Ожидание и реальность

Зимы в Токио чрезвычайно хитрющие создания. То обманчиво тёплые, ластящиеся к тёмной макушке волос мягкими солнечными лучами, то такие студёные, что хочется уподобиться залегающей в спячку живности – уснуть до весны и горя не знать со всей этой суетой и попытками найти хоть какой-нибудь более-менее приличный источник тепла. Бокуто отчаянно мёрз. Кутался по самые глаза в широкий шарф, стянутый в бант на спине и прятался за воротником-стойкой тёплой парки, раз за разом накидывая на высветленные лохмы капюшон, слетающий от очередного порыва. Он ёжился и смешно отфыркивался, выпуская в морозный воздух пухлые клубочки пара, тут же исчезающие. Пальцы – Котаро категорически отказывался (или просто забывал) носить перчатки, — краснели от ледяных облизываний колючего ветра, крючились и кое-как спасительно сжимались, образуя кулаки из не слушающихся конечностей. Акааши наблюдал за этим раз за разом уже два года подряд с декабря по март почти каждый день, когда энергичный Бокуто-сан вызывался провожать его до дома во имя «Усиления физподготовки и выносливости!». Он больше не спрашивал своего капитана, где тот оставил рукавички, и есть ли у него они вообще – хватило месяца понять, что их нет, будто самого понятия «перчатки» для Бокуто не существовало. Кейджи лишь молча шагал, слушая восторженную болтовню сокомандника о чём угодно, и старался делать вид, что не замечает, как он осторожно дует на ошпаренные морозом руки – ас Фукуродани чертовски не любил показывать своих слабостей, о чём узнал связующий уже после первой до жути смущающей альтруистической попытки согреть чужие ладошки в своих. Однако, было не всё так плохо. Выход из ситуации Акааши всё же нашёл, чем в тайне чуть-чуть даже гордился. — Ну и вот, мы пришли в тот зал, увидели игроков, и Куроо такой: «Охо?», а я ему: «Охохо!» – и мы сделали их подчистую, — Котаро восхищённо сверкал круглыми глазищами и счастливо скалился, в паре живописных жестов показывая, как именно они с их общим с Акааши приятелем отделали каких-то волейбольных недотёп. — На твоём месте я бы так не гордился тем, что уделал младшеклашек, — мягко улыбаясь в шарф, отозвался Кейджи, но всё же не удержался и пару раз хлопнул капитана промеж лопаток. — Иногда мне кажется, что это именно ваш с Куроо-саном уровень. — Акааши-и-и! Они не «младшеклашки», а первокурсники! И эти парни, между прочим, учатся в школе олимпийского резерва, ну я же говорил! — надулся Бокуто. — А разве это не одно и то же? Судя по всему, возраст у них тот же, что и у нашего Онаги. — Капитан обиженно фыркнул и сунул замёрзшие руки в карманы, ворча что-то про то, что такая школа и обыкновенная старшая школа всё равно разные вещи. Акааши, немного развеселивший себя очередным удачным раздракониванием аса, был полностью доволен, тем более, что они уже пришли, о чём парень поспешил осведомить третьегодку. — Мы на месте, Бокуто-сан. Котаро растерянно завертел головой, тут же поникнув. — Быстро дошли. — Как всегда, полчаса от школы, — пожал плечами связующий, прекрасно зная, сколько топать обратно Бокуто, который жил в совершенно противоположной стороне. — Бокуто-сан… — Ась? — капитан обернулся, прекратив отковыривать от буквы «А» на почтовом ящике застывшую воду. — Сегодня холодно. — Ну да, снег пойдёт, наверное, — парень задрал голову в уже чёрное небо, где с трудом просматривались точечки звёзд. Акааши быстро подошёл к отвлёкшемуся Бокуто и в пару движений стянул со своих рук мягкие тянущиеся перчатки, ловко напялив их на замёрзшие лапы капитана. Реакция последовала незамедлительно: — Хэй-хэй-хэй! Чего это такое? Ты опять, Акааши?! Я