«Давай меняться»

Широко зевая и сладко потягиваясь, Хидан стоял возле расстилающегося на многие акры поля, засеянного клевером. Рядом, небрежно опершись о ствол молодого деревца, дремал Хатаке. Судя по всему, он ещё не успел окончательно проснуться. И это при том, что, когда утром нукенин попытался его разбудить, намекая, что пора выходить на миссию, собаки Копирующего принялись яростно облаивать отступника. Нормальный человек после поднявшегося шума уже давно пришел бы в себя, но джонин, судя по всему, в число нормальных не входил. - А это что за хрень? – возмущенно то ли спросил, то ли просто констатировал факт Хидан, попытавшийся переложить косу из одной руки в другую. Внезапно конечности словно отказались ему подчиняться. Застыв на краю поля с нечитаемым выражением на лице, нукенин попытался взглядом передать Какаши, что такие шуточки ему не по нраву. – Какого биджу здесь происходит? - Шика, не балуйся, - лениво протянул джонин, даже не глядя в сторону пришедшего. А в том, что, пока они пытались окончательно проснуться, к ним кто-то незаметно подошел, отступник убедился, когда его тело отпустили неведомые путы, и он смог обернуться. Наткнувшись взглядом на хитрый прищур не менее широко, чем он сам, зевающего подростка, Хидан только крепче сжал пальцы на держаке косы. Пацан ему сразу не понравился. Лет шестнадцати на вид, с кое-как завязанными на макушке в хвост непослушными тёмными волосами и довольно большими глазами, он вроде бы не был ничем особо примечателен. Но какое-то внутреннее чувство нашептывало, что с этим самым обыкновенным с виду парнем в схватку лучше не вступать, невзирая на поддержку Джашина и немалый опыт предыдущих боёв. Интуиции он безоговорочно доверял, к тому же в памяти ещё свежи были воспоминания о последнем наказе лидера не нарываться на неприятности. Тихо буркнув себе под нос пару тёплых слов в адрес пацана, нукенин поинтересовался, какого биджу они до сих пор стоят на краю поля, в то время как давно уже должны были начать косить. - Сейчас достану вам орудия труда и покажу, откуда начинать, - сказал Шикамару, направляясь к неприметному сарайчику с инвентарём. Открыв замок, он извлёк на свет две старых ржавых косы. Наглому мальчишке даже не хватило такта смутиться от факта, что для работы они были абсолютно непригодны. – Ой, похоже, что косы немного не в кондиции. - Вашу мать, стратеги недоделанные. Так бы сразу и сказали, что хотите, чтобы я вам это поле сам скосил. Какого хрена цирк устраивать? – возмутился Хидан, сплюнув сквозь зубы и едва не попав плевком на сандалии чуунина. - Не попал, - лениво протянул Нара, даже не подумав отскочить в сторону. - Захотел бы, попал бы, - переводил взгляд с Копирующего на умника нукенин. – В общем, так: косить я люблю, тем более, что для поддержания физической формы это очень полезно. Но работать, пока вы двое плюёте в потолок, я не намерен. Или делим обязанности поровну, или я тоже ничего делать не буду. - А я-то здесь при чём? Мне только сказали выдать вам по косе и всех делов. Вон с напарником своим временным, или парнем, как там это у вас называется, обязанности распределяй, - фыркнул гений. Развернувшись и двинувшись в сторону Конохи, он махнул рукой в северо-западном направлении. – А косить начинайте с той стороны. И снопы вязать не забывайте. - Ну и борзая у вас молодёжь, - повернулся к Хатаке отступник. - Ха, это ты ещё мою команду не видел, - ухмыльнулся Хатаке. – Этому оболтусу до них ещё расти и расти. - Было бы чем гордиться, - нахмурился Хидан. Затем, переведя взгляд на поле за спиной, снова вперил взгляд в лицо Копирующего. – Так что? По очереди косить будем, или как? Джонину совсем не улыбалось орудовать этой жуткой байдовиной с тремя лезвиями, поэтому он окинул оценивающим взглядом поле и внёс контрпредложение: - А давай, ты будешь косить, а я вязать снопы. - А ты умеешь? – удивился нукенин. - Ну, пленных много раз связывал, как-нибудь и это потяну. Гений я, в конце-то