Исход (Дубликат, часть 1)

VI Контрольная

      Спали мы, во всяком случае, я, совершенно без сновидений и, не испытывая угрызений совести, проспали и подъем, и линейку, едва успев к завтраку. Ульяна, как самая активная, подскочила без десяти восемь: «Народ, а мы на линейку идем?» На что получила резонный ответ: «Ты что, мать, с дуба рухнула?», – после чего в домике все опять затихло еще на минут на сорок. Господи, какое, оказывается, удовольствие – спать на кровати. Напроситься к девкам в постоянные квартиранты что ль?       Пока идем к столовой, Алиса коротко рассказывает о своём приключении. Она провалилась в коридор еще позавчера утром, отойдя с тропинки по... ну, в общем, отойдя с тропинки. И, в результате, просидела в этом бункере больше суток и уже совсем отчаялась. Чтобы как-то занять себя, начала читать литературу, оставленную в шкафах, и наткнулась на «Справочник», ну, а после прочтения, конкретно про меня она решила, что я один из создателей лагеря, прибывший для каких-то своих нехороших целей.       – Страшно было?       – Очень. По коридору шла и зажигалкой светила - было страшно, а потом, когда зажигалка кончилась и пришлось на ощупь идти – еще страшнее, и потом, когда поняла, что дверь открыть не смогу, и обратно по коридору, тоже не смогу себя заставить пройти. Подумала, что так там в бункере и останусь. А когда справочник почитала, стало просто горько и тоскливо.       Хочется еще порасспрашивать Алису, но на входе в столовую нас перехватывает Ольга Дмитриевна.       – Явились, голубчики! Ну и что вы, все трое, скажете в свое оправдание?       Я только успеваю сжать локоть Алисы, и выдвигаюсь вперед. Не имеет смысла провоцировать бесполезный скандал.       В принципе, реальных рычагов у вожатой нет, вся ее власть держится на традиции и программном обеспечении, поэтому мы стоим молча, я спокойно смотрю в лицо вожатой и жду, когда она выдохнется. Берегу цветы своей селезенки. Насколько я понимаю вожатую, ей давно уже все равно, чем занимаются подопечные, и сегодняшняя, например, предполагаемая, выволочка задумывалась более для приличия, соблюдения тех же традиций и, возможно, по требованию управляющей программы, хотя я сомневаюсь, что программе есть до этого дело. Наконец Ольга Дмитриевна выдыхается, и, пообещав, что подумает, что ей с нами делать, милостиво допускает нас к завтраку. Царица. Тут мы с девочками расстаемся, они идут за один столик, я за другой. По дороге к окошку раздачи меня вылавливают, ну конечно же, октябрята.       – Все-все будет, не беспокойтесь. После завтрака на футбольном поле.       Баба Глаша посматривает на меня, как будто что-то ждет, но я, поздоровавшись с ней, делаю вид, что не понимаю намеков.       На футбольном поле хорошо. Разминка, проверка вчерашнего материала, у кого-то не получается, этих запускаю по вчерашней программе, кто-то хорош, тем начинаю показывать простейшие удары по мячу. Один малек отсеялся, зато пришли двое новых. Нас теперь десять человек. Ну нравится, оказывается, мне это! И мелюзга нравится, кажется, это единственные нормальные люди здесь, надо будет порасспросить их осторожно, что они знают, чего не знают. Командую стоп тренировке, разрешаю просто поиграть. А сам, вообще, задумываюсь о своей прошлой жизни. Может вот то, чем я должен был заниматься? Тренировать мелюзгу? Не знаю, но я давно не получал такого удовольствия. Просто стою и наблюдаю за игрой, иногда подсказывая.       Насладиться жизнью мне не дают, ко мне подходят Лена с Сашей.       – Семен, – это Лена, и дальше долгая пауза, Лена краснеет, смотрит то под ноги, то на меня, в общем, делает все, как делала в остальных лагерях. – Семен, нам нужно собрать ягоду.       Нет! Боже мой! Это уже становится похоже на какую то комедию. Торт, в честь чудесного спасения! Земляника на острове, сахар у кибернетиков, мука в библиотеке и бутылка пива в медпункте. Везти на тележке в столовую, все тщательно перемешать, запечь и скормить Ульяне. Истерично хихикаю.       – Что? – Лена испуганно смотрит на меня. Испугалась ли она на самом деле я не знаю. У меня давно уже сложилось убеждение, что настоящая Лена ни черта не боится.       – Нет, ничего, все хорошо. Только скажи мне, о какой ягоде речь?       