Одна из

На выходных, как было оговорено, приехали мои племянники — Ася и Максим. О, я их безумно обожала, а они меня — ещё больше. Наши совместные выходные всегда проходили весело и уютно. Только, когда они приезжали, я пекла своё фирменное печенье и булочки со сгущёнкой. Дети были от них в восторге. Днём мы сходили в аквапарк (я была совсем не прочь развеяться). А вечером мы договорились, что они играют в гостиной, где стоит телевизор потому, что ровно в семь начнётся их долгожданный мультик. Я решила это время потратить на чтение книги. Когда часы показывали чуть больше восьми, раздался звонок в дверь. Это было несколько неожиданно. Я уже решила, что мне послышалось, когда звук снова повторился. Книгу пришлось отложить, и я побрела к двери. Какого же было моё удивление, когда в глазок я увидела никого иного, как Николая Александровича! Он не только помнит имена всех сотрудников, но и их адреса? Мои размышления прервал очередной звонок, и я, наконец, открыла дверь. — У Вас что-то случилось? — сказала я, то, что первое пришло в голову. Шеф не без интереса провёл по мне взглядом. Да, я отличалась от своего привычного (для него) делового вида. Во-первых, на мне были лосины мутного зелёного цвета и растянутая кофта, которая мне безумно нравилась своим удобным фасоном и затейливым рисунком. Во-вторых, и, скорее всего, именно это привело Николая Александровича в наибольшее замешательство, вместо хвоста или распущенных волос, у меня на голове были две пышные косички, которые, по настоянию Аси, лежали спереди. Шеф неловко откашлялся, тряхнув головой. — Это мой вопрос. Я поняла, почему он приехал. Но осознание было настолько невероятным, что от шока я отступила на два шага назад, что дало ему возможность войти и прикрыть дверь. Племянники прибежали в коридор (вечерний визит не мог не привлечь их внимания) и облепили меня с двух сторон, высунув свои любопытные носики в сторону шефа. Мужчина, в свою очередь, так удивился внезапному появлению детей, что замер на месте, глядя на них и на меня. Подозреваю, что пытался определить, похожи ли мы. — У Вас… Это… Эти дети — Ваши? — в конце концов спросил он. Я положила руки на плечи детей, обнимая и с расстановкой ответила: — Эти дети мои… Племянники, — добавила я, замечая, как озадаченность в его глазах медленно испаряется. Это меня рассмешило, и я опустила голову, пытаясь скрыть усмешку. Аркаша терпеть не мог моих племяшей и детей в принципе. Поэтому мне приходилось уговаривать его несколько дней, чтобы он разрешил мне привести моих племянников в мою квартиру. Какой же это бред. Даже забавно. — Тё-ё-ёть, — протянула Ася, глядя на меня снизу вверх, — это из-за него ты с индюком рассталась? Что ж, думаю, будет не лишним сказать, что излюбленным развлечением для моих племяшей было придумывание прозвищ или ассоциаций для всех знакомых. Так как меня звали Анжелика, а это имя единогласно было признано красивым и редким, то моим прозвищем стало совершенно безобидное слово — принцесса. А вот Аркаша детям сразу не понравился, да и слишком уж высокомерным показался, именно это определило то, что в будущем его называли не иначе как «индюк». Максим выразительно хмыкнул и смерил шефа оценивающим взглядом. — Ну, этот на роль принца больше подходит. Николай Александрович снисходительно ухмыльнулся, а я ответила: — Так, Асиель, Макс, шагом марш в гостиную. Никто спорить не стал. Так уж у нас было принято: пока ребята у меня в гостях, они живут по моим правилам. Брат часто жаловался, что со мной они намного послушнее, чем дома. Я потёрла шею, раздумывая, что же мне делать. И, в конце концов, пригласила шефа на кухню. Тот согласно кивнул, разуваясь. Я незаметно