Исход (Дубликат, часть 1)

Джен
PG-13
Завершён
105
автор
shers бета
Размер:
80 страниц, 9 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
105 Нравится 16 Отзывы 28 В сборник Скачать

Введение в специальность

Настройки текста

V Введение в специальность

      Вчера отправил Ульянку спать в тренерскую на мое место, а сам устроился в кладовой почитать найденную в библиотеке тетрадку. Вертелся на стуле так и эдак — и неудобно, и планки спину режут, и сидеть жестко. Наконец отодвинул стол и стул подальше, а сам подтащил мат под лампочку и лег. Понял, что решение прилечь было ошибкой, но уже ничего не мог сделать, тетрадь выпадала из рук, а глаза закрывались без моего участия. Показалось даже, что мат подо мной слегка покачивается и я заснул.       Снился мне бункер под старым лагерем, стол, а скорее пульт с наклонной столешницей, какие-то старомодные приборы. Я сидел на таком же жестком и неудобном стуле, как у меня в кладовой, позади меня и чуть справа, я не видел, но знал точно, еще один стул и стол. За тем столом сидела девушка, с которой я там, во сне, хорошо знаком. Наверное, она мне даже нравилась. Может быть, и я ей тоже. Но вот, как ее зовут я не помню сейчас и не помнил во сне: сон такой, ничего не поделаешь. Перед девушкой тетрадь, такая же, как та, что я забрал из библиотеки. Девушка ее старательно заполняла. А потом я понял, что сейчас произойдет несчастье, и я знаю, как этому несчастью помешать. Но решил сперва спасти девушку. А для этого надо было встать и вытолкнуть ее из бункера в коридор. Именно вытолкнуть, а не попросить уйти, а все потому, что я не помню ее имени. Но я не смог, по законам сна, ни встать, ни заговорить. И тут загремел звонок аварийной сигнализации. Бункер как-то незаметно превратился в погреб под библиотекой, а звонок сигнализации сменился звонком будильника.       Это не звонок, а будильник. Поискал рукой вокруг себя, но не смог его найти. Постепенно просыпаясь сообразил, что звук идет откуда-то сверху, и то нарастает, то ослабевает. Сел. Бабах! Мам-ма! Что-то прилетает мне в лоб и будильник замолкает. Вместо будильника теперь слышен исключительно жизнерадостный смех, а я просыпаюсь окончательно. Эта рыжая, проснулась раньше меня, взяла мой будильник, привязала его к лампочке над моей головой, запустила звонок и отправила будильник качаться, как маятник. А когда я, полупроснувшийся, подскочил, траектория моей головы пересеклась с траекторией будильника. Было больно.       — Ах ты!.. — Запускаю в Ульянку тетрадью. Даже попал. Злость прошла, а Ульянка перестала хохотать, подходит и садится рядом со мной на мат.       — Семен, ну прости, я не хотела, чтоб ты ударился, я только хотела, чтобы ты проснулся.       — Сколько время?       — Шесть утра.       — Зачем? До подъема еще час, до линейки еще два часа, а до завтрака еще три!       — Ну, ты же не хотел, чтобы нас вместе в спортзале поймали, а вожатая раньше встает, может прийти. И Алиса скоро вернется, а меня нет в домике, она волноваться будет.       — А зачем для этого меня-то будить?       — Ты же запираешься всегда, когда спишь, на ключ, вот я и подумала.       — Подожди, а откуда ты знаешь, что я запираюсь? Так это ты в первый день приходила?       Молчит, покраснела, глаза опустила, сейчас заревет.       — Имей ввиду, я уже видел, как ты ревешь, ничего нового я уже не увижу. Можешь, конечно, пореветь, но лучше рассказывай спокойно.       Ульяна делает несколько вдохов и прерываясь, но все же удержавшись от рыданий продолжила.       — Ну да, это я приходила. Мы решили… Я хотела тебя…       Длинная пауза. Прихожу Ульяне на помощь, и, вопросительно глядя на нее, провожу пальцем поперек своего горла. Ульяна только молча кивает несколько раз.       — А смогла бы?       — Я, я не знаю.       Все таки разревелась, сидит, уткнувшись мне носом в бок и всхлипывает, а я размышляю. Если Ульянка действовала от себя, как личность, то не факт, что смогла бы, а вот если была под программным принуждением, то вполне. Кстати, не факт же, что и Алиса случайно в меня попала из арбалета. Может, Алиса и не хотела, а наверняка и не хотела, но управляющая программа заставила, а уж потом их мозги интерпретировали эти действия как несчастный случай. И еще, повторяется старая история, Ульянка в моем обществе, стремительно очеловечивается. Надо как-то прекратить этот процесс, если смогу, чтобы потом не было мучительно больно. Вот тут я и сплоховал, тут мне и не хватает сил оборвать отношения.       — Семен, ты не сердишься на нас?       — Ты знаешь, кое-что зная о вас, я не сержусь. Но я еще не решил, что мне с вами делать.       — А что ты знаешь о нас?       Ляпнул не подумав, пришлось выкручиваться.       — Вот, когда решу, как с вами быть, тогда и узнаете. Ну давай, поднимайся и дуй домой к себе, а то действительно сейчас Алиса придет. Только умойся, хоть, вон, в душевой.       Наконец выпроваживаю Ульянку, смотрю, как она бежит к себе в домик, на ходу махнув мне рукой, прежде чем свернуть на главную аллею и скрыться, возвращаюсь обратно в спортзал и, действительно, запираюсь. Бережёного — бог бережет, что бы там ни говорила баба Глаша. До линейки еще полтора часа, лезу под душ, под холодный поток: вода льется сверху из бака, установленного на крыше, который нагревается на солнце, а в полседьмого утра душ, конечно же, холодный. После душа сажусь, наконец-то, за тетрадку. Вчера-то я сонный был, а в погребе просто ее бегло проглядывал. А сегодня утром мне отчего-то страшно тетрадку открывать. Сижу несколько минут, тупо верчу манускрипт в руках, наконец, решительно открываю на первой странице. Пф-ф-ф… Вся моя решительность сморщивается, как старый воздушный шарик. Какая-то неизвестная мне девушка писала в этой тетрадке черновик отчета о практике в пионерском лагере «Совенок». Позвольте, но как же формулы и графики? Переворачиваю тетрадку и открываю с другой стороны — конспект лекций по физике, не более. Закрываю тетрадку и прячу ее в рюкзаке, надо будет потом выбросить незаметно. Однако, пора на линейку.       Уже запирая спортзал соображаю, что неплохо бы прикинуть — что делать сегодня. Собственно: нужно покопаться в старом лагере и в бомбоубежище, а еще тренировать октябрят, сам напросился и сам же пообещал — деваться некуда. Исходя из этих двух дел буду импровизировать остальное       Еще на подходе к площади меня перехватывает Ульяна. Опять Ульяна! Исключительное зрелище — встревоженная Ульяна.       — Что стряслось у тебя?       — Семен, Алиса потерялась.       — То есть как «потерялась»? Из старого корпуса не пришла что ли?       — Да. Должна была прийти к линейке, а ее нет до сих пор.       — Ну, «до сих пор» — это полчаса всего. Может, задержало что-нибудь. Может, к завтраку подойдет. Вожатой сказала? Она что?       Нас прерывает начало линейки, поэтому приходится слушать ежедневную порцию чуши от Ольги Дмитриевны. Я задремываю под ее бубнение, и едва не просыпаю вопрос обращенный ко мне.       — Семен, какой у вас на сегодня план работы?       — Ну, э-э-э, до обеда планировалась тренировка с младшим отрядом, а после обеда — могу подменить вас на пляже, и вы позавчера про секцию для старших говорили, хочу лодки проверить. Но, Ольга Дмитриевна, мне Ульяна сказала, что Алиса до сих пор не вернулась. Маловероятно, конечно, но, вдруг случилось что. Может, поискать ее?       Вожатая, подумав несколько секунд.       — Двачевская просто заснула на посту! Я хочу, когда она, наконец, проспится и появится, лишить ее звания своей помощницы и попросить вас взяться за эти обязанности. Вы можете ее поискать, но, конечно, не в ущерб работе по вашему плану.       Линейка закончилась, а меня сразу же берут в оборот мои зайцы.       — Семен. А тренировка сегодня будет?       — Будет-будет, после завтрака жду вас на поле.       На завтраке присаживаюсь рядом с Ульяной. Ульяна кислая, вяло ковыряет вилкой в каше. Похоже, кроме нее, исчезновение Алисы никого не волнует.       — Так и не появилась?       — Нет.       — А раньше бывало такое? А в прошлые ц… смены? — Чуть не проговорился.       — Нет, никогда.       — Ладно, давай подумаем, где она может быть.       — Да что думать-то? В старый лагерь идти надо!       А я поддаюсь Ульянкиной панике, по крайней мере, даже не соображаю, что, в сущности, Алисе ничего не грозит. Ну воскресла бы, самое позднее, в следующем цикле, и это в самом худшем случае. А тут начинаю прикидывать варианты: вдруг она где-то, со сломанной ногой, ползет в лагерь, истекая кровью и обливаясь слезами, и прочую чушь. А ведь мог бы отделаться от Ульянки, отправить на поиски ее одну, в конце концов, а сам спокойно дотянуть до конца смены и свалить на поезд. Ничего этого в голову не приходит. Но, правда, и свой интерес у меня тоже есть.       — Давай сделаем так: я сейчас проведу тренировку — обещал, деваться некуда. А ты пока принеси альпинистскую веревку — метров двадцать, мощный фонарь, бутербродов, воды, спички, упаковку бинта и рюкзак — все это тащить. Не знаю, зачем я столько всего перечисляю, наверное, подсознательно хочу чтобы Ульянка подольше побегала.       — Фонарь, веревку, рюкзак… ага, я побежала!       