Мертвые живы страстями

Закатив глаза, Асока отставила от себя в сторону остывший бокал кафа, растянулась на коврике и лениво настроилась в силе на далекие и недосягаемые луны Явина. Связываться с базой в голос не хотелось, а дек больше не было, так что приходилось выкручиваться по старинке: вполглаза глядеть на оплетающие луну нити силы и слепо щурить второй, зевая от недосыпа. Впрочем, и сам Явин заснуть бы ей не дал, учитывая взбесившуюся вокруг него Силу, — не зря она тогда уломала Асажж строить на нем базу. Однако все пока шло по плану: Фениксы таскали туда-сюда ящики, ступить не смели на порог храмов и держали обещанное ей перед вылетом радиомолчание. Зевнув еще раз, Асока свернулась клубочком на полу, подложила руку под голову и взглянула на ребристую поверхность меча во второй: все такого же чистого и ровного, как и пятнадцать лет назад. Будто и не было заключено в нем рваного ледяного пламени, до времени таящего за собой укрощенный дух Энакина, будто и не им были перебиты десятки одаренных детей, будто и не оружием был этот меч, а так — баловством. Металл холодил руку, но будь она проклята, если сейчас в этой вселенной для нее существовала еще хоть одна вещь, которая так рьяно жгла сердце. Задумчиво сведя брови, Асока вновь активировала его и прижала к груди, до слепых пятен вглядываясь в дрожащий свет клинка. «Простит», — думалось ей, когда мерцающий луч стремительно пронзал воздух. Сила отрешенно заволновалась вокруг нее, пронзая непроглядную пучину грядущего, но ответа на ее мысли не было. Сейчас она видела все оставленные Энакином недочеты: неровную резьбу у основания меча, покосившуюся ячейку для кристалла, заедающую через раз кнопку, жать на которую приходилось с усилием, чтобы не лишиться головы. Она усмехнулась, вспоминая: когда-то давно немногословный Энакин собрал ей из мусора второй меч, пока они ждали эвакуацию с забытой всеми планеты. Она еще где-то кристалл раздобыла и показала ему, а Энакин забраковал. Снял тогда с шеи свой — Асока и не знала даже, что у него есть второй — и протянул ей. То был кристалл Квай-Гона, а потом Скайуокер за пару минут скрутил с ним новый меч. Раньше Асока пыталась сама, и ни криффа у нее не выходило. А он справился за пару минут без инструментов, а потом смотрел молча, как Асока его активирует. Она была в восторге. То был первый год войны, и не было в Энакине еще того ожесточения, что она так хорошо помнила за ним во все последующие. Закусив губу, Асока деактивировала клинок и спрятала голову под рукой, проваливаясь в густую темноту. Она давала иллюзорное ощущение безопасности и пустоты, в которой терялось все, что так легко могло разбить ее, поставить на колени и сломать, не давая и шанса на искупление и покаяние. «Не простит», — испуганно думалось ей, как только вибрирующий луч рассеялся. Глупо было надеяться на то, что ей покорится сама реальность, столь истово таящая в себе все секреты грядущего. Асока сжала кулаки, крепче прижав меч к груди, и рвано вдохнула затхлый корабельный воздух. Все, чем она окружила себя, было давно срепетированной ложью. Подступивший к горлу комок не давал дышать, распирая изнутри горечью, сожалением и покаянием. Учителя бы ей гордились — она прятала все это так глубоко, что легко бы могла и дальше продолжать обманывать себя. Теплый клинок в ее руках успокаивал, и перед воспаленными глазами волной пошла пелена, едва мерное жужжание корабельных систем притупилось в накрывшем ее беспокойном сне. А уже через мгновение ее заботливо обхватили сильные, горячие руки. — Спишь? — хрипло выдохнул Энакин ей в лопатку, коснувшись носом основания шеи и крепко прижав к своей груди. Так, будто они вновь прошли через огонь и воду и вновь щемились в узкой каюте, где она продавала душу за боль и страсти войны. Асока недоуменно покачала головой: спала она или нет, ему было знать лучше. В этот раз она к нему не взывала. — С каждым днем мне без тебя все хуже. Вейдер на это только хмыкнул и уткнул подбородок ей в монтралы, мягко придавив лекко. Во сне они не болели. — Прошлой ночью я видела твою смерть, опять, — она невесомо повела плечом, раскрыв