ДУБЛИКАТ Часть 1 Исход
Хочет хоть кто-то укрыть меня пледом?
I Пионер
Скри-и-ип — пауза, скри-и-ип — пауза, скри-и-ип — пауза… Что ж ты не смазал уключину маслом, а, пионер? Сколько я уже здесь? Не скажу точно. Сейчас кажется, что все бесчисленные циклы слились в один, бесконечной длины. И за этим бесконечным циклом еще маячат воспоминания о прошлой жизни. Вот строчка из песни моего детства вспомнилась. Греби, пионер, греби. Может, эта попытка удастся. Не зря Пионер вчера опять уговаривал к нему присоединиться, что-то он знает. Или догадывается. У Семена хорошо получилось, но, это не наш метод. Тоже, между-прочим, фраза оттуда. Или все же отсюда? Не скажу, смешались в кучу конелюди… А чем я рискую? В худшем случае опять проснусь в автобусе, но на новую попытку, наверное, силы воли уже не хватит. Слишком уж я вложился в этот побег. И тогда что? Или отдаваться Пионеру, или постепенно превращаться в фонового персонажа. Итак — Пионер. Представьте себе, что вы сидите на лавочке, отделавшись от очередного поручения вожатой, и вдруг, перед вами неожиданно появляется совершенно не знакомый вам человек. Лагерь маленький и, за несколько дней, уже все лица примелькались. А тут новый человек. Лица у него, кстати, не видно никогда, оно всегда в тени, при любом освещении. Так вот, появляется перед вами и начинает вещать. Причем вещать так, такими словами, что чувствуешь себя ничтожнейшим дурачком. Если отвлечься от формы, то содержание послания Пионера следующее: Лагерей, оказывается, не один десяток. Лагеря эти совершенно одинаковые, заселены одинаковыми людьми, а сами находятся в параллельных мирах. Вот только обитатели эти, кроме наших с Пионером двойников, вовсе не люди, а безмозглые куклы, действующие по программе. И что он, Пионер, провел над куклами массу различных опытов, и готов ответить за свои слова, а, для начала предлагает и мне повторить эти опыты. Он, кстати, хоть и утверждал, что он мой двойник, но так и не назвал своего имени. И, поэтому, так и стал для меня Пионером, с заглавной буквы. Теперь о фоновых персонажах, или еще о Пионере, или о Семене и девочках? Я конечно Семен. И Пионер, если уж мы двойники, — Семен. Но был ведь еще один двойник, и я считаю, что он единственный из нас заслужил настоящее имя. Семен, который Семен, да. Был же ведь еще Палач, но о нём сейчас не хочу. В общем, в лагере я давно, не помню уже сколько циклов, и большую часть времени, я занимаюсь тем, что готовлю свой побег, или пытаюсь отсюда сбежать. Первые циклы для меня потеряны. Сколько их было? Ну, наверное, не меньше двух десятков. Если пытаться их восстановить, то, зная себя, я, вероятно, или просиживал дни на остановке, тщетно ожидая автобуса, или уходил пешком по дороге, которая снова приводила меня к ненавистным воротам, или пробирался через бесконечный лес. Проблема была еще в том, что с каждым новым циклом у меня на 90% стиралась память, и оставался только эффект дежавю. Что-то вспоминать я начал только когда впервые нашел вечером третьего дня очередного цикла, на автобусной остановке, свою записку: "Ты здесь не просто так!", — которую, цикл назад, в день отъезда сам себе написал в каком-то порыве отчаяния, и засунул под колесо автобуса. Видимо, она поправила мои извилины, поскольку память стала возвращаться с каждым циклом все полней и полней. Или, может, это один и тот же цикл, но проживаемый многократно? Философский вопрос. Тогда же и познакомился и с двойниками: Пионером и Семеном. С Семеном я встречался позже, всего один раз, а Пионер приходил еще. Манил какими-то перспективами: «слияние лагерей», «прорыв в реальный мир», еще чем-то, предлагал присоединиться к нему. Тогда я еще не знал, что значит «присоединиться», но присоединяться пока отказался. Впрочем, Пионер не обиделся и сказал, что его предложение остается в силе. Ну вот. А я каждый цикл пытался сбежать, и каждый раз просыпался в ненавистном автобусе. В самом начале меня на какое-то время, еще закидывало в старую квартиру, а потом неизвестный мне режиссер исключил эту сцену, как лишнюю и не несущую смысловой нагрузки. Вот тогда я и попытался придать своим попыткам системный характер. Я спер у вожатой «План мероприятий на лагерную смену» и