концов, или мочалка потрёпанная? Хидан с сомнением покосился на причёску Хатаке, в данный момент ужасно напомнившую ему ту самую потрёпанную мочалку, но от комментариев благоразумно воздержался. Закинув на плечо своё оружие, он двинулся в указанный Шикамару угол поля. Пару раз взмахнув косой, словно заново примеряясь к ней, отступник одним махом скосил около квадратного метра клевера. Еще несколько движений, и вокруг нукенина образовалась выкошенная площадка диаметром не меньше пяти метров. Какаши тоже не стоял без дела. Найдя всё в том же сарайчике относительно приличный с виду моток бечёвки, он в мгновение ока нарезал кунаем отрезков по метру длиной и уже успел связать три пробных снопа. И ничего, что первый был до ужаса корявым. Зато второй получился куда ровнее, а третий был почти идеальным. - Однако, - восхищённо присвистнул Хидан, завидев такую прыть джонина. - А то, - расплылся тот в такой широкой улыбке, что даже сквозь ткань маски её было отчётливо видно. - Так что? Соревнование? – приподнял бровь отступник. - Давай. Не сговариваясь, оба бросились в сторону поля. Один махал косой направо и налево, а другой, уворачиваясь от острых лезвий, то и дело проходивших в опасной близости от его пятой точки, ловко и проворно вязал красивые аккуратные снопы. Прервавшись ненадолго на обед, чтобы наскоро перекусить парочкой сухих галет и запить глотком воды из протекавшего неподалёку ручейка, оба мужчины с прежним азартом вернулись к прерванному занятию. Лишь когда на небе начали появляться первые звёзды, Хидан напоследок взмахнул косой, а Какаши завязал узел на последнем снопе. Оба чувствовали себя выжатыми, как лимоны. Не найдя в себе сил, чтобы двинуться в сторону деревни, они вповалку упали на краю поля и сразу же заснули крепким шинобьим сном. - Ну нифига себе, мужики, вы вжарили, - разбудил обоих восхищённый вздох Шикамару. Хидан, которому было неохота просыпаться, лишь крепче прижался к чему-то тёплому у себя под боком. До не совсем ещё проснувшегося мозга с трудом доходила информация о том, что уже наступило утро. Нукенин собрался было снова закрыть глаза и погрузиться в сон, когда то мягкое и тёплое, что грело его всю ночь, внезапно заворочалось, пробормотало «М-ма-а-а, Ирука» и по-хозяйски положило руку ему на пятую точку, притягивая к себе ближе. - Ты что, совсем охренел? Быстро убрал свои лапы от моей задницы! – зашипел Хидан похлеще, чем в своё время это делал Орочимару. - А? Что? – спросонья дернулся Хатаке, резко вскакивая и сбрасывая с себя отступника. - У-у-у-у, ирод одноглазый, сначала лапал, а потом отбил мне самое дорогое-е-е, - заныл нукенин, которого при подъеме Копирующий умудрился уронить таким образом, что тот стукнулся седалищем об землю. - Да не станется ничего с твоей драгоценной жопой, - возмутился джонин. Протерев серый глаз, он в шоке уставился на поле. Для верности приподнял ещё и хитай, активировав Шаринган, после чего снова повернулся к отступнику. – Это всё мы? - Я то же самое у вас хотел спросить, - снова раздался откуда-то сбоку голос Шикамару. - Что мы? – недоумевающе протянул Хидан, всё ещё потирая место соприкосновения с землёй. И только подняв взгляд и посмотрев на поле, ещё вчера сплошь усеянное клевером, смог лишь матюгнуться сквозь зубы. До самого горизонта оно блистало скошенной травой и аккуратно сложенными в странной последовательности снопами. - Н-да, умеешь ты соревноваться, - Хатаке ненадолго призадумался. Похоже, ему в голову пришла интересная идея. – А хочешь, я тебя с классным мужиком познакомлю? Он соревноваться страсть как любит. Вы бы с ним нашли общий язык. - Мне вчерашнего соревнования на год вперёд хватило. Боюсь, если бы я покосил еще немного, то сегодня не то, что косу, даже веник в руке не удержал бы, - отмахнулся нукенин. - Ну, не хочешь, как хочешь. А жаль. Я бы с удовольствием посмотрел на твоё соревнование с Гаем, - вздохнул джонин. - И что вы собираетесь делать дальше, раз уж запланированное на неделю