глаза и скосив взгляд за спину. — Прошло пятнадцать лет с тех пор, как я бросила тебя в том огне. Его руки дрогнули на талии, и Асока ощутила, как по ней бегут едва уловимые разряды, заставляя покрыться гусиной кожей живот. Она знала его, и он не мог не вспоминать все сам. Еще через мгновение Вейдер рывком перевернул ее к себе за плечи и обхватил одной ладонью голову, в секунду развевая весь напускной сон и лживое спокойствие, навеянное его теплом. — Брось и забудь, — яростно прошипел он, и Асока сжалась, глядя на пляшущий в его зрачках огонь Мустафара. — Все твои видения — ложь. Свободная воля — вымысел старых сказочников. Если бы ты тогда пришла, я бы просто разрубил тебя на части. Асока упрямо сощурилась, протестующее сжала губы и вцепилась в отглаженный воротник его форменного кителя. — Оби-Ван выжил, — хрипло напомнила она. — Выжила бы и я. — Оби-Ван был магистром! — проревел Вейдер. — И ему хватило воли выбрать путь. Ты же застыла бы на перепутье! — Я бы выбрала тебя! — прошипела Асока, возмущенно ударив кулаком ему в грудь. — Ты бы за мной не пошла, — яростно отрезал Вейдер. Асока раскрыла рот, но тут же захлопнула, клацнув зубами. Будь трижды проклят тот Орден, что изгнал ее, но крови между ними не было. А в то время она верила во слишком многое, чтобы первой ее пролить. — Видения лишь сбивают с пути, — Вейдер резко качнул головой, не отрывая взгляда от ее глаз. — Никогда больше не верь им. Асока испуганно кивнула и тут же поняла, что все это для него слишком личное и настолько потаенное, что едва ли когда-нибудь он перед ней раскроется. И она ему верила, но и не верить Силе не могла. Было уже не важно, что травило ее душу пятнадцать лет подряд — то, что пришло к ней во сне неделю назад, нельзя было отрицать. И поэтому проклятый ребенок должен был быть убит своим отцом в лучших традициях безумия Кеноби. Асока тяжело вздохнула и оторвала взгляд, тут же стремительно обняв Энакина и уткнувшись носом в его яремную впадину. Из головы не уходила мысль, что, возможно, это было в последний раз. Вейдер крепко обхватил ее, железной хваткой прижимая к себе и не желая отводить пристальный взгляд от ее подрагивающих плеч. Это было правильно — он ей не верил. А перед ее глазами так и застыл старый отшельник из Мос-Айсли, и больше всего на свете Асока боялась встать с ним вровень. Было ли все это нужно на самом деле? Вот он, ее учитель, хрипло дышит ей в лекко, прижимает к себе, как последнюю реликвию его проклятой жизни, и до смерти боится, что она оступится, как он когда-то оступился. Асока на мгновение оторвалась от его груди и, упершись подбородком в шею, подняла к нему недоверчивый сощуренный взгляд. Насколько живым он сейчас был? Он встретился с ней глазами. В них уже улеглась огненная буря, вновь уступив место прежней тусклой и холодной серости, за которой таились собственные сомнения и расчеты. В нем горела прежняя решимость Энакина, приправленная его живым безрассудством, заставлявшим ломаться весь мир там, где он не желал прогибаться. Но и Вейдер из видения тоже не казался ей мертвецом — однако живые не стали бы так хладнокровно жертвовать сыновьями. Асока порывисто качнула головой и вновь прильнула щекой к его груди, решительно качнув головой. Нет, он определенно стоил того, что она ему уготовила, но день тот еще не настал. Она зажмурилась пуще прежнего, напряглась в струну и, смаргивая непрошеные слезы, потянулась к нему, раскрываясь так, как только могла раскрыться. Он встретил ее поцелуй тепло, отбросив всю борьбу и страхи, заполнявшие их сомнениями до края. Выпустив из мертвой хватки его китель, Асока непослушной рукой забралась в его волосы, разгребая их пальцами и дивясь такой живой мягкости, будто и не было долгих пятнадцати лет восстановления по крупицам того, что было утрачено в лаве. Она знала, что каждая частица кожи под ее губами искусственная, но сердце в это не верило: все в этом человеке было настоящим. — Помнишь, ты говорила, что нужно только попросить? — шепнул Энакин ей в монтралы, когда она, лежа на нем, завороженно выводила пальцами узоры по тонкой коже груди. — Возвращайся.