на чистой стороне одного листа в первый раз нарисовал схему окрестностей лагеря. Проблема была еще в том, что из одного цикла в другой тогда не удавалось пронести ничего, оставалось только тренировать свою память. Я обычно долго пялился в собственноручно нарисованную схему, а потом пытался воспроизвести ее по памяти. За этим занятием меня и застал Толик. Толик. Вообразите себе лысого пионера лет сорока с брюшком (именно так: лысый пионер лет сорока и с брюшком), с хитроватыми глазками на круглом лице, ведущего себя, как капризный четырехлетка. Больше всего он напоминал мне великовозрастного дебила, жившего со старенькой мамой в соседнем доме. Говорил он, Толик, только несколько слов, где ночевал — неизвестно, но в столовую приходил самый первый, а уходил самым последним. Впрочем, вреда от него никому не было, максимум — раздражение от назойливости. Так вот, оторвав глаза от плана лагеря, я неожиданно наткнулся взглядом на Толика. Толик, оказывается, бесшумно подкрался ко мне, долго наблюдал за моими потугами, а поняв, что он замечен, отбежал на безопасное расстояние и захохотал, что-то лепеча и показывая на меня пальцем. А затем поймал мой взгляд и, неожиданно, одобрительно подмигнул. В дальнейшем Толик избегал меня и либо начинал кричать, привлекая внимания вожатой, либо, опять же с криком, убегал. Вот такой вот Толик. А еще через несколько циклов я обнаружил, что могу передавать сам себе информацию и материальные предметы. Началось с информации. Будучи тогда пионером скрытным и осторожным, я старался ничем не выделяться и не нарушать установленные ритуалы: играл в карты, просыпал линейку, спасал Шурика, подписывал обходной… Так вот, как-то, зайдя с обходным в библиотеку, я взял памятную книгу, раскрыл ее и обнаружил загнутый уголок страницы, обнаружил и замер. Пришла и ушла Лена, библиотекарь Женя уже не просто рычала, а в полный голос, орала на меня, выгоняя из библиотеки. А я стоял с этим томиком Шопенгауера в руках и всё вспоминал, как я сам машинально загнул эту страницу на второй день прошлого цикла. Я молча поставил книгу на место и, так-же молча, вышел, забыв про обходной. Разум мой начал свою неспешную работу и предложил мне провести еще один эксперимент. На следующий день, день дискотеки, я сманеврировал так, чтобы нас с Ульяной отправили вечером в библиотеку, я ведь был уже пионер со стажем, и все необходимые для этого ритуалы выполнил не задумываясь. Так вот, оттарабанив Ульянке положенную страшную историю, я подождал, пока девочка уснет, и вложил в Шопенгауэра записку самому себе, разумеется, со словами «Ты здесь не просто так». На тот случай, что если кто и найдет ее, кроме меня, то решит, что это юмор такой, философский. С передачей материальных предметов получилось тоже случайно и в том же цикле. Выполняя ритуал поиска Шурика, мы со Славей забрели в забой в шахте под старым лагерем. Как всегда там лежал пионерский галстук Шурика. И тут до меня дошло: «А Шурик-то в галстуке! А этот откуда взялся? Если Шурик и потерял его здесь, то неизвестно когда.» И следующая мысль: «Надо попробовать!». Тут же я сунул свеженайденный галстук в карман, а из кармана на пол полетел конфетный фантик. Как я ждал следующего цикла! Как я бежал в библиотеку! Как я бежал спасать Шурика! И не зря. Еще несколько циклов я потратил на эксперименты. В общем, вышло, что объем передаваемой информации ограничен одним листочком бумаги, а масса сохраняемых предметов должна быть не более четверти килограмма. И на том спасибо. Вот на этом предварительный этап работы штаба по подготовке побега и завершился. Поднимаю глаза. На берегу появился первый провожающий. Темные волосы и короткая стрижка, больше отсюда не разглядеть. Женя или Лена? Мысленно молю местное божество, чтобы это оказалась Женя. А то с Лены станется кинуться меня вплавь догонять. С Лены и с Ульяны. Но если за рыжуху я не боюсь, то Лена дольше трех минут на воде не продержится, начнет тонуть, и мне придется поворачивать обратно и спасать ее. Духу не хватит бросить ее в опасности, хоть она и не человек. Нет, все-таки Женя, вон блеснули очки на солнце. Посмотрела на меня из-под руки, сняла очки, протерла, нацепила на нос, опять посмотрела и