Заметки на полях

Я всегда любил детей. Сколько себя помню, эти маленькие создания казались мне увлекательными: совсем маленькие — своей уникальной тягой познать всё новое, дети чуть постарше — неординарным, неиспорченным стереотипами мышлением. Удивительным образом, дети сами ко мне всегда тянулись. Но вопрос о собственных детях не стоял никогда… По крайней мере с того момента, когда я осознал, что семьи, в стандартном смысле этого слова, у меня не будет, пришло и понимание, что это означает, что и детей не будет тоже. Так я думал. Очень долго думал. Сначала эта мысль совершенно не мешала жить и не влияла на будничные заботы совсем никак. Учеба, переезд в новую страну, университет, снова переезд, и снова учёба — в этой кутерьме места для размеренной жизни не было, даже о мыслях и мечтах о таковой. Но когда-то мы все становимся более степенными и солидными, и со мной это тоже произошло. Да-да, я тоже повзрослел. Друзья и знакомые стали обзаводиться потомством, у меня появились племянники, и мысли о собственной малышне всё чаще приходили в голову. Это даже сложно было назвать мыслями, скорее так — мимолётные выстрелы «а что если бы». Понятное дело, общие дети нам с Валеркой не грозили — медицина до такого еще не дошла. Об усыновлении тоже достаточно быстро пришлось забыть — нам непрозрачно намекнули, что однополым парам чужих детей усыновить практически невозможно. Пошутив про то, что мы по всей видимости всё-таки заразны, мы перестали даже задумываться об этом варианте. А суррогатное материнство в стране нашего проживания было запрещено законом. В общем, наши призрачные планы обзавестись наследниками разрушились, даже не обретя чётких очертаний… Я даже не успел расстроиться: когда о чём-то даже не успел помечтать, это не особо сложно. Но, как это обычно бывает, всё хорошее случается неожиданно. По крайней мере, неожиданно для меня. В одно прекрасное рождество, вернувшись от родителей, едва не лопаясь от вкусностей с праздничного стола — от этого спасал только смешной свитер с лосями, я завалился на диван, закинул ноги на журнальный столик и включил телевизор. Валерка, стянув с себя таких же вязанных оленей, — он не боялся лопнуть — плюхнулся рядом на диван. С экрана доносились звуки какой-то рождественской комедии, мне было лень даже смотреть. Я вообще почти уснул, но меня разбудило нечто увесистое, грохнувшееся на колени. — Что это? — спросил я Валерку, разглядывая папку-скоросшиватель с внушительным количеством «начинки». Валерка с наигранно незаинтересованным видом начал тыкать кнопки на пульте: — Если согласишься, будем считать, что это мой тебе подарок на Рождество. Зная Валеркину манеру дарить подарки — преподнося совершенно невероятные вещи так, словно это было чем-то совершенно обыденным, — я слегка напрягся. Его «если ты согласишься» уже не раз закидывали нас куда-нибудь на край света или выкидывали с парашютом из самолёта. Но еще ни одно не заканчивалось моим отказом. Сев поудобнее, я раскрыл папку. Нет, на этот раз мне не светило отделаться прыжком в свободный полет: на первой же странице был список агентств, предлагающих услуги суррогатного материнства. Признаться, я не сразу понял, что это. Мне понадобилось пару минут, чтобы принять сам факт того, что это всё было не просто предметом какого-то абстрактного обсуждения. Судя по весу папки, обсуждение было вполне конкретным. Я попытался для начала прикинуть, когда Валерка умудрился провести всю эту работу, но спрашивать у него это было бесполезно — он просто пожал плечами: как обычно, словно ничего особенного не происходит. И не важно, что в этот момент мы принимали наверное самое важное решение в нашей совместной жизни. Если бы я захотел изучить всё содержимое папки, мне понадобилась бы, как минимум, целая ночь. Поэтому я просто уставился на Валерку, который всё еще переключал каналы телевизора, безуспешно сдерживая улыбку. — Когда ты это успел? — поинтересовался я. — Это всё, что тебя интересует? — усмехнулся Валерка и, наконец-то отложив пульт, развернулся ко мне. — Нет, конечно. Просто это единственное, что не требует получасового объяснения. — Вот и отлично, — Валерка перелистнул пару листов в папке: — Опуская всё лишнее. Здесь список агентств, клиник, списки необходимых документов, предварительная стоимость процедур… — Ты уже и об этом подумал? Валерка пожал плечами: — Обо всём. Если ты согласен, здесь, — он тыкнул пальцем в папку, — вся информация, которая нам нужна. Нужно только выбрать агентство, клинику и… — У тебя есть фаворит? — перебил его я. — Есть… — Тогда чего мы ждем? — хмыкнул я, закрывая папку. — По всей видимости, уже ничего, — согласился Валерка. На следующий день мы уже рассматривали предложение, присланное агентством во Флориде, параллельно заказывая билеты на самолёт и подыскивая номер в отеле. Я хорошо помню, как проходил этот процесс у сестры, — на моей памяти были три её беременности и роды, последние буквально пару месяцев назад. Это было постепенное привыкание