Сторож брату своему

— ...Сам видишь, место отдаленное, в низине, — рассказывал Фарамир, пока местный лекарь, тощий старик с лицом, похожим на печеное яблоко, осматривал и растирал ногу Боромира. — Водопады, пороги, излучины... От сигнального костра толку никакого, никто не увидит. Мы пришли, и все было спокойно. А ночью на четвертый день орки и напали. Частокол вокруг деревни крепкий, ворота заложили, но три дома они стрелами подожгли. Я отправил сокола, не знал только, что он не долетел... — Фарамир вздохнул, лицо его омрачилось. — Мы тут сидели в осаде, даже погибших пришлось сжигать прямо на площади. Эти твари каждую ночь пытались прорваться, да и днем не унимались. Причем близко не подходили, стреляли издалека, отравленными. Мы дюжины две перебили и семь варгов уложили. Большой отряд, сразу такой не переправился бы. Значит, давно стягивали силы... — Да уж, нам повезло, что этих тварей осталось всего три, — проворчал Боромир. — И, похоже, ты прав, такой отряд не сразу здесь собрался. Сколько их всего было? Полсотни? — Пятьдесят два, — кивнул Фарамир. Он взял со стола кружку с элем, сделал большой глоток. — И десять варгов. Я отправил Гвитира сосчитать трупы перед тем, как спалить эту мерзость... — Это когда ты подло меня усыпил? — уточнил Боромир. Очнулся он уже в деревне, в доме старейшины, чей сын уступил Фарамиру свои покои. Туда же отнесли и его. Но это он узнал уже потом, а тогда успел лишь угодить в медвежьи объятия брата и выслушать короткий рапорт Вербальда. Едва сотник вышел, Фарамир сунул ему в руки кружку с подогретым вином, и Боромир выпил, не задумываясь. В вине оказалось сонное снадобье, и его сморило быстрее, чем он успел опустить голову на подушку. Наутро Фарамир довольно улыбался и даже не подумал извиниться, а все витиеватые ругательства пропустил мимо ушей. — Это было не подло, а разумно. Регонд, — Фарамир с улыбкой кивнул на лекаря, — сказал, что тебе необходим отдых. Думаю, Иорет была бы с ним согласна. — Госпожа Иорет, несомненно, выразила бы неудовольствие вашим неразумным поведением, мой лорд, — лекарь выпрямился, пожевал губами и назидательно поднял палец. — Я бесконечно восхищен искусством целителей Города. По правде говоря, впервые вижу, чтобы с такой раной сохранили конечность. Вы можете ходить, и я уверен, что подвижность полностью восстановится. Но вам еще с месяц не стоило садиться в седло. — Госпожа Иорет и выразила... неудовольствие, — Боромир усмехнулся. Иногда ему казалось, что целители умеют читать мысли друг друга, причем на расстоянии. Или специально заучивают одинаковые фразы. Лекарь вздохнул и выразительно закатил глаза. — Я так и думал, — тон его стал ядовитым. — И вы наверняка собираетесь снова скакать верхом, махать мечом и что там еще делают, едва поднявшись со смертного одра, молодые люди, коим отказывает здравомыслие? Сейчас вы на моем попечении, и мне вовсе не хочется, чтобы чудо, совершенное госпожой Иорет для вас, пошло насмарку. Боромир открыл было рот, но Фарамир его опередил. — Регонд, думаю, что дня два не собирается, — ответил он, незаметно показав брату кулак. — А потом мы поедем очень медленно, обещаю. Лекарь слегка поклонился ему. — Рассчитываю на вашу рассудительность, мой лорд. Ибо ваш брат, наделенный множеством неоспоримых достоинств, этим, судя по всему, не обладает. И я бы рекомендовал воспользоваться бальзамом госпожи Иорет. Среди моих скромных запасов нет ничего, что превосходило бы сие поистине чудодейственное средство. Бросив на Боромира еще один неодобрительный взгляд, лекарь вышел. — Иорет правда запретила тебе ехать? — спросил Фарамир. Он налил из кувшина эль во вторую кружку и пересел к Боромиру, на застеленное шкурами и расшитым покрывалом низкое ложе. — Она сказала, что мне еще рано садиться в седло, и отругала. Как обычно, — Боромир