понеслась в лагерь докладывать. Давай, милая! Несколько минут форы ты мне подарила. Ну раз уж речь зашла о девочках, то продолжу о девочках. Ну и о мальчиках тоже. Славя, Женя, Лена, Ульяна, Алиса, Мику, Шурик, Электроник. Про Толика я уже рассказал. Есть еще два представителя персонала: вожатая Ольга Дмитриевна и доктор Виола. Почему-то остальные пионеры и персонал лагеря так и не отложились в памяти, не смотря на множество прожитых циклов. Славя. Как я уже сказал — классическая русская красавица. Хоть сейчас на картину Бориса Васильева, если бы не одно «но» — не тянет Славя на эпическую героиню, никак не тянет. С ее слов живет в большой семье, где-то на далеком севере. Очень добрый и улыбчивый человек. Желающий всем помочь и всех обустроить. Этакая старшая сестра или тетушка для всех пионеров «Совенка». Хроническая активистка. Председатель совета дружины, председатель совета старшего отряда и прочая, и прочая, и прочая... Неофициальный заместитель вожатой. И все-таки она не лидер, а вечный заместитель. Кажется, что в ней все просто и понятно, если не видеть за ее улыбками чудовищное одиночество. И пионеры и вожатая одинаково далеки от нее. Для одной она не более чем полезный помощник, для других — вечный раздражитель. Все видят в ней функцию и не более. И ей приходится уходить за территорию, чтобы там искупаться в одиночестве и побыть самою-собой. Может именно поэтому Славя и пытается сблизиться со мной, стоит мне чуть расслабиться и показать к ней интерес. Лена. Второй человек, которого я вижу по прибытии в лагерь. Худенькая девочка с непропорционально большой головой, которую делает еще больше копна черных, с каким-то фиолетовым отливом, волос, собранных в четыре хвостика. И зеленые глазищи, которые распахиваются, кажется, в испуге. Это потом уже понимаешь, что испугать Лену, это надо сильно постараться. Очень многослойный человек. Скромница и трусиха, визжащая при виде саранчи и вздрагивающая от уханья совенка. Может очень тонко чувствовать окружающих, очень развита способность к самонаблюдению. И, внезапно, такие эмоциональные всплески, что становится опасной для себя и окружающих, в том числе и физически опасной. Не может попасть ракеткой по воланчику, играя в бадминтон, но, при этом, постоянно таскает при себе нож, и, кажется, умеет им пользоваться. Умеет манипулировать окружающими, не испытывая моральных терзаний, старается этим не пользоваться, но если нужно, то не остановится. В каждом цикле влюбляется в Семена. А мне от этого жутко неловко. Нет, Лена мне нравится, тут другая причина дискомфорта, о которой позже. Женя. Библиотекарь-общественник. Вообще, лагерь очень странный даже в деталях. Я все-таки, хоть чуть-чуть, но застал эту эпоху. На такое количество пионеров здесь должно быть минимум четверо вожатых, директор, завхоз, старший пионервожатый, врач с медсестрой, кочегар, физрук, электрик, радист, сантехник и персонал кухни. Да, и все руководители кружков и библиотекарь должны быть взрослыми людьми. А на деле здесь только вожатая, доктор Виола и кухня. А все остальное или не ломается, или происходит само-собой, или делается силами пионеров. Так вот, возвращаясь к Жене. Один из моих двойников обозвал ее Жужелицей. Ну, жужелица и есть, с фасетчатыми глазами и фиолетовыми надкрыльями. Волосы, почти того же оттенка, что у Лены, с завитком, вечно торчащим вопросительным знаком, над короткой прической; желтые, почти как у кота, глаза, спрятанные за круглыми очками; заработанный в боях с книгами сколиоз; хотя, если захочет и если дать пинка, или если она сама захочет дать пинка, то может двигаться красиво и собрано; ну и характер –- злобный книголюб-педант-одиночка. Ей почти хорошо в библиотеке, пока не появляются редкие читатели, приносящие шум и беспорядок в ее пещеру, поэтому Женя, кажется, делает все, чтобы не подпускать пионеров к своей сокровищнице. Хотя, если она тебе доверяет, она может быть ужасно милой. Отвлекся я на размышления. Оглядываюсь на остров — правильно ли плыву? Правильно. Смотрю на берег, число провожающих увеличилось. К Жене добавились Электроник, Славя и вожатая. Кворум есть — выездное заседание Комитета по предотвращению побегов пионеров объявляю открытым. Ольга