успели закончить за один день, - поинтересовался Шикамару, про присутствие которого мужчины едва не забыли. - А что, есть варианты? – сверкнул на солнце серый глаз Хатаке. - Лично я бы предложил до конца недели не попадаться на глаза Цунаде. Пусть считает, что вы всё ещё косите. Я так думаю, что вы найдёте, чем заняться, и без новых дурацких миссий D-ранга, - предложил гений, которому самому было напряжно каждое утро приходить на поле. - О да! Отпуск! Долгожданный отпуск! – завопил Какаши, отчего на него странно посмотрел не только нукенин, но и представитель клана Нара. - А что, я не могу порадоваться? Я, между прочим, с девяти лет ещё ни разу не получал отгула больше, чем на сутки, а здесь почти целая неделя. Я заново прочту всю свою подборку «Ича-Ича». Если повезёт, то дважды! Или трижды? – бормотал себе под нос обрадованный Хатаке. Отступник и гений понимающе переглянулись. - Какаши-сан, по-моему, общение с Гай-сенсеем не прошло для вас бесследно, - прокомментировал ситуацию Шикамару. - К биджу Гая, мы идём отдыхать! – словно внезапно придя в себя, заявил Копирующий Хидану. – Шика, прикроешь нас, если что. Скажешь, что косим, как заведённые. - И с чего бы мне это делать? – лениво протянул гений. - А с того, что Шикаку до сих пор не в курсе, что кое-кто дымит как паровоз около здания академии. - Ладно-ладно. Всё понял. Отдыхайте сколько хотите, - фыркнул парнишка, махнув на прощание рукой и вышагивая в сторону деревни, а на ходу размышляя, что Какаши слишком много свободного времени проводит в окрестностях академии шиноби. - Ну что, пошли? – обернулся джонин к отступнику, прежде чем направиться в сторону небольшого озера, на берегу которого любил отдыхать в редкие часы, не занятые миссиями. Закинув на плечо косу, Хидан медленно поплёлся за ним следом. А в некотором отдалении от них, в три погибели сгибаясь под тяжестью оборудования, семенили четверо телевизионщиков. Ради сенсации они были готовы идти хоть на край света. Тем более, что снятые сегодня утром кадры спящих в обнимку шиноби явно тянули на то, чтобы существенно поднять рейтинг передачи. Пока Какудзу, который тоже просыпался ни свет ни заря, плескался в душе, Ирука рассматривал фотографии парочки нукенинов, висящие на стене. Одна из них, на которой Хидан расплылся в широкой улыбке, откинувшись на плечо напарника, привлекла его внимание. Пепельноволосый блондин получился на ней особенно удачно. - Что ты там высматриваешь? – хрипловатый голос казначея, раздавшийся со стороны ванной комнаты, заставил учителя обернуться. - Смотрю на фотографии, - пояснил Умино. Невольно вздрогнув, впервые увидев лицо отступника без маски, он задался вопросом, как столь непохожие друг на друга люди сумели сойтись. Хотя, если принять во внимание тот факт, что они были напарниками, то вероятность подобного исхода была довольно высока. – У Вас красивый парень. Вы его сейчас не ревнуете? - Пха, - Какудзу едва не заржал, словно лошадь, услышав столь дикое предположение. Кого ревновать? Этого придурочного напарника, задолбавшего его своими тупыми ритуалами? Этого вечно теряющего свою голову (в самом прямом смысле слова) недоумка? Этого тёплого и приятного на ощупь парня, с такими мягкими и нежными губа… Стоп. Казначей тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли, и злобно уставился на чуунина. - Никого я не ревную, - рявкнул он. Затем, видимо, желая задеть Ируку за живое, громко фыркнул. – Было бы к кому ревновать. К этому пугалу с мочалкой на голове и в наморднике. - Ну, знаете, Вы тоже далеко не идеал красоты, - возмущенно выдохнул учитель. От его укоризненного взгляда отступнику даже стало немного неловко. Минуту спустя Умино немного успокоился, по крайней мере, его ноздри прекратили возмущённо раздуваться в такт дыханию. – А я вот ревную. Доверяю, но всё равно ничего с собой поделать не могу. Какудзу только хмыкнул, натягивая на голову капюшон и одевая маску, но в его глазах Ируке почудился проблеск то