Драгоценная госпожа Мэй (Сяо)

-Мы спасемся? — она обнимала его заглядывала в глаза, надеясь услышать долгожданное «да» -Мы победим, — неожиданно мягко улыбался ее полководец, но на дне его глаз застыло холодное «нет». Ян Мэй понимала, что дни ее сочтены. Понимала, что вскоре Нанкин падет и ее саму схватят и тогда… О-о-о, тогда она пойдет по дорожке из битых стекол и ее собственные ноги оставят красный след. Ее тело измучают сотней ударов плетей или бамбуковых палок, а волосы остригут, превратив ее из богини в нищенку. Она целовала своего князя и шептала ему «возвращайся с победой», и он возвращался к ней. Пока возвращался. Кольцо вокруг Нанкина сжималось, как сжималась и голова госпожи Тайпин. Она то хохотала-ка безумная, то рыдала, то приказывала устраивать праздники, то запиралась в своих покоях и неделями не покидала постели. Она проклинала Америку и свою веру в него и призывала на его голову кару небесную, желая, чтобы ему было также больно как ей. Никого не выпускать, — кричала она, и люди падали мертвыми на улицах ее города. Князь не выдержал этого зрелища и приказал обратное, открыв ворота для простого населения. «Он слишком человек» — думала она, — «слишком молод и не умеет быть жестким, а впрочем все равно» Скоро глаза его закроются навеки, ибо Китай не пощадит никого. И ее тоже. *** Америка стоял на холме и смотрел на горящий город. Где-то там, должно быть мечется госпожа Ян Мэй, и безжалостный огонь уносит в небытие ее хрупкую красоту, где-то там, тысячи людей сгорают заживо, отдавая свои жизни в угоду амбициям вышеозначенной госпожи. И где-то там растет и крепнет репутация господина Альфреда Ф. Джонса, как государства, способного на жесткие, но необходимые решения. Такие, как сжечь тысячу людей, чтобы спасти миллионы. Пройдут считанные годы, может быть десятилетия и господин Америка станет по настоящему сильным и независимым, более того, могущим диктовать свою волю другим. Ради этого можно пожертвовать и бессмертной красотой госпожи Тайпин. Прощай… Мэй. Америка развернулся и быстрым шагом направился к лагерю, не зная, что над его головой уже сгустились тучи и вопли безумной Тайпин достигли Неба. Не зная, что его собственная страна горит в огне, беспечно оставленная своим воплощением. *** Ворота рухнули и в город ворвались солдаты, жаждущие убийств и крови. Среди них был и господин Брагинский, цель которого была не в убийствах или грабежах, а в спасении одной глупой, но властолюбивой китаянки. Он нашел ее во дворце, как предполагал раньше. Она лежала в небольшой комнатке, предназначенной прислуге, скорчившись на полу, обхватив руками колени. Ее тусклые волосы были спутаны, а лицо было белее мела, и лишь черные больные глаза выделялись на нем. Рядом никого не было. Россия подошел к госпоже Ян и осторожно коснулся ее плеча. Ян Мэй дернулась и посмотрела не него или сквозь него. — Америка… — Тихо прошелестел голос некогда холеной госпожи. Россия усмехнулся. — Нет. Тайпин внимательнее пригляделась и слабо улыбнувшись сказала: — А, это Вы, господин Ван… Мне привиделся кошмар. Она попыталась привстать, однако ее руки ее не держали, и она опять свалилась на пол. Россия взял ее на руки и понес ко входу. Ян Мэй просто обмякла в его руках, и, казалось, впала в забытье, очень похожее на опиумный сон. Она казалась слабой девочкой и решение отдать ее Китаю уже не казалось таким правильным. *** Ян Мэй открыла глаза. Взгляду ее предстала светлая комната. Сама она лежала в простой рубашке европейского кроя, на чистой постели, с волосами, убранными в косу. Мэй села в постели и попыталась встать, однако голова ее