же сказал, что не любл… — Сегодня холодно, — тихо сказал Кейджи, удерживая за запястья своего напарника и лишая его возможности содрать с рук тёплые варежки. — А тебе далеко идти, Бокуто-сан. Я столько раз говорил, что провожать меня не нужно, но ты всё равно идёшь и идёшь за мной, а потом жалуешься на следующий день, что отморозил руки, поэтому, вот… — парень смущённо сжал чужие пальцы, наверняка, уже отогревающиеся в простых перчатках. — Вернёшь потом. Я иду домой. До завтра. Не давая Котаро сказать что-либо в ответ, Акааши на прощание махнул рукой и юркнул за решётчатую калитку, за пару широких шагов добираясь до дома, на пороге которого обернулся. Третьегодка стоял на месте, как зачарованный пялясь на собственные ладони. Наверняка, ему было намного теплей, чем пять минут назад. А ещё, может быть, Акааши хотел так думать, что Котаро немного смутился – делал это он просто очаровательно, но очень-очень редко. Ас Фукуродани постоял ещё немного возле калитки, взглянул в непроглядное небо, кажется, улыбнулся, и с хихиканьем бросился обратно, напоследок мельком мазнув взглядом по всё ещё топтавшемуся на пороге дома другу. Кейджи усмехнулся и открыл дверь, готовясь развести руками и сказать недовольно хмурящейся матери, что он в очередной раз потерял перчатки – Бокуто так и не вернул ни одной пары. *** Его день рождения выдался на субботу. Тренировок не намечалось, занятий тоже, так что Акааши рассчитывал выспаться, а потом мирно и тихо встретить своё семнадцатилетие, но не тут-то было… — Милый, к тебе гости, — в комнату заглянула мама, виновато улыбаясь сонному и растрёпанному чаду, только-только выползшему из-под одеяла. — Спускайся вниз. Внизу, конечно же, ждал взъерошенный, раскрасневшийся от утреннего морозца и часовой пробежки ас Фукуродани, что было сил отсыпающий горстями благодарности матери именинника за рождение такого шикарного связующего. Кейджи, стоя на нижней ступеньке лестницы, смотрел на эту идиллию, творящуюся в коридоре, с чувством величайшей настороженности. И не зря. Увидев Акааши, Котаро встрепенулся и помчался к нему с обнимашками, тут же уволакивая кохая наверх, обратно в спальню, где подверг его спешному переодеванию из пижамы в уличную одежду. И снова вниз – на кухню. «Завтракать» – по мнению Бокуто и умилённой матери, а на самом деле спешно запихивать в себя горячий омлет и заливать это всё чаем со свежим печеньем. Ещё несколько минут суматохи и непрестанного лепетания растрёпы-капитана о каких-то планах, как Акааши был вытолкан на холод под одобрительные прощания матушки и обещание Бокуто: — Я верну его к вечеру, Акааши-сан. Парень махнул рукой, подцепил Кейджи под локоток и потащил за собой, выбирая хорошо знакомое направление: они шли привычной дорогой в школу. Под ногами хрустели ледяные корочки ещё нерастаявших луж, кончики ушей ласково покусывал лёгкий морозец, где-то над головами носились, чирикая, птицы, усаживаясь на нитки проводов мохнатыми жизнерадостными бусинками. Бокуто что-то мурлыкал себе под нос, мягко придерживая под локоть Акааши, даже не думая его выпускать. На них пялились утренние бабульки-одуванчики, торопящиеся в булочную за свежей выпечкой, малышня, высыпавшая на улицу потоптать тонкий белый ледок, даже нередкие в районе Кейджи кошки и собаки смотрели будто бы с укоризной на странную парочку. — Бокуто-сан… — Мы идём в школу, — не отрывая взгляда от дороги, сообщил капитан, зачем-то свернув совершенно в другом направлении, — там все наши. Сегодня вечеринка в твою честь, Акааши. И Некома приедет тебя поздравить, — радостно улыбнулся Котаро, оборачивая счастливую рожицу на напарника. — А