С/В

Пальцы скользят по рукам вверх, на мгновение сжимают плечи, а потом поднимаются выше. Ласкают открытую шею, зарываются в волосы. Только руки и ничего больше. Между телами расстояние, даже одежда не соприкасается. Слава пока всего лишь дразнит. Смотрит, ловит мельчайшие оттенки эмоций в серо-зеленых глазах. Сейчас в них играет пламя свечи. Ваня улыбается: лицо Славы так сосредоточено, словно он сдает экзамен. Но его руки так нежны, что хочется закрыть глаза и утонуть в этой нежности, как в облаках. - Ваня… - шепот, только для того, чтобы привлечь внимание. Руки замирают в волосах, и Ваня тянется вперед. Сцеловать эту серьезность с лица, которая делает его любимого слишком взрослым, немного непривычным. Слава позволяет, но вместо губ Ваня целует кончик носа. Синие в свете свечи глаза изумленно распахиваются, Слава смешно сморщит нос, словно собирается чихнуть. И тут же снова становится тем ребенком, ради которого Ваня готов продать душу. Он тихо смеется недовольному выражению, появившемуся на лице Славы, а потом снова тянется вперед. На этот раз это настоящий поцелуй. Ласкающий, неторопливый. В нем еще нет страсти, только любовь и нежность. Руки не сжимаются вокруг талии, они только придерживают, ласкают обещанием защиты. Обоюдное «я люблю тебя» тонет где-то внутри, оседает на дне глаз, в которых нет ничего, кроме безбрежного, запредельного счастья. Сегодняшняя ночь будет особенной. Они оба это чувствуют и поэтому не торопятся, наслаждаясь каждой секундой, проведенной вместе. Снова поцелуй, на этот раз – быстрый, скользящий. Ваня, как котенок, играющий с собственной тенью. Дотронуться и отскочить. Коснуться и отстраниться. Слава улыбается. Он любит такого Ваньку. Легкого, неземного, красивого. Слава берет его лицо в ладони и целует. Лоб, глаза, нос, щеки, скулы. Уже не изучая. Просто впитывая ощущение. Запоминая его. Чистый лоб, щекочущие кончики ресниц, нежность кожи щек, маленькая ранка на губе. Самый нежный, самый красивый и самый любимый Ваня. А тот снова смеется. И от этого смеха Славе кажется, что внутри него радужные пузыри. Они лопаются и странно щекочут. А потом что-то меняется. Легкий сквозняк или Ванино настроение. Он улыбается, но уже не так. Взгляд тяжелый, жаркий. Но это еще не страсть. Пока лишь тень. Слава знает… Слава знает, что страсть Вани может быть и пожаром, и ровным костром. Может оставить следы на его спине и плечах, а может согреть. Его собственная страсть всегда одинакова. Она не может гореть ровно, она пылает, сжигает. Только иногда… Руки Вани усмиряют ее. Его шепот убаюкивает, и она сворачивается и урчит, как кошка. В такие ночи Ваня плачет. Потому что тогда Слава забирает его из этого мира и уводит куда-то очень далеко. А там нет края и границ. Только океан мягкого и слепящего удовольствия. Его волны – это нежность. Его бриз – это шепот. Его волны – это руки Славы, скользящие по телу так… невесомо. Каждый раз он хочет довести Ваню до дна, но, чем оно ближе, тем невыносимей свет, идущий от него. Он слепит глаза, высекая слезы, он сводит с ума. И Ваня не выдерживает, взрывается и опадает миллионами брызг. И приходит в себя, только когда Слава сцеловывает с его щек капельки. Их немного, но Слава говорит, что они сладкие. Ваня только устало улыбается, потому что смеяться нет сил. А сегодня, сейчас… Они не знают, чем закончится эта ночь. Но оба желают только одного – подарить счастье другому. Все, что он захочет – нежность, страсть. Даже боль. Но нет, сегодня боли не будет. Только не сегодня. Эта ночь… другая. И именно поэтому руки Славы не срывают одежду с Вани, как обычно, а аккуратно и медленно снимают. Пальцы касаются пуговиц рубашки, и те как будто сами выскакивают из петель, торопясь обнажить желанное тело. Под жадным и жарким взглядом Ваня смущается, румянец заливает щеки, но от этого зрелища дыхание Славы перехватывает. Ваня поднимает на него взгляд и