Лена, на мгновение, недовольно морщится.       – О землянике.       – А растет она на острове?       – Да. А откуда ты знаешь? – Лена поднимает глаза, и, кажется, я вижу в них легкое удивление. – Но если ты не хочешь, то мы…       Почему бы и не сплавать на остров? Тем более, не только за земляникой. Я еще не решил, как я буду действовать дальше в этом лагере, и как уйду отсюда, но на мост, на заграждения поглядеть стоит. Заодно и лодки гляну.       – Да так, говорят. Поплыли на остров, Лен. Саша, а ты с нами?       – Я? Да, – Саша от неожиданности вздрагивает и краснеет.       Все это время она, видимо, до слез заинструктированная Леной, молча стояла чуть поодаль и только демонстрировала голубые глазищи и разные варианты улыбки. Господи, как она все таки похожа на Славю. Хотя, конечно, она и есть Славя, то есть будущая Славя. А Славя – будущая Славяна. Отличия только в имени. А я, будущий, да и бывший тоже – кто?       – Ну что, через полчаса на пристани? – Лена отвлекла меня от размышлений.       – Да, давай через полчаса. Корзинки с вас.       Через полчаса мы отходим от пристани в направлении острова. Непонятно, почему я так уставал, когда в первый раз сел в лагере на весла. Физическая форма не изменилась, она сбрасывается в каждом цикле, значит, дело только в технике. Сейчас эти пятьсот метров кажутся легкой прогулкой, только ладони, непривычные к веслам, уже начали гореть.       Корзинок только две.       – Саша, бери корзинку и начинай собирать ягоду с того конца острова. А мы с Семеном начнем отсюда. На середине встретимся. – Лена обращается к Саше мягко и настойчиво, как к воспитаннице специнтерната.       – Хорошо, – Саша, улыбнувшись, берет корзинку и исчезает между березами.       Плантация земляники «Остров «Ближний» функционирует на полную мощность. Даже с нашими способностями потомственных горожан, мы, в четыре руки, довольно быстро наполняем корзину. Подумалось еще, что в свете прочитанного в Справочнике, правильнее сказать генератор земляники. Незаметно мы выходим на противоположный берег острова, вот и береза с кривым стволом. Та или не та, что на фото у бабы Глаши, не знаю. Не знаю, сколько живут березы, а уж тем более здесь, но очень похожая. Вот и мост виден, а вон и бетонные блоки – якоря для тросов, на противоположных концах острова. На половине расстояния от блока до нас, похоже, мелькает красный галстук Саши.       – Надо бы помочь Саше, а то нас двое, а она одна.       – Что? Нет, не надо, она легко одна справится. Она очень… старательная и ответственная. К тому же, она знает, что нужно встретиться на середине, а если мы пойдем ей навстречу, она может растеряться.       – А ты не находишь, что ты совсем ее загоняла?       – Я? Нет… Она… Ей нужно давать работу, а то она без работы совсем глуп… в общем, так ей лучше.       – А в прошлые смены как?       – Еще хуже было, сейчас немножко получше. Видишь, ее уже одну можно отпускать что-то делать.       – Ей общаться с вами больше нужно, ты не находишь? А вы ее в патруле прячете.       Лена молчит, а я, слегка подпрыгнув, усаживаюсь в изгиб березового ствола. Лена поднимает глаза на меня, и сразу отводит взгляд на реку. Я, оказывается, совершенно невоспитанный тип, который не предложил девушке присесть, но еще не поздно исправиться. Это все, кажется, читается в ее взгляде. Кстати, спасибо Лене за молчаливый сигнал. Спрыгиваю обратно: «Вполне удобно, оказывается, хочешь, подсажу?» Лена коротко кивает. Наконец устраиваемся вдвоем и некоторое время просто смотрим на воду.       – Спасибо. Всегда мечтала здесь посидеть, но не могла допрыгнуть.       – А ты часто здесь бываешь?       – Ну, не очень часто, но бываю.       Опять пауза, не то, чтобы неловкая. Манера Лены мне знакома, и уже не пугает, но сегодня все же какая то не такая, как обычно.       – Семен?       – Что?       – Ты что-то хочешь мне сказать?       – Почему ты так думаешь?       – Ну, раз ты приплыл сюда с нами.       Вот тебе и раз. Это, оказывается, я сюда приплыл.       – А я думал, что это ты мне хочешь что-то сказать. Раз звала помочь с ягодой.       