Обычная история

За два месяца до визита на Кореллию отец начал передавать Люку дела. Постепенно. Люку уже доводилось замещать его, но не больше пары недель, на текучке, во время поездок. Все экстренное переправлялось отцу напрямую. Полный объем свалившейся работы не стал большой неожиданностью, вот только когда в период адаптации спать оставалось пока вопросом открытым… Пора, пора нагрузить на Сенат больше обязанностей. Может, даже ускорить планируемые реформы. Мон на посту не останется, за ней уйдет часть «старой гвардии», а новоизбранные пока скромны и вменяемы. Пусть работают. Люк трет лоб. Поднимает глаза от экрана. За стеклянной стеной кабинета уже ночь. Света за ней он сегодня совсем не помнит. Говорильня сожрала все время и все солнце. Слишком многое отец решал лично, слишком многие люди завязаны были на него, не на функцию главы государства, и почти все они уверены, что Люк немедленно начнет все менять. И не только люди отца. И не только в госаппарате. «Герой Восстания» — почти как клеймо. Полезное. Иногда. Но… «Какой станет политика нового Императора? Продолжит ли он диктатуру своего отца, или же Герой Восстания воспрянет и в очередной раз изменит Галатику?» «Случайность или заговор? Во главе Империи встали бывшие Повстанцы, столица Республики оказалась для Императора Вейдера роковой. Неужели это только совпадение? Наши эксперты…» Обзор прессы за прошедшие сутки тошнотворен. А ведь это только начало. С утра в прессу пойдет официальный некролог, с полной биографией отца, с именами и датами. Некролог Люк дописывал сам. Мон передала ему почти готовый текст, извинившись, что не смогла закончить — и только открыв файл он понял, почему. В комментариях к тексту отец спорил с Мон. Язвил и смеялся. Вымарывал пафос. И нестерпимо хотелось ему ответить. Люку совсем не хочется представлять заголовки завтрашних новостей. «Консорт Соло просит аудиенции» — появляется на экране. Люк подтверждает. Закрывает документы. Снимает наушники. В кабинет вносится Хан. Еще чуть чуть — и Темная Сторона Силы заинтересованно посмотрит в его сторону, хоть он и не одаренный. Хану хочется убивать. — Статья? — спрашивает Люк, хотя это и так очевидно. Хан, впечатывая каблук в пол, проходит до середины панорамного окна и пару мгновений смотрит не на Люка — на черное небо, блеклые звезды и город в огнях. — Ты император вообще, или кто? Они что себе позволяют? — Ничего подсудного, — вздыхает Люк. — Ты мне еще скажи, что тебе не хочется их… — И Хан вздергивает руку в имитации силового захвата. Люку хочется — ему многое хочется. Например проснуться — и обнаружить, что он заснул в кресле у отца в квартире, и ему просто приснился кошмар. — Я не могу убить всех журналистов галактики. — А попытаться? — Хан пытается усмехнуться, но выходит криво и без души. — Как она? — На ситховой работе, как. Сегодня даже не приходила домой. — Хан отворачивается к городу. — Я к ней и так, и эдак… А она все — «нужно устать, чтобы не думать». И если бы прямо обвинили, дряни, нет ведь! «Чтобы не думать»? Интересная формулировка… — Никаких прямых обвинений не будет, на Кессель никому не хочется, — говорит Люк. — А непрямые нам придется пока терпеть. — И когда у тебя лопнет терпелка? Люк мнет переносицу. Терпение у него кончилось, на самом деле, еще вчера, когда записи с Коронета кто-то из «независимых» объявил подделкой и пиаром. «Стал