Молитва у Амон Амарта

      «Шагни мне навстречу, храбрец! Я поведаю тебе древние тайны, о которых не помышляют обманутые дети Арды. Ступай скорее на избранную нами стезю и приготовься к головокружительному путешествию. Ты вознесешься к небесной твердыне и сможешь лицезреть собственным взором беспредельную россыпь звезд: яркие рубины гибнущих светил, алмазное блистание странствующих огоньков, голубоватую рябь звездных яслей. Дыхание магии унесет тебя к земным недрам, где под покровом каменных гротов днем и ночью резвятся пламенные духи – вечные скитальцы, повелители наших самых сокровенных желаний. Смелее, мой Король. Не оглядывайся и не робей».       Протяжный стон, ласковое слово и тянущая боль в груди. Она глядела на него, увещая отправиться в путь. Далекая и желанная, Красная Колдунья танцевала, опутанная золотыми лентами огня. Плавно покачивая бедрами, ангбандка игриво улыбалась, завораживая своего пленника томным взором. Одуряюще прекрасная, пламенная девушка размахивала подолом агатового платья, тревожно вздрагивая при взгляде на багряное око заходящего солнца. Столпы лучей, опрокинутые кем-то на тропе из пепельных туч, падали на черный силуэт чародейки, облачая её величественный лик в шелка ожившего миража.       «Шагни мне навстречу, прославленный наследник гордого рода Дурина! Я покажу тебе край вселенной, где заканчивается реальность и теряет свои очертания материя. Там, где правит сущностью великая Мать, царит бессмертный мрак, из которого в феерической пляске рождаются новые, юные миры. Позволь мне открыть тебе глаза, и ты сможешь увидеть сущее в его истинном, первородном виде».       Она вновь поманила его к себе, протягивая вперед тонкие, белоснежные руки. Вишневый закат, постепенно затухающий у неясной линии горизонта, наполнил карие глаза волшебницы расплавленным янтарем. Заветную тропу, начинающуюся у ног чародейки, сплошь покрывали разросшиеся терновые ветви. Босые ножки дочери Мелькора, умело исполняющие замысловатую пляску на острых шипах, до самых ключиц покрывала кровавая роса. Мятежница по духу и природе своей, она не терпела боль, но купалась в ней, как птицы купаются в страстных объятиях ветра.       Он хотел бы потянуться к ней. Он пытался шагнуть ближе, дабы вновь ощутить кожей тепло ее тугого, подтянутого тела. Но желанный фантом удалялся, постепенно растворяясь в огненной туче, пришедшей с Великого Севера. Он кричал и звал ее, бился ногами и руками, однако невидимые путы скрадывали движения, выбивали из легких воздух. Он оказался бессилен, и лишь вожделенный аромат меда и цветущего клевера напоминал ему о потерянном шансе на счастье. Красная Колдунья исчезла, рассыпавшись искрами среди пламенного смерча.       «…Проснись, Торин…»       Он вскочил с кровати, глотая немой крик. Содрогаясь от сковавшего тело холода, попытался перевести дух. Сердце раскатисто билось за ребрами, разгоняя по жилам кипящее олово волнения. В пересохшей глотке свербело, а голова, гудящая не хуже колоколов на дозорных башнях, кружилась до тошноты. Весь мокрый и липкий от пота, Торин соскользнул босыми ногами на пол и, накинув на себя длинную рубаху, бросил ласковый взгляд на Эстер. Последняя крепко спала, укутавшись в теплое одеяло.       Стараясь не издавать громких звуков, Король-под-Горой неспешно направился к раскрытому настежь окну. Широкое, оно врезалось в толстую стену Эребора, длинной полосой пересекая просторные покои. Свежий ветерок раздувал шторы, загоняя в комнату запах зарождающейся весны. Зима постепенно отступала, и все чаще с улицы доносилось озорное щебетание теплолюбивых птах. Вдали виднелся постепенно отстраивающийся Эсгарот: сотни огоньков раскинулись вдоль берега Длинного Озера; между неясными очертаниями махоньких людских хибар мало-помалу вырастали крепкие постройки из камня.       — Тебе снова приснился кошмар? — бархатный голос донесся из-за спины. Эстер, удерживая на себе шаль, подошла ближе. Низенькая и худенькая, она чем-то напоминала Королю-под-Горой хрупкую куколку из тончайшего фарфора. Пухленькое личико красавицы-гномки светилось здоровым румянцем. Большие голубые глаза поблескивали в неярком свете одиноко горящего факела. — Обратись к лекарю. Должно найтись лекарство…       — Все в порядке, — заверил супругу Торин. Меньше всего эреборцу хотелось обсуждать свое сновидение с ней. Силясь скрыть раздражение, гном положил ладонь на плечо белокурой подгорной жительницы. — Иди спать, милая. Беспокоиться не о чем.       — Тебе нужно отдыхать, — упрямица настаивала на своем. Прильнув к Торину, девушка озадаченно изучала лицо своего Короля. — Каждую ночь повторяется одно и то же. Даже этот разговор, точь в точь, снова и снова. Неужели ты сам не замечаешь, как загоняешь себя в могилу? Мир и так стал чересчур непредсказуемым. Зачем же лишний раз шутить с судьбой? Расскажи мне, что тебе снится. Может, станет легче…       — Нет, — однозначный ответ сорвался с губ прежде, чем Торин сумел подобрать правильные слова. Ревностные нотки зазвенели в его речи, голос жалил не хуже яда. — Не стоит. Иди, я скоро вернусь…       Не став спорить, Эстер молчаливо удалилась прочь. Провожая жену взглядом, Торин нервно постукивал пальцами по каменному подоконнику. Услышав же, как скрипнула кровать, облегченно выдохнул. Даже не зная, стоит ли расстраиваться из-за мимолетного разговора, вновь обернулся к окну, подставляя разгоряченное лицо ветерку навстречу. В глубине души появился неприятный, горький осадок. Меж висков зазвенел серебряный колокольчик любимого мотива. Презираемого мотива.       «Мой Король понимает, насколько близко стоит к пропасти. И Бездна тянет его к себе, пленяя сокрытой в тенях неизвестностью. Ваше Величество испытывает жажду, неутолимую, тягостную, приятную. Она бурлит в крови, полыхает в сердце, царствует над рассудком. Почему бы ее не утолить? Шагни мне навстречу, храбрец. Я напою тебя».       — Где же ты? — Торин пробубнил вопрос вслух, не обращаясь конкретно ни к кому. Тонкий лунный серп, взирая на хозяина Эребора, молчаливо улыбался со своего небесного трона. Мир, казалось бы, остался прежним – все так же смеялись ручейки на зеленых полянах, шумели весело деревья и рассвет приходил после заката. Да только витал в воздухе едва слышимый аромат пожаров и сражений, буйствующих где-то на Юге.       «Моему Королю хочется крови. Он задыхается, прикованный к своему трону, раздавленный своей короной. Истинный воин живет смертями врагов, павших на поле брани. Вашему Величеству не терпится отомстить. За испытываемую боль, даже не думающую утихать. За погибших братьев и сестер, заживо сгоревших в последнем объятии драконьего дыхания. Шагни мне навстречу, храбрец. Я покажу тебе истинное лицо битвы».       Торин готов был поддаться безумному соблазну. Он хотел оказаться вдали от Эребора, у черных склонов всем известной Роковой Горы. Неприкаянный, он грезил во сне и наяву о звонкой песне мечей и молотов. Духом преданный своему народу, искалеченным сердцем подгорный житель желал вновь встретиться лицом к лицу с самым страшным своим недругом. Для этого молодой Король мог пойти на многое. Не страшили эреборца опасности, подстерегающие на пути к Мордору. Не пугала та сила, что жила в детях Мелькора. Однако тайное желание, терзающее изнутри свободолюбивый дух, ужасало Торина. Не имеющий силы бороться с ним, гном наслаждался своей мукой и люто ненавидел себя за это.       — Ты говоришь со мной в предрассветный час, лишая сна, покоя, тишины, — шепнул Король-под-Горой, уверенный в том, что произнесенные слова найдут свой путь к нужному человеку. — Ты ворвалась в мою жизнь, не спросив разрешения. Разрушила меня, твердой рукой разодрав на куски мое сердце. Неужели не видишь, как сильно я хочу освободиться от твоих пут? Прочь, чародейка.       Покачав головой, Торин прогнал наваждение. Сглотнув, направился к малахитовому столу, стоявшему в центре комнаты. Подойдя ближе, схватил серебряный кувшин, до края наполненный бордовым вином. Плеснув в кубок хмельной напиток, пригубил. Щекочущий запах коснулся носа, овеял разум мягким туманом, упокоил гнев, растекающийся по венам. Довольный, гном осторожно присел на стул, порой прикасаясь губами к быстро пустеющему кубку. Сон никак не приходил к Королю-под-Горой и, отчаявшись задремать, Торин наблюдал за тем, как догорают поленья в очаге камина. Изредка он грустно вздыхал, вслушиваясь в обуявшую разум тишину. Голос Красной Колдуньи стих и только под самое утро, когда первые лучи восходящего солнца начали разгонять осевший на землю мрак, тонкий напев Ниар вновь потревожил эреборца:       «…Проснись, Торин. Война ожидает тебя…»