к мысли о том, что в скором времени появится новый член семьи, подпитанное то токсикозом, то желанием съесть тонну клубники и кого-нибудь при этом закопать. У нас было всё иначе… Всё было как будто бы не с нами, как будто понарошку. Сначала мы договорились с агентством, потом выбрали клинику. Потом выбрали донора — по каталогу, почти вслепую, опираясь только на сухие данные — рост, вес, этническое происхождение, образование, хобби… Мне кажется, только уже держа ребенка на руках, я осознал, что это не просто донор, а совершенно отчетливо незримый член нашей семьи, только благодаря которому было возможно это чудо. Еще чуть позже мы выбрали — почти так же по каталогу — суррогатную маму, познакомились с ней по скайпу и остались совершенно в восторге от этого заряженного позитивом и оптимизмом человека, мамы собственных троих детей. Даже сейчас, годы спустя, мы поддерживаем связь, хотя это нежелательно с точки зрения агентства. Следующие месяцы прошли как в тумане. По крайней мере, что касается вопроса детей. Мы каждый день разговаривали с нашей чудесной суррогатной мамой, но ощущение того, что в нашей семье скоро будет пополнение никак не наступало — оно было где-то там, за океаном, в другой стране, на другом краю мира. У нас его не было, несмотря на заранее приготовленную детскую комнату и выбранное имя. Признаться, я слегка волновался, что что-то идёт не так. А когда наступил час Х, всё встало на свои места. К моему сожалению, я не присутствовал в тот момент, когда наше маленькое чудо появилось на свет. Не физически. Я наблюдал за чудом через экран телефона… Что сказал Валера, когда первый раз держал нашего сына на руках? Он спросил врача, почему Абель такой красивый. Да-да, именно так. А врач рассмеялся, сказал, что такого уж сделали. На самом деле, Абель был настоящим чудом: его появление на свет было совершенно невозможным, почти сказочным, и тем не менее оно произошло. Настоящее рождественское чудо — он родился всего пару дней после этого замечательного праздника. Когда неделю спустя, мы уже вдвоем забирали его из клиники, работник агентства, который по условиям контракта присутствовал там же, отозвал нас в сторонку и, заговорчески оглядываясь по сторонам, сказал, что, хоть он и не должен этого говорить, но у нас есть возможность получить донорскую клетку от той же женщины, которую мы уже выбрали для Абеля. Если мы захотим еще ребенка. И он будет генетически абсолютно кровным братом или сестрой нашему уже родившемуся малышу. Мы с Валеркой переглянулись и, не сговариваясь, кивнули… Уезжали домой мы уже с мыслью о том, что месяцев через 9 вернемся сюда же. И мы вернулись. Только не за одним ребенком, а сразу за двумя. Жизнь — штука веселая, и когда в начале весны нам позвонили из клиники и сказали, что нам предстоит серьезный разговор, мы не на шутку заволновались: за неделю до этого суррогатная мама пропала из виду и не давала о себе знать. Пока Валерка разговаривал с шефом агентства, я успел искусать все костяшки пальцев: до этого мы всегда контактировали только с одним и тем же работником, а тут позвонил сам шеф. Я уже продумал миллион разных вариантов, что могло случиться: от самых невинных про сбежавшую суррогатную маму, до самых невероятных о том, что её похитили инопланетяне. Всё оказалось гораздо интересней. «Два по цене одного» — так назвал это Валера. Мы хотели еще одного ребенка, а получили сразу два. Вернее, две. Две чудные девчушки с пухлыми щечками и золотистыми кудряшками. С того момента, как мы узнали, что у нас появятся две девчонки, самым главным обсуждением в доме стали девчачие имена. Еще бы! Ни у кого в нашей родне не было девочек, а тут сразу две. И если в случае с Абелем у нас не было никаких сомнений — имя было выбрано и одобрено за две минуты и больше никогда не обсуждалась возможность других имен, то здесь было всё гораздо сложнее. Месяца три мы искали имена, которые бы соответствовали всем критериям: были интернациональными, легко произносились, красиво звучали, сочетались с Валеркиной фамилией, имели уменьшительно-ласкательные формы, и самое главное — чтобы нравились нам обоим. Это оказалось сложнее, чем всё, что мы делали до тех пор. В итоге, после долгих месяцев полных дискуссий и размышлений, мы остановились на двух именах: Аделин и Агата. Домой мы привезли Викторию и Марию. Не спрашивайте меня, как так вышло. Так получилось. Просто когда мы посмотрели на этих двух козявочек, то сразу поняли, что никакие это не Аделины, и не Агаты — это Викуся и Маруся. Их старт в жизнь был не самым простым, но вот уже два с половиной года они держат всё наше многочисленное семейство крепко-крепко в своих нежных девчачьих кулачках. На этом планирование семьи мы закрыли… Здесь можно было бы поставить точку, если бы не одно большое НО. Большое, прекрасное, с отличным чувством юмора, ведром шарма и тележкой самоиронии, немного вредное НО. Однажды я, ни о чём не думая, рыскал по просторам интернета, как мне вдруг пришло сообщение