бы он спасать республиканцев ценой своей жизни? Да разумеется нет! Вы скоро увидите, это всего лишь отвлекающий маневр, а на самом деле Вейдер вполне себе жив и…» — Я должен быть спокоен, — произносит Люк вслух. Больше себе, чем Хану. — До похорон я обязан. Нас провоцируют специально, ты же понимаешь. — Да еще бы, — цедит Хан сквозь зубы. — Скандалов им мало. Кушать они хотят. Когда Принцесса толкала речи про свободу прессы, я не так себе это представлял. — Отца они боялись. А я — хороший мальчик, задавленный тираном. — Это они зря. — Это конечно… С Леей я поговорю. Ей не следует так сильно реагировать. Хан поворачивается к нему и прищуривается. — Похоже, ты думаешь неправильные мысли. Ты сейчас думаешь, что она слишком расстроилась для совсем непричастного человека. Так я тебе скажу, почему. Наша мелкая постаралась. — Спросила, правда ли это? — Заявила, что останется тут. Если мы вдруг решим бежать в Республику. Поможет, понимаешь, сбежать родителям, но останется. Потому что, если это правда, знать она нас не хочет. Вот так вот. — Возраст такой. — Люк улыбается. — Для больших жестов. Я тебя уверяю, они не думают по-настоящему, что Лея ненавидела отца. Они просто его любили, и хотят объяснения. Как и все мы. — Это все эти! — Хан впечатывает ладонь в стекло, со всей силы. — Р-романтики Сопротивления. «Несгибаемая Лея Органа в тылу врага»! «Как же она могла предать идеалы, простить и сдаться»? Ублажатели хаттские… А дети слушают. Наши дети слушают! И верят! Ведь про мамочку хорошее говорят! Хорошее! Лея все детство мелких держала с отцом взвешенный нейтралитет, наверняка они запомнили. И холодность, и отстраненность. И — редко — споры, жесткие, враг на врага, пленных не берем. Тогда Люк сильнее всего видел, насколько Лея похожа на отца, как бы она сама ни пыталась этого отрицать. И попытку отстранить Вейдера от внуков, наверное, запомнили тоже. Тогда отец не стал драться, отступил — но тогда с Леей долго говорила Мон… А вот то, что за последние годы нейтралитет потеплел до почти дружбы, уже-не-мелкие могли и не увидеть. Не тот у них стал возраст, чтобы обращать внимание на глупых взрослых. — Ты их ко мне пришли, — говорит Люк. — Поболтаем. Давно надо было… — У меня в семье не казарма, — хмыкает Хан, — у меня демократия. Они меня сами пошлют, пожалуй. На «разговоры» у них нюх. — Все модели кораблей теперь их. Соберем, упакуем, и поговорим в процессе, не молчать же. Неужели устоят? Хан подходит к полке на стене. Проводит пальцем по модели «Исполнителя». — Да я бы и сам не устоял. Знал дед, что оставить… И — под нос, еле слышным бормотанием, неодобрительно: — Почему только жене не оставил ничего? Люк вздрагивает — и проглатывает первую реакцию. С точки зрения Хана завещание наверняка выглядит однозначно: все только законным родственникам, ничего — любовнице. Оскорбительно для Мон выглядит. И хотя настоящие причины никого не касаются, Люк не может не ответить. — Она настояла. Хан вскидывается. — Зачем? Люк качает головой, и Хан поднимает руки. — Согласен. Не мое дело. Как она? — Я ей предложу место у моих аналитиков. Не хочу отпускать ее на Чандриллу. — Это ты глубоко прав… Хан явно хочет сказать что-то еще, но тут дверь распахивается. Лея вступает в кабинет, закрывает ее за собой и смотрит на Люка в упор. Совсем спокойными глазами. — Это я виновата. Я. Что мне следует делать?