Надо же, как мало надо, чтобы человека успокоить, ребенок вернулся в привычное состояние прямо на глазах.       А я иду на стадион, вспоминая все, что знал о тренировках футболистов. Октябрята не подвели, явились все, кто вчера записался. Чертыхнулся про себя, что не взял никакой бумажки, хоть бы так имена запомнить. Ну, двоих я знаю, а остальных, пока, только в лицо. Запускаю разминку, потом раздаю мячи из кладовой, объясняю и показываю, как правильно вести и отбирать мяч. Неожиданно увлекаюсь, удивительно, но и октябрятам нравится, поэтому приход Ульяны встречаю с сожалением. Командую конец тренировки и разрешаю остаться на поле и поиграть.       Ульянка приносит все заказанное, кроме веревки. Веревка есть в клубе, но кибернетики упираются, и согласны отдать только мне лично. Идем в клуб.       — Вы пошто боярыню обижаете, старцы? Пошто шпагату пожалели? Ведь не корысти ради.       — Не корысти, говоришь? Верно, не корысти ради, а пакости для.       — Вот видишь, Ульяна, какая у тебя здесь репутация? И, признайся, что не на пустом месте.       Веревку мне все же дают, предварительно поглумившись, а потом Шурик спрашивает:       — Вы и правда собрались Алису искать?       — А что? Остальные-то не шевелятся.       — Ну, у нас как бы свои дела.       Шурику, похоже, стыдно. Он переглядывается с Электроником, перемигивается с ним о чем-то, потом идет к верстаку и сдергивает с него одеяло.       — Вот, возьми, испытаешь в полевых условиях.       Мама моя дорогая! Арбалет. Арбалетище! Средневековье, мракобесие и джаз! Здоровенная дура весом, осторожно поднимаю, уж никак не меньше десяти килограмм. Материала, пошедшего на приклад, хватит на пару буратин. Дуга, похоже, из рессоры той несчастной Волги, что стоит у столовой. Рядом полено, насквозь пробитое цельнометаллической стрелой.       — Только стрелы береги, их всего пять штук.       — А как вы его натягиваете?       — Вот! — Предъявляется механизм, переделанный из автомобильного домкрата.       Представляю себя в шахте с этим чудовищем. Мало того, что он здесь нафиг не нужен, так и таскать на себе его приятного мало. Но свой отказ объясняю другой причиной.       — Ребята, пока я его заряжу, меня десять раз голыми руками убьют, лучше ножик какой дайте.       Вот так укомплектовавшись, спасательная экспедиция в лице пионера и пионерки, в полдень четвертого дня, наконец, выходит из базового лагеря.       Два идиота топают в старый лагерь. Был бы я мудрецом, я бы еще вчера догадался, что этим все закончится, ведь даже к мысли этой подходил, но увы. Мы — спасательная экспедиция, неофициальная, просто Чип и Дейл. Ульяна, хоть и девочка, но явно не Гайка, а я не Вжик и не Рокфор, так что только Чип и Дейл, ну, а спасаем мы тогда кого? Как там бестолкового полицейского звали, Малдун? Наверное да, его: рыжий, худой, и вляпывается куда-нибудь. Только этот Малдун женского пола, мисс Малдун, или Малдун-тян. Нет, Малдун-тян не поймут — дикие же люди. На обратном пути расскажу им какую-нибудь историю про Чипа и Дейла, выдав за собственное сочинение. Да, Чип и Дейл: «Слабоумие и отвага». Кстати, отвага, в данном случае — это не про меня.       Нас никто не провожает. Мелюзга живет своей жизнью, вожатая убеждена, что мисс Малдун проспала и сейчас просто прячется, а я бы еще, на ее месте, проверил сохранность единственной в лагере бутылки водки, остальные пионеры заняты своими делами. И где же тот отрядный коллектив, в который мне предлагалось влиться? Сейчас разбудим мисс Малдун, отправлю амазонок в лагерь, а сам пошарю по кладовым и шкафам, наверху и в бункере.       — Семен, а ты почему арбалет не взял?       — А вам он хоть раз понадобился? Кроме единственного случая?       — Ну вот, ты нас так и не простил. А мне что теперь, самой застрелиться?       — Не поможет.       — Семен, расскажи про ту девочку, которую ты искал?       — Зачем?       — Ну интересно же. Ты ее любишь, да? Как вы с ней познакомились?       Ага, сейчас расскажу, особенно последний пункт, ты же задумываться начнешь, вспоминать всё, а потом еще и вспомнишь, и в себя придешь. И что с тобой делать после этого? Не за собой же по лагерям таскать. Молчу, не отвечаю.       — Семен, Семен…       — Что?       — Мы пришли.       