сильно кружилась, и ее подташнивало. Желудок урчал от голода. Ян Мэй застонала и легла обратно. В комнату вошла пожилая женщина, европейка. Она озабоченно поглядела на Ян Мэй, однако не сказала ни слова. Поставив перед обессилевшей госпожой поднос с простой едой, она еще раз сочувственно поглядела на нее и вышла. Мэй ела очень осторожно, словно боялась того, что ее организм не воспримет еды. Едва расправившись со скромной трапезой она снова почувствовала чудовищную усталость и вновь откинулась на подушки забывшись целебным сном. Очнулась она только через пару суток и первым, кого Ян Мэй увидела после серии долгих сов был Япония. — Братец Кику, — она искренне улыбнулась ему. Япония улыбнулся в ответ, но в улыбке его было больше вежливости, чем искренних чувств. — Госпожа Ян, вряд ли нас связывают родственные отношения, — ровным голос произнес Хонда Кику, и, чуть нахмурившись, добавил, — и родственные чувства. — И все же, я рада тебя видеть, господин Хонда. Это ведь был сон? — с какой-то детской непосредственностью, не присущей правительницам и владычицам, спросила его Ян Мэй. — Смотря то, что вы имеете ввиду госпожа Ян. Если долгую войну на материке — то нет, это не был сон. Ян Мэй продолжала улыбаться, однако в глазах ее начало проявляться понимание всего ужаса войны и разрухи, царившей целое десятилетие на материке. На материке?!  — Господин Хонда, — она сощурила свои глаза, — а разве мы сейчас не в Китае? Он позволил себе улыбнуться. — Мы в Китае, ясная госпожа моя. Однако, в том Китае, где ваш любимый брат Ван Яо не сможет до вас дотянуться. Мы на острове Формоза. Прекраснейший остров. Остров с песчаной косой. Тайвань. — Что же Вы делаете на китайском острове, господин Хонда? — она спросила это с долей непонимания, однако в душе она уже знала ответ.  — Остров необычайно важен для всех нас, госпожа Ян. Ван Яо он нужен как еще одно подтверждение своей власти, как он нужен был раньше и Нурхаци. Я хочу большего, госпожа Ян. Я хочу чтобы этот остров стал прибежищем для меня. Несмотря на слабость в теле, Ян Мэй необычайно быстро села в постели, широко открыв свои темные глаза. Она думала о власти, веь только власть может подарить им наслаждение. Но прибежище? — О чем Вы, Кику? От волнения Ян Мэй упустила все вежливые формы и конструкции в разговоре. Япония улыбнулся. Улыбнулся приветливо? — Я хочу прибежища… Мэй. Я хочу чтобы остров был под моим протекторатом, и был частью моей политики в регионе. Моей истории если… хочешь. Со старшим братцем мне не договорится, как не договориться и с варварами, не важно северными или западными. Но ты — это иное. Я мог бы помочь тебе сейчас, что бы ты стала тем кем ты так хочешь стать. Взамен я прошу лишь безусловной поддержки всего, что я предпринимаю. Это шокировало Ян Мэй и она надолго замолчала пытаясь обдумать все то, что сказал ей Япония. Это звучало так заманчиво… и так искренне. Искренних слов Ян Мэй не ждала ни от кого уже больше полтора тысячелетий. Япония подал ей руку и она приняла ее без колебаний. Она встала с постели и опираясь на руку Японии подошла к окну. Ее ошеломило количество солнечного света, освещавшего прекрасные домики нетронутые войной. Впервые за долгое время Ян Мэй чувствовала в своей душе покой и умиротворение. Не было ярости и желания мстить, но было желание… созидать? — Я постараюсь быть тебе опорой здесь, Кику, — она повернулась к Японии, — и постараюсь быть полезной, но сейчас… — Но сейчас это невозможно. Ничего, мы подождем. Ян Мэй удовлетворенно кивнуло. Да это было по ней и по ее силам. Тай-Вань. Не Тайпин, но Тайвань тоже звучит прекрасно.