Дмитриевна –- вожатая. Очень красивая девушка лет двадцати пяти. (Вообще, здесь, кажется, нет некрасивых — еще одно доказательство искусственности здешней вселенной) Каштановые волосы ниже плеч, зеленые глаза, фигура: девяносто-шестьдесят-девяносто. Моя соседка по домику. Как бы нет ничего странного в том, что соседом двадцатипятилетней красавицы оказался семнадцатилетний пионер. По крайней мере, с точки зрения местных обитателей. Самодур, или, как сказали в одном фильме, самодура. Взбалмошная особа, слепо следующая уставам, регламентам и инструкциям. «Не занятый пионер — потенциальный преступник», — это, кажется, ее фраза. Поэтому лучше всего, это не попадаться вожатой на глаза, если не хочешь лишней работы. Но при этом она ленивая и все свои начинания не доводит до конца. Из-за лени же больше предпочитает валяться, где-нибудь, с книжкой, вместо того, чтобы контролировать исполнение своих поручений. Электроник. Вообще-то он Сыроежкин, и зовут его Сергей, так что происхождение прозвища, надеюсь, понятно. Он даже внешне — копия этих близнецов, сыгравших пионера и робота. Один из двух членов кружка кибернетики, воздыхатель Жени. Очень… Я не знаю, послушный что ли. Или нет — безотказный, и еще боязливый. Никогда не нарушает никаких правил, а в случае конфликта предпочитает спастись бегством. Никогда не дает сдачи. Я не пробовал ставить опыты, но о том, чтобы Электроник ударил первым речи вообще быть не может. Шурик. Руководитель кружка кибернетики. Человек полностью поглощенный наукой, правда наука эта ограничена уровнем журналов «Юный техник» и «Техника молодежи». С остальными пионерами пересекается только в столовой, а так, практически все время проводит в кружке, где, на пару с Электроником, собирают робота. Робота женского пола, с кошачьими ушами и хвостом. Где тут психоаналитики пробегают? Есть тут для них клиент. Каждый четвертый день моего пребывания в лагере Шурик сбегает в местные подземелья (тут бомбоубежище есть и старая шахта, и все это связано в один лабиринт), откуда мне приходится его вытаскивать. Внешне очень похож на персонажа сыгранного актером Демьяненко. В сочетании с именем и увлеченностью наукой — вот и прозвище. Плечи начали слегка ныть. Но пока все терпимо. Физически я не в лучшей форме, поскольку начинаю каждый цикл я в том состоянии, в каком впервые попал сюда, но технику гребли последние несколько циклов я нарабатывал старательно. Семену повезло в том, что он всегда считал девочек людьми, и, даже если и сомневался, то всегда возвращался к этой точке зрения. Может, поэтому он и сумел на них опереться и выпрыгнуть назад, в реальный мир. Да еще и увести пятерых за собой. Не знаю, что там с ними стало, по крайней мере, доступные мне воспоминания Семена обрываются на этом моменте. Я же так не могу. Я же вижу их отличия от настоящих людей. В поведении, в отношении к окружающему миру, в отсутствии любопытства ко всему не предусмотренному их программой, в жесткой привязке к миру лагеря. Все, что за забором лагеря — не существует, либо находится в области легенд, существование же лагеря не подвергается сомнению. Все разговоры о жизни вне лагеря пресекаются, все вопросы об этом игнорируются. Просто секта какая-то. Но откуда тут секта, и чему они поклоняются? Даже Ульяна никогда не пыталась посмотреть, не задавалась вопросом «А что там, за забором?». Есть и еще отличия, но они уже не так бросаются в глаза. Я как-то, вспомнив кинематограф, назвал местных обитателей репликантами. Интересно, мечтает ли Славя об электроовцах? Или, что там у них дома, на холодном севере, держат в кулацком хозяйстве? Хотя, если не отклоняться от программы и ритуалов, с ними может быть довольно приятно и интересно. Они милы и очаровательны, умны и образованы, тактичны и деликатны, да-да, даже Женя и Алиса тактичны и деликатны, если найти к ним правильный подход. Правда есть причины, по которым я больше не завожу с ними близких отношений. Никогда. Слишком дорого платить приходится. Однажды Лена убила себя… Из-за меня, да. Но тогда же я и понял, что девочки мои, они личности, пусть и искалеченные рамками дурацкой программы, и, чем больше они со мной, тем больше, в пределах цикла, очеловечиваются, и