забрал протянутую кружку и пожал плечами. — А потом дала снадобье, благодаря которому я сюда добрался, и велела привезти тебя обратно невредимым. — А что отец? — нарочито безразлично задал следующий вопрос Фарамир. — Отец... он... Сказать правду или солгать? Боромир приложился к кружке, лихорадочно придумывая уклончивый ответ. — Можешь не отвечать, — Фарамир хмуро уставился в пол. — Он не хотел тебя отпускать? — Заявил, что не собирается мной рисковать, — Боромир поставил кружку на пол, чтобы не запустить ею в стену. Он до сих пор был зол на Денетора, и при виде помрачневшего Фарамира эта злость всколыхнулась с новой силой. — Мы поссорились. И не думаю, что в ближайшее время я его прощу. Повисло молчание. Фарамир пил эль, между бровей залегла складка, взгляд был угрюмый. — Мы оба знаем, что я для него мало значу, — сказал он наконец ровным тоном. — И это вряд ли изменится. Незачем тебе с ним ругаться из-за меня. — Братишка, из-за тебя я с ним и подраться могу, — Боромир сжал его плечо. — И он тебя любит, ты не думай. Просто... — Да неважно, — Фарамир тряхнул волосами и улыбнулся. — Даже если не любит. У меня есть ты. — Есть и буду есть, — Боромир шутливо щелкнул его по уху, потом повел плечами и поморщился. Мышцы после перехода и боя ныли с отвычки, не помогла даже горячая вода, которой ему с утра натаскали огромную бадью. — Давай разомну, — предложил Фарамир, заметив его гримасу. — И ногу тебе надо намазать. — Разомни, — Боромир стащил рубаху и вытянулся на животе. — И раз уж мы тут еще на два дня застряли, нужно разведать, какие поблизости удобные места для переправ. Возможно, придется оставить здесь несколько человек... Полсотни орков — это уже слишком много. Фарамир сходил к столу за лековкой, снова сел на край ложа. — Думаю, ты прав. Может, даже устроить постоянную заставу, — он похрустел пальцами, затем ладонями провел Боромиру по плечам и спине. — Ого, да у тебя тут камни сплошные. Он нажал над лопатками, и Боромир охнул. — Совсем разнежился, сидя в башне, — поддразнил Фарамир и взялся за дело всерьез. — Вот закончишь, и я тебе уши-то оборву, сопляк, — сдавленно отозвался Боромир. Поначалу у него чуть ли не искры из глаз сыпались, а дышать получалось через раз. Но постепенно мышцы разогрелись, расслабились, и он с облегчением устроил голову на скрещенных руках. Закончив со спиной, Фарамир принялся за ноги, стараясь не задевать шрам. — Сильно болит? — спросил он, когда все же задел, и Боромир дернулся. — Намазать же еще надо. — Терпимо. У тебя рука легкая. Так что мажь. Раздался тихий скрип открываемой крышки, а потом Фарамир осторожно, едва касаясь, провел скользкими пальцами ему по бедру. — Да не бойся, не рассыплюсь, — фыркнул Боромир, поворачивая голову. — Иорет вон не церемонится. Фарамир зачерпнул еще бальзам, принялся с нажимом втирать по всей длине шрама, от бедра до колена. Боромир морщился, но терпел. Вскоре стало легче, хоть Фарамир и не был целителем, и пальцы у него загрубели от оружия. Он прикрыл глаза, а через какое-то время почувствовал, что Фарамир уже не разминает мышцы и не втирает мазь, а просто гладит его по спине и пояснице, вычерчивает что-то ногтями. Затем ладонь скользнула ниже, прошлась по ягодицам, по внутренней стороне бедер... и Боромир вдруг поймал себя на том, что некая часть его тела весьма заинтересованно отзывается на эти прикосновения. Он кашлянул, и Фарамир замер, но потом снова повел рукой по его спине, на этот раз вверх, до лопаток. Боромир подумал, что надо бы встать, но тогда будет заметно, что стоит у него. Ситуация получалась безумная — он внезапно вожделел собственного брата, который, конечно же, понятия не имел, что делает. В конце концов, когда им случалось спать на одной кровати, Фарамир постоянно закидывал на него руки и ноги, чуть ли не обвивался вокруг, и