Заметки на полях

Случилась у нас как-то загадочная и никому не понятная ситуация: появилось в детском лексиконе слово, которого там быть не должно было. Но начну, пожалуй, с самого начала. Как-то так исторически сложилось, что в нашей большой семье детей любят все. И на двоих малышей приходится девять любящих взрослых. Это очень здорово. По крайней мере я придерживаюсь мнения, что детей любовью не испортить. Однако иногда случаются ситуации, в которых непонятно кто виноват. Так случилось прошлым летом… Моей сестре нужно было уехать со старшим ребёнком на лечение на юг, и встал вопрос: везти с собой малыша или нет. После долгих раздумий было решено, что Костик останется дома с бабушкой, которая возьмёт на это время отпуск. Две недели — столько бабушка справилась бы с годовалым ребенком. Да и мы вызвались помочь, наведываясь к ним в гости почти каждый день. К концу второй недели ребёнок всё ещё был счастлив и доволен. Собственно, и мы с ним особых проблем не имели: несмотря на свой юный возраст, Костик был очень самостоятельным и неприхотливым — питался строго по режиму, сам засыпал и даже добровольно шёл в кровать, мог часами плюхаться в ванной и даже по доброте душевной сам сообщал, когда нужно поменять памперс. Единственной проблемой было понять, что он хочет, если он не мог показать это жестом. Говорил он ещё в том возрасте плохо, и его милое «пи» могло означать и «пить», и «писать», и «пицца», и даже «пингвин» — любимую на тот момент игрушку. В остальном же вообще никаких проблем не было. Поэтому, когда вернулась мама, а ребёнок с чистой совестью был ей передан, мы направились домой. На следующий день раздался телефонный звонок, и моя милая — иногда она и правда очень милая — сестрёнка, не здороваясь, спросила: — Кто научил ребёнка материться?! — В смысле? — удивились мы с Валеркой на пару: телефон по привычке был включён на «громкую связь». — В прямом. Мой ребёнок нецензурно выражается, и этого не было ещё две недели назад. Конечно, вполне логично было подумать, что во время её отсутствия кто-то из нас научил ребёнка нецензурным выражениям. Но… Это было просто невозможно. Во-первых, ни я, ни Валерка никогда не выражались неприлично в обществе детей. Тем более что этот ребёнок с трудом повторял слова, а значит нужно было много-много раз повторить при нём что-либо, чтобы он запомнил. Это бы мы точно заметили… Буквально на следующих выходных всё наше многочисленное семейство собралось вместе. Сначала было уже привычно шумно: каждый что-то рассказывал, что-то спрашивал, дети верещали от радости — уж больно им нравится, когда вокруг так много взрослых. Ближе к вечеру всё успокоилось: мы пили чай, а Костик строил башенку из кубиков. За весь день сказано и рассказано было немало, так что теперь сидели почти молча, изредка разбавляя тишину просьбами передать сахар или варенье. Вдруг всё ту же тишину нарушило громкое сопение и короткое: «О бля!» Все тут же уставились на Костика, который как ни в чём не бывало поставил огромный кубик на башенку из маленьких, отчего та накренилась, и вся конструкция тут же шумно развалилась. — Вот! Я же говорила! — тут же вздохнула мама ребёнка и отправилась собирать кубики, ровным слоем застлавшие пол так, что невозможно было передвигаться по комнате, не ломая ноги. И действительно, теперь не оставалось сомнений, что Костик нецензурно выражался. Оставалось только выяснить, откуда он это взял. Спрашивать его самого, конечно, не было смысла. Во-первых, он совершенно не понимал, что говорит что-то не то, да и в целом говорил тогда лишь пару слов, так что вряд ли смог бы ответить, кто научил его. Возвращаться домой было уже поздно, да и предстоял ещё один выходной день, торопиться было некуда, так что мы остались ночевать у родителей. Было очень жарко и душно, и потому спали мы с открытым настежь окном. Посреди ночи я проснулся оттого, что кто-то теребил меня за плечо. — Что случилось, Саш? — пробормотал я сквозь