тем больнее мне их становится потом терять. Но и абсолютно один я существовать не могу, как выяснилось, человек все-таки животное общественное. Поэтому я дружу здесь со всеми разом и ни с кем по отдельности. Стараюсь дружить со всеми разом и ни с кем по отдельности, получается плохо. Вот и сейчас, я же не зря вспомнил про Лену и Ульяну, когда увидел первого провожающего на берегу. Пионер и Палач, те тоже считают, что это не люди. Но для тех двоих девочки остались всего лишь автоматами. Часто же общение моё с аборигенами ограничивалось попытками поставить обитателей лагеря словами, вопросами или поведением в ситуацию, не предусмотренную программой, оставаясь при этом в рамках неких этических норм, чтобы не ставить никого в неловкое положение. А потом смотреть, как управляющая программа будет выкручиваться. Иногда бывало довольно весело, а чаще грустно. Нельзя так издеваться над людьми, пусть даже и искусственными. Хотя, есть слабенькая надежда, что я хоть чуть-чуть, но расшатывал таким способом организованную здесь систему. Ольга Дмитриевна долго всматривается в меня, что-то кричит и машет руками. Слов не разберу, но отрицательно мотаю головой. Вожатая поворачивается к Электронику, о чем-то говорит ему, тот кивает и убегает в сторону клуба. Остальные молча смотрят в мою сторону. Очень хорошо. Продолжаем греблю. Нынешняя ситуация, кстати, идет вполне по сценарию «Побег пионера из лагеря», но вот предусмотрен ли там вариант побега водным путем? Чем я еще занимался в рамках подготовки побега? Ну, начал с разведки, с разведки, прежде всего, лагеря, на что потратил несколько циклов. В первый день это делать очень удобно, и, главное, санкционировано вожатой. Обошел весь лагерь и заглянул в каждое помещение. Все отразилось на плане лагеря, который сейчас лежит в шахте и, надеюсь, больше он мне не понадобится. Потом пошли радиальные выходы по окрестностям. Тут началась первая чертовщина с пространством. Два-три километра от забора, в общем-то все нормально, а потом начинает крутить. Держишь нужный курс по Солнцу и по компасу, а все равно ходишь кругами, возвращаясь каждые пятнадцать минут к одному и тому же месту. Шахту и бомбоубежище облазил целиком и полностью, ничего там нет. Примитивный лабиринт в самой шахте, старый забой, выход под памятник и еще один выход под гипсового пионера у главных ворот. Все остальные туннели завалены. Но все это время требует, поэтому заняло не один десяток циклов. Кстати, конечно не стоит думать, что я с безумными глазами только и делал, что носился с карандашом, компасом и бумагой по окрестным лесам, нанося местность на карту, но внутрилагерный лес я обследовал именно так, предложив ОД организовать кружок ориентирования. Довольно часто я просто бездельничал, наслаждаясь отдыхом. Или как-то пять циклов подряд я брал попеременно у Алисы и Мику уроки музыки. Между прочим, в Мику погибает великий педагог, несмотря на все ее, м-м-м… особенности. С удивительным терпением она за пять недель научила обезьяну довольно сносно играть на гитаре. Так вот, на следующий цикл, я на третий день, не пошел подметать площадь, а устроил для Алисы концерт. Она-то не знала, что сама меня и выучила. Просто опять захотелось отклониться от сценария и пошутить над местным режиссером и создателем лагеря. Я играл и пел, сперва один, потом мы вдвоем, потом подошла Мику, какая же музыка без Мику. Репертуар: все, что помнил, и всё, что, по моим прикидкам, должны были здесь оценить. Хронологически получилось, от их эпохи до второй половины 90-х. По жанрам: и бардов, и рок, и что полегче. Оказалось, что помню я довольно много. В общем, вечером вместо дискотеки случился нежданный концерт для всего лагеря. Правда, Шурик утром все равно потерялся. А в итоге я обнаружил, что информация-таки может просачиваться от цикла к циклу, потому что с тех пор, Алиса всегда учила меня играть «Тридцать первую весну», утверждая, что эта песня ей приснилась, целиком, со словами и музыкой. Иногда мне кажется, что они все о чем-то догадываются. Здорово ведь подходит к ситуации: «А я пропала без вести в японских лагерях… я в этом марте, в этом марте навсегда…». На берегу пока тихо и спокойно. Ольга Дмитриевна совещается