ничего подобного не происходило. «Вот к чему приводит длительное воздержание...» — А помнишь, как на Праздник Урожая мы напились, и ты потащил меня в бордель? — тихо произнес Фарамир, костяшками пальцев рисуя ему круги по лопаткам. — Помню, — Боромиру пришлось приложить усилия, чтобы голос не сорвался. Он зажмурился и принялся медленно считать убитых орков, но не очень-то помогало. Кожа там, где ее касался Фарамир, начинала гореть, и тепло ноющей тяжестью собиралось внизу живота. — И ту девушку... Раздался шорох, и Боромир почувствовал на пояснице горячее дыхание. Орки тут же развеялись, сменившись совсем не умиротворяющим видением, в котором брат дрочил себе, а затем наклонялся и клал его руку на свой член. Хуже некуда. С этим точно нужно было что-то делать. Например, прибегнуть к помощи собственного кулака, после чего напиться до бесчувствия и, проснувшись, считать все просто дурным бредом. — Какую... девушку?.. — на этот раз голос все-таки прозвучал сипло. Боромир прекрасно понял, о какой девушке речь, но не был уверен, что в состоянии спокойно говорить об этом. — Ту, которую мы взяли вместе. Фарамир пересел выше, все так же дыша ему в спину, а потом прижался губами между лопаток, двинулся к затылку, целуя позвонки. Боромира обдало жаром, он выдохнул сквозь зубы и сглотнул. — Я чувствовал своим членом твой, как он двигается в ней... И это было... — Фарамир поцеловал его в затылок и снова между лопаток. — Это было слишком хорошо, чтобы я продержался долго. — Мелкий, ты что творишь? — Боромир наконец не выдержал, развернулся и натолкнулся на горящий взгляд брата. — А ты как думаешь? — Фарамир опустил глаза вниз. — Вот это и творю. Уже натворил. — Что — это? — Боромиру не надо было смотреть, чтобы понять, куда тот уставился. Стояк у него был знатный, орехи колоть можно. — Это, — Фарамир положил руку ему на живот, и ребро ладони коснулось члена. — Мелкий... — Боромир постарался подпустить в голос угрозы, но Фарамир бесцеремонно сжал его член, и вместо угрожающей отповеди получился прерывистый выдох, почти стон. Вот теперь точно нужно было подняться, уйти, разобраться со стоящим — весьма основательно — вопросом, а после этого хорошенько навалять наглому младшему братцу. Который, по всей видимости, решил таким интересным способом отыграться на нем. То ли за отношение отца, то ли еще за что. — Между прочим, у меня тоже... это, — Фарамир облизнул губы, приподнялся, и Боромиру стала видна солидная выпуклость на его штанах. — Я с той ночи... хотел. Или даже раньше. Просто ты не замечал. — Мы братья, — Боромир попытался воззвать к голосу разума, причем больше к своему. Поскольку у Фарамира, кажется, в кои веки разум отказал. А ему сейчас хотелось сделать то, что обычно братья друг с другом не делают, но делать этого было никак нельзя. То, что они оба мужчины, его не волновало: в походах случалось всякое, и никто из-за этого не лез в петлю и не падал на меч. — Ну и что? — Фарамир пожал плечами и несколько раз двинул рукой вверх-вниз. — Вот будь я женщиной... ну, или ты, тогда возникла бы проблема. — Сейчас тоже... проблема, — Боромир невольно приподнял бедра и сильнее толкнулся ему в кулак. Ну вот как рассуждать и действовать здраво, когда тебя держат за член, и мысли в голову идут совсем не о войне? Даже если держит твой собственный брат... — Эту проблему решить легко, — Фарамир ухмыльнулся, обвел большим пальцем головку. От ласки Боромир задохнулся, и здравый смысл благополучно пошел ко дну. Вместе с ним. — Я с тебя шкуру спущу... — пообещал он хрипло. — Потом. Дверь запри. Фарамир метнулся к двери, заложил засов и поспешно вернулся к нему, на ходу стаскивая рубаху — словно боялся, что он передумает. Сел, снял сапоги, расстегнул пояс, а штаны Боромир содрал с него сам, когда дернул за руку и повалил на ложе. Передумывать