И правда, сквозь просвет между кустами уже видно здание старого лагеря, а во-о-он там я шнурок завязывал, когда первый раз амазонок увидел. До здания метров пятьдесят по открытому пространству, а я стою и не решаюсь шагнуть. Так и представляю себе, как арбалетный болт прилетает в меня с чердака. Со страху чего только не сделаешь. Объясняю Ульянке, почему мы встали, та пренебрежительно фыркает, потом выходит на поляну, свистит в два пальца, мне аж завидно становится, что я так не умею и с криком: «Алиса, это мы!» — бежит к зданию. А я опять представляю себе картину со стрелой с чердака, на этот раз по Ульянке. Ульянка, однако, добегает без происшествий и сейчас стоит на крыльце, приплясывает и меня ждет. Мне рюкзак бежать мешает, поэтому иду спокойно, но подлое ожидание выстрела осложняет жизнь. Иду, не сводя глаз с чердака.       — Ты почему так медленно шел? Меня слепни всю съели уже!       Заходим внутрь. Днем старый лагерь являет собой печальное зрелище мерзости запустения. Никакой мистики. Ульяна несется на чердак, перепрыгивая через три ступеньки, я, внимательно оглядываясь, поднимаюсь следом. На чердаке девочки устроились совсем не плохо: тропинка просматривается из окна почти до самого «Совенка», из другого окна видна река, кусок берега с замусоренным пляжем и тот самый железнодорожный мост на горизонте. Умилительно выглядит веночек, лежащий на подоконнике. Вчерашний или позавчерашний, судя по цветам. Все на месте, но Алисы нет. Я даже поискал глазами пустую бутылку, Алисе такое вполне могло придти в голову, но нет.       — И где она по-твоему может быть?       — Я не знаю, Семен… Я думала она здесь       Ну, я тоже на это надеялся, что девушка просто проспала линейку и завтрак, а сейчас отсиживается, пока вожатая не остынет. А проспать есть на чем, вон, в углу матрас с одеялом, кстати, одеяло аккуратно сложено, либо им этой ночью вообще не пользовались, либо уже встали, собрались и ушли.       — Ну и что дальше будем делать? Где искать?       Возвращаемся назад, заглядывая в каждую дверь. Я наконец-то уяснил для себя планировку здания. На втором этаже две спальни, видимо, мальчиков и девочек, холл и комната вожатого. На первом этаже еще две спальни, столовая с каморкой поварихи, и пара комнат помельче: или кружки там какие были, или медпункт. По дороге поднимаю все бумаги, какие попадаются на глаза. Старые детские книги без конца и без начала, обрывки газет, накладные на постельное белье. Похоже, что тридцать-сорок лет назад здесь был самый обычный пионерский лагерь. Это если забыть о бомбоубежище, конечно. Какие-то заинтересовавшие меня бумаги сую в рюкзак, вечером буду разбираться. Ульяна косится в мою сторону, зло сопит, но помалкивает.       — Теперь мы с чистой совестью можем сказать, что Алисы здесь нет. Давай думать, где еще она может быть.       — Может, в бомбоубежище? — Ульяна показывает на люк в полу. Люк, кстати, расчищенный, его явно открывали недавно. Алиса, одна, в бомбоубежище, без фонаря, в полной темноте? Сомнительно.       — Вы там были? Далеко заходили?       — Нет, не далеко, пока люк было видно, дальше не ходили. Алиса не захотела.       — Как ты думаешь, почему не захотела с тобой, а одна вдруг захочет. Ты вот тоже боишься в домике одна ночевать. Давай дальше думать. Тропинка в лагерь одна, разминуться мы не могли, в ваших шпионов, прости меня, но я просто не верю, потому и арбалет не взял. Вам мозги дурят, а вы и ведетесь.       Открыли люк, покричали, позвали Алису, закрыли люк. Сидим молча, размышляем. Я вспоминаю про своих двойников, как их баба Глаша назвала, «проекции», про анонимные проекции и, дальше, вплоть до самого Пионера. Копаюсь в его памяти, но никакого намека на здешний лагерь не нахожу. В любом случае, озеро, кажется, стоит проверить. Сама Алиса туда вряд ли сунется, а вот с посторонней помощью — вполне. Озеро, кстати, на плане лагеря не обозначено, так что аборигены о нем могут и не знать. Предлагаю Ульянке подождать здесь, а сам собираюсь к выходу.       — Я здесь одна не останусь! Я с тобой!       — Ну пошли. Страшно, что ли? Ты ж не боишься одна ночью по лесу шастать, я знаю.       — По лесу не боюсь, а тут — жутко. Кажется, что те пионеры никуда отсюда не уехали.       До озера днем пятнадцать минут хода. Осторожно выглядываю на памятную поляну — никого. Вот кострище позавчерашнее, вот пустая консервная банка, вот зимняя куртка висит. Ульяна притихла и жмется позади. Пока оглядываюсь на противоположной стороне зашевелились кусты и на поляну выходит Лена. Господи! Лена-то как здесь? Потом вспоминаю слова Ульянки, что Лена тут, вроде как, в патруле. Потом вспоминаю привычку Лены незаметно подбираться. Лена оглядывается вокруг, и, не заметив нас, неслышно ступая подходит к дереву, снимает с него зимнюю куртку и удаляется в ту же сторону, откуда пришла.       