со Славей, поглядывая в мою сторону, Женя присела на песок чуть в стороне, подошли Алиса и Ульяна, разглядывают меня. Ульяна. Она-же «Девочка-ракета». Самый младший пионер из старшего отряда, едва-едва четырнадцать, или может чуть меньше. Медно-рыжие волосы собранны в два неплотных пучка, которые, действительно, напоминают ракетные сопла. Веснушки, озорная улыбка, синие глаза. Детство в голове, детство пониже спины. Если Ульянка не на футбольном поле, то значит планирует какую-то мелкую пакость, планирует или уже проводит. Не по злобе, ни в коем случае. Исключительно от избытка энергии и из озорства. У нее в активе: напугать Лену саранчой, подбросить той-же бедной Лене жука под одеяло, подбросить мне сколопендру в тарелку (стандартное начало нашего знакомства), украсть конфеты в столовой, понадкусывать торт, предназначенный для всего лагеря, попытаться подорвать Генду. Очень хороший друг и очень верный товарищ. Абсолютно бесстрашный. По крайней мере, когда мне приходится, в компании с кем-то из девочек, вытаскивать Шурика из подземелий, а тот, пребывая в состоянии помраченного сознания, бросается на меня с арматурой в руках, на помощь мне приходит только Ульянка. А иногда она высказывает такие мысли, которые не ждешь от четырнадцатилетней девочки. Дети часто оказываются тупее, чем от них ожидаешь, но иногда — гораздо умнее, чем они кажутся. За это их и можно терпеть. М-да. Алиса. Алиса Двачевская, прозвище «ДваЧе», которое она не любит, и за которое Сыроежкин каждый цикл зарабатывает фингал под глазом. Рыжеволосая нонконформистка, с редкими по цвету янтарными глазами. Вечная надменная улыбка и взгляд свысока. Вторая гитара «Совенка». Хамка, нахалка, грубиянка, хулиганка. А если присмотреться, то оказывается, что вторым слоем идет очень чувствительная девочка, которая просто не умеет быть женственной — не научили. И на настоящую хамку она не тянет — натура не та. Так и болтается между двух берегов, то хамя вожатой и ставя фингалы бедному Электронику, а то рыдая, от непонимания или от неразделенных чувств, или просто от грустной мелодии или красивого заката. Очень боится выражать свои чувства, считая себя слабой в эти моменты. Ульяна радостно машет мне обеими руками. Приятно все же, что кое-кто здесь меня одобряет. Пионер вот меня не одобрил. Он считает, что нужно объединить усилия, а не распылять силы по одиночке. Когда Семен уезжал на автобусе, мы все, так или иначе, пришли его проводить, тогда я и увидел этих, «объединивших усилия». Пионер называет это «коллективным разумом». Только использует его почему-то исключительно сам, полностью уничтожив личности соратников. Раз уж рассказал о Пионере, то коротко расскажу и о Палаче. Это тоже мой двойник. Изначально просто несчастный повредившийся умом одиночка. Где-то и когда-то он решил, что во всем нашем больном мире реальна только одна — Женя, выделил ее из всех обитателей и, от цикла к циклу, жил для нее в мире своих личных иллюзий. А когда иллюзия оказалась разрушена, сорвался с тормозов и пошел крушить местную реальность и ее жителей. Так в порыве гнева бьют тарелки об стену. А после начал таким образом мстить непонятно кому. Он методично разрушал в течение недели один лагерь, убивая обитателей, его выкидывало в другой, потом в третий. В общем, пока система не мобилизовалась, он успел натворить дел. Чингисхан и Чикатило в одном флаконе. А система показала, как она может самосохраняться. Палача убивали несколько раз в течение одного цикла. Его убивали, но он за несколько часов восстанавливался, затем его снова убивали. Если проводить аналогии с компьютером, то обычная смена цикла похожа для нас на перезагрузку через кнопку «Пуск», а в этом случае было грубое выдергивание шнура из розетки. Я так предполагаю, что такой варварской процедурой система обнуляла его память. А когда он стал безопасен, система подсунула ему фантом, отвечающий его представлениям о Той Самой Девочке и выпнула в специально созданную копию реального мира. Это натолкнуло меня на две мысли. Первое — то, что я, в общем-то, занимаюсь тем же самым, чем и Палач: разрушаю местную реальность, только я делаю это «силами добра», ага, пусть будет «добра», мне так приятнее. И