Случайностей не бывает?..

Как бы ни хотелось Эмели вернуться домой, ей пришлось задержаться на два долгих дня - держали обязанности, за которые, правду сказать, она ухватилась, как за сакраментальную соломинку. В первый же вечер Зайлэр с некоторым трудом привела ее в чувство - в ход пошла и холодная вода, и пощечины, однако после Эмели попросила Бэлл оставить ее в одиночестве. Та только пожала плечами и ушла, сказав «пока» с таким видом, будто ничего не произошло. Эмели так и не смогла тогда заснуть, до утра, то рыдая, то разглядывая потолок; утром - холодный душ, чашка крепчайшего обжигающего кофе и отбытие по делам - одно за другим, девушка надеялась, они оттеснят все остальное. Предстояло несколько важных встреч, полный тур переговоров и, хочется надеяться, подписание окончательного соглашения. Эмели понимала, что теперь просто не отбудет в Англию без скрепленного подписями бланка. Все эти два дня Эмели провела как в тумане. Работа заставляла держать себя в плотном кулаке, но она постоянно вспоминала обо всем, что было так или иначе связано с Ричи. Всю ту историю в парке, когда он с Грэгом спас её от бездомного ротвейлера, явно болеющим бешенством, невесть откуда взявшемся на территории их колледжа. В тот вечер они сдружились, чуть позже примерно через год, полтора их стали называть неразлучной троицей. Все те вечера в гостиной у неё дома, когда Ричи с печальным лицом упрашивал её дать ему списать. Тот эпизод, когда Ричи был сильно избит парнями из класса Богачей за то, что он вступился за Эм, когда Морган назвал её шлюхой… Это было так давно... Вспомнила она, как они почти всерьез поссорились, когда им было по пятнадцать, потому что Эмели согласилась пойти на бал в Хелуин с Кроули. Надо же, уже тогда он ревновал, хотя и отговаривался тем, что она пошла на бал с самым странным и подозрительным парнем, хотя тот просто был очень стеснительным и поэтому мало с кем общался. А она... может быть, была бы совсем не против, если бы ее пригласил Ричи - даже при актуальном на тот момент увлечении скромнягой Кроули. Как же всё тогда было... по-детски. И как же мало они все это ценили. А как она сама его ревновала через два года после этого, когда он с Лайлой Брингс начал встречаться - до сих пор спокойно и не вспомнить. Драма нечеловеческой, как ей казалось, горечи. Она любила его за всё, что только можно о нем сейчас вспомнить! За выражение лица, что появлялось, когда он чего-то не понимал - то есть, скажем, прямо, довольно часто. За то, как он взъерошивал свои темно-рыжие волосы, сосредотачиваясь - на уроках ли, во время ли их проделок. За то, что он всегда был рядом. И даже когда он сбежал, после одной серьезной ссоры, и они чуть не расстались, она не перестала его любить, хоть и была готова своими собственными руками оторвать ему голову, когда он к ней вернулся с повинной. Каким бы он ни был, он любил её, и готов был сделать для неё всё, чего бы для ее блага ни потребовалось! Как же всё это было давно! Как же болезненно всё сжимается в груди при всех этих мыслях, воспоминаниях. Они ведь только начали жить, только вчера, так почему же это случилось именно с ними... с ним? Почему он не послушал её тогда, когда мистер Кормак, начальник отца Грэга, предложил им поступить в полицейскую академию? Им... Грэга, Ричи, и Нику, который за ними двумя с детства хвостом ходил, эти трое, ещё до знакомства с Эмели, всегда попадали в разного рода передряги, играя в детективов и пытаясь расследовать дела которые вел мистер Паркер, отец Грэга. Вот мистер Кормак и подкинул им идею, раз они так любят загадки разгадывать и неприятности за хвост дергать, после чего он взял их к себе на службу. Она все пыталась отговорить Ричи - считая, что у него и в юности приключений было достаточно, думала она, принося цветы на аккуратную могилу Фрэнка его старшего братом, который работал вместе с мистером Паркером. Но нет, проведя пол года в магазине их бывшего однокашника Джона, Ричи вернулся в