Какой-то кризис с Леной назревает, вспоминаю тут, кстати, и зимнюю куртку вчерашнюю, думал, ее мне сейчас предъявят, а что мне делать я не представляю. Не хочу я пожары тушить, я хочу отсидеться до послезавтра и тихо срулить отсюда. Я оставлю здесь бабу Глашу и еще двух совсем неплохих людей, о которых буду вспоминать, но самому мне здесь совершенно не нравится, тесно мне в лагере. А Лена, кажется, не может, не умеет говорить прямо и откровенно в нормальном своем состоянии. Чтобы ее прорвало, она должна испытать какие-то сверхсильные эмоции. Это я давно понял на практике, но уж больно болезненные для меня, для окружающих и для самой Лены выходят эти удары. Боюсь, я тут ничем ей помочь не смогу. Но спрыгиваю со ствола и встаю напротив Лены, максимально к ней приблизившись и понимая, что рискую. При невысоком росте Лены получается, практически, глаза в глаза. Ловлю взгляд и пробую, опять же, мягко и настойчиво, как сама Лена недавно обращалась к Саше, достучаться до нее.       – Ленушка, если тебе что-то нужно от меня, пожалуйста, попробуй попросить об этом прямо. Если ты хочешь что-то мне рассказать, то тоже попробуй сделать это, прямо, честно и откровенно. Я не знаю, смогу ли я тебе помочь, но можно же попробовать.       Лена, когда я оказываюсь напротив нее, вздрагивает, резко тянет руку куда-то к себе за пазуху, потом так же резко останавливается, хочет что-то сказать… Я отодвигаюсь на безопасную дистанцию, потом хмыкаю про себя, еще Лены бояться не хватало, и подсаживаюсь на прежнее место.       – Саша.       – Что Саша?       – Саша уже заканчивает. Поплыли назад?       – Да, конечно.       Разговора с Леной не получилось, и даже не знаю, радоваться этому или огорчаться. Вернулись к лодке, гребем назад.       – Лен, а ты не знаешь, зачем ягода? Не на торт ли?       – Конечно знаю, – Лена в первый раз засмеялась. – Какой еще торт? Саша обещала варенье сварить.       У меня, честно сказать, отлегло от сердца. Не то, чтобы я очень боялся таскать мешки с мукой и сахаром, но вот предсказать последующее развитие событий не получалось. Торт? В честь чего? Потом поход? Зачем? Куда? Как себя поведет Ульяна, на этот раз? Похоже, эта часть программы отменяется.       – Ну, тогда жду приглашения на дегустацию. Зря, что ли я гребу на этой галере?       – Конечно-конечно, обязательно приходи к нам вечером, после ужина. – Это уже Саша.       Удивленно переглядываемся с Леной. Этой реплики никак не ожидалось. Это просто какой-то качественный скачок.       – А вы что, вместе живете? Я думал ты с Женей живешь.       – Ой, Женя, она же такая бука, как бы я вместе с ней жила? А с Леной хорошо, вот мы на острове были, и в лес она меня с собой берет.       Все понятно, бедная Мику или же бедная Женя, хотя, я, конечно, не знаю, что из себя здешняя Мику представляет, видел ее один раз на линейке и не общался практически.       – Лена, ты как? Не против?       – Да. То есть нет, не против. Приходи после ужина. Часов в девять.       На том и расстались. Пока я привязывал лодку девчонки похватали корзинки и убежали. Я даже не успел спросить — в каком домике они обитают.       Осталось спланировать день до вечера и не попадаться на глаза вожатой.       Иду до провала в бомбоубежище, отвязываю веревку от дерева – мне ее дали, мне ее и возвращать. На обратном пути захожу в домик к амазонкам – забрать всю набранную в старом лагере и в бомбоубежище макулатуру. Амазонки обе в домике и о чем то спорят между собой, или усваивают вновь обретенное знание, или еще что, но на меня глянули не очень приветливо, мешаю я им. А я решил, останусь-ка я здесь, пожалуй, еще на цикл, гляну, как у девок все пойдет. Вот так, окрыленный появившейся определенностью, я и отправляюсь со всем барахлом к себе в тренерскую. На этом, собственно, первая половина дня и завершилась.       Обед проходит ни шатко ни валко: тот самый гороховый суп, то самое пюре, тот самый жареный минтай, сдобренный зеленым горошком. В виде исключения вместо компота дали какао. По мне так слишком приторное, а аборигенам нравится. Баба Глаша снова строит мне глазки, а я снова играю в непонимание. В последний момент, уже на крыльце столовой, меня все-таки отлавливает Ольга Дмитриевна и просит подменить ее после обеда на пляже. Интересно, если кто, действительно, соберется тонуть, то как я его спасать буду. Плаваю то я, м-да… Соглашаюсь, в итоге.       