сон, оценив размер руки, теребившей меня. — Там инопланетяне, — шёпотом ответил Санька. В свои пять лет этот ребёнок был настолько увлечён устройством Вселенной, что любой разговор сводился к чёрным дырам и инопланетянам. На его месте любой другой сказал бы, что под его кроватью сидит монстр, но не Санька. — И что они делают? — спросил я, зевая: отводить Саньку в его комнату пришлось бы в любом случае, так что я поднялся, не дожидаясь его ответа. — Воруют мусор, — всё ещё шёпотом оповестили меня. — В смысле? Сон сняло как рукой. Нет, я, конечно же, не поверил, но сам факт воровства мусора меня заинтересовал. — Они воруют мусор. Посмотри на улицу. Для тех, кто не в курсе, стоит пояснить: в Германии каждый сам ответственен за свой мусор, особенно в частном секторе. Один раз в неделю приезжает специальная машина и собирает мусор из баков, которые хозяева должны выставить к проезжей дороге. Наверняка многие знают подобное по голливудским фильмам. Здесь же есть особая специфика: так называемые жёлтые пакеты. Их можно получить в любом магазине бесплатно, и выкидываются в них только упаковки — от молока, йогуртов, сока, сыра… В общем, любой упаковочный материал, пригодный для переработки. Санька потянул меня к открытому окну. На дороге в свете фонаря валялся полный жёлтый пакет. Не на обочине, куда его положили с вечера, а на самой середине проезжей части. Правда, проезжей её назвать можно было только с натяжкой — это была так называемая игровая улица, где разрешено ездить только в пешеходной скорости, к тому же находилась она с самого края населённого пункта, отчего здесь ездили только жильцы. «Наверняка пакет сдуло ветром», — подумал я и уже было собрался объяснить это Саньке, как пакет зашевелился и пополз по дороге. При полном отсутствии ветра. — Вот! Я же говорил! — завопил Санька, забыв, что до этого старался говорить тихо. — Чего вы шумите? — тут же отозвался из-под одеяла Валерка. — Инопланетяне! Они воруют наш мусор! — радостно запрыгал ребенок вокруг меня. — Смотри-смотри, сейчас утащат. Валерка поднялся с кровати и лениво подошёл к окну. Пакет тут же перестал ползти. — Не вижу, — констатировал Валерка, понаблюдав за мирно валяющимся на дороге пакетом. — Сейчас, сейчас он поползёт! — нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, уверил Санька. Ещё через пару минут безрезультатного наблюдения Валерка вздохнул: — Спать надо по ночам — не будет массовых галлюцинаций. Мы с Санькой на пару хотели возмутиться, но пакет предательски лежал на одном месте без движения, а Валерка успел удалиться из комнаты. Водички попить. Как только дверь за ним закрылась, пакет снова пополз. В темноту. Как только он совсем исчез из виду, Валерка вернулся. — Смотри-смотри, — снова запрыгал Санька, — он уполз! — Сам? Или кто-то помог? — Ага, мы тут с окна второго этажа спустились и помогли, — возмутился на этот раз уже я. Валерка пожал плечами и незаинтересованно завалился на кровать физиономией в подушку, правда, через полминуты перевернулся и выдал ценную информацию: — Кошка, наверное, в пакет залезла. И я, и Санька согласно кивнули и тут же переглянулись, похоже, одновременно придя к одному и тому же вполне логичному выводу. Ребёнок озвучил его первым. — Её же выкинут в мусорную машину! Надо срочно спасать кошку! — завопил он и, схватив меня за руку, потащил к двери. — Эй! — окликнул нас Валерка, когда мы были уже в коридоре. — Вы хоть штаны наденьте. А то вдруг там, и правда, инопланетяне, а вы в трусах. Процедура поиска штанов и попытки влезть в них, не засовывая обе Санькины ноги в одну штанину, заняла какое-то время, но тем не менее я всё же удивился, когда, выйдя на улицу, мы нашли там Валерку сидящим на корточках перед мусорным пакетом. — И чего ты не вытаскиваешь кошку? — поинтересовался Санька, логично оценив ситуацию. — Боюсь, что эта кошка будет сопротивляться и, возможно, даже уколет. — Чего? — удивился на этот раз я. — Того, что