Мертвые живы страстями

Асока раскрыла глаза на полу и увидела перед собой белые сенатские юбки. Она точно знала, что сенатские: такие всегда таскала Мон, когда надо было очаровать вояк. Стояло даже у тех, у кого стоять было нечему, но Мон была Мон. Оставаться политической шлюхой двадцать лет и не откинуться между делом должно было быть талантом. — Асока, — обратилась Амидала к ней. Тано задрала голову. Нет, юбки были, но не сенатские. Похоже вообще было на ноги. Крифф. — Шив, — Амидала кивнула Палпатину. Он вернул ей кивок и лыбился, будто она согласилась одарить его внучатами. — Леди, — ее голос был тверд, словно она толкала речь на камеру, а не только что со смерти продрала глаза. Вентресс улыбнулась и стерла со лба пот. Асажж стояла, едва держась за гроб, и смотрелась бледнее призрака Амидалы. А в гробу лежало тело. У Асоки мурашки пошли по коже. Все должно было быть не так. Она попыталась вспомнить. Когда перед ней с Падме уже забрезжила реальность, что-то произошло. Слепая, сплетенная из Силы королева обрастала своей памятью, как старый сенат обязательствами, и с каждым мгновением ее взгляд все яснел и хмурился. Потом она принялась трепаться, но Асока не слушала: у нее и без королевских истерик кончалось время. А потом, уже под конец, замолкла, словно словив в Великой просветление. Асока тогда еще подумала, что неспроста, но не придала значения: все-таки когда-то королева была мудрой женщиной. Сейчас эта мудрая женщина парила над полом и старательно облетала труп стороной. По всему выходило, что смогла пришибить ее прямо на подлете. Своевольная сука. Асока закусила губу и постаралась найти силы подняться. Живот скручивало спазмом и мутило. Она потянулась к нему и все еще различила в нем жизнь. Она сглотнула, сердце бухнуло вниз. Это должно было быть последним резервом. Она в панике попыталась найти глазами Вейдера. — Падме. Асока вздохнула с облегчением. Он был на полу и прижимал ее к себе за талию. Его грудь была ледяной. Как только она сразу его не ощутила? Асока повернула голову. Глаза двумя провалами горели на лице, веки дрожали. Она накрыла его ладонь своею. Но Амидала молчала. Энакин сорвался с пола. Асока едва сохранила равновесие, но так и не поняла, где он нашел силы. Он шатался, в Силе звучал, как контуженный, но упорно шел вперед. В последний момент едва удержался, чтобы не свалиться прямо сквозь тень Амидалы в ее иллюзорные ноги. — Энакин, — пожурил его Палпатин. Асока увидела, как лицо Падме просветлело. — Эни! Ей захотелось ударить себя ладонью по лбу. Вейдер, блаженный, не врубился. Он глядел на жену, как на сошедшего с небес ангела, и уже дорисовал ей святость. Падме рассматривала его, как голофото бабушкиной кошки. — Мы все преодолели, — произнес он твердым голосом. Стоял теперь, как и Вентресс, вцепившись пальцами в гроб. Было видно, как его трясет так, что из протезов едва не сыплются гайки. Голова Асоки гудела. Она настроилась на него, пытаясь понять, насколько все плохо. Под сердцем за восхищением, обожанием и надеждой мелькали его тревога и его истощение. Асока закрыла глаза и прислушалась: хотела отыскать там любовь. Не отыскала. Падме подняла руку и коснулась щеки Энакина ладонью. Тот затрясся от восторгов, а Асоку прошибло импульсом и захотелось блевать. Эта призрачная сука даже не лицемерила, если принять на веру то, как колебалась над Полис-Масса, дав сохранить от вырождения свой дохлый зад. Асока скрипнула зубами, загнала свое эго поглубже и вдохнула через связь в Вейдера хоть немного сил. Протезы трясти перестало, Вейдер пришел в себя чуть сильней, а Падме огладила его ладонью по щеке и отвернулась. — Все это грандиозно, но вы меня переоцениваете, — в деловом тоне отметила она. Вейдер затупил, пропустил все мимо ушей и прилип к ней взглядом. А королева упорхнула от него в сторону, прямо под ноги к Императору. — Порядок в галактике слишком хрупок, чтобы я могла взять на себя столь туманные риски. Сначала Асока не совсем поняла со своей больной головы. Вейдер так и вообще не понял. Одна Асажж на бедных, расшатанных нервах, фыркнула, да Император прочистил горло. — Боюсь ты не понимаешь, милая… — начал было он, но Амидале, похоже, смерть отшибла приличия. — Разве? — она резко взметнула бровь. Палпатин недовольно скривился. — По-моему, это мой памятник украшает центральную площадь Тида? — Памятник? — повторил Энакин, постепенно возвращаясь в реальность. — Памятник! — всплеснула рукой Амидала. — Пусть он заслужен мной по праву, но что будет, когда я оживу? Это сейчас я все вижу четко, но с первым же вдохом все вернется: гормоны, рефлексы, привычки, в конце концов. Мои статус и влияние лишь окрепли за эти годы, а Мон уже сейчас прогрызла плешь внешнему кольцу, чтобы сформировать Альянс! — Империя сейчас сильна как никогда, — твердо отрезал Палпатин. — То-то Звезда не достроена, — фыркнула