***
Мастерская Гексикайи располагалась в самом дальнем углу территории Гимнасиума. Это было приземистое каменное строение с плоской крышей, наполовину вросшее в землю – один этаж его возвышался над землёй, а один, цокольный, уходил вглубь. Когда-то оно служило сараем для ненужного старья, сломанного школьного инвентаря и прочего хлама. Но несколько лет назад было решено всё это благолепие вывозить на ближайшую мусорную свалку или сжигать на костре во время праздника Гая Фокса, а сарай освободить и отдать в полное распоряжение тем школярам, чья внеучебная деятельность была слишком опасной, шумной или просто нарушающей покой всех остальных. В разные годы здесь ютились заводчики карликовых кракенов (всего-то с телёнка размером, не считая щупалец), селекционеры ядовитых роз, хор упырей, а теперь вот – Гекс со своей мастерской и Эрик с его клавесином. Музыку Гексикайя услышал уже за пять метров от дверей. Сегодня звуки, исторгаемые клавесином и подвывающим ему Эриком, были особенно душераздирающе-прекрасны, а вибрацию толстых каменных стен домика, вызванную оными завываниями, было видно невооружённым глазом. Гекс усмехнулся и потянул на себя мелко подрагивающую дверь. Эрик играл Мортцарта, своё любимое – «Слёзный был день». Его волосы, обычно собранные в щёгольский хвост, растрепались, сгорбленные плечи ходили ходуном, а тонкие бледные пальцы бегали по желтоватым костяным клавишам, как диковинные пауки. Пожалуй, это было даже красиво; такую картину можно было бы представить на сцене какого-нибудь огромного театра, а не в полутёмной клетушке с низким потолком и чадящими факелами. Одно было плохо – Эрик был так увлечён музыкой, что появления Гекса не заметил. – Эрик! – Гексикайя подошёл ближе и легонько потряс друга за плечо. – Эрик Фантом дель Опера! Тебя не учили отвечать, когда к тебе обращаются? Фантом оставил многострадальный клавесин в покое и повернулся на табурете, уставившись на Гекса. – Престранное чувство овладело мною, друг мой, – вдохновенно продекламировал он, закатывая изжелта-зелёные глаза, мутные, как у мартовского кота. – Обжигающим горьким вином течёт оно по венам моим, лесным пожаром бушует в сердце, железными цепями опоясывает всё моё существо! – Кончай декламировать, – Гекс подтянул к себе второй табурет и уселся на него, скрестив ноги. – Второго Крикспира из тебя уже не получится, а я не трепетная институтка, чтобы падать в обморок от твоих словесных экзерсисов. Давай-ка лучше рассказывай, какая причина заставила тебя прогулять этикет и бросить своего лучшего друга страдать в одиночестве? И как её зовут? – Кристина, – машинально ответил Эрик, прикрыв глаза. Мгновение спустя он спохватился: – Погоди, откуда ты знаешь, что я был на свидании? – Догадался, – Гекс беспечно пожал плечами. – Как будто я не могу понять, что ты в очередной раз влюбился… как будто я тебя не знаю. Эрик Фантом дель Опера, натура творческая, меланхолическая и тонко чувствующая, влюблялся не реже, чем раз в месяц. Объектом его воздыханий становились в своё время и тощая гаргулья-библиотекарша мадам Пьеротт, и Гульетта из пьесы Крикспира, и Дафна, торговка зеленью с соседней улицы, и десятки других девушек и женщин, реальных и вымышленных. И каждая влюблённость Эрика сопровождалась одними и теми же симптомами: лихорадочный блеск в глазах, «Слёзный был день» и декламация «романтических» сентенций. – Кристина – не «очередной раз»! – Эрик подскочил с табурета, ударился головой о потолочную балку, ойкнул и осторожно опустился обратно. Продолжал он уже гораздо тише: – Она – самое прекрасное, чистое и невинное существо, которое я встречал за всю свою жизнь! – И кто же она? Вампиресса, гаргулья, зомби? – Призрак, – благоговейно прошептал Эрик. – Она скончалась от чахотки прошлой зимой. А её душе не дали обрести покой. При жизни она была помолвлена с одним юношей, Раулем… после её кончины он тронулся умом и попытался провести чернокнижный обряд, чтобы вернуть её к жизни. Однако по незнанию не смог довести дело до конца, и Кристина не вернулась в своё тело, но осталась призраком. Это она всё мне рассказала, – с готовностью пояснил он, встретив невысказанный вопрос Гекса. – Она удивительная, очаровательная, невероятная... А как поёт, Гексикайя, слышал бы