полицию. Когда они поженились, она переехала к нему и его родителям; не сказать, что она считала это хорошей идеей, но Ричи пообещал, что при первой возможности они купят дом и переедут. Однако когда родилась Роза, мысль о переезде пришлось отодвинуть - не было ни денег, ни времени, все же новорожденный в семье требует и того, и другого в избытке. Одно воспоминание влекло за собой другое, будто сплелись нитей паутинки, и Эмели вспомнила, как отреагировал Ричи, когда узнал, что она беременна. - Эмми, что это еще за штуковина, а? – Рон вертел в руке обычный тест на беременность, который она ввиду некоторого потрясения не успела выбросить. - Эээ… - она не знала что сказать, потому что собиралась сообщить обо всём позже, а ещё её забавляло то, что Ричард не знает, как выглядит тест на беременность. – Да так, ерунда. - А всё же? – нахмурив лоб, разглядывал он две полосочки на маленькой узенькой бумажечке. - Ричи, это просто еще одно женская ерунда, о которой тебе не зачем знать. Не думаю, что его применение тебя заинтересует. – Сложив руки на груди, уверенно и серьёзно ответила Эмели. - Хм. На вид обычная бумажка..., – выражение лица у Ричи было, как раз то самое, заставляющее вспомнить об уроке, скажем, физики, – Но всё же - для чего она? - Ох. Я же сказала, я не смогу объяснить так, чтоб ты понял. В конце концов, ты не такой уж любознательный раз не знаешь что это такое. Несколько пристыженный Ричи отстал - а через два дня влетел домой, весь светясь от радости, обнял и поцеловал свою мать, искренне не понявшую, что творится, и спросил, где его любимая. Влетев, согласно указаниям матери, в гостиную, Ричи подхватил жену на руки и закружился по комнате, радостно смеясь и называя её «любимой врушей». Когда же, повинуясь ее настойчивым просьбам, он посадил ее обратно на кресло, то спросил, сияя от радости: - Почему ты мне не сказала, что я буду отцом? - Потому что собиралась сделать это позже, вот и все. Тут, знаешь ли, лучше не доверять одному только тесту, – спокойно ответила она, – Но как ты всё-таки узнал? - Поприставал с вопросами к Гуглу! – засмеялся он, – Ну, там и нашел объяснение, чем грозят мужчине две полосочки. Как он был счастлив, Господи, как же он был тогда счастлив! Из глаз снова хлынули слёзы, однако Эмели удалось их унять... как и бессчетное количество предыдущих. Еще более - на сколько это возможно - он радовался, когда ему сказали, что у него родилась дочь. Он проводил с семьей практически все свободное время, всячески балуя как дочь, так и жену. Первое слово, сказанным Розой, было «Папа»! И это было всего две недели назад. Теперь своего папу Роза не увидит. Никогда. *** Бэлл сидела у себя в комнате, мучительно пытаясь собраться с мыслями. Перед её глазами мелькали воспоминания... Неразлучное трио... Ричард Уотсон, с неуверенностью на лице стоящий перед футбольными воротами... двенадцатилетняя девчонка со спутанными каштановыми кудрями, чуть не вскакивающая с места вослед за воздетой рукой... счастливая Лу в свадебном платье, белым облаком восходящая к алтарю... вновь Гордан и Уотсон, бегущие куда-то - Уотсон несет в руках какую-то чашу, держа ее на отлете, будто она полна змеиного яда... мёртвая мать, такая близкая и так внезапно ушедшая - сгорела за какое-то смешное время... и эти строки из письма... Жизнь короче, чем нам было бы приятно о ней думать. Гордан сказала ей тогда, что она изменилась, очень изменилась. «Еще бы, похоронив самого близкого человека, что был и будет, трудно остаться той же. И теперь через это проходишь... ты. И не нужно быть предсказателем, чтобы знать, что ты сейчас от всех закроешься, как и я после смерти мамы», - подумала Бэлл с горечью. Она хотела зайти к Эмели на следующий день, но, хорошо подумав, решила её не трогать. По крайней мере, сейчас. Вряд ли дождешься от вдовы здравого отношения даже и к себе самой, не говоря о гостях. Она изменилась, так? Что ж... ...