Привидение Хельсинкского зернохранилища

— О! Это чудесный дом! В нем будет комфортно вам и вашей семье, я Вам это гарантирую, господин Линдеманн! Тут целых три этажа, не считая цокольного и чердака, три спальни, два санузла, просторная кухня, два зала, чудесный сад… — небольшого роста девушка-риелтор в синем великоватом ей свитере, торчащем из-под осенней куртки из кожзаменителя и наспех забранными в пучок светлыми волосами, семенила перед высоким широкоплечим мужчиной средних лет в черном пальто, держащим за руку пухлого мальчугана в очках лет шести-восьми, расписывая достоинства продаваемого объекта.  — А в этой башне есть призраки? — вдруг, с более чем серьезным видом, спросил малыш у риелтора, застав женщину врасплох. Она ни разу не слышала подобных вопросов от ребят его возраста за два года работы в агентстве недвижимости. В основном, если по каким-то причинам — как сейчас, дети были с родителями на сделке, то они интересовались совершенно другими вещами: есть ли неподалеку бесплатный вай-фай без пароля, «Макдоналдс», торговые центры… — да всем, чем угодно — даже кто-то про страховку упомянул, но уж точно не привидениями, троллями или еще какими бы то ни было сказочными тварями! Из собственных наблюдений Аннели сделала вывод: многие дети, по ее мнению, сегодня более прагматичны и продвинуты, чем даже некоторые взрослые. Они слишком быстро растут: где уж там место сказкам-страшилкам? А тут — нате! «Есть ли призраки?» — понимаешь ли!  — Кхм… Детенок, о чем ты? Это же бывшее зернохранилище. Призрак кого ты тут ожидаешь увидеть? Зерен гречихи или пшена? — Растерявшись, с трудом подобрав слова, проговорила девушка, хохотнув в конце, дабы подчеркнуть, что шуткой про злаковые она окончательно внесла ясность и разрядила «накалившуюся» обстановку. «Но, казалось бы исчерпывающий» ответ не удовлетворил мальчика. Он смерил «шутницу» серьезным взглядом, деловито оправив очки, и задал следующий, еще более обескураживающий вопрос:  — Зернохранилище-зернохранилищем, но ведь на нем же кто-то работал, не правда ли? Кто-то же должен был привозить туда ту самую гречиху и пшено, верно, госпожа Аннели?  — Готлиб! Прекрати нести околесицу! — твердо, слегка повысив голос, вмешался мужчина в пальто, выручив спутницу, которая не могла придумать никакого вразумительного ответа на этот детский-недетский вопрос. Мальчишка замолчал. Но ненадолго.  — Ну, вообще-то, я знаю, что никаких привидений не существует. Просто…ээ.просто вас хотел проверить — вот так вот. — Совсем как большой заверил Готлиб.  — Совсем никакой субординации и уважения к старшим! — причитая, глубоко выдохнув, сокрушался отец, строго взглянув на сына. Девушка-риелтор лишь махнула рукой, улыбнувшись, как бы изобразив, что все в порядке.  — А что сразу Готлиб? Она же сама вначале сказала: «Задавайте вопросы!» — Линдеманн лишь выдохнул, покачав головой.  — Зайдем вовнутрь? — пригласила Аннели, отпирая тяжелую входную дверь старого особняка-башни. ***  — Маленький толстяк! Я тебе покажу — «не бывает»! Ничего-ничего… Я тебе устрою!.. Вы — невежды, узнаете, кто такой Вилле Херманни! Ох, узнаете, где раки зимуют! — дух зернохранилища летал взад-вперед по чердаку, сбивая накопившийся за годы хлам, оставшийся от разных хозяев, он совершенно не боялся быть обнаруженным. Да что уж там — призрак Вилле Херманни не то что не опасался быть увиденным, напротив — он хотел этого! Привидение решило, что если сейчас на шум поднимутся потенциальные жильцы, то он установит свой персональный рекорд по «Вытравливанию гостей» из зернохранилища, которое, мало того, и так бессовестно приспособили под жилой дом, так еще и он сам, Вилле, по негласному кодексу, как к поликлинике, прикреплен к этому месту! То есть, проще говоря, он — домашнее привидение. И, конечно же, Вилле Херманни считал эту роль более чем унизительной: ведь он, буквально, становился собственностью купивших башню, как, скажем, диван или телевизор. А такой расклад своенравного духа никак не устраивал. Ну не хотелось Вилле быть домовым! И он всячески боролся в меру своих возможностей. Аннели Хотунен нельзя было упрекнуть в халатности или некомпетентности, как профессионала. Девушка действительно добросовестно выполнила свою работу: больше недели подбирая варианты, которые бы устроили покупателя по всем параметрам, мотаясь по городу; теперь же, все, что можно рассказала о выбранном доме, водя, словно по музею, мужчину и его маленького сына, отвечая на их вопросы как можно честнее и точнее. Но вот только об одном она решила тактично промолчать, а именно о том, почему роскошный особняк середины позапрошлого века, да еще