наблюдала за ним. Подходит на роль принца? Такой ерунды я ещё не слышала. Он же настоящий король! В этом со мной согласятся все сотрудницы. Я скривилась. Ася и Макс смогли меня ненадолго отвлечь, но всё же… Присутствие в моей квартире чужого мужчины раздражало. Мне хотелось поскорее выпроводить его вон. Пока я наливала чай, мужчина не слишком явно осматривал кухню. Приценивался, что ли? Сложно сказать. Мне вообще не нравится, что в последнее время я совершенно не понимаю действий Николая Александровича. А ведь я его секретарь. Выразительно откашлявшись, поставив две большие дымящиеся чашки на стол (ну, и как же без вышеупомянутых булочек и фирменного печенья), я посмотрела на мужчину в упор. В ответ он тоже откашлялся и сделал глоток. — Зачем Вы пришли? — а что ещё мне сказать? — Хотелось узнать, как Ваши дела. У Вас, видимо, что-то произошло… — Простите, но это не ваше дело, — сдержанным тоном заверила его я. — Ну, как же не моё? — не слишком искренне возразил шеф. — Я всё-таки ваш начальник, и мне не хотелось бы, чтобы Вам было некомфортно работать с Вашими проблемами. — По-моему, мои проблемы никак не сказались на моей работе. — Так проблемы всё-таки есть, как бы Вы это не отрицали в последние дни? Попалась. Я подавила тяжёлый вздох. — Вы правильно заметили, что Вы — начальство, а начальству хамить не хочется, конечно, — Николай Александрович задрожал от беззвучного смеха, пряча улыбку за чашкой. — Однако… Мне всё же хотелось бы спросить. К Катеньке Вы тоже приезжали домой узнавать, как дела с визой, которую ей уже второй год не дают, и она никак не съездит к матери? А с Зоей Аркадьевной, — слово «Аркадьевна» я выговорила брезгливо. Когда же это закончится! Ужас просто, — о внуках её разговаривали? О том, что оба — Петька и Колька, — на «Кольке» Николай Александрович недоумённо моргнул. Но, поняв, что я не его так назвала, потерял к «Кольке» всякий интерес, — две недели с ветрянкой валяются? Шеф задумчиво стучал пальцем по фарфоровой поверхности чашки и терпеливо ждал, когда я закончу. Я закончила. Поднялась со стула и встала возле плиты, скрестив руки. — Ваши проблемы как-то связаны с «индюком», о котором говорили дети? Я смотрела на этого абсолютно спокойного и идеального во многих отношениях мужчину и совсем не понимала, что такой как он может делать у меня на кухне? — Я уже сказала всё, что думаю о такой «заботе» о сотрудниках, — я махнула рукой в сторону двери. — Да брось, Лика-земляника, не чужие же люди! Я открыла от удивления рот. Тут же его закрыла и начала судорожно вспоминать, кто и когда меня так называл. Не вспомнила. Попыталась снова. Нахмурилась. — Я был на класс младше, и мы танцевали вальс, — напомнил он вежливо. Память заиграла бликами. Да-да, на класс младше. Колька из десятого (по крайней мере, познакомилась я с ним именно в одиннадцатом классе, когда Николай Александрович был ещё в десятом). И, честно говоря, наша первая встреча оставляла только неприятные воспоминания. Всё было очень плохо. И мне всё ещё было стыдно за то недоразумение, причиной которого стала я сама. — То, что мы из одной школы не делает нас «не чужими», Николай Александрович, — вздохнула я устало. Вот только этого мне ещё не хватало! Опомниться от измены не успела, как тут на тебе — выясняется, что мой шеф — это парень, которого я почти что оскорбила в нежном 17-летнем возрасте (да, почему-то Николай Александрович был на год старше 11-классников). Я тяжело вздохнула, устремив взгляд в пол. Всю жизнь я всей душой ненавидела одноклассников и свою школу. Учёба никого, кроме меня не интересовала, поэтому все школьники, как могли, доводили преподавателей до белого каления, а я всё своё время