End of illusions

Слегка различаемый средь концентрированной густоты вечернего воздуха горьковато-кислый аромат спекшейся крови, витающий в воздухе, чем-то отталкивает и несколько пугает. Металлический, солоноватый вкус еле чувствуется на потрескавшейся синеватой коже поблеклых припухлых губ. Дышать ровно и размеренно, с упоением наслаждаясь каждым вдохом густого смрадного городского кислорода, пропитавшегося сигаретной отдушиной, у пепельноволосого уже не получается. Сбивчивые, порывисто-резкие вздохи лишь всё больше возбуждают того, чьи туманно-золотистые глаза, отдающие алым светом, горящим янтарём сверкают в аспидно-чёрной темноте. Мягчайшая чернильная материя ласково обволакивает худощавое тело, с головой погружая в прохладу бессонной осенней ночи, объятой атмосферой сопредельного и неизбежного хаоса. Пиковый стоит слишком запредельно близко — не так, конечно, что можно дотянуться пальцами правой руки до вздёрнутого кончика бледного носа, но расстояния между ними достаточно, чтобы разглядеть на болезненно-белом, застывшем лице короля смутно-небрежную ухмылку, граничащую с усталой улыбкой. Он ужасно робко и неуверенно вглядывается, скользит заинтересованным взглядом по неприкрытой жилистой шее, бесстыдно разглядывая каждый плавный изгиб юношеского тела. Пытается уловить потерянный взгляд спутника, как и прежде смотрящего свысока, ненароком прочесть в янтарных глазах умело скрытые эмоции, запертые под маской наигранного безразличия. Можно сгоряча подумать, что короли достаточно давно научились понимать друг друга совершенно без лишних слов. Лишь лёгкие, кратковременные тактильные ощущения, будто обрывки фраз на кончиках пальцев. На восемьдесят девять процентов глупо, но безумно поэтично! Грязные потеки густой тёмно-алой жидкости гранатовым цветом насквозь пропитывают некогда бывшую стерильно белую футболку, а редкие, прерывистые и необычайно грубые поцелуи не позволяют вдохнуть полной грудью. Тонкие пальцы, слегка испачканные в крови, одним лёгким движением касаются точеного,  прямого носа молодого учёного, оставляя вслед за собою на нём пару поблескивающих капель. Боль — это красиво. По-своему прекрасен и громогласно звучен абсолютно каждый всхлип жертвы, каждый свежий порез на нежной коже, каждая тихая просьба остановиться. Полностью пронизанный любовью к абсолютному перфекционизму, Пиковый король, подобно великому художнику, наносит своему оппоненту ровный узор из неглубоких кровоточащих царапин, а оскал его становится всё более самодовольным. Теперь же бледное лицо Пикового Короля искажается в безумной улыбке, чем-то похожей на ухмылку Чеширского Кота. Другой же рукой желтоглазый крепкой хваткой держит рукоятку ножа, чьё стальное лезвие практически равномерно покрыто тонкой корочкой засохшей крови. Он прекрасно видит, как Маку бросает в дрожь от каждого, пусть даже случайного прикосновения, как седовласый жмурится от любого неожиданного для него неловкого движения. Пользуясь моментом, резко накрывает чужие пересохшие губы своими, слизывая мелкие бусинки крови с потрескавшейся кожи, требовательным движением вторгаясь языком в слегка приоткрытый влажный рот. Сейчас, возможно, Трефовый бы отпрянул в отвращении, пытаясь прикрыть покрасневшее лицо ладонью, но какая-то неведомая сила удерживает его рядом с тираном. Пиковый Король слышит громкие вскрики, отдающие нотками боли; чувствует вкус металла и его терпкую горечь. Не отрываясь от пепельноволосого, оружие в умелых руках аккуратно скользит по шее, оставляя за собой тонкие ниточки порезов; мужчина вновь аккуратно слизывает выступающие алые капли со свежих царапин, нарочито пытаясь цапнуть болезненно белую кожу побольнее, дабы услышать ещё один девственно-робкий стон Серого Кардинала. Тот же от боли и мягко тянущего ощущения внизу живота буквально теряет рассудок, тщетно пытаясь уцепиться за остатки сознания. Удовольствия от процесса он практически не получает, чувствуя лишь пульсирующую боль во всем теле. Каждое прикосновение шершавой поверхности языка к коже отдает сладкой истомой, и мысли, пытавшиеся в голове собраться воедино, смешиваются в один большой ком. Пик ставит на шее своей «игрушки» отдающие синевой засосы, все грубее лаская неподатливое тело; рывком срывая пропитанную кровью насквозь футболку, вслушиваясь в томные вздохи и тихие всхлипы. Нож вновь оказывается в руках, и новая порция алых линий на коже, обтягивающей торчащие кости ребер, новая волна удовольствия от беглых поцелуев и терпкой боли. Пальцы до требовательных стонов сжимают набухшие бугорки сосков, холодные губы касаются чужой точеной шеи. Грубо, по-хозяйски раздвигая ноги Кардинала, рывком сдергивая привычно-серые штаны, Пиковый входит в него блестящими от смазки пальцами, наслаждаясь каждым сладко-протяжным полустоном любимой жертвы.   Другая рука быстро скользит по возбужденной плоти, слегка касаясь головки, ловкими движениями размазывая влагу. Фиолетововолосый входит резким рваным толчком, слыша недовольное, тихое шипение со стороны Маку. Спустя несколько мгновений уже с его стороны слышится легкий, обдающий жаром полушепот, переходящий в крик. Мелкие кровоточащие раны уже не мешают выгибаться от сладостной неги, раскатывающейся по телу мягкой волной. Он отчётливо чувствует каждый толчок, каждое касание внутри себя, чувствует нарастающее возбуждение партнёра и горячую сухость во рту. Чувствует, как на коже слегка дерёт царапины, как медленно наливаются кровью свежие полосы на спине, любезно оставленные острыми ногтями Пикового. Прикусывает язык, чтобы ни один грязно-пошлый стон не сорвался с губ. В беспамятстве, буквально поглощённый сладко-тянущей болью, затыкает рот рукой.