ли печали, то ли грусти. Не решившись приставать с расспросами, опасаясь нарваться на гневную отповедь, он сменил тему разговора, поинтересовавшись, где им предстоит работать. Оказалось, что - поскольку кабинет в логове был всего один и принадлежал лидеру - выполнять миссию им предстояло в той же пещере, в которой они ночевали. Хоть учителю и показалось немного нелепым заниматься разработками методологического материала среди комнаты, пестрящей яркими сердечками, он не стал возражать. На этой неделе ему предстояло жить по правилам, установленным Акацки, и он не собирался их нарушать. Поинтересовавшись у казначея, знает ли он принцип предстоящей работы и получив отрицательный ответ, чуунин ненадолго задумался. Через несколько минут он предложил Какудзу заниматься собственными делами, предварительно обеспечив его необходимыми свитками, тушью и набором кистей из беличьей шерсти. Отступник, обрадованный перспективой вместо нудного составления документации заняться просмотром финансовых новостей, быстро раздобыл всё необходимое и уселся на своем футоне. Со всех сторон обложившись подручными материалами, Ирука взялся за дело. Кисть в его руках порхала, пока он каллиграфическим почерком выписывал иероглифы. Когда спустя несколько часов нукенин отвлёкся ненадолго от бухгалтерских сводок и случайно взглянул на учителя, то увидел словно абсолютно другого человека. Сосредоточенный и одухотворённый, будто освещённый изнутри каким-то волшебным светом, в этот момент чуунин выглядел необычайно привлекательно. Какудзу быстро закрылся «Финансовым вестником Суны», на который каким-то неведомым образом в своё время по его просьбе подписался Сасори, чтобы учитель не заметил пристального внимания к своей персоне. С ужасом осознавая, что увлечённый работой Ирука показался ему симпатичным, нукенин закрыл глаза и принялся анализировать своё состояние. То, что в молодости симпатичные шиноби нравились ему куда больше, чем коноичи, он признавал, но считал этот период своей жизни давно пройденным этапом. Вспоминая годы, проведённые в нелёгких схватках, людей, предавших его, и тех, чьи сердца так громко и размеренно бились сейчас в его груди, казначей понимал, что не был честен с собой до конца. Первый раз став жертвой предательства и измены, он, тогда ещё молодой джонин страны Водопада, избрал для себя путь недоверия и отчуждённости. Убив предателя и покинув родную деревню навсегда, он выбрал свой путь ниндзя, где не было места тёплым чувствам и привязанностям. Но сдерживать чувства внутри себя Какудзу был не в состоянии. Они рвались наружу, не давая тогда ещё единственному сердцу казначея закаменеть. И тогда он выбрал себе своего бога, на чей алтарь готов был положить всё, и кто готов был принять его таким, каким он был, ничего не требуя взамен. Нет, ни Ками, ни Джашин, ни кто-либо другой из Небесного пантеона не заслуживал его молитв. Своё служение нукенин посвятил богу денег. Только блеск золотых рё мог вызвать на его лице хоть какое-то подобие эмоций. Ещё совсем недавно всё именно так и было. Но что-то неуловимо изменилось. Нет, это не Коноховский учитель заставил крепкую броню на сердце Какудзу покрыться мелкими сеточками трещин. Не он, ежедневным своим присутствием и идиотскими ритуалами, выводящим из себя, заставлял эти трещинки расширяться и множиться. Только сейчас, сидя на собственном футоне и закрывая лицо газетой, казначей признался самому себе, что всё это время его неимоверно сильно тянуло к напарнику. Просто, пока тот находился рядом, ему было этого достаточно. Не отваживаясь на большее, опасаясь реакции Хидана, он предпочитал гнать от себя все мысли о напарнике. И только теперь, когда тот был так далеко, Какудзу нашел в себе смелость признать, что уже давно влюбился в этого прилизанного идиота, и броня на его сердце треснула, рассыпавшись прахом. Сам не понимая, зачем он это делает, казначей поднялся с футона и подошел к фотографии, которую недавно так пристально