тратила на учебники и домашнее задание. И итог? Очень обидный и оскорбительный: все оказались продажными. Как иначе объяснить то, что в одиннадцатом абсолютно все оказались отличниками и хорошистами? Такая несправедливость перечеркнула все более-менее хорошие воспоминания о «храме наук», и я старалась не думать об этом. А что толку? Николай Александрович учился на класс младше. Когда-то давно получилось так, что мне не хватило пары (некоторые мальчики из моего класса не хотели танцевать на празднике в принципе), и педагог-организатор попросила Колю станцевать со мной (почему-то весь десятый класс был у неё в почёте и как правило, участвовал во всех мероприятиях без исключения). Я знала, что нравлюсь ему, и не знала, как показать, что он мне — нет. Вообще-то, я до сих пор не знаю, как можно отказать парню, не обидев его. В тот день у нас была алгебра. Преподаватель — очень строгая и серьёзная женщина семидесяти лет требовала на уроке дисциплины, в противном случае просто не проводила занятие. В тот раз все вели себя просто отвратительно, и она разозлилась на нас. Меня эта ситуация откровенно бесила. Я вообще терпеть не могла, когда мне кто-то мешал учиться, а тут урок сорвали. Да и, несмотря на весь профессионализм преподавательницы, я не была уверена, что подход «нет дисциплины — нет урока» правильный. Сразу после алгебры должна была состояться репетиция вальса. Мы собрались в актовом зале и, когда ко мне шёл Коля, я, глядя на него, скривилась, как от лимона. Парень был в шоке. Может, мне следовало извиниться перед ним. Но я искренне не понимала, за что. Ведь в тот момент мои мысли были направлены в сторону того урока алгебры. И кривилась я, естественно, не из-за Коли, а из-за ситуации на уроке. Но кто бы мне поверил? Даже однокласснички, не понимая сути моего плохого настроения, обвинили меня в том, что Коля обиделся (к слову, после этого Коля отказался участвовать в танце, да и вообще ушёл из школы). Есть два варианта: или я действительно так сильно ему нравилась, что он не смог выдержать подобного отношения, или я банально задела его гордость. И мне было очень стыдно. Но извиниться возможности уже не было… И тут вдруг. — Лика, что случилось? Ты же сама не своя в последнее время! — и вот спустя энное количество лет серые глаза смотрят на меня открыто и уже без обиды. Интересно, шеф простил меня за истечением срока давности или просто решил, что я его недостойна? — Простите, Николай Александрович, но вы выбрали неудачный момент для… Чего бы там ни было, — я вздохнула, повернув голову в сторону окна. Действительно. Явился, когда я мужчин возненавидела! Ещё и ляпнул: «Лика-земляника»! Не помню, чтоб меня вообще так кто-то называл. Потрясающе. За несколько минут я успела ещё сильнее захотеть его ухода. Но вальяжная поза шефа говорила сама за себя — он никуда не собирался. — Ты не собираешься со мной разговаривать? — Если разговор будет происходить в аспекте личном, а не деловом, то вам здесь делать нечего, — спокойно ответила я. — Отлично, — хмыкнул он и поднялся с места. Я уж было обрадовалась, что он сам догадался, что явился не кстати. Но я не угадала. Мужчина посмотрел на меня с упрямством, которое я отмечала за ним во время переговоров с особо скрупулёзными инвесторами, и пошёл в гостиную. К детям. Мать моя женщина! Они же настоящий сундук Пандоры! Я зашла в комнату как раз тогда, когда Николай Александрович уселся рядом с племянниками. Мой шеф в своём безупречном костюме от Армани (или кого там?) уселся на мой ковёр не первой свежести, рядом с пятном (сегодня Ася пролила туда сок) рядом с моими племянниками. Эта картина ввела меня в ступор. Вспоминать о том, что Аркаша никогда так