***

Люк наклоняется к консоли: — Лики, вы бы не могли нам тут организовать выпить покрепче? Да, все верно. Благодарю. Через три минуты в кабинет входит секретарь с темной бутылкой настоящего стекла, тремя бокалами и пятью тарелочками закуски на летящем подносе. Кланяется, сервирует принесенное на рабочем столе и удаляется, даже мельком не глянув в сторону стеклянной стены, где Хан обнимает жену. — Даже салфетки притащил, — хрипло говорит Хан. — Белые. Это ж надо. — Так дворец, не кантина. Идите сюда. Будешь виски разливать. — Загордился что ли? Э, малыш, ты… Лея выскальзывает из рук Хана, подходит к столу, цапает бутылку коллекционного виски, сворачивает ей пробку и отпивает из горлышка. — Хватит, — говорит она. — Ты же меня слышал, Люк. — Бери стакан. — Люк улыбается. Смотреть на нее больно. — И садись. — Я не в истерике. — Лея падает в кресло, а Хан встает у нее за спиной. Отбирает бутылку, разливает им троим. Люк пробует виски, но не чувствует никакого вкуса, одну горечь. — Да, ты выглядишь очень выдержанно. — Как ты можешь!.. — Лея глотает еще, переводит дыхание. — Это была моя идея. С церемонией. Моя. Теперь ты понимаешь? Это я… Сила, я его убила. Писаки попали прям в яблочко. Какая ирония, правда? Стоило как-то сблизиться, стоило захотеть — поближе, и… И сбылась мечта принцессы Восстания. — Чушь, — резко бросает Люк. — Вот и я то же говорю. — Ладонь Хана ложится Лее на макушку. Лея мотает головой, но ладонь возвращается. — Ты приказ отдавала? Нет. Значит вина не твоя. — Если бы не я, этого бы не было! Не было бы возможности… — Нашли бы, — говорит Люк. — Это было хорошо спланированное убийство. Из-за денег. У Леи расширяются глаза. Брови Хана взлетают вверх. — Чего? Люк кивает. И называет сумму. Лея глотком допивает виски, возвращает стакан на стол и отталкивает от себя. Распрямляется. — Знаешь что, братец, — говорит она. Взгляд у нее ледяной. — Позови-ка ты сюда кого умеющего допрашивать. Чтоб я все вспомнила, и кому, и как, и когда. Потому что это точно кто-то из высшего руководства Республики или их ближайшего окружения. — Или дальнего, — говорит Люк, формируя запрос аналитикам. — Э, нет. — Она зло усмехается. — Перевести такую прорву денег в Республику незаметно можно, хоть и сложно, а вот внутри Республики спрятать можно только в благотворительности или госбюджете. И руками прятать придется. Да и вопрос мотива, знаешь ли, встает. Есть немало куда менее опасных способов добыть миллионы. А вот покрыть, например, нереально крупную растрату… Тех, кто может так воровать, очень мало. Как и тех, с кем я идею обсуждала. — А это точно была твоя идея? Лея хмурится, задумывается. — Мне кажется, да. Но я уже не уверена. Разговор-то шел о протоколе. Мы искали символический жест мира, ну и сам понимаешь, напрашивается. Но вот на каком этапе проклятая площадь в разговоре возникла… Не помню. Помню, что прикидывала, как отца уговорить, аргументы подбирала… — И какой подействовал? — спрашивает Хан. Он наклонился вперед, локти на спинке кресла, и его подбородок почти касается волос Леи. — Он сразу согласился. — Лея сглатывает. — Я тогда подумала: надо же, а ведь ему на самом деле не все равно. Что у меня это до сих пор болит. Вот вернется, и наконец-то поговорим совсем по-настоящему. Лучше же поздно, чем… Люк протягивает ей руку, и Лея вцепляется в нее. — Ты еще выпей, — тихо говорит Хан, но Лея мотает головой. — Не ела ничего. Хватит. Это кто-то из них. Я хочу вспомнить. Люк, если у спецов есть медикаменты, допросные, пусть тоже тащат. Мало ли. Люк стискивает ее пальцы. — Это лишнее. Ты сама вспомнишь, не бойся. И не нервничай. — Ну что ты, — она улыбается. — Все хорошо. Я просто как-то очень хочу убить виновных. — Займешь за Мон, — говорит Люк. — И за мной. Лея дергает углом рта. — Вы же оставите мне кусочек? — Непременно, сестричка. Непременно.