Алисы на поляне явно нет и никогда не было. Других укромных мест в округе я не припомню. Есть еще одно озеро, где любила купаться Славя, но до него довольно далеко. Возвращаемся к старому лагерю.       — Давай пройдем еще раз вдоль тропы и посмотрим внимательно, может следы какие увидим.       — Давай.       Возвращаемся к «Совенку» по тропе, я по правой стороне, Ульянка по левой, отвлекаясь на все, что вызывает подозрения. Наконец Ульяна что-то находит, и зовет меня.       Подбегаю, Ульяна стоит перед дырой в земле, из дыры тянет сыростью. Сразу вспоминаю поиски Шурика в прошлой жизни. Падение Алисы в обрушившийся туннель, это тоже часть сценария?       — Стой, отойди от края!       Достаю веревку, надо же, пригодилась. Привязываю к дереву и так, держась за веревку, подхожу к краю дыры. Осторожно заглядываю вниз, потом уступаю место Ульяне. Похоже, мы нашли то, что нужно. На полу куча свежей земли, и на этой куче ясно видны отпечатки. Кто-то свалился сверху, потом встал, опираясь на руки, потом сошел с нее на твердый пол, оставив следы от сандалий.       Зовем Алису по одиночке и дуэтом. Реакция нулевая. Хочешь, не хочешь, но придется лезть. Проверяю еще раз, как держится веревка и спускаюсь через провал в туннель. Следом Ульянка спускает на веревке рюкзак, а за рюкзаком спускается сама. До поверхности метра четыре, без веревки явно не выбраться.       — Куда пойдем искать? В какую сторону?       Расходиться сейчас явно не стоит, даже в шутку этого не предлагаю. Рассуждаю вслух: «Назад — выход к бункеру, и, через бункер, к старому лагерю, вперед — к провалу в шахту и по лабиринту под Генду, или, если в шахту не спускаться — под пионера у ворот лагеря. Вряд ли Алиса с ее фобиями ломанулась вперед, по неизвестному туннелю, уж скорее пошла назад, в надежде выбраться в старый лагерь. Хорошо, если так, потому что в панике могла и ломануться, а потом ищи ее по всей шахте». И, уже обращаясь к Ульяне: «Ну что, пойдем, для начала, назад? Алиса, конечно, люк не открывала, но может, где в туннеле сидит, или разминулись мы с ней».       Подергал еще раз веревку, нацарапал на стене туннеля стрелку, и пошли. Через 50 метров натыкаемся на брошенный разряженный арбалет, похоже, мы на верном пути.       — Ульян, как вы арбалеты заряжаете, они же тугие?       — Вдвоем. Одна держит, вторая тянет. — И, после паузы. — Семен, а ты все-таки шпион. Откуда ты все тут знаешь?       — Я не шпион, просто я тут уже был (мысленно дополняю, что десятки раз был), а память у меня хорошая.       — Семен.       — Что?       — А когда ты тут был, если позавчера только приехал?       — В прошлой жизни. Мы уже пришли. Видишь свет, видишь дверь?       Металлическая дверь со штурвалом, над дверью тускло светит дежурная лампочка, берусь за штурвал и начинаю крутить. Механизм туго, но идет, наконец замок щелкает и дверь слегка отходит. Бункер ярко освещен, во всяком случае, после туннеля на стеллажах все те же приборы, все то же барахло в шкафах, двухэтажные кровати вдоль одной из стен, и на одной из кроватей, уткнувшись лицом в стену, лежит Алиса.       Ульяна сразу же бросается к ней, а я осматриваюсь еще раз и подхожу к шкафу с книгами. Да, похоже, здесь есть чем поживиться. Оборачиваюсь назад, Алиса зло смотрит на меня.       — Ты это ищешь? — В меня летит какая-то книжка.       Ловлю, кидаю ее, не глядя на стол, а сам скидываю со спины рюкзак.       — Ты долго тут сидеть собираешься? Имей в виду, на этот бункер я сам глаз положил, и… я здесь был раньше тебя.       — Давай-давай, командуй, я же робот, а «робот должен исполнять приказы человека, если это не противоречит первому закону».       — Ты что, сюда забралась Азимова читать? Так у него еще и нулевой закон есть. Хотя эту часть, кажется, еще у вас не перевели. А уж как ты три дня назад по первому закону потопталась, я просто молчу.       Надоело мне прятаться, умалчивать и уклоняться, гори оно все огнем. Захотелось залезть на памятник и начать раскрывать глаза пионерам и персоналу.       — Во первых, психиатров здесь нет, а я лечить тебя не собираюсь! Хочешь быть роботом — будь им! Во-вторых, — кидаю в Алису пакет с бутербродами, — ешь! Зря что ли тащил. Как поешь — пойдем в лагерь, по дороге расскажешь, что там тебе в голову взбрело, а от вожатой я тебя прикрою. А я пока почитаю, чем ты там в меня запустила. Мне твои истерики за все циклы уже вот где! То орет, то ластится, сейчас узнаю, какая муха тебя укусила. Робот она! Вы не роботы, вы просто болванчики какие-то. Знала бы ты, как мне надоела ваша еженедельная амнезия! Ваше идиотское поведение! В моем телефоне интеллекта больше! «Где мы находимся? — Где-то на юге» «А когда автобус придет? — Тебе что, здесь не нравится?» «Какое сегодня число? — А тебе зачем?» «А откуда ты приехала? — С холодного севера». «Синюю линию на карте видишь? — Какую линию?». И на каждый, на каждый простой вопрос следует идиотский ответ ни о чем. В каждом цикле каждого лагеря! Только встретишь живого человека, сразу же раскидывает и не найти! Только приведешь в чувство кого-то из вас, кучу сил, нервов, душу свою тратишь на это, и бац! Через неделю она опять как робот ходит, ничего не помнит, ничего не знает, и весь сценарий повторяется! И ведь притом вы же люди, я же вижу! Я сам в вашей шкуре не знаю сколько времени пробыл. Знаешь, как это обидно, когда понимаешь наконец, КАК ты существуешь? А двойники эти: один микрогитлер — свою империю строит, второй — маньяк, садист и убийца, и то, что это на почве несчастной любви, я что, его пожалеть должен? Слезы ему вытереть? А то, что вами управляет, почему-то просто стерло ему память и отправило в ссылку со всеми удобствами. Ему стерло, а мне забыло, живи с этим, дорогой пионер! Нашел бы автора всей этой комедии, голову в задницу бы ему засунул, перегнув через спину!       Ору на девчонок, еще долго ору. Наболело за столько времени. Алиса, что-то сказать пытается, Ульянка просто испуганно смотрит. Алиса мне, по большом счету, безразлична, а вот Ульянку я зря напугал. Думаю об этом, пока набираю воздуха, и мне становится стыдно. Истерика, конечно, вышла шикарнейшая, но мне, все равно, стыдно, нельзя так.       — Простите меня! — говорю девушкам, ставлю рядом с пакетом с бутербродами термос с чаем, надо же, как Ульянка расстаралась, а я на нее орал.       Сам беру стул, беру со стола ту книжку, которой Алиса в меня запустила, и ухожу в предбанник, прикрыв за собой дверь. В предбаннике прижимаюсь лбом к влажной бетонной стене и некоторое время просто стою. Наконец сердце успокаивается, а я устраиваюсь на стуле под лампочкой и начинаю читать, сперва просто, чтобы остыть, но потом, постепенно, вчитываюсь.       «Объект „Убежище“, Справочник для руководства страны» Введение на половину книжки и дальше все подробно по алфавиту и по разделам. Что я понял и как я понял:       Вся эта красота начала создаваться сразу после войны и предназначалась для спасения высшего руководства в условиях ядерной зимы. Были созданы вот такие лагеря, то есть, изначально лагерь был один, но, во-первых, академики научились сворачивать пространство в пузырь, потом научились создавать устойчивые системы из таких пузырей, а потом научились размещать в каждом пузыре по копии лагеря, вместе с копиями обитателей. Так и представил себе пионеров, подвергающихся углубленному медосмотру, а параметры самых здоровых из них записываются на большие катушки с магнитной лентой. Отличие копий от прототипов на уровне биологии или там физики справочник толком не объяснял, да я и не понял бы, а отличия на уровне сознания были следующими: каждая копия обладала несколькими уровнями самосознания и свободы воли, от абсолютного выполнения программы, до самостоятельного принятия решений, однако все они могли управляться с центральных ЭВМ лагерей, и главной ЭВМ, да, так и написано — ЭВМ, а не компьютеров. Копии могли быть восстановленными в случае разрушения, да и сами по себе обладали высокой способностью к регенерации. Назначение обитателей лагерей было одно: носить записанное на незадействованных нейронах сознание какого-нибудь члена Политбюро, пока его тело хранится где-то в ванне с жидким гелием. Чтобы собственная личность копии не вытеснила и не повредила случайно драгоценную личность вождя, раз в две недели происходило обновление организма копии и обнуление приобретенной ею памяти. Дальше шло описания функционирования «Совенка» в критической ситуации, порядок эвакуации членов Политбюро и порядок их реэвакуации, и прочая, и прочая. Лагеря многократно дублировались для надежности, число программ, по которым могли действовать искусственные существа, было огромным, это не считая самостоятельных их поступков. Существовала и система связи между отдельными лагерями, в общем, целый замкнутый, в справочнике написано «квазизамкнутый», и, по своему, бесконечный мир.       Задумываюсь: похоже, что с развалом СССР лагеря начали жить собственной автономной жизнью. Найти бы этих академиков и засунуть их в здешние циклы, так чтобы они все понимали, все знали, но не могли отсюда выбраться. А еще есть вопрос: «Я-то кто?», — стиранию памяти не подвержен, внешнему программному управлению, надеюсь, тоже, но то, что я не член Политбюро, я больше чем уверен. И еще вопросы: откуда я знаю бабу Глашу, кто она такая, и какую ответственность несет за происходящее?       