Познающий(предварительное)

Все люди начинают свою осознанную жизнь с чего-то. Кто-то - покидая отчий дом, кто-то - получая очередной пинок от банды подростков, кто-то - на похоронах. Всех этих людей объединяет одно - ответственность. Ответственность за себя, свою жизнь, за ту, которую/го считаешь второй половинкой, за собственных людей, свое дело и, главное, осознание самой ответственности перед собой. Моя история началась в пятнадцать лет, падением двухсот пятидесяти фунтовой бомбы, с, упущенного нашими зенитчиками, В-29. Произошло все мучительно быстро и медленно одновременно. Вот, вместе с грохотом взрыва вылетают окна и ко мне приходит понимание их природы. Отец, до того как ушел в свое последнее плаванье, всегда говорил, что «понимание» — ключ ко всему. И я следовал этому кредо всегда и везде. Сначала это была дань уважения отцу. Потом это было просто интересно и забавно. Понимать природу событий, что может быть интересней? Первый раз, понимание, не принесло удовольствия. Понимание того, что мать уже мертва. Траектория одного из осколков, пролегает прямо в районе между третьим и четвертым позвонков. Осознание этого факта замедлило восприятие. Почему? Тогда мне было не важно. Важным для меня, в тот момент, стала последняя воля матери. Порыв защитить Сорано. Следующее озарение было еще хуже. Перебитая осколком от соседнего дома балка упадет прямо на то место, куда оттолкнет мать сестру. Затем осознание того факта, что если я сейчас что-то не сделаю, я останусь один. Как те ребята, родители которых ушли на войну и не вернулись. Жалкое зрелище. Босые дети, целью которых было только дожить до завтра, готовых вцепиться в горло любому за кусок хлеба. В первый раз, с момента впадения в это состояние я испытал «желание» и в ответ на него пришло очередное «озарение». Перекинуть обеденный стол, создав упор для балки. Он не выдержит, но даст время. Прыжок, и семилетняя девочка оказывается у меня на руках. А уже труп матери, придавливает столом и разломившим его балкой. Следующий взрыв происходит в доме по диагонали. Ударную волну на себя, с честью, приняли стены, но очередное «озарение» информирует о том, что следующий взрыв для здания будет последним. Быть заживо погребенным не хотелось и потому очередное «озарение» предложило варианты эвакуации. Дверь — смерть. Не успею спуститься со второго этажа, три десятка вариантов смерти на любой вкус. Быть раздавленным, проткнутым, сгореть заживо или задохнуться. В этот момент стену возле окна пробивает балка. Выход! «Озарение» уже предложило способ эвакуации, всего тринадцать из сорока пяти возможных сценариев со смертельным исходом меня или пассажира. И я не замедлил ими воспользоваться. Прыжок в окно, закинув груз на плече и удерживая одной рукой, другой стабилизировать скольжение по балке, которая стоит под пятидесятью градусами к горизонту. «Озарение» — смерть за спиной, ударная волна, контузия, обломки, смерть в девяноста случаях из девяноста пяти. Выход из положения? «Озарение» — укрытие, упасть в яму пропуская над собой и своим сверхценным грузом очередную ударную волну и летящее за ней осколки. Дальше я тупо бежал от взрывов, меня гнали, пуще стаи Церберов, две вещи — страх и долг. Долг перед матерью и страх его не выполнить. На языке уже давно ощущается металлический привкус крови. Голова раскалывается от боли и зрение регулярно пропадает. Но, я все равно бегу. Раскаты взрывов все еще слышно, а значит, бомбардировка продолжается. Понимание того, что город сравняют с землей, пришло вместе с гулом сотен двигателей и черных точек на горизонте, которые я увидел в один из моментов облегчения. Я бежал до тех пор, пока ноги не отказались передвигаться, к этому времени я уже покинул город и оказался в каком-то окраинном парке-лесу. Единственное, на что мне хватило сил, это снять свитер и укрыть им потерявшую сознание сестренку, которая как подсказало «озарение» спит на мне, оно же и предупредило, о тяжелых последствиях, если я этого не сделаю. Последнее что я увидел, было зарево взрывов, и, особо контрастных в этом фоне, черных точек