после праздника мы покажем этим драным кошкам, где совята зимуют! Именинник усмехнулся. Вот к чему дело, оказывается, шло. — Так бы и сказал, что хочешь урвать тренировочный матч без свидетелей. Собрался играть грязно, Бокуто-сан? — Я? Да никогда! — отмахнулся парень, настороженно взглянув на как всегда проницательного кохая. И как он только… — Ну, как себя чувствуешь, хорошо выспался? Бокуто будто бы издевался. Вчера он загонял всю команду до полусмерти, затискал бедолагу связующего до состояния не стояния, да и ещё потом полчаса уламывал «Поиграть ещё немножечко» растёкшегося по полу товарища, способного разве что на слабые бульканья протеста. — Вообще-то, я должен на тебя сердиться. — Акааши не злился по-настоящему, но эта внезапная побудка и вытряхивание из дома в рекордно короткое время его несколько озадачили и смогли даже вызвать раздражение, впрочем, быстро утихшее. Это же Бокуто, а с ним по-другому и не бывает. Удивительно было бы, если бы он ничего не отчебучил в его день рождения. Вот это бы уже стало поводом для беспокойства. — Почему? — Котаро самым невинным взглядом смотрел на друга, сверлящего в нём дырку. — Ты вытащил меня из дома, в день… — Да-да, я знаю, ты хотел выспаться, но вечеринка… — Бокуто мигом сник, хотя его и не ругали, даже толком не упрекнули. — Чёрт с вами, — Кейджи устало прикрыл глаза и огляделся. — Ну и куда мы пришли? Ты же сказал, что мы идём в школу. — Ага, но на минуточку присядем где-нибудь тут, хорошо? Они стояли у входа в маленький скверик, полный унылых голых деревьев, массово устроивших акт эксгибиционизма к зиме. Людей почти не было, только мелькающие среди деревьев бегуны, рассекающие аллею, и курлыкающие птицы, пасущиеся на чёрном клочке земли опустевшей клумбы. Бокуто уверенно перехватил ладонь своего связующего и потащил его к ближайшей лавке, явно при этом волнуясь. Странно, что это на него нашло? Акааши не сопротивлялся и чуть поморщился, когда пришлось усесться на холодное дерево одинокой скамейки. Оставалось только надеяться, что они здесь ненадолго. Котаро медлил и будто чего-то ждал, а потом плюхнулся рядом и засунул руку за пазуху, в одно движение доставая что-то жутко цветастое и шуршащее. — Это… Ну… С днём рождения, Акааши. Это от меня, — рвано выпалил он, ловко всовывая в руки сокомандника подарок. — Хотел подарить тебе его без свидетелей. Кейджи улыбнулся и поглядел на третьегодку. Он сложил руки в замочек на коленях и искоса поглядывал на именинника, медленно вертящего в руках пакет, но так и не решающегося его вскрыть. — Спасибо, Бокуто-сан. Очень мило с твоей стороны. — Да-да, открывай скорей и пойдём. Подпихиваемый чужим острым локтем Акааши послушно кивнул и принялся открывать подарок. Свёрток не казался увесистым, но и не был лёгким, а внутри, как понял второгодка, лежало что-то мягкое. Широкой атласной лентой, метрами пятью сразу, то ли рыжего цвета, то ли розового, Бокуто надёжно обвязал свой презент, завёрнутый в такую чудную бумагу, что она стоила отдельного внимания. Разглядывать нарисованных совушек было до ужасного интересно, все они были разные: в праздничных колпачках, очках и шарфиках, и Кейджи ненароком подумал, что их чудаковатый капитан собственноручно разрисовывал невинных птиц специально для него. От этой мысли становилось как-то слишком жарко где-то в груди, даже несмотря на излишнюю прохладу утра. — Я очень старался. Долго сомневался в том, понравится тебе или нет, но всё-таки надеюсь, что понравится, — Бокуто нетерпеливо ёрзал рядом, разглядывая, как пальцы Акааши мучительно медленно терзают длинную ленту, с которой он и правда, кажется, перестарался. — Но