Гордан тоже изменилась - впрочем, как знать, быть может, она просто плохо её знала. Но тот день... она правильно сделала, что потащила её тогда с собой. Слишком многое изменилось под берлинским небом, слишком многое надлежало обдумать и объяснить - хотя бы для себя. Гордн теперь вызывала столько эмоций: радость... нежность... да мало ли слов можно сказать, тщась передать все богатство оттенков! У неё всё сжималось при мысли о ней - вот что и впрямь имело значение. Гордан и в годы их учебы была вполне недурна, а прошедшие четыре года пошли ей лишь на пользу, переведя из девчонки в красивую девушку, но все же она была не в её вкусе. Её всегда больше влекли иные типажи, более аристократические - сухие, изящные породистые девицы, за которыми в линию выстроились столь же рафинированные предки. Взять хоть ту же Луизу - впрочем, нет, не взять - почти до самого выпускного та была влюблена в Дика. Впрочем, как раз это значения уж точно не имело - хоть и было, по скромному мнению мисс Зайлэр, довольно большой глупостью. Гордан же была не глупа, очень не глупа. Да и характер у неё был получше, чем у той же Пэрил. Право, что такое рядом со всем этим отвлеченные умствования на тему "не мой типаж"? Пыль, только лишь блестящая пыль, разлетающаяся под ветром. Нет, так бы факт ее замужества в немалой мере смутил бы Бэлл. Текущее же состояние Эмели - свободное и, что говорить, внушаемое - делало попытки влияния на нее явно неэтичными. Впрочем... ну когда Бэлла Зайлэр думала об этике дольше одной минуты? На следующий день все для себя решившая Бэлл покинула радушного дядюшку. Предстояла долгая работа. * * * Эмели стояла у свежей могилы и невидяще смотрела на неё. Справа рыдала миссис Уотсон, Артур, её муж, обнимал её; слева в той же позе, будто отражаясь в сером зеркале пасмурного неба, стояли Джулия и Грэг Паркеры. Сама Эмели плакать уже не могла, только прижимала к себе уснувшую дочь. Постояв ещё немного, они наконец разошлись. Ничего не поделаешь, Ричард Брайан Уотсон ушел далеко за завесу загробного мира и никогда не найдет дорогу домой. Эмели почти не разговаривала ни до церемонии, ни после - даже уже дома. Роза, иногда отрываясь от своих игрушек, подползала к сидящей рядом маме и обнимала её, ловя в ладошки, стекающие по щеке мамы слезинки. Тогда Эмели брала дочь на руки и прижимала к себе, шепча, что она всё, что у неё осталось от Ричи. Целовала её личико и ручки. И плакала, плакала, плакала... На работе она взяла неделю отпуска, чтоб найти себе квартиру - оставаться в доме родителей мужа и дальше, было попросту выше ее сил. Слишком многое напоминало здесь о Ричарде. Слишком больно было находиться здесь. С большим трудом, найдя подобающую квартиру - по счастью, нужный вариант в Лондоне подсказала одна из коллег - она таки собралась с силами и известила миссис Уотсон о своем решении. - Но как же так, Эмми? – Мериан Уотсон выражала непонимание всем своим видом, – Зачем? Мы все еще семья, я думала, это понятно. Да и... не будет ли тебе трудно совмещать работу с воспитанием Рози? Я могла бы... - Миссис Уотсон, поймите! Мне очень сложно находиться здесь после… - Эмели запнулась. – Спасибо вам за всё, но поймите меня, пожалуйста. А насчёт Розы не беспокойтесь, я уже нашла ей няню. Мы, разумеется, будем к вам приезжать, но жить я здесь больше не смогу. Переезд состоялся; снова начались тягучие, как гудрон, рабочие будни. Но не проходило и дня, чтоб она не вспомнила о Ричи. Она и впрямь замкнулась в себе, игнорируя попытки Грега с Джулией - не расшевелить ее, нет, какое уж тут, но хотя бы снять с ее плеч часть груза. Все разговоры - о работе, не более. Так прошла неделя. Как у нее было заведено и раньше, она обедала в крохотном кафе неподалёку от компании, в которой она работала, просматривая документы - дурная привычка читать за едой. - Привет, – услышала она знакомый мягкий голос - да, мягкий, но заставивший ее вздрогнуть так, что теплый чай оставил два небольших пятна на ее брюках, как раз над коленом. Она торопливо поставила чашку в