забывает обо всем. Нет слов, нет мыслей. Остались только восхищение и любовь. А еще счастье от понимания – это чудо принадлежит ему. Весь, до кончиков длинных ресниц. Его руки так нежны, но смелы. Они не знают сомнений, но всегда знают, что нужно сделать, чтобы доставить удовольствие. Но Ване тоже хочется прикоснуться к совершенству. Почувствовать силу под кожей рук, рельеф груди. На Славе только майка и игры с пуговицами не получится, но Ваня даже рад. Он тянет майку вверх, чувствуя, как сползает с плеч его собственная рубашка. Слава поднимает руки, а потом тихо, еле слышно стонет: Ванины прохладные пальцы, скользящие по его телу, коротят нервные окончания, замыкая их на себя. Терпеть – невыносимо, отстраниться – просто невозможно. И он только стонет. Тихо, почти отчаянно. А потом хочется большего. И тогда он тянется вперед и смыкает свои пальцы в замок за Ваниной спиной. От прикосновения кожи к коже кружится голова и начинает закипать кровь. Но мало, уже мало. Губы находят губы. Этот поцелуй… Он долгий. И жаркий. Почти страсть. И он не сходит на нет сам по себе. Просто у Вани заканчивается воздух в легких, он начинает задыхаться. И Слава, чувствуя это, сам отстраняется. Никакой боли. Никакого неудобства. Сегодня все должно быть сладко. Ваня понимает, и поэтому прячет недовольство за частоколом ресниц. А руки Славы уже ласкают спину, спускаются ниже. Джинсы – серьезная преграда, но не для них. Его руки знают, что с этим делать. Ваня даже не понимает, как его джинсы оказываются на полу, у его ног. Но это не важно. Важно лишь то, что теперь он почти обнажен, а Слава… Сегодня он в простых брюках, и война с ними заканчивается, даже не начавшись. Слава прячет улыбку в уголках губ, лаская чувствительную шею любимого. Он весь поглощен этим занятием. Ведь на каждое движение Ваня отзывается дрожью, еле слышным стоном. Это лучше всякой музыки. У него такой красивый голос… А еще от этой ласки у него кружится голова. Слава подхватывает его на руки и, сделав два шага, опускает на кровать. Приподнимается над ним и смотрит прямо в глаза. Долго-долго. Словно прикидывает самый короткий путь к сердцу Вани. А руки, тем временем, начинают свой замысловатый танец. Пальцы рисуют узоры на коже, ласкают, дразнят. Губы горячи, они обжигают. И от каждого их прикосновения Ваня вздрагивает и тянется, желая продлить, усугубить эти ожоги. Ласка, нежность… Слава топит его в ней. И такую же получает взамен. По его спине скользят тонкие пальцы, дразня. Губы сводят с ума и пьянят похлеще вина. Но хочется опьянеть совсем, сразу. И Слава тянется за поцелуем. Глубоким, сводящим с ума. И он пьянит именно так, как хочется. Ванины губы терпко-сладкие, податливые и очень нежные. Слава хотел бы целовать их вечно. Когда они отрываются и смотрят друг другу в глаза, становится понятно – ни для кого этот поцелуй не прошел даром. Глаза Славы темно-синие и горят, а глаза Вани – серые, как грозовая туча. Теперь в нежность прикосновений вплелась новая нотка. Это жажда. Голод. Он щекочет нервы и повышает громкость стонов. А еще он делает ласкающие тела руки и губы бесстыдными. Почти наглыми. Этой наглости хватает на то, чтобы полностью освободить друг друга от остатков одежды. И снова поцелуй. Да, теперь это страсть. Она бушует в венах, горчит на губах. Она подчиняет себе. И снова глаза смотрят в глаза. Рука на бедре – вопрос. Раздвинутые в стороны ноги – ответ. Глаза Славы вспыхивают удовольствием и немой благодарностью, и Ваня смеется. Ведь на самом деле – это так просто. Позволить тому, кого любишь, коснуться своих тайн. Стать с собой единым целым. Просто. Слава это знает, но он все равно благодарен. Каждый раз, когда Ваня позволяет ему. Доверие. И это доверие нельзя даже пошатнуть. Нельзя причинить боли. Слава знает все его чувствительные точки, но все равно немного волнуется. Доводит почти до крика медленной и нежной лаской и только