Писец в квадрате

      Ичимару открыл глаза и с интересом уставился в потолок. Вчерашние событие всё никак не могли выйти из его головы, заставляя его беспокоиться за свою судьбу. Он так и не мог сказать, в чём конкретно облажался, в чём ошибся, но точно мог сказать, что подобные странности вполне вписывались в повседневную жизнь Наруто. Ичимару, в силу того, что в Уэко-Мундо было невероятно скучно и тьма свободного времени, просмотрел не только много Аниме, но и кучу фанфиков к ним, отлично знал о своём статусе. Многие попаданцы, на его месте попытались бы не отсвечивать, чем бы тут же привлекли внимание тайных организаций Конохи. Ведь Наруто, судя по воспоминаниям прошлым днем ему исполнилось шесть лет, был весьма активным ребёнком и творил много странных вещей. Чего стоит признание в том, что он убьёт всех жителей Конохи, если он снова останется голодным. На подобное обычно не обращали внимание, ведь чего с дурачка взять? Лис надёжно запечатан, прибавка к силе будет лишь при угрозе смертельной опасности, да и то, ровно столько, чтобы подлечить раны. Так что угроза со стороны Наруто мала и смешна, а поэтому игнорировалась. Куда хуже безопасники реагировали на внезапную тишину. Это означало, что Наруто задумал очередную пакость, в результате которой им прибавиться много хлопот и работы. Если Наруто затихал и начинал оглядываться по сторонам, становился таким же как и все, нормальным, ничем не примечательным ребёнком, то где-то на самом краю его поля зрения тут же повылазивали безликие, внимательно следящие за каждым его действием. Если Наруто их и замечал, то почему-то не обращал внимания, считая их пустым местом, так же как и открыто стоящих на электрических столбах полицию клана Учиха.       «— Наверняка не обошлось без гипноза, — подумал Ичимару, перебирая память и находя множество подобных моментов.»       Угроза в случае раскрытия была нешуточная. Поэтому Ичимару, чтобы не выходить из образа, начал день с совершенно непривычных для себя, но нормальных для Наруто, действий.       — Да! Я проснулся! — заорал он во всю глотку и вскочил с кровати. — Бойтесь меня!       Ичимару ощущал себя идиотом. Но так было нужно, чтобы его не заподозрили. Слишком подозрительно для такого, как Наруто нормальное поведение. Ичимару был уверен в том, что Наруто постояно должен пытаться выделиться. Как и в том, что в Конохе нехилые аналитики, которые могут заметить любое несоответствие в поведении.       Поэтому Ичимару вёл себя, как любой сирота, выросший без хорошего воспитания и постоянно тянущегося к тому, чтобы убрать это странное чувство одиночества, поселившееся у него в груди. Сироту, у которого не было подруги детства, не было никого, у которого была лишь одна простая и любимая еда, отлично заглушающая голод и стресс. И этой едой, теперь является не хурма, а обычный рамен, выдаваемый по талону в обычной забегаловке.       Оглядевшись по сторонам Ичимару обомлел и разинув рот осматривал окружающую обстановку. Ему было на самом деле безразлично, но выбиваться из роли наивного ребёнка ему не хотелось.       «— Пока наивного, — подумал он. — Я ещё припомню всё тем, кто морил его голодом, так что тело выглядит на четыре года.»       Ичимару подавил предвкушающую улыбку. Уж слишком она была не к лицу маленькому пацану. Тем более настолько похожая на лисью. Наблюдатели, если они есть, могли понять не так.       