второе, то, как перезагружали Палача, говорит о том, что искусственны не только девочки, но и мы сами. Вот теперь можно провести аналогии и различия между нами: Семен считал человеком себя, и считал людьми девочек, Пионер считает человеком только себя, а все остальные, включая и двойников, для него не более, чем полезные автоматы, Палач людьми считал себя и свою пассию, а к остальным относился, как к предметам обстановки. Ваш же покорный слуга не считает здесь настоящими людьми никого. По идее, где-то должен быть еще один спятивший пионер, который считает окружающих реальными, а себя репликантом. Просто для полноты картины. Может здесь и корни моих, и Семена, симпатий к девочкам. Оба мы считаем, что мы с ними одной крови. А еще я надеюсь, что тест Войта-Кампфа я пройду. Кстати, не спрашивайте меня, откуда я столько знаю, о Палаче, Семене и Пионере. Просто знаю, как и они знают обо мне, не все, но многое. Нужно только правильно вспомнить. И эта общая, как доступ на ftp-сервер, память, для меня — еще одно доказательство нашей нечеловеческой природы. — Семен, немедленно вернись! Подымаю глаза, у вожатой в руках мегафон, а у Слави — бинокль. Вот зачем бегал Электроник. — Семен, вернись! Ага: «Я все прощу!». Загадываю, если скажет сейчас: «Я все прощу!», то вернусь. — Пионер не должен так себя вести! Мимо! Прощайте Ольга Дмитриевна, вы ошиблись, я не «Пионер», я «Вояджер»! Славя смотрит на меня в бинокль. Не могу помахать ей рукой, чтобы не сбиться с ритма гребли, поэтому пытаюсь мило улыбнуться. Вероятно не получилось: Славя опускает бинокль и отворачивается. На берегу собралась, похоже, вся компания. Не хватает только Мику и доктора Виолы. Мику. Мику Хатсуне. Мама у нее японка, а папа — русский инженер. Именно так, не просто инженер, не просто русский, а русский инженер. Видимо это что-то значит в этом мире, не знаю. Невысокая изящная девушка с почти европейскими чертами лица. Очень длинные волосы, окрашенные в бирюзовый цвет, в тон с глазами, и собранные в два хвоста. Музыкальный гений. Кажется нет ни одного инструмента, на котором она не умеет играть. А еще она поет. А еще она танцует. Просто кладезь талантов (я серьезно). Видимо, человек очень хороший. А я так и не смог с ней нормально общаться по одной единственной причине. Мику очень много и очень быстро говорит. Пока я успеваю услышать и осознать одну фразу Мику обрушивает на меня еще десяток, я теряюсь под этим напором и убегаю. Даже, когда я брал у нее уроки игры на гитаре, это было… мучительно. Доктор Виола. Виолетта Церновна Коллайдер. Просто Виола. Брюнетка, чуть моложе тридцати, со сногсшибательной фигурой и глазами разного цвета. Да, один глаз карий, а другой — голубой. Выглядит загадочно, а в сочетании с манерами производит убийственное впечатление.Обаяние провинциального секс-символа сперва шокировало и пугало, а потом уже несколько поднадоело. Но вот таланта говорить обычные вещи, так что ты при этом краснеешь до корней волос, у нее не отнимешь. Вот, кажется, и все здешние обитатели. Все прочие — просто статисты никакого влияния на мое здешнее житье не оказывающие. И какие будут дальнейшие действия провожающих? Ага, отвязывают лодки и бегут к сараю за веслами. Ну-ну, замок я испортил, а пока догадаются разбить окно, пока по одному веслу передадут наружу… В общем, время пока есть. Оглядываюсь на остров — совсем близко. Можно еще повспоминать. Я не сразу пришел к идее побега по воде. Сперва я захотел угнать Волгу, живущую перед столовой. Как потом выяснилось, Волга была не живущая перед столовой, а умершая там. Но тогда я этого не знал, а поскольку в технике понимал чуть менее, чем ничего, то отдался на обучение в добрые руки кружка кибернетиков. Долго Электроник мучился, но привил мне некоторые знания и навыки владения инструментом. Кстати, в их дуэте Шурик — голова, но руки — это на 99% Сыроежкин. И то, как он каждый раз за цикл успевает сделать робота из барахла, вызывает восхищение. Ироничное отношение к Электронику у меня не пропало, но уважение, к концу курса автослесарей, определенно появилось. В общем, с Волгой у меня не вышло. Оставался только водный маршрут. Идею сделать воздушный шар и улететь на нем я оставил на