ты, как она поёт! Хотя тебе, бесчувственному порождению механистического века, не понять. Тебе лишь бы шестерни крутить да свою мастерскую от меня запирать! – Гермес Трисмегист бережёт меня от любовных томлений, способных помутить разум, – развёл руками Гексикайя. – Считай, что ты выполняешь норму по влюблённостям и за себя, и за меня. Что до моей мастерской… в последний раз, когда я оставил дверь незапертой и ушёл, ты вознамерился навести порядок, помнишь? После чего я месяц искал рассованные по всем ящикам отвёртки – самую большую шестигранную до сих пор не нашёл – и сортировал шестерёнки по диаметру! – Я всегда, всегда действую из лучших побуждений, – обиженно протянул Эрик. Он подцепил пальцем нижний край своей полумаски и неизящно поскрёб щёку под ней. – А ты даже спасибо ни разу не сказал. – Спасибо тебе, Фантом, – Гекс широко, не очень искренне улыбнулся и сгрёб Эрика за плечи, второй рукой окончательно разлохмачивая его волосы. – Спасибо тебе огромное! Без твоей неоценимой помощи мои жизнь и работа были бы в разы скучнее! Но сейчас я заканчиваю важный научный проект и не хочу, чтобы твоё деятельное участие ему навредило. – Не навредит, уж не беспокойся, – Эрик, насупившись, вернулся на свой табурет. – Чтоб мне никогда верхнее «ля» не взять! Ты ведь даже не хочешь показать мне, что такое таинственное там мастеришь! А ещё называешь меня своим лучшим другом… – Да не обижайся ты, ранимая натура! – Гекс соскочил на пол и встал перед Эриком, наклонив голову набок и заглядывая в жёлто-зелёные глаза друга, полные крокодиловых слёз. – Сейчас пообедаю, чем найду – с этим этикетом даже в столовую не успел – и всё тебе покажу, договорились? Эрик, не меняя выражения лица, кивнул. – А если обещаешь, что не сломаешь ничего, я научу тебя плести лилии из серебряной проволоки. Твоей Кристине понравится! Это определённо был запрещённый приём, но сработал он на «отлично» – глаза Фантома вновь блестели не от слёз, а от восторга и предвкушения.***
– Я надеюсь, ты слышал когда-либо о таком великом человеке, как Кошмардо да Винчи? – спросил Гексикайя полчаса спустя, когда, расправившись с припрятанным в леднике тушёным мясом, спускался к двери, ведущей на нижний этаж. – Конечно, – с готовностью закивал головой Эрик. – Это великий художник, написавший «Драконду», «Даму с призраком горностая» и «Витрувианского вервольфа»… – …репродукция которого, кстати, висит напротив кабинета неестествознания, – закончил Гекс. – А ты знаешь, что он, помимо всего прочего, был гениальным инженером и оставил после себя немало любопытных материалов, касающихся создания всякого рода механизмов? – Нет, – чуть тише, видимо, от смущения, ответил Эрик. – Теперь знаешь, значит. Так вот, в начале лета я нашёл в библиотеке факсимиле дневников да Винчи. Чтиво невероятно увлекательное, скажу я тебе. И в одном из дневников я нашёл заметки о создании механических движущихся чучел! – Ужас какой, – Эрик поёжился. – Про тебя тоже так говорят, когда ты маску снимаешь, – Гекс пожал плечами, достал из нагрудного кармана спички и зажёг факелы по обе стороны двери. – Ничего ужасного в этом нет. Специально к празднику при дворе короля Странциска Первого да Винчи создал механического льва, который мог делать несколько шагов и кланяться королю. А затем его чрево раскрывалось, и наземь падали прекрасные лилии. – У короля чрево раскрывалось? – ошарашено воскликнул Фантом. – У льва, бестолочь ты музыкально одарённая! – Гексикайя зажёг остальные факелы, и вся мастерская осветилась зыбким оранжевым светом. – И тогда я решил воссоздать этого льва, используя заметки Кошмардо и собственные наработки! Он прошёл в центр мастерской и сдёрнул с почти законченного чучела парусиновое полотнище. Свет факелов тотчас же окутал продолговатое тулово механического льва, заиграл в чеканной гриве и сверкнул в стеклянных глазах-бусинках. – Нравится? – вопросил Гекс, обернувшись к Эрику. Тот издал протяжное «О-о-о!», отчего чувствительное к колебаниям воздух пламя факелов задрожало и заметалось, и присел на колени перед мордой льва. – Это поразительно, Гекс! – уже гораздо тише произнёс Эрик, поглаживая пальцами латунную гриву. – А ты покажешь, как он работает? – Тебе, Эрик Фантом дель Опера, будет оказана величайшая