Амидала. — Но Сенат и без нее выполняет лишь представительскую функцию… — Законотворческую, — поправила Амидала. — Функцию совета, — почернел Палпатин. — Имеет власть, — закатила глаза Амидала, — которую я всегда умела аккумулировать. К тому же, смерть дала моей семье слишком много финансов и влияния. Не стоит риска. Энакин глядел на кружащуюся в дебатах Падме и у него голова шла кругом. То ли от Амидалы, то ли от того, что вспомнил, какой она становится, когда раскроет рот. Вместе с ним голова кружилась и у Асоки. — О чем вы говорите? — урвала она момент, пока король с королевой прервались отдышаться. — Об Империи, разумеется, — фыркнула Падме. — Империи? — повторил Скайуокер. — Империи, — добил гвоздь в гроб Палпатин. Асажж закряхтела, взяла себя в руки и теперь держала обе эти руки у рта. Асока заскрежетала зубами. — Даже если удастся отвертеться от Мон, то я тут же сформирую вокруг себя какой-нибудь комитет, едва отплевавшись от формалина, — раздраженно бросила Падме. — Не спорьте, — она подняла вверх палец, остановив речь Палпатина, — я всегда хорошо разбиралась в кадрах! На минуту под сердцем Энакина опять потеплело, и он расплылся в улыбке, как накуренный джава. Принял на свой счет, блаженный. Асока с тоски пнула носком гроб Амидалы. — Вся вечность глядит моими глазами, — деловито продолжила Падме. — Разглашение привело бы ограниченному эффекту Блиновича, но это не меняет факта, что мне хорошо известно, к чему может привести Империю попустительство! Палпатин хотел еще что-то сказать, но Падме снова его перебила. — Я на это не подпишусь, — подытожила она. Асока почти услышала, как клацнула зубами и захотела свернуть этой призрчной суке шею. Желательно так, чтобы не убить, а закоротить мозг программой приличной домохозяйки. Она посмотрела на Палпатина. Он закрывал глаза рукой. «Надо было клонировать», — твердо поняла она. — В смысле? — самолюбование Энакина закончилось, и до него наконец дошло. — Верните меня обратно. Он поглядел на нее так, что даже Асоку затрясло, а Асока-то лишь весьма условно была по его сторону взгляда. В Амидале что-то екнуло. — Это все на благо Империи, — вполголоса пролепетала она. — Ты же всегда была демократкой?! — Ну, — она почесала шею, — вообще-то центристской и либералкой. Энакин сжал кулак. Протез Энакина заскрипел. Асоке показалось, что запахло машинным маслом. — Смерть меняет людей, — неуверенно улыбнулась Амидала. — Не тебя, — невнятно прохрипел он. Асока не заметила, как к ней подошла Асажж. Обняла за плечо и невзначай потянула к выходу. — Знаешь, Падме, — заговорил наконец Император. Голос его был сух, Сила сдулась, — я всегда знал, что ты с рождения повенчана с политикой. И как только я сам на тебе не женился? Амиала фыркнула. Энакин заскрипел шарнирами. — Вы? — зарычал он. — Вы?! — Я была бы вам дурной женой, — отмахнулась Падме. — Зато какой императрицей, — мечтательно вздохнул Сидиус. Падме смущенно зависла в футе над полом, подлетела ближе к Асоке и ожидающе протянула к ней руки. А потом посмотрела в глаза и дернулась, как пришибленная током. И Асоке было жаль, что она и вправду не может расщепить ее на молекулы. Королева с Полюс-Масса была той еще упрямой дрянью, но Асоке и в страшных снах не привиделось бы, что она переродится в это зависшее перед ней благообразное чудовище. — Ты же его любишь, — зло прошипела она. — Ну да, — хлопнула глазами Падме. Асока задрала бровь, пытаясь читать ее по лицу. Ни криффа не получалось. — Можно попробовать еще раз после Звезды, — натянула кривую улыбку Падме. Асока закрыла лицо руками. Силы кончились и тут же через связь прорвался шок от Энакина. Она бы точно упала, если бы Асажж со спины ее не поддерживала. — Все к лучшему, — шепнула Аса и ободряюще потрепала ее по плечу. Асока раскрыла рот, как выброшенная на берег рыба. Мертвая сенаторша перед ней свела руки на груди, ожидая обратный трансфер. Потом снисходительно глянула на нее, вздохнула и, пожав плечами, мирно растворилась в воздухе. Асоке послышалась, что подглядывавший Кун ушел проводить даму. Энакин сидел на полу, слепо глядя в лежавшее на алтаре тело. Император прикрыл глаза рукой и тер виски пальцами. С потолка перестал сыпаться космический мусор. Асажж пятилась с ней к выходу. Асока вяло сопротивлялась и шла с черепашьей скоростью. С другой стороны откуда-то появилась еще одна рука в мандалорском доспехе, и Асажж отпустила свою. Асока повернула к нему глаза, уперлась взглядом в Бобу и сглотнула, проглатывая внезапно сперший горло комок. — Энакин, — одними губами прошептала она. Он каким-то чудом услышал. Она увидела, как он поднял к ней голову и смотрит на нее сквозь свисающие перед глазами слипшиеся волосы. «Я беременна». Палпатин отнял руку от глаз. Энакин открыл рот и закрыл. Асока вспомнила, что он не говорил с ней мысленно с самого явления Императора. «Мы справимся».