было поздно. — Если отец узнает... — он улегся на бок и прижался членом к бедру Фарамира. — Он будет в ярости, — тот довольно усмехнулся, перекатился на спину и потянул его за плечо на себя. — В бешенстве... — Боромир оперся на руки, вжался пахом в его пах и двинул бедрами, раз, другой. Теперь искры сыпались из глаз не только от боли, но и от удовольствия. — В ужасном... — Фарамир запрокинул голову, широко раздвинул ноги и приподнялся ему навстречу. — Да, в чудовищном... Боромир нагнулся, тронул губами ямку у него под горлом, провел языком. Фарамир застонал, запустил руку ему в волосы, притянул к себе и поцеловал — жадно, голодно, как будто хотел выпить его дыхание. И от этого все окончательно заволокло тягучим горячим маревом. Он двигался быстро, член его терся о член брата, о живот, на коже у них оставались блестящие следы смазки. Фарамир стонал, цеплялся за его плечи, толкался вверх бедрами. Боромир целовал его соленую от пота шею, прикусывал за ухом, и двигался все резче, пока Фарамир не выгнулся под ним, глухо всхлипнув и забрызгав семенем их обоих. А потом столкнул его с себя, опрокинул на спину, соскользнул вниз и взял у него в рот. Боромира окатило таким жаром, что, казалось, постель задымится. Фарамир закашлялся, заглотнув член слишком глубоко, выпустил и снова обхватил губами, теперь только головку. Осторожно вобрал ствол до середины и принялся сосать — старательно и неумело, но Боромир сейчас не променял бы это на искусные ласки самых опытных шлюх. Хотелось вцепиться Фарамиру в волосы, засадить глубоко в горло, но он заставлял себя лежать неподвижно. Его потряхивало, мышцы чуть не звенели от напряжения. Он стиснул пальцами покрывало и тяжело, загнанно дышал. Фарамир взглянул на него из-под спадающих на взмокший лоб волос и медленно поднял голову. Облизал член, провел языком по набухшим венам и опять взял в рот, слегка царапнув зубами нежную кожу под головкой. У Боромира потемнело в глазах — это было слишком остро, слишком сладко, невыносимо горячо — и он кончил, закусив ребро ладони, чтобы заглушить крик...

***

Боромир перевел дыхание, дотянулся до рубахи, вытер живот Фарамиру и себе. Оба были мокрыми, взъерошенными, и выходить в таком виде из спальни явно не стоило. Впрочем, можно было и не выходить. Он раскинулся на ложе, сгреб брата в охапку. Тот прижался к нему, все еще мелко вздрагивая от недавнего наслаждения, и привычно закинул на него ногу. — Два дня, значит? — Боромир лениво гладил его по плечу. Шрам дергало и жгло, но ему было настолько хорошо, что даже боль все еще воспринималась как часть удовольствия. — Ну, можем и на три задержаться. Но потом все равно нужно будет возвращаться. — Отец точно будет в ярости, если узнает, — Боромир хмыкнул. Фарамир приподнялся на локте и выгнул бровь. — А ты что, хочешь ему рассказать? — Нет, но ты же помнишь про Палантир. Вдруг увидит? Боромир сказал это в шутку, но ему стало не по себе, и он поежился. — Не увидит, — Фарамир рассмеялся. — Ты меня что, совсем не слушал, когда я тебе рассказывал? Палантир показывает то, что хочет увидеть владелец. — Да уж, вряд ли он хочет увидеть, как его сыновья совокупляются, словно... э-э-э... жеребцы на выпасе, — Боромир тоже расхохотался. Фарамир встал, принес им обоим эля. Сгреб к изголовью подушки и устроился на ложе, привалившись к ним спиной. — Жаль Диори, — сказал он с грустью. — С ним даже отцовский сокол не мог сравниться. И ты мне его подарил... Боромир приподнялся, притянул его к себе за спутанные волосы, большим пальцем стер с уголка рта каплю семени и поцеловал — мягко, но глубоко и долго. Потом отстранился и взъерошил ему волосы. — Я тебе отдам своего орла, если хочешь. Фарамир толкнул его кулаком в плечо. — Тогда я отдам тебе наручи. Боромир улыбнулся и стукнул кружкой о его кружку. — Согласен.