честь: ты будешь первым, кто узрит моего льва в движении! – провозгласил Гексикайя. – Это прозвучало слишком пафосно и самодовольно для тебя, не находишь? – заметил Эрик. – Это я от тебя заразился, – Гекс хмыкнул и, жестом велев другу убраться подальше от морды льва, опустился на корточки и дважды провернул большой резной ключ, вставленный в специально прорезанное отверстие на левом бедре чучела. Лев дёрнулся, шестерни внутри его тулова пронзительно заскрежетали, и более ничего не произошло. – И? – нетерпеливо подскочил Фантом. – И когда же он начнёт шагать? – Должен был уже, – Гекс нахмурился и провернул ключ ещё раз, что, увы, ни к чему не привело. – По моим расчётам, завода на два оборота должно было хватить на то, чтобы лев сделал пять шагов – от меня до тебя примерно – и чтобы открылся резервуар с лилиями! Гекс почувствовал, что в грудной клетке медленно клокочет досада, смешанная со злостью на неподатливого льва и на самого себя. До сих поре все его механизмы, собранные как дома, так и здесь, в школьной мастерской, работали отменно, и механический лев стал первой и единственной неудачей. Эрик осторожно подошёл сбоку и наклонил голову, разглядывая замочную скважину и ключ. – Может, что-то между шестерёнками попало? – спросил он. – Ты же сам рассказывал, мол, крохотная песчинка, попавшая в гигантский часовой механизм, может заставить его работать совершенно по-иному! – Это не я рассказывал, – буркнул Гекс. – Это из одной художественной повести, в которой… впрочем, не суть важно. Я руку даю на отсечение, что внутрь не могло попасть ничего лишнего, но давай проверим на всякий случай. Он не глядя достал с ближайшего стола отвёртку – к счастью, она лежала именно там, где он оставил её вчера вечером – и отвернул винтики, удерживающие хитро изогнутый металлический лист, служащий льву подобием шкуры. – Смотри, вот механизм завода, – он указал отвёрткой на плотно сжатую пружину, присоединённую одним концом к скоплению шестерней. – Поворачивая ключ, я заставляю пружину сжиматься, и она, желая разжаться, толкает собой шестерёнки. Они приходят в движение и увлекают за собой рычаги, которые приводят в движение лапы. Насколько я вижу, пружина вполне исправна, а значит, проблема в сочленении зубцов… Гекс повернул ключ ещё раз. Пружина, как он и предполагал, сжалась, и противоположный её конец привёл в движение ближайшую шестерню. Та, сделав полный оборот, зацепилась за соседнюю и застыла. – Вот здесь у тебя неправильное сочленение! – Фантом ткнул пальцем в сочленение зубцов и с коротким воплем его отдёрнул – на миг придя в движение, механизм едва не откусил Эрику ноготь. – Наверное, придётся всё разобрать и собрать заново… Ну, я не буду тебе мешать, работай! Я там наверху ещё помузицирую. С этими словами он взлетел по ступенькам вверх и хлопнул дверью, оставив Гексикайю в компании неработающего механизма и нарастающего отчаяния.***
Это было просто невозможно. Ни разу в жизни Гексикайя не ошибался, подбирая размер шестерёнок для своих устройств, будь то часы, механические мешалки супа для мамы или дверные доводчики для отцовского кабинета. Он готов был поклясться, что и здесь не совершил ошибки, но… Похоже, Фантом был прав. Похоже, придётся разбирать всю конструкцию и монтировать заново, а на это уйдёт не меньше двух суток работы, если при этом не есть, не спать и не посещать уроки. – А провалиться бы тебе пропадом, – доверительно шепнул он льву. Тот, разумеется, ничего не ответил, безучастно глядя в стену стеклянными глазами. В ту же секунду наверху Эрик ударил по клавишам клавесина, и от исторгаемой из недр инструмента музыки задрожали стены и полки с инструментами. Затрясся и лев – так, словно его колотило в припадке. Ошарашенный внезапной догадкой, Гекс бросился обратно к механизму и увидел, как намертво сцепившиеся шестерёнки мелко вибрируют, едва заметно смещаясь относительно положения, в котором пребывали до этого. Получается, что… Если с момента сборки лев «прослушал» достаточное количество музыки, механизм успел сместиться в жёстком каркасе и деформироваться настолько, чтобы перестать работать. Это значило, что никакой ошибки при сборке не было. Но как заставить механизм встать на место и заработать, не прибегая к полной разборке? Перед глазами Гексикайи, будто наяву, появилось лицо доктора Гильотена. Иллюзорный научный руководитель ехидно улыбался, и глаза его за стёклами очков мерцали. «Подобное излечивайте подобным, мистер Стим. Не забывайте об этом!» – Подобное – подобным… Я всё понял! – Гекс поднялся на ноги и выбежал из мастерской наверх.***
