Сделка

Шерлок не приходил в себя третьи сутки, и Джон обратился к лекарю с родных Шерлоку хребтов Велеста, надеясь, что тот сможет дать дельный совет. Ждать весточки от Майкрофта пришлось бы больше месяца, к тому времени Шерлок умер бы от истощения. Уже сейчас он напоминал бледную тень, которую Джон видел при первой встрече в пещере. Только ещё более изуродованную. Рубцы и ожоги воспалились, синяки всевозможных цветов размытой дымкой расползались по коже. Лишь лицо и ладони оставались чистым, но измождение коснулось заострившихся черт. Лихорадка, прикрытая слабой безмятежностью, сжигала тело изнутри. Чудо, что актониец вообще согласился помочь, но приказ своего командира не нарушил и, прихватив мешочки с травами, отправился к презренному соплеменнику. У лекаря не было магических способностей, в поход он попал скорее для оказания врачебной помощи другим отрядам. Своим он облегчал муки или направлял в лечении. Магов-актонийцев спасала либо их сила, либо уже ничего не могло помочь. Первым делом рыжеволосый Обине наказал поставить себе низкий стол-ящик в шатре и настелить мягких покрывал на пол. Да подальше от больного. Джон был удивлён, что лекарь даже и не взглянул на соплеменника, сел на принесённые покрывала к нему спиной и принялся выставлять на ящик глиняные и металлические плашки, по которым щедро сыпал чёрный порошок да раскладывал пучки разнотравья. — Осматривать Шерлока вы не будете? — Я услышал от вас достаточно. Остальное покажет транс. Садитесь передо мной, никуда не отлучайтесь, пока я не закончу. Я должен видеть хозяина силы, а не сосуд для её хранения, — и лекарь, поочерёдно поднося свечу к плашкам, завёл то ли заклинание, то ли монотонную песню. Гриндаль из тёмного угла шатра напряжённо наблюдал за лекарскими манипуляциями. Он с заметным охлаждением к старому боевому другу продолжал уход за Шерлоком, не оставляя их наедине. Будто бы Джон действительно мог потерять разум и сделать всё… всё это. Вскоре дурманящий голову дым заволок шатёр, размывая очертания предметов, порождая липкие шепотки в голове и сладкий вкус на языке. Джон пытался не упустить из виду действия Обине, его порхающие над плашками ладони, его хриплый шёпот и мерные раскачивания головы. Глаза сами собой закрывались, и жаркая темнота ложилась поверх век. Шёпот превращался в пение. Из тьмы потянулись золотые нити, и Джон следовал их запутанному, притягательному лабиринту. Длинные звонкие нити петляли, пока не привели его к белому городу, стены которого были крепки и высоки, а ворота заперты. Он пошёл по кругу, отыскивая другой путь, но также знал, что ему доступно одно — пройти сквозь высокие каменные арки со статуями огромных воинов на страже. Их копья незыблемо стремились ввысь, широкие плечи, казалось, выдержали бы тяжесть небосвода, а доспехи — удары молний. Одна дорога притягивала, но никто не ждал Джона внутри. Он вернулся к запертым воротам. Город, казалось, был мёртв. Каменный остов, задержавший дыхание. Неожиданно руку обожгло болью. Перстень на среднем пальце раскалился, чёрный камень в оправе треснул, и руки Джона охватило чёрное пламя. В нём не было ни жара, ни жизни. Пламя, которому не нужно пищи и воздуха. Статуи воинов треснули, их объял тот же чёрный вихрь, что плясал у него по ладоням. Ворота без единого скрипа медленно сдвинулись с места, постепенно открывая крепость. Огонь погас. Страх затопил его от вида пустых, не обласканных даже ветром улиц. Джон следовал чутью, которое вело дальше, торопило. Быстрее, быстрее, мимо окон, где пряталась тьма, мимо полных товара рынков, брошенных повозок, потухших печей; прочь от абсолютной тишины и слепящего белизной камня. На площади лежал человек. Чёрный паук в центре