Вставал Наруто рано и всегда был бодрым. Всё-таки принадлежность к великому клану сказывалась на его выносливости в положительную сторону, благодаря чему в теле было ощущение постоянной бодрости, чему Ичимару был крайне рад. Ведь в прошлой жизни каждое пробуждение для него было адской и изощрённой пыткой, его тело, в отличие от Наруто, сразу после сна было невероятно вялым и слабым. Ичимару приходилось через силу себя поднимать с постели и так же через силу заниматься делами, делая такое выражение на своём лице, что постная морда Киры покажется по сравнению с ним весьма оптимистичным. Однажды об этом прознал Айзен и завёл привычку приходить к нему с утра пораньше, прихватывая с собой чай и лимоны. Он делал такое благодушное лицо, что Ичимару не мог ему отказать в совместном чаепитии. С лимонами, которые Айзен по "неосторожности" перебарщивал, с искренней улыбкой "сожалея" об этом. Чтобы не оставаться с этим тираном в одиночку, Гин приглашал с утра своего лейтенанта. И перед каждым приглашением, поздним вечером, нагружал его неотложной работой, а утром искрене наслаждался его выражением лица во время раннего утреннего чаепития. Ведь двум капитанам нельзя было отказать.       — Нда... Весёлые были времена...       Ичимару с самого детства много путешествовал. Будучи сиротой, без матери и отца, он сильно завидовал тем, кто имел их. Он завидовал и знал об этом. Но он давил в себе это чувство, говоря о том, что он выше этого. Он давил в себе все чувства, кроме чувства превосходства и скуки. От этих двух чувств нельзя было избавиться, что вылилось в то, что он начал задирать окружающих. Он начал смеяться над ними, выискивая их слабости и выпячивая их наружу. Для того, чтобы иметь весомый аргумент в своих спорах и конфликтах, он очень много тренировался. Ему не хотелось быть битым за свои слова. Он стал сильнее, чем обычные души и стебался над ними. Это приносило огромное удовольствие, до тех пор пока не приелось. Скука снова начала давить на него. Нужна была цель.       Он нашёл её, встретив Рангику. Обычная цель всей жизни. Защитить того, кто слабей тебя. Провести обычную душу от нулевого уровня, как синигами, до уровня капитана. Он начал заботиться о ней, пусть та и не подозревала об этом. Потом появился Айзен. И ради того, чтобы оградить Рангику от него, Гин стал синигами и закончил академию духовных исскуств. Жизнь завертелась интересными красками. Новые люди, новые тайны, битвы, тренировки, интриги и заговоры. В Готее можно было хорошо развлечься.       Потом предательство и шпионаж на Готей, под носом у Айзена. Это было страшно, невероятно страшно, и потому невероятно захватывающе. Он многое узнал о пустых и их эволюции. Он многое узнал о Хоугиоку.       Эспада. Десять сильнейших арранкаров, символизирующих десять причин смерти. Самой сильной причиной смерти было одиночество. Потом шло время, сразу за ним жертва, безразличие и отчаяние. Последними идут разрушение, опьянение, безумие и жадность. И так до десятой причины - ярости. Самым символичным было то, что Ичимару был сильнее их, как и Айзен. Вместе они символизировали скуку, чувство способное одолеть любое живое существо.       Ичимару вынырнул из воспоминаний. Его снова одолевала скука.       Обогнув маленькую тумбу, стоявшую около кровати, Гин раздвинул в сторону занавески и раскрыл окно, набрав в лёгкие как можно больше воздуха. На улице была поздняя ночь, вот-вот грозящая перерасти в раннее утро. Ичимару не хотел упускать такой хороший шанс поднять себе настроение, не выходя из образа каноничного Наруто.       — Ичиго, помоги мне, поделись чакрой...       Из клетки раздался храп. (По WiFi?)       — Ичиго!       