согласится. Вы знаете, как он жаждет возвращения нашего мальтийского рыцаря! Месье с шевалье связывает нежная дружба, и сама мысль о том, что столь достойный человек, храбрый и высокородный, будет жить в изгнании, как преступник, глубоко возмущает его. Месье хочет не только вернуть свободу шевалье де Лоррену, но и восстановить его доброе имя! — И король несомненно уступил бы брату, но политика требует иных решений! Если вся эта ситуация спутает ему карты на политическом поприще, тогда в гневе король может решиться на крайние меры. Когда я говорила с ним, Его Величество был настроен очень решительно. Англичане требуют у короля восстановить status quo при дворе Месье! Они требуют так же возвращения Мадам. И что будет, если король вместо того, чтобы распутывать этот Гордиев узел, решит просто разрубить его? — Англичане! Чума на этих англичан! — пробормотал д,Эффиа. — Говорят, шевалье поддерживал вас? — О чем речь, мадам, шевалье был моим добрым другом. Даже несмотря на его прескверный характер мы отлично ладили! Мы заключили своеобразный союз двух умов, зная что нужны друг другу. — В таком случае подумайте, что будет с вами после смерти шевалье? — Боже мой. Не дай Господь! Это убьет Месье! Король не поступит столь жестоко! — Не убьет. Знаете, что лечит душевную боль лучше всего? — И что же? — Знаменитый мэтр, Андре де Шаплен говорил: «новая любовь убивает старую». А месть издавна называют универсальным болеутоляющем. Месье начнет с того, что накажет тех, кто подал ему дурной совет, а наказав виновных, бросится в пучину новой страсти, — заметив сомнения на лице оппонента, Анжелика продолжила давление: — И потом: только смерть необратима, когда ссылка может оказаться временной. Вода, как известно, камень точит. — Ваши доводы звучит весьма правдоподобно,— со вздохом ответил д,Эффиа после секундной паузы, — я изложу эти соображения Месье. Но окончательное решение все равно останется за ним, к тому же нежная дружба с Бевроном может повлиять на его ответ! — Я рада, что мы поняли друг друга! – облегченно воскликнула Анжелика. — И еще маркиз, могу ли я просить вас об одолжении? Д, Эффиа расплылся в услужливой улыбке: как у любого истинного царедворца у него был нюх на людей, поймавших за хвост удачу. — Почту за честь оказать вам хоть десяток услуг, мадам. — В таком случае пришлите ко мне моего сына. Д,Эффиа ушел, стуча каблуками по мозаичному полу. Анжелика для виду зашла за угол. Удивив мальчишку пажа, бегущего по коридору, она поймала его за рукав курточки и сунув в руку золотой луидор, велела передать графу де Беврону, что маркиза дю Плесси желает говорить с ним. — Как только я встречусь с месье де Бевроном, вы получите еще один золотой, мой юный друг. Месье де Беврон был высоким, великолепно сложенным дворянином родом из Нормандии, лет двадцати-двадцати двух. Анжелика слышала о нем только то, что его честолюбие не распространяется дальше накопления богатств. Сам граф так же не был уверен, что сумеет занять прочное место в сердце и постели Месье, а потому пользовался отпущенным ему временем. Он изящно поклонился маркизе, глядя на нее с удивлением своими большими голубыми глазами, в которых до сих пор стояло какое-то кокетливое выражение. Анжелика не стала тратить время даром. Набрав в грудь воздуха, она произнесла на одном дыхании: — Сударь, вы должны помочь убедить Месье, что благоразумнее всего будет принять условия короля. — Но позвольте, мадам? — граф даже растерялся от подобной прямоты, Анжелика на это и рассчитывала: застигнутый врасплох поневоле будет говорить правдиво. — Возвращение шевалье никак не выгодно мне! — Как и никому другому, — подхватила Анжелика, — король, да будет вам известно, хочет сослать шевалье в Рим, чтобы он