hostage;

      Естественно, что Ким Тэхен своим длинным носом и большими ушами чувствовал приближающуюся драму, поэтому через пару минут после ухода парочки, под осуждающий взгляд Хосока, двинулся вслед за ними. Увиденное поразило до глубины всей его голубой души.       — Паровозик, который смог…       Тэхен драматично утирает скупую слезу, смотря на развернувшееся перед ним действо. Припарковавшись у приоткрытой двери, он тихонько глядел и радовался. И пусть Пака еще не раскладывали на кухонном столе, но даже этот робкий поцелуй — уже что-то. Единственное, явно охреневший вид Чимина не располагал к страстному продолжению. Пак, блять, Чимин, тебя целует тот, о ком ты так мечтал. Открой пошире рот и наслаждайся!       А где-то внутри Чимина пищала маленькая девочка, радостно размахивая ручками. Но снаружи, туповатый взрослый парень пытался понять, что происходит. С одной стороны — «алло, Пак Чимин, ты получил, что хотел!». А с другой… Этого ли? Поцелуй от пьяного Мин Юнги, который еле стоит на ногах? Да может он его вообще за телку принял. Кто этих минюнгов знает. Поэтому Чимин просто стоял и чувствовал. Сухие потрескавшиеся губы его недоголубой мечты.       Добрый друг Тэхен, чуя, что Пак явно тонет в пучине своих бабских домыслов и сомнений, решает сделать спасательный заплыв, резво раскрывая дверь.       — Эй, хорош сосаться, там еще не все выпито.       Чимин мгновенно отскакивает от блондина, натыкаясь пышной пятой точкой на край стола и неосознанно прижимая ладонь к губам. Юнги же выглядит так, будто и вовсе ничего сверхъестественного не произошло. Ну, подумаешь, легкий ненавязчивый чмок в вызывающие губехи… Тут явно напрашивались. Но на Пака все же больше не смотрит и, слегка пошатываясь, выходит из кухни. Тэхен провожает его максимально довольным взглядом и тащит в край охреневшего бледного Чимина вслед за блондином, ободряюще обняв за плечи. План практически удался, а паковское оцепенение — дело поправимое. ***       Юнги очень хочется сказать «несите тазик», но вместо этого он просто говорит, что с него хватит алкоголя. Нельзя подрывать свой авторитет. Он кремень, он скала, он в дрова. Хосок пожимает плечами и принимается тискаться с Тэхеном, забив на бледно-зеленого Юнги. Тэхен тискаться тоже хочет, но вот не менее бледно-зеленый Пак все же беспокоит. Вроде как глубокий шок прошел, но моська все равно крайне прискорбная. Казалось бы, где причина для скорби? Иди к своему счастью, будь мужиком, завали его, пока он пьян! Но это же Пак-сама-невинность-Чимин.       Пока сладкая парочка предается любовным утехам, вызывая рвотные позывы у Юнги — настолько сладко они выглядят — Пак Чимин занимается самокопанием. То есть как бы копать-то там нечего, но Чимин настойчиво воображает себя шахтером. Ну, поцеловал, ну, что-то там промямлил (очень романтично, между прочим), и что теперь? Распускать розовые сопли и гадить радугой? Вряд ли Мин вспомнит об этом на утро. Да он вряд ли и сейчас об этом помнит. Сидит весь такой расслабленный, мачо хренов.       Знал бы Чимин, чего стоит Юнги сохранять максимально представительную морду лица. Впрочем, тазик все-таки очень нужен. Глупые поступки (вроде поцелуев с мужиками) никак не способствуют протрезвлению. Героически подняв свое тело с дивана, все, о чем думал Юнги — дойти до туалета. Все, о чем думали ноги Юнги — никуда не идти. В итоге несчастный блондин запутывается в собственных конечностях, сливаясь в страстном поцелуе с паркетом. В комнате повисает драматическая пауза. Стихают чмоки Тэхена и Хосока и трагические вздохи Чимина. Мин Юнги в свете софитов.       Блондин пытается оторвать свою пьяную мордашку от пола, мямля «я норм», но явно проигрывает гравитации. Наконец, горе-друзья понимают, что надо спасать молодого алкоголика, и спешат на помощь.       — И что с этим алкашом делать? — Хосок пытается поднять Мина в одиночку, но получается откровенно хреново.       — Давай в спальню затащим. Герда, помогай, — Тэхен весело подмигивает Чимину и пытается перевернуть бренное тело на спину. После они втроем кое-как, собрав почти все углы, транспортируют блондина на кровать. В процессе транспортировки тот еще пытался что-то сказать, просил бросить его и даже угрожал все заблевать. Выглядело смешно и очень жалко. Смешно Тэхену с Хосоком, жалко — Чимину. Видеть своего рыцаря в таком амплуа… Любовь зла.       Чимин задерживается в комнате, смотря на полудохлого Юнги в свете ночника. Не сумев совладать с режимом гипер-заботливости, он накрывает Мина одеялом и выключает ночник. Засмотревшись на вырубленного усталостью и тошнотой блондина, Чимин собирается по-тихому свалить. Но… нот тудей.       — Эй, ты.       Хриплый, замогильный бас со стороны кровати.       — Чимин…       Сердце Пака невольно екает. Юнги выглядит так, будто хочет сказать что-то реально важное. И глубоко в душе Чимин надеется на признание, или хотя бы извинения. В конце концов Пак столько душевно настрадался и имеет право хотя бы получить извинения. Если кое-кто не хочет принимать его нежные и невинные (ага) чувства, то не стоило давать надежду громкими словами и поцелуями. Чим невольно наклоняется ниже, чтобы расслышать тихий голос хена.       — Чимин-и…       Юнги смотрит Чимину в глаза, смотрит умоляюще, будто ища поддержки. И Чимин готов ее дать. В воздухе явно витает что-то романтичное.       — Я здесь, хен, — Чимин тянется к руке блондина.       — Принеси тазик.       Сука. ***       — Ну и мудак же ты.       Чимин сидит на краю кровати и подпирает ладошкой щеку, смотря на Юнги, который мертвым тюленем лежит под одеялом.       — Я ведь все слышу, — недовольно бормочет блондин.       — А я знаю. И ты знай, что мудак, — Пак тяжело вздыхает. — А я ведь правда губехи раскатал, что у тебя там что-то екнуло. А ты просто алкаш, хен.       Юнги от возмущения наполовину выполз из-под одеяла.       — Да я же…       — Ну, что ты? — перебивает его Чимин. — Думал, типа напился и все можно? Пососались и забыли?       Чимин хоть и слегка протрезвел, но все же алкоголь развязал язык. И да, он обещал, что отвянет после поцелуя, но раз тут такое дело. Грех не воспользоваться ситуацией и не разобраться с этими непонятками.       — Так, Чимин-и, притормози, — Юнги мотает головой, подавив желание склониться над тазиком. — Я ничего не собирался забывать, — со стороны Чимина слышится ироничное «ага». — Но я же всю жизнь был по девушкам, ты чего от меня хочешь? Чтобы я вот так с размаху влетел в это голубое болото? — он устало прикрывает глаза. — Может, мы поговорим об этом утром? Я обещаю переспать с этими мыслями, — Чимин думает «лучше бы со мной», — и утром мы все обсудим. Я не могу скрывать того факта, что действительно что-то к тебе чувствую, — видя, как при этих словах оживился шатен, Юнги поправил себя, — то есть, я не ощущаю неприязни к твоей ко мне симпатии. Но сказать что-то конкретное… Чим, я сейчас могу думать только об истребителях, кружащих над моей головой.       Чимин недоверчиво осматривает Юнги и машет в его сторону рукой.       — Хрен с тобой. Но завтра, ты не отвертишься.       Он встает и шаткой походкой идет к выходу из комнаты, не оборачиваясь. В конце концов, он и сам слишком устал, преимущественно морально, чтобы обсуждать что-то. Да и его запал для разбора полетов почти иссяк. Но не успевает он открыть дверь, как в комнату залетает полуголый Тэхен.       — Я тут собираюсь оседлать одного жеребца, — Ким хитро улыбнулся и поиграл бровями, — если хочешь место в партере — поспеши!       Чимин жалобно застонал, провожая взглядом веселящегося друга. Понятное дело, что лицезреть акт совокупления этих кроликов ему никак не улыбалось. Некуда бежать. Впереди извращенцы, сзади причина душевных расстройств. По бокам — неудобные кресла. Ну, как говорится, из двух зол выбирают меньшее. Пак разворачивается на сто восемьдесят, чтобы получить двести двадцать. Юнги смотрит на него нечитаемым взглядом, ожидая действий, ведь прекрасно понимал намеки Тэхена. Он даже допускал (был уверен), что Тэхен это сделал специально. Более профессионального сводника, хотя бы в пределах конкретного района, было бы не сыскать. Хитрожопый, сил нет. Чимин идет к кровати как на плаху, но все же мужается. Не он ли тут задвигал обличающие речи пару минут назад?       — Двигайся.       Юнги смотрит на него как на дурачка.             — Мои истребители все еще со мной, ты думаешь, я отдам тебе вакантное место рядом с тазиком?       Чимин кривится лицом, понимая весомость аргумента. Все же кровать стоит у стенки, и все что ему остается — перелезать через блондина. Конечно, можно было бы обойти, но Пак все еще пьян, и считает, что это отличная возможность посветить своими булочками во тьме ночной. Он вполне бодро перелезает через тонкие ножки Юнги, отклячивая пятую точку (хотя старшему не рассмотреть заветных форм) мешком картошки падая на свою пристеночную сторону кровати. Он долго ворочается, а Мин мысленно кроет его трехэтажным матом, потому что паковская активность снова заводит карусель.       — Боже, Чимин, у тебя что, шило в заднице?       Пак еще разок демонстративно ворочается, наконец найдя нужное положение. Хотя в его мыслях, нужное положение — в объятиях блондина. Но закатай губу, Пак Чимин. В комнате повисает долгожданная тишина.       Тишина, каждые двадцать-тридцать секунд прерываемая низкими стонами за стенкой. И как хорошо, что у Хосока большая квартира, потому что Пак был почти уверен в том, что, если бы парочке приспичило, они бы не постеснялись заняться любовью на глазах у изумленной публики.       — Когда они закончат уже, а? — тихо спрашивает у Вселенной Чимин.       — Еще минут десять точно, — в ответ ему шепчет Юнги.       Пак аж вздрагивает от этого голоса, он-то думал, что старшего давно срубило, но нет.       — А ты засекал что ли?       — У меня за полгода образовался внутренний таймер, — Юнги тихо посмеивается, аккуратно (оберегая многострадальный мозжечок) переворачиваясь лицом к Паку.       — Кстати, у меня есть, что тебе сказать, не дожидаясь утра.       Чимин чувствует, как признаки аритмии снова возвращаются. Ну, закройся ты уже. Что ты там опять придумал, садюга.       — Тот поцелуй на твоей кухне…       У Пака щеки семафорят всеми признаками скорейшей смерти от повышения кровяного давления.       — Мне понравилось.