В воду лезть я не планирую, поэтому забрал в спортзале вчерашнюю тетрадку, почитать отчет по практике, может, хоть дату сумею определить, переоделся в плавки, взял полотенце и отправился на пляж.       Ну что можно сказать. Пляж как пляж. Несколько грибков, буйки, металлическая горка, фанерный щит со спасательными кругами, одним словом, все как везде, как во всех пройденных лагерях. Народу, кстати, не очень много, видимо, жара всех придавила и в относительную прохладу домиков загнала, ну мне это и на руку. Знакомых нет никого, кроме моих футболистов в полном составе. Крикнул им, чтоб поменьше дурачились, не утерпел, окунулся сам в воду пару раз, и устроился на самой границе песка. Здесь чуть повыше, мне всех видно, а от деревьев вроде как тень.       Лежу, одним глазом поглядываю за пионерами, другим – просматриваю тетрадку.       Некая студентка 2 курса непонятно чего прибыла в пионерский лагерь «Совенок» с целью прохождения летней педагогической практики. Почти все пролистал, но наткнулся на доктора по имени Виолетта, хм, интересно. Полез искать бабу Глашу – нету бабы Глаши, то есть Глафиры Денисовны, ну тогда будем считать Виолу совпадением. Итого один документ обработал, стала известна дата, 1987 год. Больше 20 лет как… Еще раз на даты смотрю – июнь 1987 года. Это, пожалуй, все, что можно отсюда вытащить. Чистые листы выдерну из тетрадки, остальное – на выброс. Все равно, похоже, Справочник у меня самый ценный документ, а остальное – слишком тяжело таскать с собой в рюкзаке.       Решительно нечем заняться. Раз уж подрядился присматривать за пляжниками, то приходится, а так бы поспал, кажется, это состояние называется сонная одурь. Встряхнулся, залез в воду, покидался мячом с октябрятами, разрешил им понырять с меня, стало чуть полегче.       – Семен, а вы будете в лагере в следующую смену?       – Не знаю еще, а что?       – А хорошо бы, чтобы были, а то совсем скучно и все время одно и то же. Пока вы не приехали, все было одинаковое.       – Так, ребятки, давайте-ка ко мне на вы, только на тренировках, а здесь можно на ты, я не настолько старый. А теперь расскажите мне, какое все было одинаковое.       – Ну, мы приезжали, нам говорили, что нужно шпионов ловить, что «Зарница» у нас идет. Мы две недели шпионов караулили, мы у главного входа, другие у задних ворот, третьи у прохода в старый лагерь… А ни одного шпиона никогда не видели. А потом уезжали, возвращались назад, и все снова.       – А что же вы мне тогда рассказали, в первый день, про двух шпионов, которых поймали и расстреляли?       – Мы просто играли так! Мы придумывали их.       Хорошие фантазии у ребятишек. Светлые, добрые… Интересная эпоха была двадцать лет назад. Или я ошибаюсь?       Вспоминаю, как сам крушил врагов на мониторе. Эпоха как эпоха… А потом даты прикинул, вышло, что эти ребятишки – мои ровесники. Только мне уже двадцать семь, ну, или семнадцать – по здешнему счету, а им всегда по семь.       – Хорошо, ну вот, я приехал и все стало по-другому?       – Конечно. Раньше вы приезжали… ты приезжал, заходил в ворота, мы бежали и говорили о тебе Лене. Лена всегда тебя уводила в лес, тебе носила еду всю неделю, а потом смена заканчивалась, все уезжали на автобусе, а вы вдвоем оставались.       Оставались, и, при хорошем раскладе, очевидно, уезжали вечером на 410-м, вдвоем. Или двойник уезжал один, это при плохом. Это я занял место своего здешнего двойника, очевидно же. Интересно, тот двойник и Лена потом проживали свои двадцать лет? Мне так хватило одного раза, чтобы в дальнейшем всячески уклоняться. Все хорошо, но просыпаться потом в автобусе у ворот лагеря... и прочие воспоминания, всплывающие в ходе цикла, а это чудо с фиолетовыми хвостиками таращит свои зеленые глазищи, краснеет и ведет себя так, будто не было двадцати лет и двух детей. Хотя и я-то о той истории почти ничего не помню, только сам факт и смутные ощущения, практически на уровне сновидения, а для Лены, действительно, считай, что ничего и не было. И с другой историей, кстати, та же картина.       