– Так. И что от меня требуется? – спросил Эрик, спешно оторванный от музицирования и препровождённый в мастерскую. – То, что у тебя получается лучше всего – петь! Ну, то есть, просто производить звук на одной ноте. Если от твоего голоса и музыки шестерни приходят в движение, то тебе же их на место и возвращать, причём тем же самым способом. Фантом с сомнением обошёл льва кругом и присел рядом с механизмом завода. – И как я пойму, что он встал на место и работает? – Да очень просто! – воскликнул Гекс. – Я заведу пружину ключом, и как только механизм придёт в рабочее состояние, шестерни придут в движение под её воздействием, и лев начнёт шагать. – Мне не нравится эта идея, – покачал головой Эрик. – А мне не нравится, что от твоих творческих порывов портятся мои конструкции! – в тон ему ответил Гекс. – Так что исправляй то, что сам напортил. – Ну, ладно, – протянул Фантом. – Заткни уши. Он набрал полную грудь воздуха и, наклонившись к самому льву, издал долгое низкое «А-а!» Лев вздрогнул; вместе с ним вздрогнул и Гекс. Шестерёнки завибрировали и медленно, но неотвратимо двинулись на своё место. Гекс с замиранием сердца смотрел за их движением. Несколько минут спустя, когда Эрик уже практически выдохся, механизм наконец-то встал на место. Напряжённая пружина завода начала расправляться, и лев со скрежетом пришёл в движение. Переступая шарнирными лапами и тикая, как огромные часы, он сделал пять шагов в сторону Гексикайи, остановился и наклонил голову. Сразу же после этого дверца на его боку распахнулась, и из неё выпала горсть металлического мусора, помещённого туда за временным неимением лилий. – Получилось, – Гекс потряс головой, возвращая ушам способность слышать, и обхватил шатающегося Фантома за плечи. – У нас всё получилось, Эрик! – Я рад, что… что смог быть тебе полезен, – прохрипел тот. – А ты говорил, что от меня один вред. Гекс не стал уточнять, что Эрик исправлял вред, самим собой нанесённый.***
– Доктор Гильотен будет тобой доволен, – уверенно заявил Эрик. – Думаешь? – Не сомневайся, друг мой! Повторить опыт одного из самых гениальных изобретателей прошлого уже в семнадцать – это дорогого стоит. – На самом деле, – Гексикайя вздохнул, – это не самое выдающееся изобретение да Винчи. В его дневниках есть несколько упоминаний о том, что ему удалось создать движущегося механического человека! – Ого… Это будет посерьёзнее, чем лев! – восхитился Эрик. – Ещё бы. Правда, ни одного чертежа, ни одной схемы от этого эксперимента не осталось. – И правильно! Если каждый изобретатель начнёт делать своих механических людей, это будет… Гексикайя Стим, отчего ты смеёшься? – Я повторю и этот эксперимент Кошмардо да Винчи, – улыбнулся Гекс. – Вот возьму и сконструирую механического человека! Вот увидишь, у меня обязательно получится. Эрик кивнул, ничего не ответив, и несколько минут они просидели в тишине, нарушаемой только потрескиванием минерального масла в факелах и гудением ветра, доносящимся с улицы. – Да, кстати, Фантом, что насчёт твоего проекта? Ты же выбрал своей специальностью музыку? Эрик согласно покивал головой. – Я хочу написать музыкальную пьесу, – произнёс он. – Полную чувств, волшебства и любви… Назову её «К Кристине». У меня уже есть некоторые идеи, хочешь послушать? Не дожидаясь ответа, он повернулся к клавесину. – Э, нет-нет, уволь! – замахал руками Гексикайя. – Я не сомневаюсь в твоём таланте композитора, и ты ещё непременно сыграешь мне… но только когда я закончу работу надо львом! Ещё одно насильственное смещение механизмов он-то, может, и перенесёт, но я не перенесу точно! В отличие от него, я, прошу пардону, не железный. Эрик прыснул в кулак, и мгновение спустя Гекс расхохотался вместе с ним. «Всё задуманное обязательно сбудется – и у меня, и у него, – подумал он. – Гермес Трисмегист мне в свидетели». И тут же снаружи, словно подтверждая это невысказанное обещание, глухо пророкотал гром. Всё сбудется.