падающих - бомб. Очнулся я от того, что на меня что то капало. Это оказались слёзы Сорано. Тело словно ватное, не хотело слушаться, но собрав волю в кулак, я обнял ревущую во все горло сестру. Наверное весьма эмоциональная картина: я – в непотребном виде, пытающийся успокоить сестру неуклюжими, как мне казалось, нежными поглаживаниями. К моменту, когда тело соизволило меня слушаться, Сорано опять заснула, видимо обнаружив себя в незнакомом месте, на теле почти мертвого, а возможно, ей показалось, что уже мертвого, ни на что не реагирующего брата, она ударилась в истерику, которая меня таки смогла разбудить. А когда я смог нормально оглядеться, то копилку фактов, приведших Сорано к истерике, пополнил вид горящего города. Сотни очагов возгорания, целые районы города, сровнявшиеся с землей. Не тот вид, который захочешь увидеть проснувшись. Я же занялся пробуждением ленивого тела, которое все никак не хотело реагировать, как ему и положено. Небольшая разминка, на чистой силе воли и тело слушается в приемлемых рамках. Подхватив на руки спящую Сорано, я отправился туда, куда мне подсказывало «озарение», чем бы оно не было, его пользу не оценить невозможно. Правда, был обнаружен негативный побочный эффект, каждое «озарение» отзывалось головной болью, а то, которое проложило путь, вызвало сильное кровотечение. В результате пришлось глотать собственную кровь. Путь лежал дальше в горы, подальше от горящего города. И я был с ним согласен. Властям явно будет не до пары сирот, лишившихся родителей. Через час пешего хода, я вышел к небольшому роднику воды. Чистый. Отойдя недалеко ниже по течению, я выкопал руками небольшую ямку, в которой, наконец, смыл с лица поттеки крови, копоти и грязи. Из подручных средств – бамбука и собственных рук, была сооружена подобие чашки, с помощью которой я напоил сестру. Последняя, так и не проснулась после своей истерики. После привала я отправился дальше. Местность не была слишком сложной для прохода, потому я смог выдерживать скорость в два-три километра в час. И к позднему вечеру я понял, куда вело меня «озарение», его природу я решил оставить на более спокойное время, сейчас разум и тело слишком утомлены, что бы связно мыслить. Вело оно в заброшенный онсэн, в тридцати километрах от города, если двигаться дорогой. Война никого не пощадила и такие места не редкость для современной Японии. Сам курортный комплекс представлял собой несколько классического вида зданий и крытый комплекс бассейнов, огороженный чисто символической оградой. Сейчас все было законсервировано и оставлено до лучших времен. Мне повезло, тут остался небольшой запас долгохранящихся продуктов. А вот с огнем были проблемы. Плита питалась от газового баллона, который сейчас отсутствовал. Потому пришлось пойти на небольшой вандализм и развести огонь во дворе. Слава Ками-сама, спички я нашел. К тому моменту, когда я кое-как сварил рис, проснулась Сорано и вышла на шум костра. Одета была, как и я, в юкату. Увы, но наша одежда, после забега по пригорью, пришла в полную непригодность и восстановлению, боюсь, не подлежит. – Что произошло? Где мы? – Все потом, сначала нужно поесть, - ответил я, беря её за руку. Выйдя из тени здания, она заметила необычность освещения. А когда повернулась в сторону его источника, замерла. – Что это? – Наш, уже бывший, город. Янки применили напалмовые бомбы. Ешь! Остальное потом. – Сама трапеза много времени не заняла. Несмотря на шок и стресс, организм потратил много энергии и стремился её восполнить. – А теперь расскажешь, что произошло? – требовательно посмотрела на меня сестренка. – Как ты уже поняла, очередной налет Янки, только в этот раз на наш город. – Где мама? – Я отрицательно покачал головой, и этот жест сказал больше, чем можно было бы предположить. У Сорано опять выступили слезы. Не зная, что делать в этот раз, я просто подошел и обнял. Так мы и сидели возле костра на фоне зарева горящего города. Сестренка не заметила, как опять заснула, и я опять перенес её к одной из жилых комнат, где и уложил на футон. Потом, затушив огонь, лёг спать рядом.