Ну и в сегодняшних действиях Лены какая то ясность появилась, она-то считает, что я - это мой двойник. Вспоминаю слова бабы Глаши про проекции, которые могут материализоваться только в мое отсутствие. Похоже, я своим появлением здесь Ленину личную жизнь разрушил. Интересно, что было бы, если бы мы с двойником тогда вместе вышли из автобуса и вместе бы вошли в лагерь. Бедная Лена, жалею ее с легкой иронией. Кстати, хочешь-не хочешь, но придется с Леной поговорить, наверное, сегодня же вечером.       – А сейчас лучше что ли?       – Конечно лучше! С тобой интересно, и вообще…       Вот спасибо за признание. Похоже, мелких тут бросили, просто на самих себя, если даже моё общество их так радует. И в самом деле, старшие ребята заняты своей паранойей, вожатая та тоже за старшими больше следит, а до этих нет дела никому. Ни аборигенам, ни, похоже, в силу малолетства моих октябрят, управляющей программе. Даже стыдно перед октябрятами, они-то думают, что я тут ради них, а я просто свои проблемы решаю.       – …И вообще, когда ты в лагерь приехал, тут интересно стало и все ведут себя по-другому, не так, как всегда.       Честное пионерское, я не виноват. Я всего лишь хотел проехать сквозь этот лагерь, а меня втянули. Ну и, естественно, я же в общий сценарий явно не вписался, всем и пришлось приспосабливаться. Потерпите еще цикл, а может, и не один, может, теперь всегда так будет. Если амазонки проснулись окончательно, тут весело будет. Интересно, возвращаюсь мысленно к своему местному двойнику, этот-то куда делся? Перекинуло его в другой лагерь, или деактивированный лежит, где-нибудь в хранилище, ждет, когда я его место освобожу. Ну давай-давай, жди, приедешь в следующий раз – будет тебе сюрприз. Интересно, у него с памятью как? А то будет нестыковка с Леной.       – Завтра на тренировке попробуем сыграть пять на пять, делитесь на команды пока. Это вам для размышления.       Мелюзга устала купаться, собралась и пошла по своим важным делам. Кстати, футболисты мои выгодно отличаются от прочих пионеров, где-то вторая команда получилась, после старшего отряда, а уйдет старший отряд – займут его место. Но, не уйдет, все так навсегда и останется. Смотрю им вслед и грустно становится, Питеры Пены поневоле. Дети, которые никогда не повзрослеют.       Народ с пляжа разошелся, дежурить тут смысла больше не вижу, до ужина еще больше получаса, что там у меня еще по плану? Зашел в спортзал, благо он от пляжа – рукой подать, переоделся и пошел к столовой, посидеть на крылечке. Когда уже подходил к столовой, откуда-то справа выскочил Электроник, встрепанный и взъерошенный.       – Привет, тебя что, опять Женя из библиотеки выгнала?       Садимся на лавочку.       – Привет. А ты уже знаешь?       Да все, и во всех лагерях, всё давно знают. В этом мире есть две неизменные вещи: это памятник Генде и чувства Электроника к Жене. Надеюсь, однажды он всё же добьется взаимности. Может, тогда хоть Женя подобрее к окружающим станет.       – Да все знают. Молчат только и за тебя переживают.       – Ох… – Электроник прячет лицо в ладони на несколько секунд.       – Да, не переживай ты так, всё будет нормально. Мы в тебя верим.       Вспоминаю про веревку.       – Кстати, веревка у меня, занесу завтра, если не срочно.       – Репшнур-то? Да, занесешь, когда удобно будет.       Долго грустить Электроник не умеет.       – Слушай, а вы действительно всю ночь Алису искали? Весь лагерь об этом говорит, вы прямо герои теперь.       Меча и магии, угу, бутербродов и фомки. Я ж говорю, «Слабоумие и отвага»       – Ну, не бросать же ее в яме в лесу?       – Да, непонятно только, почему вожатая на вас взъелась? На линейке ругала, и сейчас, похоже, еще не отошла.       – Ольга-то? Не обращай внимания. Судьба у нее такая, следить за порядком. Алиса, с ее точки зрения, девочка самостоятельная и потеряться не может по определению, а вот если бы Шурик потерялся, то тут весь лагерь цепью бы лес прочесывал. А еще порядок, в ее понимании - это чтоб без ее приказа ни-ни, а мы самостоятельно пошли. Вот и злится. Хотя, конечно, в известность поставить стоило бы, но кто же знал, что мы всю ночь проходим.       – Это да. Но она вас даже не похвалила.       Ага, а кто-то вообще вспомнил?       Опять пауза.       – Как думаешь, она про ваш поход и спасение Алисы что-то скажет хорошее?       – Ну, про Алису, может и скажет, а про нас вряд ли. Ты скажи, вы почему вашего кошкоробота забросили?       – Знаешь, не до него сейчас.       «Не до грибов мне нынче, Петька, не до грибов...» Наконец, дверь в столовую открывается и мы заходим.       – Семен...       – Еще раз здравствуйте, Глафира Денисовна. Что-то случилось?       – Вы могли бы уделить мне пару минут?       – Что-то срочное, или можно сперва поужинать?       – Семен, вы зачем людей пробуждаете? Одного-двух, еще нормально, но вот вы двух девочек разбудили, может даже навсегда, одна девочка на подходе, одной толчок дали, а уж что вы с младшими делаете, это просто ни в какие ворота…       Ну, во-первых, не хочу я никого будить, это само происходит. А, во-вторых, по идее, я сейчас должен начать закипать, ведь баба Глаша явно приложила руку, к здешнему безобразию. А я тих и кроток.       – Глафира Денисовна, знаете, я, как обитатель объекта «Убежище», сам позволю себе решать, что есть для этого мира хорошо, а что – плохо.       Вот так. Слово вылетело, теперь не поймаешь. Баба Глаша опускает взгляд, стоит некоторое время, потом опять смотрит на меня и говорит одними губами, но я, почему то, слышу каждое слово.       – Знаете, может вы и правы, Семен. В любом случае, это уже больше ваша, чем моя ответственность. Но подумайте о последствиях...       – Это вы о чем сейчас говорили?       Электроник, оказывается, все это время стоял и подслушивал.       – Да так, о своем, знакомые у нас общие нашлись.       Беру свою порцию: какая-то тушеная капуста с каким-то непонятным мясом и неизменный компот. В углу одиноко сидит Лена, ковыряет вилкой в капусте и поглядывает в мою сторону.       – Можно?       – Да.       – Приглашение не отменили?       – Нет.       Ну вот как с ней разговаривать? Вроде и поглядывала с интересом, а сама молчит, как партизан на допросе.       – Варенье-то сварили уже?       – Да.       – Вкусное?       – Я не знаю еще, остывает, - Лена впервые слабо улыбается.       – Ладно, что-нибудь нужно?       – Нет, ничего не нужно. Сам приходи.       – Обязательно. Вы в каком домике?       – В последнем у леса.       – Это в тринадцатом, получается?       – Да, наверное.       – Хорошо, я тогда пойду. До вечера.       – Пока.       Пришел к себе, завалился на маты, еще раз с тоской вспомнил кровать у амазонок. Лежу, пытаюсь понять: что с Леной, и что мне с этим делать.       Я так представляю ситуацию, что Лена и в этот раз встретила двойника, спрятала его в лесу, чтобы он не пострадал, и тут появился я, а двойник возьми, из-за этого, и дематериализуйся. А бедная Лена теперь недоумевает, что же произошло? Придется через пару часов разубеждать девушку, что я не тот, за кого она меня принимает. Или не придется? Предоставлю, наверное, ей инициативу, захочет спросить – спросит, не захочет – ограничимся чаем с вареньем. В голову лезет сценарий ужастика «Домик №13», с зашедшим на чай к девочкам пионером, последующей разделкой пионерками трупа пионера, и выносом составных частей пионера в лес через окно. Благо, домик номер тринадцать ближайший к лесу, Саша полностью послушна Лене, а программа Лены такие варианты, кажется, вполне допускает. Несмотря на эти страшненькие фантазии, умудряюсь даже подремать минут тридцать.       В домике у Лены и Саши, в отличие от бардака амазонок, очень все аккуратно и уютно. И сама Лена беспорядка не любит, и Саше скоро пора будет готовиться войти в образ помощницы вожатой всея лагеря. Стол выдвинут на середину комнаты, девчонки сидят на кроватях, а единственный стул предоставлен мне и стоит строго посередине прохода между кроватями. На столе вазочка с «Юбилейным», розетки с вареньем, электрочайник – близнец Алисиного, фарфоровые (!) чашки. И где только нашли фарфор? Или на объекте есть всё, надо только знать, что и где лежит? Я уж сколько по этому объекту потоптался, а знаю, наверное, исчезающе малую его часть. Мой букет (а я-таки, вспомнил, как где-то читал, что в гости к девушкам полагается приходить с цветами, и мне пришлось обрывать сирень у домика вожатой) удачно вписывается в этот интерьер.       