паутины — от него во все стороны змеились кривые чёрные дорожки — густая, свернувшаяся кровь. Джон скинул капюшон с головы, затем распахнул накидку вовсе. Шерлок. Пепельные губы, чёрная кровь застывшая вокруг рта, сочащаяся из глаз, из ран, покрывающих всё тело. Ткань насквозь пропиталась ею. — Я ждал тебя, Джон, — невесомо небесный цвет глаз в окружении чёрного. Пропавший зрачок. Нежные незабудки. — Помоги мне и берегись… берегись псов. Накидка распахнута, и руки Шерлока обхватывают запястья Джона, и тянут, тянут… кожа тонкая, гнилая — расходится, сползает под легчайшими прикосновениями. Джон рад бы отнять ладони, но мгновение — и он внутри. Меж рёбер что-то лишнее, стальное и острое, горячее, в противовес холодному нутру мага. На солнце ослепительно вспыхивает лезвие его меча. Он кажется живым, обжигающим, звенящим. Шерлок больше не дышит, грудь его разворочена рождением стали, а взгляд замер, устремлённый в небо. Джон пытается забрать тело, но оно будто испаряется, белоснежный камень проступает сквозь обезображенные черты, пока те не исчезают вовсе. Камень брусчатки мелко подрагивает, хриплый лай заполняет улицы, сыплется мелкая пыль с крыш. Джон встаёт, крепче сжимая меч, готовясь отразить атаку. Один против всех, один в центре пустой площади, один среди белого равнодушного камня, втайне ждущего кровавой жатвы. Он готов. Он… Джон приходит в себя от хлёстких ударов по лицу и продирающей дрожи — его облили водой, приводя в чувство. Лекарь лежит рядом без сознания. Гриндаль хлопочет вокруг них. — Вот жуть! Слава Тёсу, обошлось, — Грин окатывает водой и Обине. Сердце у Джона всё ещё заходится в готовности к бою, хочется выплеснуть пережитое, рассеять пожирающую его энергию. И чтобы немного утихомирить внутреннюю бурю, он подходит к своему подопечному. Даже в мыслях он не может назвать его рабом. Это как порыв — провести костяшками по бледной коже скулы, пергаментной, тонкой. Он чувствовал, оборвалась туго натянутая нить, лопнула и острым концом хлестнула его переполненное ужасающей нежностью сердце. Губы тлеющие, будто угли, обожгли пальцы. Дрогнули чёрные ресницы… — Джон, — строгий оклик Гриндаля развеял наваждение. Лекарь так и не подошёл к ним, стоял посреди шатра. Его лицо с трудом покинуло выражение шока и отвращения, сменившись маской невозмутимости. — Можно ли говорить при вашем помощнике? — Я ничего не скрываю от своего друга, — насторожился Джон. Хоть что-то новое лучше абсолютного незнания. — Хорошо. Истощение и раны появились из-за недостатка слияния ваших сил. — В последнее время мы много работали вместе. Мне казалось, слияния было достаточно. Я часто… приказывал ему, — Джон с мольбой взглянул на Гриндаля, — это были тренировки его способностей. Я не вредил ему. — Меня это не касается, — тон лекаря был ледяным. — К счастью, обошлось без жертв. Вы держите его дурную силу под контролем. И цена для этого — не так велика. Но иногда всё же необходимо делать поблажки, пусть вам это не по душе. — Я не ограничиваю его. Он свободен в пределах лагеря. — Я говорю о слиянии сил, возможном лишь при физическом акте. Разделите удовольствие плоти… — Джон в ярости встряхнул Обине, рыжеволосый тут же скинул его руки и с удивлением протянул: — Так вы не знали? Он принадлежит вам не только в качестве раба… Шерлок — ваш младший супруг. — Это какая-то ошибка. Ложь! — Джон беспомощно взглянул на мага. — По законам нашего священного места, ваш перстень означает супружество. У Шерлока кольца нет, потому что ошейник более сильный знак принадлежности. В наставшей тишине Джон обессиленно опустился на лавку, лицо его приняло замкнутое выражение, пока застывший воск не пошёл яростной рябью. — Уходите. Уходите все! Вон!