окончил там свои дни. — Рим не так далеко от Парижа, как нам кажется. А тюремные стены куда более надежная преграда, — с деликатной улыбкой заметил Беврон. — Пожалуй, вы еще слишком молоды, чтобы понимать все тонкости чувства, имя которому любовь! — картинно вздохнула Анжелика, — тюремное заключение окружит шевалье ореолом святого, принявшего мученичество за любовь к своему принцу. Такие впечатления бывают столь сильны, что остаются с нами до самой смерти, не давая отдаться с головой новому чувству. — Но из изгнания возвращаются! — Да! Через десяток лет, когда уходит молодость и красота! Пустая грешная жизнь изгнанника морщинами отразится на лице де Лоррена, полном скорби и уныния. Если шевалье и вернется это будет уже не тот мальтийский рыцарь, какого Месье любил прежде. Заметив искорку сомнения в глазах графа, Анжелика продолжала гнуть свое: — К тому же мужчинам не мешало бы поучиться у женщин снисходительности к поверженным соперникам. Покажите Месье этим прекрасным жестом, что его счастье вам дороже личного спокойствия. — Ну хорошо! Хорошо! — сдался Беврон. — Кажется, вы правы, даже если он однажды вернется, в этом уже не будет смысла... — Месье успеет охладеть к нему, вот увидите, — поддержала Анжелика, мысленно прибавив: — "а ты успеешь хорошенько поживиться из казны принца" Когда Анжелика вернулась к себе, Флоримон уже ждал ее. Мать бросилась к нему, не чувствуя под собой ног и сжала мальчика в объятиях, целуя в лоб и нежно гладя смоляные кудри. Им было о чем рассказать друг другу. Анжелика сразу же сообщила, что король вернул ему все привилегии, и мальчик тут же надулся от гордости. Расстались они, когда значительно перевалило за полночь. Анжелика впервые за долгое время уснула с легким сердцем. На следующее утро Анжелика была приглашена к завтраку в покои Мадам. Дамы только что вернулись из часовни, и Анжелика извинилась перед Ее Высочеством, что проспала мессу. — Ничего, мы не при дворе, сударыня, — успокоила ее Мадам, положив свою маленькую узкую ладошку на плечо маркизы. Анжелике показалось, что рука принцессы при малейшем неловком движении переломится в запястье, как сухой камыш. Тяжёлые фамильные перстни казались на этих тоненьких пальчиках чересчур гротескными. Мадам была одета в простое шелковое платье цвета неспелого яблока, отчего ее узкому личику передавался какой-то нездоровый зеленоватый оттенок. — Мадам снова в тяжести, — прошептала на ухо Анжелике графиня де Лафайет. Вспомнив страшные кровоподтеки на груди принцессы, Анжелика прикусила губу, чтобы не сказать лишнего. Как это, должно быть, унизительно — ждать ребенка от своего мучителя. Дамы проследовали за Мадам в столовую и расселись согласно своему рангу. В Виллер-Котре у Мадам и Месье не было общих трапез. Еще в первый день принц заявил, что болезненный вид жены портит ему аппетит. Впрочем, принцессу это только обрадовало. После завтрака дамы отправились на прогулку в парк. Мадам бросила на маркизу дю Плесси значительный взгляд и та, поняв, в чем дело, незаметно кивнула. Мадам не пожелала переодеваться на прогулку по парку, хотя в другое время с удовольствием наряжалась. — К чему наряжаться каждые полчаса, если ничей глаз не обрадуется моей красоте. Словно не замечая графа де Беврона, склонившегося перед ней в почтительном поклоне, Мадам ехидно отрезала: — Все равно здесь нет мужчин. На улице было солнечно, но дул прохладный ветерок. Шотландка Гордон-Хантли накинула теплую шаль на плечи госпожи. Было решено играть в кегли на лужайке, но в последний момент Мадам отказалась, решив вместо этого покататься на качелях под сенью могучих платанов. — А вы голубушки, играйте! — воскликнула Мадам. Улучив момент, она отправила графиню де Верю, оставшуюся при ней, за