потом позволяет себе ответить на мольбу, застывшую в Ваниных глазах. Он вторгается в любимое тело предельно аккуратно, следя за каждой эмоцией на тонком лице. Доходит до конца и замирает. Стоны с губ срываются непрерывно, внутри Вани он чувствует себя, как в сказке. Собственное эгоистичное тело требует движения. Но Слава ждет. Смотрит на дрожащие ресницы закрытых глаз, на раскрытые губы. Он ждет сигнала. Разрешения, которое дает Ваня, обвивая его ногами и прижимая к себе. Ближе, еще ближе… Ване хочется раскрыться еще сильнее. Почувствовать Славу в себе до конца. Стать даже не единым целым, а одной душой. Единым телом с одним сердцем и одним дыханием. Он выгибается на постели, подаваясь каждому движению внутри себя. Тело умоляет быстрее, глубже, сильнее. Но Ване нравится этот медленный, изматывающий ритм. Потому что он чувствует каждое движение Славы внутри себя. И снова океан. Все такой же слепящий и ласковый. Он снова лежит на его волнах, и Слава снова тянет его ко дну. Медленно, но неумолимо. Может… Может, хоть сегодня он увидит, наконец, это дно. Губы обжигают поцелуи, руки скользят по телу, но Ване хочется остановить это. Ведь ласки Славы делают тот свет, который идет со дна, слишком ярким, слишком… сумасшедшим. Но он только дрожит под этими ласками. Изнемогает, сходит с ума. Медленно… Боже, как медленно… Слава… А Славе мало. Мало этой близости, мало Вани. Ему хочется врасти в каждую его клетку. Раствориться в крови и вместе с ней дойти до самого сердца. И поселиться в нем навсегда. Он смотрит на Ваню, на его рассыпанные по подушке волосы и искусанные губу. Ваня уже в его сердце. Живет и правит в нем. Слава улыбается. Нежно и немного страшно. Теперь его очередь. Слава останавливается, ловит непонимающий взгляд затуманенных глаз, а потом тянет Ваню к себе. Поднимает с кровати и усаживает на колени. И Ваня кричит. От полоснувшего по венам наслаждения и радости. Теперь он открыт настолько, что больше уже невозможно. И Слава невыносимо близко, глубоко. Обнимает за талию, прижимает к себе, находит губы и снова начинает древние, как мир, движения. Остро, ярко, сладко до горечи. Невыносимо. Ваня отрывается от терзающих его губ и откидывает голову назад. Ему кажется, что так будет легче перенести эту пытку удовольствием. Но Слава не собирается отпускать его просто так. Его губы ласкают открывшуюся шею, и Ваня понимает, какую ошибку совершил. Потому что так еще невыносимее. Он кричит, стонет, даже плачет и сам не понимает этого. Он тонет в своем океане, и обнимающие его руки Славы – единственный якорь. А Славе почти больно видеть Ваню таким. Чувствовать его всей кожей, всем существом. Собирать с его губ стоны. И стремиться стать еще ближе, хотя это и невозможно. Но он пытается. Раз за разом, с каждым движением. Дрожащее тело в его руках такое гибкое… Свой предел Ваня достигает, когда Слава вдруг задерживается в нем. Всего лишь на доли секунды, но он ласкает его изнутри. И этого хватает Ване, чтобы издать последний, отчаянный крик и словно разлететься на осколки. Он дрожит, бьется в сильных руках, прогнувшись назад настолько, что почти касается кончиками волос постели. Он не оставляет Славе ни единого шанса. Но у того еще остались силы. На то, чтобы поднять уже почти потерявшего сознание любимого, притянуть к себе и найти его губы. Всё. Предел достигнут. Его крик опускается куда-то на дно Ваниного тела, растворяется в нем и дает о себе знать еще одной дрожью. Под веками вспыхивают тысячи солнц. Удовольствие концентрированно настолько, что просто выжигает все мысли, всю память. Весь мир. Они двое. Только они двое. На то, чтобы разжать руки и опустить Ваню на постель нет ни сил, ни желания. Но он все же умудряется это сделать. А потом почти падает рядом. На последнем стуке сердца придвигается ближе, находит руку и, целуя прядку влажных волос на виске, тихо шепчет: - С днем рождения, любимый…