не делал было совсем не к месту, я скрестила руки. В это время Николай Александрович проникновенно заглянул в глаза двум детям: — Леди и джентльмен, не соблаговолите ли вы слить мне информацию о бойфренде прелестной Анжелики с кодовым именем «индюк»? Это. Что. Такое. Было?! Ася и Макс бросили на меня озадаченные взгляды и тут же выложили главное: — Он не бойфренд. — Он экс-бойфренд. — Тётя его бросила. — Но он сам виноват. — И он нас не любил. И Молнию Макквина не любил. Поэтому индюк! — Ну, Молния Макквин — это железный аргумент, — хмыкнул шеф в замешательстве и поднял на меня виноватый взгляд. Вот этого мне не надо. Спасибо. — Мне жаль, что… — Это мне жаль, — хриплым голосом заверила я, пытаясь сдержать вновь появившиеся слёзы. Мне это с блеском удалось. — Это мне жаль, что субординация не дала мне выгнать вас вон, — я указала рукой на выход. — Дверь прямо по коридору, что вы наверняка уже успели запомнить. Видимо, Николай Александрович понял, что со мной сейчас лучше не разговаривать. И я была с ним в этом вопросе полностью согласна. Я определённо выглядела грозно и зло. Потому что дети как-то разом затихли, и даже не помахали на прощание этому «принцу». Да уж. Принц, который бросил девушку перед самым выступлением. Разве так принцы поступают? Я терпеливо ждала, пока начальник завязывал шнурки своих туфель. Страшно даже подумать, что будет в понедельник, когда я приду на работу. — Лика, я… — он замялся и положил руку на шею. Он всегда так делал, когда исчерпывал все аргументы. Это я вижу в третий раз за всё время работы на него. — Я не обиделась. Я не злюсь. Я просто не люблю, когда посторонние лезут в мои личные дела. Так что, будьте любезны, больше никогда не появляйтесь на пороге этой квартиры, — щёлкнул замок, и я кивнула на распахнутую дверь. Шеф переступил с ноги на ногу и наконец выдавил: — Всего доброго. Я захлопнула дверь. Я ошибалась, когда думала, что чай мне поможет успокоиться. Нет. Ни две кружки, ни три… Господи, я чувствовала себя такой жалкой, свернувшись калачиком в кресле! Я тихо плакала. Причём по нескольким причинам сразу. Я плакала, потому что вместе с Аркашей из моей жизни ушла хоть какая-то определённость. Я плакала, потому что когда-то обидела очень даже хорошего сероглазого мальчика. Я плакала, потому что чувствовала себя сволочью из-за того, что этот сероглазый мальчик, несмотря ни на что, пытался узнать, что же со мной произошло, а я… Впрочем, не стоило ожидать от себя многого. Не знаю, сколько ещё времени должно пройти, чтобы я почувствовала себя нормально. Сколько же на это уйдёт времени?.. Две маленькие головки выглянули из-за угла, я поспешно вытерла влагу с щёк. — Заходите, ребятки, — позвала я, и они тут же ринулись ко мне. В кресле сразу стало тесно. — Чего не спим? — Да так… — размыто ответил Макс. Я сделала глубокий вдох. — Мы ошиблись, тётя Лика, — с досадой проговорила Асиель. — В чём же? — сейчас неплохо было бы отвлечься. — Мы назвали его принцем, а он не принц, — грозно засопел мальчик. — Принц никогда не заставит принцессу плакать. Я вздохнула. Хотела отвлечься, называется. Я шмыгнула носом. — Ну, принцы разные бывают, — хмыкнула я в ответ. Макс зашевелился. — Значит, он всё-таки принц? — Он вам понравился, — подытожила я. Племянники выразительно на меня посмотрели. Вот напасть. — Нет, ребята. Вряд ли он принц. Он, скорее, благородный странник. — А такие разве бывают? — недоверчиво нахмурилась Ася. — А чёрт их знает, — мой голос стал тонким, я снова всхлипнула, и слёзы потекли против моей воли. Чего мне меньше всего хотелось, так это, чтобы дети увидели, как я плачу. Макс и Асиель тихонько прижались ко мне с двух сторон, и я их обняла.