шляпкой и любимым веером. Как только та отошла, Мадам будто бы случайно уронила на землю шаль. Анжелика ловко подсунула заранее приготовлено письмо герцога Йоркского в складки шали, затем передала ее принцессе. Когда графиня де Верю показалась из-за кустов, Мадам уже успела спрятать письмо в лиф платья. Когда дамы возвращались в замок после прогулки, к Анжелике подошел один из пажей герцога Орлеанского и передал приглашение от Его Высочества. — Проводите меня к нему. — ответила Анжелика. — Монсеньор находится в полулье отсюда. Он облюбовал живописное место среди виноградников, — юноша указал рукой на холм, где виднелись стройные ряды деревянных сеток, оплетенных виноградными лозами. Нечего и говорить, что Анжелике пришлось тащиться туда пешком! И это под палящим полуденным солнцем, от которого никак не спасала шляпка с узкими полями. В неудобные шелковые туфли, никак не предназначенные для длительных пеших прогулок, тут же набился песок, а подол платья покрылся слоем пыли. Она предстала перед изысканным, восседавшим в беседке из виноградных лоз, Месье, взмыленная и растрепанная. Принц сидел в кресле с резной высокой спинкой. На руке, затянутой в красную перчатку с широким раструбом, сидел великолепный охотничий кречет. На столике перед принцем стояло блюдо со свежим мясом, порубленным на маленькие куски. — Великолепен, не правда ли? — произнес Месье, любуясь птицей. — Я не люблю охоту, а вот шевалье был тонкий знаток соколиной охоты. Эту птицу преподнес мне Ян Каземир, а я подарил ее шевалье. Месье с удовольствие посмотрел на молодого красавца графа де Беврона, который даже побледнел от ревности. Д,Эффиа наклонился к Месье и что-то прошептал ему на ухо. — Да, да, я помню! — воскликнул принц. Он передал кречета сокольничему, который тут же надел ему на голову кожаный клобучок с пышным султаном из перьев. Анжелика сделала почтительный реверанс, ожидая, когда принц заговорит с ней. — Я принял решение, мадам, — торжественным тоном произнес наконец Месье. — Я написал письмо моему брату и уже отправил его с нарочным. — И что же вы решили, Монсеньор? — спросила Анжелика, стараясь сохранять терпеливое спокойствие. — О, я думаю, что королю лучше узнать об этом первым, — ответил Месье, насмешливо улыбнувшись. — Конечно, Месье. А теперь, если это все, вы позволите мне вернуться в замок? — Это все, мадам. Конечно, идите, — обронил принц безразличным тоном и тут же повернулся к своему новому любимцу де Беврону. Когда Анжелика спускалась с холма, ее нагнал слегка запыхавшийся д,Эффиа. — Позвольте проводить вас, сударыня, — предложил он, подавая ей руку. Анжелика вложила ладонь в сгиб его локтя и они вместе пошли по дорожке, ведущей в парк. — Его высочество принял королевские условия. — Это превосходно, сударь. — В самом деле! Принц уже распорядился начать приготовления к отъезду. Полагаю, он не сказал вам об этом, потому что желает сделать Мадам сюрприз. — Как и положено любящему и заботливому супругу! — не сдержав иронии, воскликнула Анжелика. Маркиз ничего не ответил, только деликатно улыбнулся. Как только маркиза ступила на порог замка, Мадам снова потребовала ее к себе. Чувствуя себя зажатой между Сциллой и Харибдой, Анжелика ответила пажу принцессы, что скоро будет. Служанки чуть ли не на ходу приводили в порядок ее внешний вид: Жавотта, стоя на коленях, чистила юбку, а Катрин ловкими пальчиками закалывала растрепавшиеся локоны. Как только маркиза вошла в покои Мадам, та бросилась к ней, хватая ее за руки своими ледяными ладонями. Глаза принцессы горели лихорадочным огнем. — Помогите мне, мадам! — шепотом попросила она. — Я хочу написать письмо брату. Задержитесь еще на один день. — Но вы сами скоро увидите герцога. Месье уже дал распоряжение