разглядывал Ирука. Любуясь, каким счастливым на фотографии выглядит Хидан, прижимаясь спиной к его собственной груди, он сам не заметил, как начал напевать внезапно пришедшую ему в голову песенку: «Малиновые глаза смотрели печальным взглядом. Кретином я раньше был, закрыв в своё сердце дверь. Малиновые глаза я не замечал когда-то. Малиновые глаза, как я вас ценю теперь». - Ой, какая красивая песня, - раздавшийся в тишине голос чуунина вывел Какудзу из состояния прострации. - Неужели Вы сами её сочинили? – восхищённо спросил Ирука. - Задрал уже выкать. То, что я на сотню лет старше тебя, ещё не значит, что я древняя немощь, - раздраженно рявкнул отступник, пытаясь таким образом перевести разговор на другую тему. - Ну что Вы. Это просто уважительное обращение к более опытному человеку. Если хотите, могу Вас семпаем называть, - недоумевающе уставился на отступника Ирука. Но любопытство всё-таки не давало ему покоя. – Так это Вы сами сочинили? - Ещё раз выкнешь - и ты не жилец. И да, да, тридцать раз да – именно я придумал эту чёртову песню, раз уж так тебе это хочется знать! – заорал нукенин, с силой ударив кулаком в стену около фотографии с улыбающимся напарником. Стоило только взгляду остановиться на изображении Хидана, как ярость словно растворилась, исчезла без следа. На негнущихся ногах Какудзу подошел к учителю и опустился на футон рядом с ним. - Это замечательная песня. Я думаю, он будет очень счастлив, когда ты ему её споёшь, - тихо сказал Ирука, словно пробуя на язык слово «ты». Обращаться так к отступнику всё ещё казалось ему немного неправильно и странно. Горящим взглядом он смотрел на нукенина, но, казалось, не замечал его. – Если бы Какаши спел мне что-то, хоть немного похожее на неё, я был бы счастлив. Да я был бы в восторге, если бы он пропел мне хотя бы частушки. - О чём ты шепчешь? Ты же ничего про нас не знаешь. Все эти сердечки и фотографии – это фарс. В программе мы участвуем по приказу лидера, а отношений у нас нет, не было и не будет, - как-то даже немного устало произнёс Какудзу. И столько тоски было в его голосе, что учителю показалось, будто даже воздух вокруг нукенина сгустился и стал каким-то неприятно тяжелым. - И с чего ты так уверен, что не будет? - решил разрушить мрачную атмосферу вокруг отступника Умино. - Ты этого не знаешь, но я смотрел на экране, как вы тогда в студии целовались. Это было прекрасно. У меня чуть кровь носом не пошла, когда я увидел ваш поцелуй. Казначей только криво ухмыльнулся на ошеломляющее признание Ируки. - Со стороны-то оно, может, и смотрелось красиво, вот только я его целовал из-за денег, которые дал мне лидер, - сам себя ненавидя в этот момент, признался казначей. - И он тоже целовал тебя из-за денег? – не унимался чуунин. - Он? Не знаю, - растерялся Какудзу. Только сейчас он понял, что действительно не имеет понятия, почему тогда, в студии, Хидан так мягко и нежно припал к его рту в ответном поцелуе, разрешая захватчику-языку хозяйничать у себя во рту. - Ну вот видишь, ты и сам уже понял, что не безразличен ему, - Умино настолько проникся сочувствием к нукенину, что даже сам не заметил, как покровительственно положил ему руку на плечо и тихим шепотом продолжил убеждать, что у того ещё есть шанс завоевать любовь поклонника Джашина. Какудзу даже не делал попыток отодвинуться от учителя. Слушая его уверенный голос, он всё больше начинал верить в себя. Уверенность в том, что Хидан ответит на его чувства, росла с каждой минутой. Внезапно тишину комнаты нарушило бурчание в желудках обоих собеседников. Увлечённые разговором, они и не заметили, что давно уже наступил вечер. Спохватившись, что за целый день не удосужился накормить гостя, казначей вместе с Ирукой направился на кухню, где они вдвоём уничтожили почти всё, что ещё оставалось в холодильнике. Зато вечером, укладываясь спать каждый на своём футоне, оба чувствовали, что предстоящая неделя пролетит куда незаметнее и спокойнее, чем предполагалось вначале.