Ожидание и реальность

Прощальная речь директора и представителя нынешних третьегодок отгремела, звуки улюлюканий выпускников стихали или оставались за спиной. Где-то там, в толпе празднующих своё освобождение от пут школьной жизни, были и чрезвычайно радостный Коноха, как всегда собранный и спокойный, но растроганный до глубины души Вашио, грустно улыбающийся Сарукуи. И Бокуто. Как всегда шумный и энергичный, размахивающий своим аттестатом над головой. Он без конца удивлялся тому, как вообще умудрился закончить школу, и широко улыбался, украдкой ища кого-то в толпе. Акааши ушёл оттуда сразу же, как парни из волейбольного клуба отделились от беснующегося моря без пяти минут студентов и сбились в свою собственную маленькую группку, ободряюще похлопывая кохаев и друг друга по плечам. Связующий медленно брёл по коридору академии, не разбирая пути. Всюду сновали счастливые и заплаканные лица, и Кейджи и сам не знал к чему ему обратиться – радоваться за ребят и Бокуто-сана или, вопреки своим принципам, позорно разреветься где-нибудь в тёмном углу. Странно, но чаша весов склонялась именно ко второму. На душе было паршиво, так мерзко, что хотелось выть. И отчего же? В сущности, ничего ведь не поменяется. Они всё так же будут встречаться чуть ли не каждый день, шляться по караоке допоздна, устраивать игры на уличных площадках. Акааши, конечно же, ещё натерпится от Бокуто, когда тот завалит его в первый свой день в универе смсками по поводу того, что тут всё такое не как в школе и ему его, Кейджи, жутко не хватает. И тогда сердце предательски сожмётся, а по спине пробегут мурашки, топча ледяными лапками позвоночник. В горле встанет ком, картинка окружающего мира медленно поплывёт. Нет. Всё изменится. Всё уже изменилось. Начиная от жгущей руки капитанской нашивки и подозрительной тишины на площадке, заканчивая тем, что, отдавая пас, Акааши теперь никогда не услышит дурацкого «Хэй-хэй-хэй!» или «Давай же, Акааши», произносимого с таким мощным запалом, что выбивает воздух из лёгких. Перед глазами только сетка и безжалостный противник. В руках мяч, выскользающий из слабеющих пальцев. За спиной его собственная команда, с которой Кейджи, кажется, не сможет справиться. За спиной тишина. Никакого уханья его личной чудной Совени. Никакого Бокуто-сана. Коридор был пуст, но даже если бы здесь и были люди, то Кейджи бы просто этого не заметил. Ногти впились в ладони, удерживая из последних сил самообладание, но Акааши всё же сдался. Плечи опустились и чуть заметно задрожали. Как это было глупо – стоять и мотать на кулак сопли посреди коридора. И всё из-за чего? Из-за этого раздражающего парня, смотрящего каждый раз с такой теплотой, с таким восторгом. Никакого Бокуто-сана. Больше нет. — Повторяй это себе почаще, — шмыгнув и утерев рукавом глаза, глухо буркнул себе под нос Акааши. — Что повторять? Кейджи махом обернулся, конечно же, натыкаясь на любопытный взгляд круглых жёлтых глаз. Котаро вопросительно наклонил голову на бок и цепко оглядел нового капитана Фукуродани. Не заметить покрасневших от слёз глаз он однозначно не мог, но решил тактично промолчать, что уже было целым событием. — Да ничего. Поздравляю с выпуском, — натянуто улыбнулся связующий, только сейчас заметив, что кое-чего не хватает – все до единой пуговицы на пиджаке Бокуто были оторваны, и теперь чёрные ниточки, их некогда удерживающие, безжизненными хвостиками болтались при любом движении. — Что ты тут забыл, Бокуто-сан? Вижу, тебя уже неплохо потрепали. Котаро проследил за острым взглядом друга и уставился на собственную одежду, небрежно потеребив её край. — А, это? Ну… Знаешь, я вообще-то искал тебя, Акааши, — он улыбнулся и зачем-то полез в карман. — Ты так быстро убежал, что я совсем не успел тебе кое-что передать. Дай свою руку. Кейджи стоял как зачарованный, но ладошку всё же протянул, и Бокуто тут же мягко взял её в свою, уложив поверх. Он ещё немного поковырялся в собственном кармане, что-то сосредоточенно там выискивая с таким забавным выражением лица, что Акааши невольно улыбнулся, разглядывая это вихрастое чудо с высунутым от усердия языком. — Ага, попалась! — воскликнул выпускник и положил что-то маленькое и круглое на ладонь друга. — Вот, хотел тебе отдать. Это пуговица, — зачем-то пояснил Бокуто, заметно волнуясь. — Я понял. — Моя. Вторая пуговица, — уточнил парень и хитро уставился на едва порозовевшего Акааши. — А вот ещё: первая, это четвёртая, кажется, третья… — на ладони связующего медленно выросла горка из пяти золотистых пуговок с пиджака, четырёх пуговичек с манжет рубашки и ещё какая-то одна неизвестная разноцветная, и откуда её отковырял Бокуто знать Акааши почему-то не хотелось. — Я хотел оторвать ещё одну с брюк, но Коноха сказал, что это не самая здравая идея, так что вот – это все мои пуговицы, я отдаю их тебе. Понимаешь, что это значит, Акааши? Бокуто был серьёзен как никогда, хоть и расплывался в улыбке, скрывая за ней своё волнение. Кейджи понимал. Он смотрел на пуговицы, поражаясь тому, как эти маленькие блестящие штучки смогли так легко выбить землю из-под его ног, а сердце заставить трепетать от грустного счастья. Котаро нетерпеливо ждал ответа, переминаясь и не зная, куда деть свои руки. — Понимаю, — Акааши сжал подарок в ладони и шагнул вперёд, утыкаясь лбом в плечо Бокуто, который тут же его крепко обнял, явно не намереваясь отпускать – ни сейчас, ни когда-либо ещё. — Я… Я просто не смогу без тебя, мне будет так тебя не хватать, Бокуто-сан, — признание вышло не очень, но Котаро его расшифровал как надо. Пальцы крепче вцепились в ткань школьной формы, над ухом Кейджи прошелестело чужое горячее дыхание, вызывающее мурашки и новую порцию позорной мокроты. — Я всегда буду рядом, весь, целиком и полностью, — обещал Бокуто, мягко целуя в висок Акааши. — Всегда-всегда… Ты просто верь мне. И Акааши верил, как всегда, безоговорочно.