и в престижном районе стоит как двушка на окраине. Точнее не умолчала, а соврала, придумав, на свой страх и риск, байку о склочной соседке-старухе, портящей жизнь предыдущим семьям, старавшимся из-за нее побыстрее съехать, и, как можно скорее выставить дом на торги — отсюда, мол, и дешевизна. Так же Аннели поспешила успокоить Линдеманнов, сообщив о том, что бабка, буквально на той неделе приказала долго жить и их спокойствию ничего больше не угрожает. И казалось бы — все верно сказала: и про быстро съезжающих жильцов, и про падение цены на жилище, и даже про слегка скрипучие половицы упомянула. Только вот не злобная бабка была виной всем злоключениям. Аннели, дабы не «спугнуть» выгодного клиента-иммигранта, и, наконец-таки, избавиться от опостылевшей башни, «висевшей» в разделе «Продается» Дамокловым мечом вот уже полгода, не стала загружать его городскими легендами о ней. Девушка так и не рассказала Тиллю Линдеманну о малютке Вилле Херманни. Да и к тому же, наверняка этот правильный немец, ко всему — профессор-археолог, навряд ли бы поверил в истории о ни то призраке, ни то о домовом, который «выселил» не одно семейство. Вилле уже давно смирился со своей участью привидения, начав даже находить определенные плюсы своего положения: ему понравилось выскакивая из-за дверных проемов или появляясь откуда ни возьмись, пугать зевак и пьяниц, искавших ночлега в здании зернохранилища; завывать по ночам на разные голоса: то волком, то медведем, то еще каким-нибудь зверем; то заливаться ведьминским старушечьим хохотом, высовываясь из окна в совершенно непотребном виде, то петь, приводя в ужас случайных путников. Как же негодника забавляли священники, окрестившие теперь по праву его, честно отвоеванную башню и прилегающий к ней пустырь — проклятым местом! И только юный бестелесный хулиган решил, что все не так уж плохо, на Его пустыре, словно грибы после дождя, начали вырастать особняки: люди, отдавая дань тогдашней моде на спиритизм, желали сами лично пообщаться со своенравным духом — для них это было чем-то вроде покупки новой сумочки или пары модных ботинок. А одна особенно рисковая молодая семейная пара поселилась…в самой обители призрака, предварительно отреставрировав ее, как бедняжка Вилле Херманни этому не препятствовал. И краской хозяев и строителей поливал, и обои сдирал, и угрозы с ругательствами разными на стенах выводил, а семейке словно того и надо: как в цирке, в самом деле — точно на бис требуют! Еще и гостей поглядеть пригласили как-то! Такой дерзости призрак стерпеть не смог! Возьми, да и вселись в маменьку жены. Неделю изгнать не могли. Зато потом, только пятки их и сверкали. А Вилле почивал на лаврах. Но, как говорится — не долго музыка играла. Дом был выставлен на продажу и приобретен другой семьей спустя десять лет — что для привидения — мгновение. Но перед этими достаточно было лишь показаться с…собственной моргающей крыжовенными глазами головой в руках — дело в шляпе. На следующий же день и духу их не было! Так Вилле Херманни и воевал почти полтора века: для одних полтергейстом прикинется, для других — утопленником или ведьмаком. И ведь работало же! Единственное, последнего — забулдыгу-музыканта аж целых шесть лет вытравливать пришлось, как таракана, ей богу! Уж Вилле и топился при нем, и вешался, и закидывал падлу пьяную собственными же конечностями, и рожи самые мерзкие корчил… А тому — по боку мороз! Даже смеялся иногда и предлагал выпить за компанию, когда совсем лыка не вязал: интересно, видишь ли, скоту было — выльется ли из Вилле водка или нет?! Еще и прозвище придумал — малютка, которое, как назло, так и прилипло к нему. Самого себя в юности узрел, алкоголик несчастный! Один раз с помощью доски Уиджа контакт наладить решил — припер ведь откуда-то. Она же и полетела ему в голову в тот же вечер, а сам паскудник, не без помощи Вилле Херманни, оказался на центральном вокзале в одних трусах. Дело, как раз, зимой было. Его быстро нашли, разумеется. Подхватил пневмонию — после больницы даже за вещами возвращаться не стал. А малютке только того и надо было. ***  — Если гниду вывел эту паскудскую отсюда, то вас, голубчики — и подавно! — приговаривал Вилле, замахиваясь табуретом на дверь. ***  — Паааап, а что это шумит там такое? — дернул отца за рукав пальто Готлиб.  — Это наверное…голуби! Да, точно, голуби! — выкрикнула риелтор, улыбнувшись мальчишке во все тридцать два пожелтевших от сигарет зуба. Стук на какое-то время утих, и девушка, с облегчением выдохнув, продолжила показывать дом. Мальчик же, под предлогом уборной, отстал, но направился он на звук вновь возобновившегося шуршания.