на почту одной из всем известных социальных сетей. Ничего необычного, я их получаю десятками, но тут я очень удивился — сообщение было от очень давней знакомой, которую я не видел лет… пятнадцать. И сообщение было крайне странного содержания: со мной очень настоятельно хотели поговорить. Конечно же, я согласился — с этой девушкой нас связывали некогда очень тёплые, даже больше, отношения. Хотя и не долгие. Однажды она просто исчезла, и я полностью потерял её из виду. Стоит ли говорить, что то, что произошло дальше, надолго выбило меня из колеи?.. Вряд ли. С экрана — это был видео звонок — на меня смотрела немного повзрослевшая, но практически не изменившаяся Алина. В жизни каждого человека должен быть такой человек. Мы знали друг друга с раннего детства: жили в одном подъезде, она ходила на дополнительные занятия к моей маме, я пару раз в неделю ходил с ней за компанию выгуливать их собаку. Алина была старше меня на три года, и с ней у нас были отношения, похожие на отношения со случайным попутчиком в поезде: мы разговаривали обо всем на свете, делились самым сокровенным, но расходясь по домам, как будто и не вспоминали друг о друге. В силу своего подросткового любопытства наши отношения имели и некоторые другие особенности, о которых мы никогда не говорили, не обсуждали, даже не упоминали. Тем большим шоком было для меня то, что я услышал. — У тебя есть сын. Его зовут Егор, ему сейчас пятнадцать. Мне кажется, что если бы мне сказали, что нашу планету захватили инопланетяне, или что я сам инопланетянин, я бы удивился порядком меньше. Мне понадобилось несколько дней, чтобы осознать, что это мне не приснилось, не было результатом какого-то медикаментозного отравления или что я не сошел с ума. К нашему второму разговору я был уже более адекватен. Признаться, начало этой истории было очень неоднозначным. Когда вам говорят, что у вас есть пятнадцатилетний ребенок, о котором вы вообще даже не могли догадываться, и вам об этом рассказывают в связи с тем, что нужна финансовая помощь, появляется целый воз мыслей и сомнений, вперемешку со странными, ни на что не похожими чувствами. А если подпитать это всё тем, что сам ребенок ничего общего с вами иметь не хочет, получается материал для нехилой мелодрамы. Возможно даже драмы. Криминальной. Очень мелкими шажками, аккуратными разговорами, мы, или скорее я, пытался выяснить, разузнать, как вообще так вышло. Нет, я, конечно же, отдаю себе отчёт, откуда берутся дети. Но в этой истории было очень много тёмных пятен. Но со временем всё стало более прозрачно и понятно. Оставался вопрос: почему я узнал об этом только сейчас. Вернее, почему именно сейчас. Конечно же, в воздухе висел финансовый вопрос: ребенок, если так можно назвать вполне сформировавшуюся личность, заканчивал школу и мечтал поступить в один из самых известных университетов Европы. Его мама сделала всё для того, чтобы он ни в чём не нуждался, и у неё это прекрасно получилось. Но учёба в Европе была из другой лиги. И здесь в игру должен был вступить я. Я долго думал… Долго пытался понять, что и как делать, чтобы не сделать всё еще хуже: Егор отказывался со мной общаться и без того. Тут первый раз вмешался Валера. У него всегда всё логично, и здесь он предложил самое простое решение: сделать ДНК тест для моего личного спокойствия и, конечно же, помочь с финансами при одном условии — общении с сыном. На условия были согласны все… Признаться, я очень волновался при первом нашем разговоре. Если это вообще можно было назвать разговором: с экрана на меня смотрел угрюмый, нахмуренный подросток, изредка кивающий на вопросы. Я тоже не особо знал, что сказать. Зато Валера говорил много и почти без пауз. Первой его фразой, сказанной в эфире, когда он только увидел Егора, было: «ну, ДНК тест, как мне кажется, делать не обязательно — и так всё понятно». Тест мы все-таки сделали — это было нужно для оформления документов. Хотя он действительно был не нужен — и без него всё было ясно, как белый день: Егор похож на меня, как две капли воды — и внешне, и характером. У нас даже увлечения одинаковые. Когда Егор первый раз встретился с бабушкой, с моей мамой, та рассмеялась, сказав, что раньше нас было двое, намекая на нас с братом, а теперь появился точно такой же третий. Впрочем, с бабушкой у Егора сложились самые тёплые отношения. И он, конечно же, не поехал учиться в Европу. После долгих месяцев ежедневного общения и нескольких личных встреч в Москве, он приехал к нам в гости, и больше уже не уезжал… На этом можно было бы поставить точку, хотя хочется очень большую и толстую запятую. Жизнь — очень непредсказуемая штука, которая дарит нам невероятные подарки, чудеса, о каких мы и не смели мечтать. И даже если нам порой кажется, что мы знаем, что хотим от жизни, что нам нужно для счастья, она, жизнь, знает лучше нас, и потому её подарки хотя и не всегда сразу понятны, и порой бьют обухом по голове, в конце концов делают нас тем, кто мы есть, заставляя верить в чудо.