Всю ночь бедный Куросаки убегал от гоняющейся за ним по лабиринту Шинсо, которая хотела затискать его до смерти. Ему, рыжему, было тяжело спрятаться в контрастирующем зелёном свете коридора, поэтому он предпринял самую отчаяную попытку. Иного выхода не было, вся его реацу кончилась, когда он использовал свой сверх режим, так что теперь он не мог представлять опасности даже самому захудалому пустому. Он проваливался местами под воду из-за нехватки реацу, плыл, уставал, но продолжал прятаться, лишь бы избежать смертельных обьятий. Мокрый, с обвисшими чёрными усами, рыжими ушами и хвостами, представляющий из себя жалкое, но удивительно милое зрелище, Ичиго медленно шёл, выискивая большими жалобными глазами место, где можно было передохнуть от погони. Он думал, что оторвался от Шинсо и даже не представлял, что идёт ей навстречу. Та, увидев такую жалобную картину, обомлела и на секунду почувствовала сочувствие, смешанное с чувством стыда, которое тут же смело волной симпатии и мимимишности.       — Ичиго! Иди к мамульке! — Шинсо улыбалась также, как и хозяин, по-лисьи прищурив глаза. Её белоснежное платье растрепалось, а на щеках выступил румянец.       — Ичиго! — Ичимару в очередной раз попытался докричаться до своего соседа.       — Аааааа!       Ичиго, вздрогнув, проснулся и приблизился к решётке. Внимательно оглядев её золотистые прутья и туалетную бумагу, обёрнутую вокруг них, он тяжко выдохнул и сел на созданное из белых частиц кресло, радуясь, что для этого сил хватило. Печать была цела, прутья толстыми, волноваться было незачем – Шинсо не сможет проникнуть в его убежище.       Около клетки, прислонившись к одному из гигантских золотых прутов, на зелёной поверхности воды лежала Шинсо. Даже во сне у неё сохранялся лисье выражение лица. Её белые волосы истрепались, как и кимоно, а на руках были маленькие шрамы. Превращая руки в клинки, она пыталась пробиться сквозь прутья, но так и не смогла. Каждый раз невидимый барьер отталкивал её, нанося ужасные раны, но дзанпакто словно не замечала их, и продолжала свои действия. Лишь иногда она позволяла себя отдых, духовной нитью зашивая раны.       — Чего орёшь, Ичимару? — спросил Ичиго, закинув ногу на ногу и опёршись щекой на руку.       — Поделись чакрой, — от Ичимару веяло весельем.       Ичиго не сразу понял, о чём говорит Ичимару. Кое-как вспоминая вчерашние события, до него с трудом дошло, какую чакру просит Ичимару. Всё-таки будучи в сверх-форме он даже и не задумывался о сортировке доставшейся памяти, от чего страдал сейчас, будучи обычным, ни на что не способным духом-полукицуне.       — Не могу, — ответил Ичиго, зябко поёжившемся в белом кресле. — Я потратил на свою сверх-форму не только свою духовную энергию, но и энергию лиса.       Ичимару выдохнул воздух, который горячим облачком пара вышел в окно. Похоже шанс поднять настроение ненавидящим его людям он упустил. Впрочем он долго не грустил, а потому вновь набрал в лёгкие воздух и заорал.       Четыре часа утра. Над Конохой, принимающей в темноте причудливый вид, раздаётся душераздирающий крик.       — Я стану Хокаге!!!       Ичимару отлично чувствовал , как духовные огни по всей Конохе просыпаются и источают ненависть. Просто жуткую ненависть, вызвавшую полную довольства улыбку на лице Ичимару. А где-то в глубине его внутреннего мира, в клетке, Куросаки с удивлением почувствовал приток сил.       Ичимару снова вспомнил прошлую жизнь. Это вызвало лёгкий укол боли на сердце. Ему хотелось вернуться назад и исправить все свои ошибки. Ему хотелось вновь увидется с Мацумото, пусть это и невозможно. Он вышел из своей новой спальни и прошёл на кухню, с трудом нашёл чай и заварил его. Найдя пиалу, достал конфеты и положил их в неё. И уже забравшись на стул, нисколько не заботясь о том, что за ним следят, он медленно отхлебнул чай и положил конфету в рот. Не то, это было совсем не то, что было тогда, с Айзеном.       — Ничего, Куросаки, у нас есть шанс стать Богами и тогда, — Ичимару ещё сильнее улыбнулся, оскаливаясь. Его не покидало чувство эйфории, от пришедшей в голову идеи. — И тогда мы обернём время вспять и исправим все ошибки нашей прошлой жизни. Жди меня, Рангику. В этот раз, я от тебя никуда не уйду. Повторить всё сначала, зная всё наперёд, будет очень интересно.