об отъезде. Маркиз д,Эффиа сказал мне об этом. — Мой брат пишет, что ему нужно срочно отбыть в Лондон. Кроме того, Месье боится встречаться с ним. Я полагаю, он тронется в путь, только когда ему доложат об отъезде моего брата. Я умоляю вас! Сегодня вечером я найду способ передать вам письмо. Вы же, не мешкая не минуты, возьмите самого верного человека среди ваших слуг и прикажите во весь опор скакать в Париж. Герцог остановился в Тюильри, поэтому отыскать его не составит труда. Я... я что-нибудь придумаю, чтобы вашего человека немедленно пропустили к герцогу. — Не надо, Мадам, я сама все устрою, — твердо ответила Анжелика, вспомнив про кольцо, которое дал ей герцог Йоркский. — А теперь вам, пожалуй, лучше присоединиться к вашим дамам. На нас уже смотрят с любопытством. Мадам бросила злобный взгляд на графиню де Верю и, улыбнувшись, предложила дамам сыграть в жмурки. В часы дневного отдыха, когда замок Виллер-Котре погрузился в сонное оцепенение, Анжелика попросила Флоримона привести к ней аббата де Ледигьера и оставить их на пару минут вдвоем. — Я надеюсь вы следили за моим сыном в оба глаза? — Мадам, я люблю Флоримона, как своего младшего брата. Даже ценой собственной жизни я бы не позволил причинить ему вреда. — Я верю вам. Потому что считаю вас порядочным человеком, несмотря на то, что мадам де Шуази велела вам шпионить за мной. Аббат широко раскрыл глаза и побелел, как полотно. Он задрожал и упал на колени. — Простите меня, сударыня. Это правда. Мадам де Шуази направила меня в ваш дом, чтобы я шпионил за вами. Но я не предавал вас, клянусь! Я не причинил вам ни малейшего вреда, сударыня. О, поверьте мне! — Верю, потому что знаю, что это не вы предали меня Братству Святого Причастия. Вы хорошо исполняете свой долг. Я не сомневаюсь в том, что вы скоро станете епископом. — До этого не так-то просто дожить, сударыня, — пробормотал аббат. — И тут мне понадобится помощь мадам де Шуази. Я был одиннадцатым из двенадцати детей в семье и четвертым мальчиком. У нас не всегда хватало еды. Я хорошо вел себя, любил учиться, и меня решили посвятить церкви. Когда я вышел в свет, мадам де Шуази сказала, что я должен докладывать ей обо всех аморальных поступках, которые только увижу, и это будет моя борьба с силами зла. И я действительно предполагал, что это справедливое и благородное дело. Но когда я попал к вам... Стоя на коленях, он посмотрел на нее таким преданным взглядом, что ей стало жаль его романтической, пылкой страсти, которую она разбудила в его искреннем и чистом сердце. — Встаньте! — приказала Анжелика. — Вы не станете разлучать меня с Флоримоном? — Нет. Я чувствую себя спокойнее, когда знаю, что вы находитесь рядом с ним. Но окружение Монсеньора — это самое последнее место, которое я когда-либо желала для него. Я знаю, как испорчены вкусы принца и всех, кто его окружает. И милый, живой мальчик, вроде Флоримона, не будет здесь в безопасности. — Это верно, сударыня, - сказал аббат, поднимаясь на ноги и стряхивая пыль с колен.— Я уже дрался на дуэли с Антуаном де Морелем, бароном дю Велон, который, быть может, самый большой негодяй из всех. Вор и богохульник. Он обучает, а потом торгует мальчишками, как лошадьми. Он пытался соблазнить и Флоримона, и за это я вызвал его на дуэль. Я ранил его в руку. Маркизу д,Эффиа я дал понять, что мальчик — протеже короля. — Я вижу, что вы и в самом деле добрый ангел-хранитель Флоримона, — медленно произнесла Анжелика, — что же, тогда вас обрадует, что скоро вы покинете этот Содом и вернётесь ко двору вместе со своим подопечным. Король вернул мне свое расположение, и мальчик снова приступит к своим обязанностям. Стук в дверь прервал их разговор. Жавотта побежала открывать. Увидев на пороге