знаешь, если тебе не приглянется, то… Я не обижусь, — уверенно кивнув под ехидный смешок кохая, Котаро сжал покрепче руки. Почему Акааши делает всё так медленно? Порвал бы уже эту упаковку и дело с концом! — Акааши-и-и! Ты чего тянешь? Открывай давай! — Это мой подарок, так что я буду открывать его так, как захочу, — коварно осклабившись, выпалил этот именинник-иезуит, закончив, наконец-то, с лентой. Упаковка с совушками призывно зашуршала, и Бокуто не сдержался: он обхватил сам себя за плечи и издал какой-то совсем не свойственный себе звук, крепко жмурясь в ожидании вердикта. До последнего он не был уверен в этом слишком личном и двусмысленном для них двоих подарке, и теперь тишина справа его до дрожи пугала. Акааши не порвал ни кусочка чудесной упаковки. Не загнул и не помял ленты, уложив её, как особое сокровище, рядом с собой на заиндевелые цветные дощечки сидения. Развёрнутый подарок он уместил на коленях, принявшись разглядывать разноцветное нутро свёртка. Перчатки, ну надо же. Самые разнообразные; пар, наверное, двадцать: с волейбольными мячиками, с какими-то глуповатыми броскими надписями, с совятами несколько пар, просто разноцветные, но по-настоящему вырвиглазно-яркие, как кисти скелета, которые, кажется, будут светиться в темноте, скромные в клетку и горох, и смотрящиеся совсем скучно в этой цветастой компании простые чёрные, точно такие же, как пару недель назад утырил на безвозмездной основе капитан. Много-много разных, забавных и, что удивительно, все были нормального размера, для взрослых, будто бы кто-то в адекватном состоянии станет носить такое. — Бокуто-сан, — осторожно позвал Акааши, и сидящий рядом ощутимо вздрогнул. — Чёрные тебе не нравятся, да? Просто признайся, что тебе будет интересней таскать такие перчатки, чем мои скучные. — Нет! Акааши, как ты мог подумать такое? Эти только для тебя, у меня есть другие. Вот, — он жестом фокусника вытянул из кармана простые чёрные рукавички, в которых Кейджи с лёгкостью признал свою похищенную собственность. Интересно, сколько у него их уже успело накопиться? Наверное, пары три или пять – напялить свои варежки на лапы Бокуто Акааши удавалось не каждый раз, но он честно старался. — Ну так что… Тебе нравится или нет? Не нравится… Я так и знал! — Нравится. Даже очень, — совершенно искренне признался парень, бережно прижимая к себе разноцветное сокровище. — Думаю, что эта зима будет самой тёплой для меня. Котаро был абсолютно счастлив и тронут до глубины души, будто бы это ему сейчас вручили подарок мечты, а не наоборот, впрочем, кто знает эту дурную Совень, может ему и правда совсем чуть-чуть нужно для счастья? Поддавшись порыву, он вдруг навалился на именинника, крепко стискивая его в объятьях. — Я так рад… Очень, — холодным носом Бокуто тыкался в щёку несопротивляющегося Акааши и чуть ли не урчал от удовольствия. — Ну, теперь вот можно идти к ребятам. Атмосфера сменилась так быстро, что Кейджи не успел даже толком понять, в какой именно момент трогательно-милый Бокуто-сан превратился в свою привычную придурковатую версию. Хотя и в ней была своя прелесть. — Хорошо, идём, — связующий поднялся на ноги и тут же был ухвачен под руку с задорным хихиканьем. Бокуто тут же начал рассказывать, как охотился за перчатками по всему городу и окрестностям, рассуждать о том, как будет забавно выглядеть друг в этих развесёлых варежках, и что скажут Куроо и ребята из команды. А что Акааши? Он послушно шёл рядом, бережно прижимал подарок к груди, и думал, что этот день рождения, несмотря на раннее пробуждение и испорченные планы, понемногу становился одним из самых необычных в его жизни.