предполагаемая кошка оказалась ежом. Огромным к тому же. И правда — в пакете сидел огромный ёж. По всей видимости, он залез в пакет, проделав в нём дыру, и надеялся найти там что-то вкусное. Вкусное-то он, может быть, и нашёл, а вот обратно вылезти не смог. Потому и тащил пакет с собой по дороге. — И как мы его вытащим? — поинтересовался Санька, заглядывая в пакет. — Как любого голодного — едой, — предложил я, на что получил согласие всех присутствующих: если уж ёж залез за съестным, то им его и выманить можно. — Надо принести яблоко! — радостно предложил Санька. — Лучше Глашкин корм принеси, — предложил Валерка. — Но Глашка ведь кошка! — возмутился ребёнок, но, получив в ответ «неси-неси», тут же направился домой. Уже пару минут спустя на дороге стояла тарелка с кошачьим кормом, пакет был развязан, а мы сидели в засаде, т.е. отошли на приличное расстояние, чтобы ёж нас не видел, не слышал и не чуял. Но эта колючка на ножках из пакета вылезать не торопилась. Минут через пять Санька попросился на ручки, а ещё через какое-то время вообще отключился и мирно посапывал на моём плече. И спал он так крепко, что, когда Валерка предложил отнести ребёнка в дом, тот даже не проснулся при передаче из рук в руки. Вернулся Валерка скоро и с огромными строительными перчатками: миссия по спасению ежа перешла в горячую фазу. Ёж сопротивлялся: сначала пытался свернуться в комок, потом фыркал и даже пытался кусаться. Как только его когтистые лапки коснулись земли, он тут же шуганул в сторону, но, похоже, унюхал съестное и остановился. На его мордочке невооружённым взглядом была заметна внутренняя борьба — в итоге желание поесть победило инстинкт самосохранения, и ёж вернулся к тарелке с кормом. Утром нас разбудил всё тот же Санька. Он прибежал в комнату, где мы ночевали, вприпрыжку и, радостно заскочив на кровать, начал верещать. Эмоции переполняли его детский организм, и оттого он трещал, как трещотка, так, что мы не понимали и половины его речи. К тому же спросонья. К моменту, когда мы спустились в кухню, там собралось уже всё семейство. За завтраком Санька рассказывал о наших ночных приключениях и о чудесном спасении ёжика, которое едва не оказалось коварным захватом нашего мусора инопланетными существами. Конечно же, из его рассказа никто толком ничего не понял, потому что говорил он, сбиваясь с русского языка на немецкий, как делает всегда, будучи слишком эмоциональным. В итоге наши приключения превратились в настолько сказочные, что, если бы я сам не присутствовал при этом, подумал бы, что у ребёнка просто богатая фантазия. Рассказ перебил Костик. Он пришёл к маме, взял её за подол юбки и сообщил, что пришло время менять подгузник. Мама, едва откусив бутерброд — до этого кормила детей, — печально посмотрела на свою ещё полную тарелку. — Сиди-сиди, — тут же остановил её Валерка и, не дожидаясь ответа, обратился к Костику: — Со мной пойдёшь? — Аха, — согласился тот и сам потопал в ванную. Их не было какое-то время, и мы вообще успели забыть, что они ушли мыться. Правда, мама о своих детях не забывает никогда, и поэтому она и отправилась на поиски своего чада в недрах огромного дома. Вернулась она почти сразу и едва сдерживала истерику. В кухне на тот момент был я один. Конечно же, я спросил сестру, чего она смеётся, но она, прихрюкивая, схватила меня за рукав и потащила в детскую комнату. Там мы и нашли Валерку с Костиком. Мелкий сидел на пеленальном столике и кивал на Валеркины предложения выбора одежды. По всей видимости, в процессе умывания что-то пошло не так, и Костика нужно было переодеть. Спросить сестру, зачем мы здесь, я не успел: она приложила палец к губам, показывая, что нужно молчать. И я понял, почему. Валерка с Костиком наконец-то согласовали, что надевать. Костик задорно хихикал, проталкивая блондинистую голову в горловину водолазки. — Опа-ля, — прокомментировал это действие Валерка. — О-бля, — подтвердил Константин с довольной моськой…