графиню де Лафайет, Анжелика отпустила аббата. Когда они остались наедине, Анжелика от всей души обняла и расцеловала подругу. Усадив графиню на стул, Анжелика предложила ей сельтерской воды. — Благодарю вас, дорогая, — ответила мадам де Лафайет, томно обмахиваясь веером. — Боже, мне кажется мы не беседовали целую вечность! Сюда доходили слухи о каком-то скандале, связанном с вами, и будто бы вы даже попали в опалу. Но теперь я вижу — это все были досужие сплетни. — Однажды я расскажу вам все, но сейчас для этого не время. — Воистину так! — воскликнула графиня и наклонившись к Анжелике прошептала: — Я здесь по приказу Мадам. — Вы принесли письмо? — Упаси Бог! Принц постоянно подозревает Мадам в том, что она за его спиной ведет переписку с английским королем. Мадам в некотором смысле повторяет участь своей свекрови, которую Ришелье подозревал в связях с испанским престолом. Притом принц не брезгует теми же способами: дошло до того, что шевалье собственноручно обыскивал принцессу крови с молчаливого согласия мужа! Однажды принц приказал стражникам обыскать мадемуазель де Монтале, в другой раз — госпожу де Шомон. Заметив, как разволновалась подруга, Анжелика участливо пожала ее руку. — Это скоро закончится, вот увидите! Положение мадам упрочится, а шевалье сгниет в изгнании. — Дай то Бог, чтобы так и было! — Слушайте меня внимательно, — зашептала мадам де Лафайет, — в прихожей на половине Мадам стоит канапе. В углу справа у него порвана ткань сидения. Там вы найдете письмо. Умоляю вас, будьте осторожны! При дворе Месье даже самые порядочные люди находятся под подозрением. Мы все окружены шпионами. Анжелика с мадам де Лафайет вошли на половину Мадам рука о руку. Будто не обращая внимания на стражников у дверей, дремавших, опершись на свои тяжелые алебарды, они уселись на диван, смеясь и секретничая. Пошарив рукой, Анжелика аккуратно нащупала дырку в обшивке, в которой захрустел бумажный конверт. Незаметно, в два этапа, достав и спрятав его в лиф, она подхватила подругу под руку, и они направились в гостиную, где дамы во главе с Мадам уже играли в фараон. Сыграв партию для отвода глаз, не перемолвившись с Мадам ни единым словом за все время, Анжелика удалилась, сославшись на головную боль. — Выздоравливайте, мадам, — равнодушно обронила Мадам, даже не взглянув в ее сторону. Вернувшись к себе, Анжелика велела позвать к ней сына. Мальчик, живший вместе с другими пажами, появился не сразу. Когда он вошел, Анжелика резко отчитала его за задержку. — …Вы уже не ребенок, Флоримон, к тому же у меня есть для вас чрезвычайно важное дело. Могу я положиться на своего сына, как на себя саму? — Конечно, мадам! Я к вашим услугам! — отчеканил мальчик, торжественно глядя на мать. — И вы не станете болтать на право и налево о своем поручении? — Нет! Разумеется, нет! — Тогда слушайте… И Анжелика поручила сыну доставить письмо Мадам герцогу Йоркскому. — Вас будет сопровождать аббат де Ледигьер. Он верный человек. Анжелика расстегнула кошелек висевший у нее на поясе и достала оттуда кольцо английского герцога. — Подателю сего перстня герцог обещал протекцию и поддержку английского королевства. Я хочу чтобы это кольцо было у вас. Покажите его герцогу, и пусть он запомнит вас и ваше имя. — Вы думаете, мне может понадобиться однажды покровительство Англии? – спросил Флоримон, настороженно глядя на мать. — Кто знает! Жизнь порой очень непредсказуема. Сегодня ты можешь иметь все, а завтра — ничего. Тарпейская скала недалеко от Капитолия — запомните эту древнюю мудрость. Поверь мне сын мой, я знаю, о чем говорю. — Я знаю, матушка, — сказал Флоримон, опуская взгляд. И Анжелика поняла: он помнит. Помнит старый двор Храброго петуха, пропахший отбросами и требухой, и