сладкое, как тему для будущей беседы с психиатром. До того я, как сухопутное существо, здешним бассейном особо не интересовался, и на острове бывал только собирая землянику, а тут взял лодку и сплавал. Если описывать коротко, лагерь стоит в бухте, образованной излучиной реки. Два острова полностью прикрывают эту бухту от фарватера. Чтобы пионеры не расплывались на лодках, от одного края бухты к другому, через острова протянут трос толщиной с мою руку, на плаву трос поддерживается бревнами, а на островах и на берегу концы троса закреплены к бетонным блокам, размером с микроавтобус. Вдобавок, на фарватере постоянно дует ветер, прижимающий к островам, а течение довольно сильное и выносит всякий плавучий предмет к берегу примерно в километре от границы лагеря. В общем, ни вплавь, ни на веслах. Вот тут то меня и заела тоска, вот тут то я и устроил тот концерт, о котором вспоминал недавно. А после я еще раз сплавал на остров за земляникой, и, пока Лена дремала на моем плече, долго разглядывал в бинокль железнодорожный мост. И еще раз, и еще раз. Каждое утро в 9-32 к мосту подходит поезд: тепловоз и четыре вагона. Останавливается на 30 секунд на насыпи перед мостом и идет на другой берег. До моста примерно три с половиной километра, вдоль по реке, правда, против течения, но боковой ветер мне поможет. И вот, как-то так, легко и просто, пришло озарение, и в голове сложился готовый план. Я еще походил в кружок к кибернетикам, но уже как основатель, руководитель и единственный участник судомодельного кружка. Выторговал там себе целый верстак, за которым, для виду что-то строгал. А сам больше читал литературу по парусному делу, в библиотеке нашлось несколько журналов, брошюр и что-то вроде «Альманаха юного туриста». И вот через пятнадцать минут я собираюсь презентовать публике своего уродца из свежеугнанной лодки, двух весел, срубленных вчера, здесь же, на острове, двух елочек и украденной в музыкальном кружке (прости меня, Мику) портьеры. Ну, знающие люди будут ржать и плеваться, а «я художник, я так вижу» Лодка уперлась форштевнем в берег. Сейчас бедный бес подлезет под кобылу, и попытается перетащить ее на сторону фарватера. Гляжу на пристань, там начинается погоня. По драматизму и комедийности напоминающая сцену погони шахматистов за Остапом на лодках. Смотрю на это безобразие, прикидываю скорость, делю на перегрузку лодок, умножаю на энтузиазм — минут тридцать у меня есть. Всё, за работу… … Лодка волоком перетащена вокруг бетонного блока на фарватер, мачта из весла и парус из портьеры готовы, осталось только поднять, можно оглянуться еще раз на лагерь и вперед. Время поджимает, поезд ждать не будет. Черт, не утопиться бы на последнем этапе. Будет обидно. Я едва успел. Приткнул лодку около насыпи, схватил рюкзак, схватил портьеру, ткань плотная, можно укрыться, вдруг не успею и придется ждать еще сутки, и, рискуя сорваться, пополз вверх по крутой насыпи. На насыпи оказалась небольшая деревянная платформа, да заколоченная будка билетной кассы. Притормаживающий поезд дал гудок, я, на всякий случай, махнул машинисту рукой, дождался остановки состава и полез в первый вагон. Как только я поднялся, состав дернулся и мы поехали. В вагоне было пусто и пыльно, только сквозняки гоняли скомканные фантики и какие-то старые бланки. Проехали реку, за окнами, до самого горизонта, легла степь, где-то разбавленная невысокими холмами. Я огляделся: старый-старый плацкартный вагон с деревянными рамами и дерматиновыми лавками, выкрашенный изнутри масляной краской салатного цвета. Ни следа присутствия проводника, ни одного пассажира, кроме меня. На передней стенке вагона висел фанерный лоток с трафаретной надписью «Расписание». Из лотка выглядывал край брошюры, взял поглядеть. Забавно, но все станции назывались одинаково: о/п «Пионерлагерь», ну, чего-то этакого я и ожидал, не может быть, чтобы все так просто закончилось. Ехать до ближайшей оставалось еще около 8 часов. Смотреть в окно скоро наскучило, чаю никто не предлагал, я расстелил на лавке бывший парус, завернулся в него и уснул под стук колес. А проснулся в автобусе. В глаза мне светило солнце, ворота лагеря были приоткрыты, а в нос бил застарелый запах пожарища.