Варенье неожиданно вкусное, кроме ягоды и сахара Саша добавила туда при готовке какие-то травы, и теперь на языке явственно чувствуется вкус лета, закрываешь глаза и кажется, что ты стоишь на лугу, пахнет травой, полевыми цветами, немножко свежей хвоей. Это, должно быть, очень здорово, попробовать такое варенье, где-нибудь в феврале. Господи, как же я хочу в зиму. Даже то ощущение, когда стоя на остановке промерз до костей, совсем не пугает. Насморк, обмороженная мочка уха, потерявшие чувствительность пальцы на ногах сейчас не вспоминаются. А вспоминается тихо падающий крупными хлопьями снег в новогоднюю ночь, где-то на даче, елка, отец, пытающийся открыть бутылку шампанского, или одинокая лыжня, на заснеженном поле, от которого отражается низкое, но ослепительно яркое солнце. Самое главное – что ты знаешь, что через несколько месяцев зима уйдет, и ты будешь собирать ягоду на острове, чтобы съесть ее следующей зимой. А еще вспоминаю то варенье, которое когда-то давным давно сварила Славяна.       Саша болтает не переставая. Или кровать Мику так действует на своих полежальцев, или она стесняться меня перестала, хотя, вроде, и раньше не стеснялась, или же это закономерная стадия развития аборигенов, и скорее последнее. Лена тоже весела для Лены, оживлена и общительна, и поддерживает беседу, болтая о всякой чепухе. Мне же остается только наслаждаться обществом двух милых барышень. Только одна мысль скребет изнутри мою затылочную кость: обычно Лена так меняет свое поведение, когда принимает какое-то важное, с ее точки зрения, решение. Но время идет, чай выпит, варенье съедено, сигнал к отбою по радио прозвучал, пора и прощаться.       – Лена, Саша, а что вы будете делать с вареньем? Послезавтра отъезд, съесть не успеете, с собой везти – глупо, на всех разделить – не хватит.       Саша вопросительно смотрит на Лену, Лена, на секунду задумавшись, отвечает: «А здесь оставим, в домике, для следующей смены. Мы всегда так делаем, а нам тоже оставляют.» И весело улыбается, каким то своим воспоминаниям.       – Записку им напишите. А то подкармливаете друг-друга, а не общались ни разу.       – Ой, правда! – Саша бросается искать карандаш и бумагу, а Лена провожает меня к выходу.       У самых дверей оглядываемся, Саша сидит за столом, спиной ко входу, вся в активном творческом процессе. Лена открывает шкаф, там висит «моя» куртка.       – Заберешь?       – Зачем? Ты же знаешь, что это не моя.       Выходим на крыльцо, Саша подскакивает проводить меня, но я успокаиваю ее словами, что я еще не ухожу. Закрываем дверь и присаживаемся рядом на лавочку.       – Ничего я не знаю! – Лена почти кричит.       – А я думал, ты заметила разницу. Я его видел всего дважды, и один раз разговаривал, и то заметил, что я – не он. Что там ты решила, я не знаю. Ты же, как обычно, отмалчиваешься.       – А что я должна была решить? Когда ты вот он, ходишь по лагерю, каждый день на глаза попадаешься, а сам меня игнорируешь, а дружишь с этими…       – Лен, меня-то ревновать не надо.       – Да понимаю я, уже понимаю. Я тоже разницу видела, но не верила. Вы же похожи, больше, чем два брата-близнеца, вас даже зовут одинаково.       – Ну да, мы и есть братья-близнецы, нас разлучили в детстве. Он воспитывался в семье первого секретаря обкома, а я в цыганском таборе. Когда мы снова встретимся, я покажу ему соску-пустышку, а он мне кусок пеленки со штампом роддома. После этого ты увидишь, как все пионеры поют и танцуют. А он вернется через смену, должен, по крайней мере, я на это надеюсь… Двойники мы, бывает такое.       Лена улыбается моей шутке.       – Ты обещаешь? Про танцы пионеров?       – Про пионеров? Нет, про них не обещаю, а про то, что вернется, есть очень большая вероятность. Лена, я здесь не бог и не начальник. Я такой же пионер, как и ты, просто по ошибке попавший в ваш лагерь. Помнишь, пару смен назад приезжала девочка, а Саши не было? А потом она уехала, а Саша вернулась. Так и с нами, я надеюсь, будет. Вряд ли я задержусь больше, чем еще на одну смену.       Неуместно сейчас рассказывать об устройстве здешней вселенной, поэтому Лена слышит версию, согласующуюся с ее картиной мира.       – Успокоил я тебя?       – Да… Наверное... Нет, но я тебе верю.       Подымаемся с лавочки, стукаюсь в дверь.       – Саша, я пошел! Саша выходит, расстроенная.       – Уже уходишь? А я хотела, чтобы ты сочинить записку мне помог. А то ничего в голову не приходит.       – А ты напиши коротко: «Вы здесь не просто так!» и подпись: «Лена и Саша» и положи сверху на банку, они тогда сразу поймут, что им с этой банкой варенья делать. И пошутите, и назоветесь. А если они вам ответят, то хоть знать будете, как зовут друг-друга.       Не смог удержаться от такой шутки, интересно будет посмотреть на следующем цикле на эту парочку. Особенно когда записку прочтут. Кстати, если варенье у них в домике от цикла к циклу переходит, хотя и не должно, то в этом лагере вообще все наперекосяк получается.       Саша наскоро прощается и скрывается в домике писать послание. А Лена неожиданно вызывается меня проводить.       – Может, возьмешь куртку, все-таки? Он все равно каждый раз в новой куртке приезжает. Всерьез думаю над этим, тем более куртка частично и моя, но решаю не брать. Ночами в поездах прохладно, но не настолько, чтобы тащить с собой зимнюю куртку.       Какое-то время идем молча, а потом Лена начинает скупо и коротко рассказывать. Рассказывать о том, как она прячет этого двойника, как таскает ему еду, как она каждый раз уговаривает Мику поселиться с Женей, потому что иначе Мику обязательно все разболтает, как она каждый раз записывается в патруль, чтобы уходить в лес, не возбуждая подозрений.       – И что, так необходимо было его в лесу прятать?       – Я не знаю, но ведь реально его могли убить.       – Хоть раз кого-нибудь здесь убили?       Кроме меня, естественно.       – Ты знаешь, я не помню такого. Но говорят, был однажды случай, что пришел один человек под видом пионера, и убивал всех в лагере, а потом в другом лагере, а потом в третьем, пока в последнем лагере пионеры не собрались и его самого не убили. И вот с тех пор лагерь и охраняем. Легенда такая, а может, и правда. Нам об этом Ольга Дмитриевна на первой линейке всегда рассказывает.       Ах, Ленушка, знала бы ты правду…       – Ну, я тебе обещаю, что больше никто никого убивать не будет, и прятать моего брата-близнеца тебе не придется.       – Семен, а я ведь тебя хотела убить. На острове, или в домике. Я думала – это ты его.       Как мило.       – Как мило. А еще убей Алису с Ульяной, за то, что они в засаде сидят, кибернетиков, за то, что оружие делают, вожатую, за то, что всё это придумала, Сашу, за то, что мешает тебе с ним встречаться, Мику, чтобы не разболтала и Женю, не знаю за что, хоть из ревности. И всех остальных, просто за компанию…       – Я делала так.       Оп-па. О сколько нам открытий чудных…       – Когда успела?       – Не бойся. – Лена смеется, грустно и несколько нервно. – В первую ночь, когда он приезжает, мне всегда снится такой сон. Все, слово в слово, как ты сказал: в последний вечер в лагере я так и делаю.. А заканчивается все плохо. Он пытается меня остановить, потом убегает от меня, потом я догоняю его и потом убиваю. А потом я понимаю, что я наделала, собираюсь убить себя и просыпаюсь.       – Лен, сдается мне, что ты – самая большая для них опасность, для всех обитателей лагеря.       – Я знаю, – Лена кивает несколько раз.       – Ты держись. Все только от тебя и зависит.       – Я держусь пока.       – Мы сильно отличаемся?       – Да сильно. Теперь вижу, что сильно. Ты тоже хороший, но он лучше, не обижайся.       – Я должен обижаться? – улыбаюсь. – Не впутывай меня в ваши отношения, я и так в них впутан оказался.       Давно уже стоим на крыльце спортзала, а я держусь за дверную ручку.       – Мы еще пообщаемся?       – Да, конечно же. Почему то с тобой у меня получается.       – Так сама же сказала, что я хороший.       – Сказала и повторю. Ну, до завтра.       – Пока.       Неожиданно Лена встает на цыпочки и неловко чмокает меня в щеку. «Это тебе за то, что заставил меня выговориться». И убегает.       Лежу в тренерской, смотрю в потолок и строю мысленную беседу:       – Доктор, я только что убила всех октябрят, пионеров и комсомольцев!       – Превосходно, желаете поговорить об этом?       «Психоаналитик хренов». С этой мыслью и засыпаю.