полчища жирных ленивых крыс, объедавших тушки протухших поросят, гусей и каплунов, выставленных на пыльной закопченной витрине. Он помнит, как мать рыдала на пепелище Красной маски. Может быть, он даже помнит, как она босиком шла по парижским улицам, держа его на руках, в аббатство Сен-Мартен за тарелкой бесплатного бульона для нищих. «Мы много выдержали, сынок, но мы сумели выжить» — думала она, погладив склоненную, чернокудрую голову мальчика. — Вы покажете герцогу перстень и назоветесь ему. Я хочу, чтобы он запомнил ваше имя. — продолжила Анжелика наставлять сына. Флоримон вдруг вспыхнул до ушей. Он поднял голову и пристально посмотрел на мать, при этом его глаза сияли каким-то возбужденным блеском. Какая-то внезапная мысль вертелась у него на языке, которую он не решался высказать вслух. — Матушка, — выпалил он на одном дыхании, — можно, я назовусь своим настоящим именем: Флоримон де Пейрак. Я хотел бы, чтобы герцог запомнил это имя! Слова мальчика оказались для Анжелики столь неожиданными, что она на минуту потеряла дар речи: — Откуда… Откуда… Кто вам сказал? — наконец выдавила она, чувствуя, как в свою очередь заливается краской. — Старик Паскалю. И Барба, — быстро ответил Флоримон, потупив взор. Так как Анжелика молчала, мальчик снова осмелился взглянуть на нее. — Простите, матушка. Я не хотел расстраивать вас! Только один вопрос, можно? — Задавайте, — упавшим голосом ответила Анжелика, тяжело опускаясь на стул. Она ощутила, как в висках начинает пульсировать боль: Флоримон все знает! Невероятно! Как же она не уследила, не уберегла его от проклятия, нависшего над именем — Пейрак. — Скажите, это король виноват в смерти моего отца? Мне очень важно это знать. Я люблю короля, но если он причастен к этому лживому обвинению…то я…я…не хочу служить ему! — последние слова поглотились коротким сухим всхлипом. Анжелика с жалостью посмотрела на мальчика, задыхавшегося от лихорадочного волнения: его кадык, на тонкой перетянутой жилами шее, мелко дергался, а в лице и во взгляде наоборот была замерло ожидание: с таким взглядом осужденный ждет приговора судьи. И она поняла, что не сможет низвергнуть кумира, сказав сыну правду. Она вспомнила Филиппа, и ее пронзило острое сочувствие к нему: какое-то благородное, трепетное чувство прошло через нее, едва она представила себе его лицо. — Нет, сын мой, нет! Ваш отец пал жертвой интриг влиятельных людей. — Более влиятельных, чем король Франции? — В какой-то степени — да. Король тогда был молод и окружен плохими советчиками с которыми невозможно было не считаться. Однажды я расскажу вам эту историю, но не сегодня, сын мой. Не сегодня! Сегодня вам надо спешить! Назовитесь герцогу тем именем, что носите сейчас. И если судьба распорядится так, что вам придется прибегнуть однажды к протекции английского престола… Что же, тогда вы сможете назваться своим настоящим именем. — Я понял вас, матушка, — сказал Флоримон. Удостоенный особого доверия исполнить важное и сложное поручение, он выглядел невероятно гордым собой. — Отлично! Но помните: выехать нужно как можно незаметнее! Позовите вашего наставника, аббата де Ледигьера, я дам ему указания… Флоримон и аббат уехали в ночь. И Анжелика не могла найти себе места от беспокойства: она то ходила кругами по комнате, то стояла у распахнутого окна, слушая таинственные звуки леса. Всем сердцем и мыслями она была с сыном. Невероятно, как быстро растут дети. У них появляются свои собственные тайны, иногда они гораздо проницательнее взрослых с их иллюзорным всезнанием и ощущением всеконтроля. И вдруг Анжелика поняла, что неосознанно вызывало в ней удивление: дети никогда не спрашивали ее о своем происхождении. И она никогда всерьез не задумывалась — почему. Но теперь