Девушки сидят за дверью, о чем-то тихо разговаривают, слов отсюда не разобрать, да и не надо. Оставляю все вопросы на потом, поднимаюсь со стула и захожу обратно в бункер. Девушки поели, что уже радует, сидят рядышком, на меня поглядывают. Глаза красные, по понятным причинам.       — Пошли, до «Совенка» я вас доведу, вещи свои заберу, а потом разбежимся, живите как знаете. Подбираю свой рюкзак, кидаю туда «Справочник» и направляюсь ко второму выходу. Однако проникнуть в старый лагерь не удалось, выход из бункера оказался заблокированным. Алиса хмыкает и говорит вполголоса: «Вот потому я здесь и оказалась». «Это карма твоя такая», — отвечаю ей. Смотрю на девушек внимательно: «Лучше идемте со мной, все равно вас на веревку подсадить кто-то должен». Этот аргумент убеждает, девчонки, наконец, встают с кровати и всем своим видом показывают полную готовность двигаться. Возвращаемся к провалу, я же прихватил с собой еще и фомку, сейчас отправлю девушек наверх, а сам пройдусь по шахте и выберусь через Генду.       Однако, за все время наших похождений, наверху уже стемнело, сквозь провал одиноким глазом светит какая-то звезда. Интересно, здесь те же звезды, что дома, или тоже искусственные, и где именно, кстати, мой дом? Может, он вообще здесь?       — А ты помнишь свой дом? — Алиса подает голос.       Разговаривает — это хорошо, значит, не насмерть обидел. А ведь два часа назад еще думал — какая мне разница, но вот успокоился, и оказалось, что есть она — эта разница. И еще, я, выходит, вслух про звезды сказал, совсем плохой стал, однако.       — Помню Алис, очень хорошо помню.       — Завидую. А я вот свой почти нет: пыльный южный город с населением в сто тысяч, квартира в двухэтажке, двор, огороженный сараями. Турник, веревки для белья, сосед с мотоциклом возится. А Ульяна, вон, свой вообще не помнит.       — Ну, так я и постарше вас буду, хотя, если я помолодел лет на десять, то, может, и вы. Ладно, хватит лирики. — Дергаю веревку. Ну, кого первую подсадить?       — Подожди, а тебя кто подсадит? Мы то тебя не вытащим.       — А я уж сам как-нибудь, ножками по коридорам.       — Э, нет, так не пойдет. Мы с тобой!       — Ага, мне-то оно надо, а вам-то зачем? Ваших шпионов там нет, прошу поверить мне на слово.       — Да что ты с этими шпионами! Они не наши, и… Спасибо тебе…       — Не за что, если соскочите, вы, может, еще проклянете меня за все, так что, считайте, что мы в расчете, за… вы поняли за что.       — А расскажи еще.       — О чем?       — Ну, о себе, о других лагерях, о нас в тех, других лагерях       — Ага, о девочке той расскажи, наконец, — Ульяна тоже включается в диалог.       — Тебе еще рано об этом слушать, — отвечаю строгим голосом. — Да еще и от педагога, — сам не выдерживаю, сам же и фыркаю. — Ну, хотите слушать — слушайте.       Пока идем до провала из коридора в шахту, и там, до первой развилки, рассказываю о себе, о своей жизни до «Совенка», о попадании сюда.       Алиса все так же боится коридоров и туннелей. Когда спускались в провал, категорически отказалась спускаться первой или последней, чтобы не оказаться одной.       — Слушай, что за фобия у тебя глупая. Сама-то понимаешь, что страх на пустом месте?       — Нет у меня никакого страха!       А сама жмется поближе, все норовит между мной и Ульянкой спрятаться. Переглядываюсь молча с рыжухой.       — Ну да, боюсь я темных коридоров! И, сколько помню, всегда боялась.       — Все нормально. Все мы чего-то боимся.       Когда дошли до первой развилки, я задумался. К Генде — налево, в забой, куда мне надо — направо, выход под пионеров у ворот — назад через провал и дальше по коридору. Неохота все тайники вот так вот взять и выдать, но, наверное, придется. Я только что решил этот лагерь на девчонок оставить, целиком, и, надеюсь, что они его к нормальной жизни вернут. Плюс, двойники мои про свойства бункера ничего не знают, надеюсь, девчонки смогут этим воспользоваться.       — Запоминайте дорогу. Вообще, выход — налево, но сейчас нам — два раза направо.       В забое все так же сыро и темно и белеет придавленная камнем записка.       Славяна гораздо суровее, но где-то в ней спит Славя. Вот и записка оказалась очень теплая и ламповая, совершенно в Славином стиле. Представляю себе ее улыбку, улыбаюсь сам, прячу записку в карман, достаю из другого кармана заранее заготовленную свою «семен, 35 цикл от выхода» Дописываю ниже: «Славяна, мы встретимся» и прижимаю тем же камнем. Имя мое так и написано, с маленькой буквы. Все же у меня Семен ассоциируется с тем, который ушел, а я же — непонятно кто, как там баба Глаша назвала — «проекция»? Ну, тоже неплохо, не хуже «репликанта».       — Это мы сейчас в почтовом ящике и камере хранения побывали. От цикла к циклу здесь можно сохранить небольшие вещи. Двинулись обратно, до первой развилки и дальше к Генде. По дороге рассказываю девушкам о Семене, кстати и о его гареме, и о том, как он уехал на автобусе. От Семена перехожу к двойникам, рассказываю про Пионера, рассказываю про еще одного пионера и про его историю, не так жестко, как, когда приводил Славяну в чувство, но рассказываю.       — И не вздумайте вздыхать, что, мол, романтика! Этот романтик вырезал десятка три лагерей. Есть у меня подозрения, что это как раз те лагеря, по которым я проехал перед вашим, и что они сейчас восстанавливаются заново. Лагеря в порядке, но обитатели их, двойники ваши… Сашу вашу вспомните, так вот, с ними все еще хуже.       Лекция прерывается небольшим расширением в коридоре. Садимся передохнуть. Сразу же понимаю, что хочу есть и спать. Прошлую ночь толком не поспал, да еще и Ульяна разбудила и не ел ничего, кроме завтрака, надо было хоть сухой паек в бомбоубежище взять, все равно запас походный пополнять надо.       — Семен, а расскажи про девочку-то, это от нее записка?       — От нее. Я вам про пионера-романтика только что рассказывал. Так вот, она уцелевшая обитательница лагеря с другой стороны ареала этого романтика. Если еще раз к вам попадет, уж отнеситесь к ней хорошо. Славяна ее зовут, если забыли, и она двойник вашей Саши.       Дальше идем молча, еще несколько поворотов налево, и вот она старая дверь. Перед тем, как открыть дверь на мгновение замираю, вдруг Шурик там.       — Долго еще?       — Нет, почти пришли. Мы сейчас где-то под кочегаркой. Нам вон в ту дверь и дальше по коридору.       Пройти по коридору до конца, подняться по скобам, взломать решетку: с фомкой и дурак сломает решетку, и здравствуй, газон, здравствуй, площадь! Воздух, небо, звезды… Падаем все втроем на траву и некоторое время просто смотрим на небо. Сейчас к себе и спать, надо будет сказать завтра вожатой, что Алиса в дыру в земле провалилась, а веревка послужит доказательством. А еще поужинать было бы совершенно неплохо, можно у Алисы ключи от столовой попросить, но вдруг баба Глаша не спит, а общаться мне с ней совершенно не хочется. Поэтому будем доедать сухой паек. Нехотя поднимаюсь на ноги, собираюсь попрощаться, но урчащий живот меня опережает. Неловкая пауза с моей стороны, а Алиса реагирует первой.       — Ты же не ел с утра! Идем к нам, мы тебя покормим!       Хватает меня за одну руку, тут же Ульянка хватает меня за другую, и обе синхронно тянут меня к домику.       — Сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь… ведите, кормите. Рюкзак только подберу.       Ульяна оглядывается на Генду: «Надо же, никогда бы не подумала, что там люк». Лагерь давно спит. Будильник в спортзале, телефон я уже и не помню, где оставил и когда оставил, но, по ощущениям, первый час ночи. Лечь бы спать до двух, хоть просплю часов пять тогда. Жара отпустила, всяческие ночные насекомые и птицы летают над головами. Наши три пары ног слышно, наверное, даже на спортплощадке. Сейчас еще Ольга Дмитриевна придет к амазонкам на огонек — будет весело, но, надеюсь, она все же спит.       Внутри домик амазонок в точности такой, как и в прочих лагерях. Ульяна лезет в шкафчик и достает батон колбасы и полбуханки хлеба, Алиса лезет в свою тумбочку и достает, нет, не бутылку «Столичной», а электрочайник.       — Садись, кормить тебя будем, спаситель ты наш, а ты пока рассказывай дальше.       — Ты знаешь, что вы двое, не считая Славяны, первые здесь, кто мне поверил. Правда, Лена еще, вроде бы, поверила Семену, но это только предположение.       — Ты нам зубы не заговаривай, лучше еще что по делу расскажи.       А по делу — утомили они меня, голова не соображает уже вовсе, только бы добраться до подушки, не возбуждает даже та мысль, что милитаризм здешних обитателей и отстрел семенов связан с реакцией общелагерного центра управления на Палача. Просто потом, когда тревогу отменили, это забыли довести до здешних обитателей.       Оглушительно зеваю. Однако, сегодня доброта здешних амазонок не знает границ. Меня приглашают остаться на тех условиях, что девушки спят на одной кровати, а я на другой. Сил никаких нет, даже на пошлые шутки. Выключаем свет и засыпаем.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.