***

      В этом кабинете вечно клубился табачный дым. Он был настолько вязкий, что когда секретарь пыталась проветрить его, он не выходил из помещения. Но была у этого дыма особенность, он рассеивался, стоило только Хирузену, старику с белой козлинной бородкой, пожелать этого. Да и не всегда этот дым был виден. Иногда он становился полностью прозрачным, взамен давая невидимость его хозяину, иногда он просто витал у потолка, скрывая группу безликих шиноби в масках, являющихся группой захвата. Дым мог дурманить, обманывать, а мог становиться оружием. Но дым был слаб и против сильных шиноби не действовал.       — Хирузен, — из тени в углу появился морщинистый мужик, с чёрным ёжиком волос на голове, перебинтованным правым глазом и крестообразным шрамом на подбородке. Он опирался на палку и казался ветхим, но из его единственного золотистого глаза веяло невероятной силой и мощью.       — Здравствуй, Данзо, — учтиво кивнул Хирузен, не снимая с себя красной треугольной шляпы. — Зачем решил навестить меня?       — Узумаки Наруто, — произнёс Данзо. — Итачи жаловался, что не смог на него наложить гендзюцу. Ты сам знаешь, что это значит.       — Думаешь о том, что джинчурики будет трудно контролировать? — спросил Хирузен, пыхнув трубкой. — На что ты намекаешь?       — Я намекаю на то, что нужен другой, более надёжный сосуд, — ответил Данзо. — И ты и я знаем, что он ещё не использовал силу Зверя. Не беспокойся, сын Минато останется жив.       Наступила тишина. Клубы дыма витали по помещению, медленно подгоняемые воздушными потоками, они проплывали мимо предметов, создавая тонкие нити и переплетаясь между собой. Они проплывали мимо свитков с заданиями, мимо стелажа, на котором были эти свитки, мимо незажённой свечи, у самого потолка, мимо электрических ламп, а потом снова спускались вниз, на старый дубовый стол, невидимым водопадом падая на пол.       — Данзо, почему ты отказался от идеи взять его к себе? — неожиданно спросил Хирузен.       — По той же причине, по которой я не взял в корень Майто Гая, — невозмутимо ответил Данзо. — Мальчишка слишком светлый, его могут обмануть и направить против деревни. Подобный ему человек никак не может быть оружием деревни.       — Данзо, старейшины не в курсе ситуации, они будут против, — ответил Хирузен пыхнув трубкой. — Ты сам знаешь, они никогда не понимали философствования наших учителей, они были более практичными людьми. Для них Наруто - просто очередной сосуд и инструмент давления на другие деревни. Они никогда не будут учитывать его чувств и желаний.       — Это лишь твои глупые отговорки, Хирузен, — ответил Данзо. — Мы в любой момент можем стереть память всем жителям деревни и перезапечатать демона в лояльного к нам человека.       — Минато будет против...       — Минато мёртв, — ответил Данзо. — И он никогда не хотел подобной участи для своего сына. Мы должны перезапечатать демона, пока не стало поздно.       — Ну и кого ты предлагаешь на замену ему?       — Тензо, — ответил Данзо. — Он отлично подойдёт, как джинчуурики и лоялен тебе, деревне.       — Нет, — ответил Хирузен.       — Тогда я поступлю иначе, — ответил Данзо. — Я приму его в Корень. Там мальчишка пообвыкнется и быстро станет исполнительным.       — Нет, — снова ответил Хирузен. — Я знаю твои методы.       — Я не собираюсь их применять, — ответил Данзо. — Просто я покажу ему нашу работу. А уже он сам решит, быть ему в Корне или нет.       — Делай что хочешь, мой друг, но не причиняй вред Наруто, — ответил Хокаге.       Данзо молча смерил Хирузена взглядом и развернулся. Медленно, опираясь на свою трость, с максимальной для него скоростью, растворился в тенях и исчез из кабинета. Хирузен ещё долго смотрел на место, где стоял Данзо, потягивая дым из трубки. Он отлично понял идею, пришедшую на ум его старого друга и не мог с этой идеей не согласиться. Тихо хмыкнув, он отставил трубку и приблизил к себе свитки с отчётами. Хокаге предстояло ешё много работы. Они оба ещё не знали, какими проблемами обернётся им эта затея, какой проблемой станет Удзумаки Наруто.