она получила простой ответ: они знали. «Порой мы пытаемся уберечь своих близких, считая что скрыв от них правду мы облегчаем им жизнь. Но это только усугубляет пропасть между нами, умножая проблемы, но не решая их.» — сказала себе Анжелика. Над черными купами деревьев показался силуэт взлетающей птицы: это филин, ночной охотник, выглядывает добычу. Анжелика вдруг вспомнила, что ей совсем скоро надлежит вернуться ко двору, чтобы еще трепещущей, но уже покорной, взойти на ложе короля. По утру Анжелика поспешила проститься с Месье. Принцесса Генриетта пожелала ей благополучно добраться. Поймав ее взволнованный вопрошающий взгляд, Анжелика едва заметно кивнула. Мадам быстрым горячечным жестом пожала ей руку. Отъехав на несколько лье от Виллер-Котре, Анжелика встретила экипаж графини де Куайоль, чей муж сейчас находился при дворе. Графиня, молодая жизнерадостная девушка, предпочитала большую часть времени проводить в родовом имении. Не будучи ни кокеткой, ни честолюбицей, она ни притязала на великолепие придворных удовольствий. Граф, живший в Париже с любовницей ничего не имел против. Имение Куайолей было со всех сторон окружено лесом, и Анжелика с радостью приняла приглашение графини погостить у нее несколько дней. Маркиза и сама толком не понимала, отчего так оттягивает свое возвращение в Париж, но внезапная возможность отвлечься и побыть наедине со своими мыслями вызвала в ней радость. Вечера стали длинными и теплыми. Пока они с графиней любовались закатом, сидя в круглой мраморной беседке, неподалеку на открытой жаровне жарилась дичь, и запах яблоневых и вишневых дров смешивался с ароматом скворчавшего на огне мяса. От леса веяло прохладой, где-то скрытый за деревьями, звенел ручей. Зачокал соловей, застрекотала камышовка — лесные звуки не замолкали отдаваясь в сердце сладостным замиранием. Графиня была приятным собеседником: не жеманной кривлякой, не болтушкой и не сплетницей. Наоборот, она отличалась удивительно спокойным, кротким нравом, но без ханжества и чрезмерной набожности. Это была не по годам мудрая женщина, и Анжелика почувствовала, что может обрести в ней искреннего друга. Расцеловавшись напоследок у подножки кареты, они пообещали писать друг другу. — Как только будете в Париже, я приглашаю вас к себе. Я принимаю все вечера, кроме тех, что я нахожусь при дворе. Ехали не спеша. После полудня, находясь под Парижем, карета мадам остановилась на постоялом дворе, чтобы попоить лошадей. Уставшая от долгого сидения, Анжелика захотела выйти, чтобы немного размяться. Осторожно придерживая юбку дорожной амазонки, Анжелика ступила на подножку и в ту же минуту почти нос к носу столкнулась со своим дворецким Роджерсоном. — Прошу вас простить мне мою неловкость, мадам. — забормотал дворецкий, согнувшись в поклоне. — Мне кажется вы переусердствовали, Роджерсон, — с коротким смешком заметила Анжелика. — Право же, вам достаточно было встретить меня на пороге. — В том-то и дело, мадам! Мы послали гонца в Виллер-Котре, но этот растяпа, похоже, разминулся с вами! — Что-то случилось дома? — насторожилась Анжелика. — Это Флоримон? Мой сын уже вернулся? — Да, он вернулся с месье аббатом. — Тогда что же? — начала терять терпение Анжелика, — да говорите уже! — Дело в том, — начал Роджерсон неуверенно переминаясь с ноги на ногу, затем набрав в грудь побольше воздуха одним махом выпалил, — дело в том, что нас выгнали из отеля дю Ботрейи! — Кто, во имя Страшного суда, посмел выгнать моих слуг из моего дома?! — угрожающим тоном спросила Анжелика. Ее брови сошлись к переносице, вытянувшись к вискам в прямую линию, а взгляд гневно сверкнул исподлобья. Она надвинулась на дворецкого, и тот испуганно отпрянул. — Это сделал месье маркиз! Ваш муж, мадам.