обиженно звякнувшее блюдце. - Какого черта, Зайлэр? – разве что не прорычала Эмели, салфеткой протирая брюки. - А нечего во время обеда заниматься работой. Кого как, а меня учили, что это вредит пищеварению - и, кстати, цвету лица, – холодно сказала Бэлл, садясь за столик, за что была окинута колючим взглядом, – Не смотри так на меня, а то появляется желание спрятаться под стул. - Так почему бы нет? Сказать по правде, здесь твое присутствие не уместно, – огрызнулась Емели. - Гордан, просто послушай. Я тебя прекрасно сейчас понимаю, а вот ты не можешь понять, что жизнь, собственно, далека от финала, - Бэлл была настроена на дискуссию, не на обмен колкостями. - Что ты можешь понимать, – горько проговорила Эмели, – Меньше всего мне хочется сейчас, чтобы меня учили, как мне следует жить. Не время. Так что... я тебя больше не задерживаю. - Всё сказала? А теперь послушай меня, – холодно начала Зайлэр, – Я потеряла мать. Вот так же, без весточки-предупреждения, которую хотелось бы получить, чтоб была возможность что-то изменить. Так что... не отказывай мне в понимании - промахнешься. Хотя... ты права, ситуации у нас несхожи: я осталась почти одна, ты - нет. Вспомни, чтоб тебя совесть загрызла, о Розе. И вот еще что... не думала, что мне доведется такое говорить - но скажу. Твой Ричард, сколь я о нем слышала, не хотел бы видеть тебя такой, - она ощутимо надавило на последнее слово, - я уверена, что он хотел бы, чтоб ты продолжала жить дальше. Хотя бы потому, что сам бы, как настоящий коп, не сдался бы, а сделал все возможное хотя бы для дочери, – она встала из-за стола, – вместо того, чтобы жалеть себя. Так что - подумай дважды и трижды. И она ушла, оставив Эмели на растерзание своим мыслям. Что ж, спору нет, этот разговор заставил Эмели призадуматься. Выводы из анализа ситуации были и впрямь неутешительны - все это время она медленно и печально укладывала кирпичи в стену вокруг себя. Утешало то, что стена таки не успела обратиться в склеп. Вдовствующая миссис Уотсон решила, что Ричи и впрямь бы всего этого не одобрил, посему... надо начинать жить. По-другому, хоть и не с чистого листа. Письмо Гордан (да, она все никак не могла подумать о ней как о Уотсон) весьма удивило Бэлл. Предельно формальным языком, с обилием наивежливейших оборотов Эмели предлагала встретиться в том же кафе во время, которое она сочла удобным для них обеих. Однако. Бэлл не ожидала, что Гордан так быстро выработает некое решение; и уж точно она никак не предполагала, что инициатива встречи будет принадлежать не ей. И вот она сидит в том же кафе, в котором недавно подсела к Эмели, и которое оказалось подарком отца Бэлл на восемнадцатилетние, дабы девушка понемногу входила в семейный бизнес и на практике училась вести дела - пусть даже и с некоторой помощью. После недолгого ожидания, Зайлэр наконец видит знакомое пальто. Эмели ищет ее глазами от самой двери, проходясь взглядом по рядам столиков. Наконец, увидев рыжую - надо же, почти как у Джулии, может, чуть светлее - шевелюру, она проходит к Бэлл и садится напротив. Сегодня под её пальто обнаружился деловой костюм - пиджак и узкая юбка глубокого бордового оттенка. И, кроме того - ого! - тренированный глаз Зайлэр выхватил иную странность - миссис Уотсон соизволила надеть сапожки на высоком каблуке. Впервые, похоже, за весьма большой срок. - Классно выглядишь, Гордан! – вместо приветствия, улыбаясь, кинула Бэлл. - Спасибо, – Смущённо улыбнулась Эмели, чуть краснея. Как мило, подумала Бэлл, вслух же спросила: - Итак, чем обязана приглашением? - Даже не знаю, с чего и начать, - Эмели сложила руки на стол, сцепив их в замок и поминутно опуская к ним взгляд, – Зайлэр... - Бэлл, – перебила её рыжая красотка. - Что? – непонимающе посмотрела Эмели на сидящую перед ней, резко подняв голову. - Бэлл, – повторила она. – Я думаю, так будет удобнее. Эмели опять смущённо улыбнулась. - Ну, если ты так хочешь... Бэлл, спасибо тебе. За то, что напомнила мне о важном.