Империя

- Не слушайте вы его! За борт, и дело с концом! - Богохульники! Гнев Уицилопочтли обрушится... - Да сколько же можно брюзжать, старый пень? А ну прекрати сыпать проклятиями, иначе отправишься вслед за ним! Верховный жрец, прежде гневно размахивавший руками в сторону воинов, запнулся на полуслове, осторожно покосился на внушительную фигуру Куаутемока и, подумав немного, оскорбленно тряхнул грязными волосами, усаживаясь на дно лодки. Трое благородных куэштекатли, чьи лица и руки были покрыты язвами из-за палящего солнца и соленого ветра, преследовавшего ацтеков на протяжении последних двух недель, подняли труп тощего человека в дорогих одеждах с пурпурной каймой. Прошло чуть больше месяца с того знаменательного дня, когда Мотекусома Шокойцин разрушил великий город Теночтитлан. Многочисленные рабы и четыре сотни воинов - не только стрелы-куэштекатли, но как орлы, так и ягуары - были вынуждены наблюдать за падением столицы мешикатль, отделенные от родной земли полуднем пути на грандиозных акали, построенных специально для юй-тлатоани лучшими умельцами. Никто не знал, что безумие Мотекусомы Второго достигло столь невообразимых масштабов: тлатоани тайно ото всех сдал город злейшим врагам мешикатль, тлашкалтекам, и закат того дня ознаменовал конец Теночтитлана, а с ним и смерть тысяч ни в чем не повинных мирных жителей. В тот роковой день из города отплыла дюжина тех самых особенных акали, заказанных Мотекусомой. Необычно большие лодки, каждая из которых легко могла вместить четыре десятка воинов и огромное количество припасов, отплыли с появлением Тонатиу, нагруженные под завязку. Тлатоани поступил предусмотрительно: отправив на рассвете всех воинов, сам Мотекусома покинул уже умирающий город в тринадцатом акали, гораздо более искусно выполненном, на борту которого находились лишь ближайшие подданные, в чьей верности Глашатай не сомневался. Четверо жрецов, звездочет, первая жена Мотекусомы, трое воинов-орлов, десяток рабов и племянник юй-тлатоани, Куаутемок. Каким бы ни было сумасшествие вождя, Мотекусома не забыл обезопасить себя от разъяренных воинов, прекрасно сознавая, что, увидев, как рушится Теночтитлан, все с трудом собранные мешикатль захотят отомстить виновнику трагедии. Первая неделя прошла в молчании. Ни один из более чем четырех сотен людей не проронил ни слова, все двенадцать кораблей были окутаны скорбной тишиной, и лишь тринадцатый, самый искусный корабль, оглашал бескрайний океан заливистым смехом Мотекусомы, перекидывавшегося шутливыми историями с женой. Казалось, Великого Глашатая совершенно не трогала судьба его народа. Разумеется, сей факт только разжигал в разбитых сердцах мешикатль огонь, рождая в их душах жажду праведной мести. Окажись любой другой мало-мальски разумный человек на месте Мотекусомы, он прыгнул бы в воду, не раздумывая: даже странные рыбины невообразимо огромных размеров, замеченные ацтеками еще в первый день вынужденного путешествия, не были так страшны, как разъяренные и объятые горем могучие воины с медной кожей. Но юй-тлатоани по-прежнему сыпал остроумными замечаниями, поддерживаемый вымученным, слащавым хихиканьем покрытых плотной коркой грязи жрецов. Дело в том, что лишь одна деталь оставалась неизвестной для всех участников действа, вольных и невольных: Мотекусома Второй Шокойцин уже давно был глубоко безумен. Лишь богам было ведомо, когда именно в сознании тлатоани появились первые ростки сумасшествия. Поведение Чтимого Глашатая всегда отличалось эксцентричностью: как только Мотекусома пришел к власти, он повелел сместить с должности почти всех служивших Ауицотлю высокопоставленных мешикатль, отправив большинство из них на казнь без видимой на то причины; многочисленные причуды новоиспеченного юй-тлатоани были известны всем приближённым, слухи же, передаваемые из уст в уста еле слышным шепотом, были и того невероятнее. Из-за огромного множества жен и сравнительно немногих детей появились предположения о мужской несостоятельности Мотекусомы, однако все это так и оставалось предположениями. Очевидно было лишь одно: как бы ни вёл себя повелитель мешикатль, состояние его разума оставалось загадкой для всех, даже для главных жрецов, которые пользовались особым доверием почитающего богов тлатоани. Поэтому привыкшие к странным прихотям Чтимого Глашатая мешикатль не сильно удивились, услышав о новом приказе Мотекусомы Второго – выстроить любым образом огромные акали, способные вместить население небольшой деревеньки. Лучшие мастера бросили все свои силы на создание этих непревзойденных лодок, отложив любую иную работу в сторону: предводитель ацтеков щедро одаривал ремесленников золотым порошком. Простой люд, если подворачивалась возможность, неизменно останавливался поглазеть на столь грандиозные сооружения. Мешикатль смотрели на доселе невиданных масштабов работу, раскрыв рты от удивления, а дети и вовсе считали, что это сами боги решили посетить Теночтитлан – кому же еще могли принадлежать подобные акали? Особенное восхищение вызвала третья лодка, или же, как велел называть эти акали Мотекусома, «корабль»: изукрашенная искусной резьбой поверхность дерева была окрашена настолько мастерски, что изображенные на акали пейзажи и животные казались ожившими. Восторженные и немного испуганные крики вызывали два оскалившихся ягуара, которые по воле создавшего их художника становились заметны лишь при пристальном рассмотрении – невнимательный же зритель видел лишь густые деревья в передней части лодки.