26-й год от основания Империи
3 декабря 2015 г. в 01:51
Корусант. Мон
— Сенатор.
Мон поклонилась. Она встретилась с Вейдером в дверях правительственного уровня большого сенатского зала. До его ложи — налево — и до ее — направо — им надо было пройти вместе один коридор.
— Ваше величество.
— Как вам на новом месте?
Мон на новом-старом месте было — странно. Она никогда не думала, что станет скучать по дворцу и своему тесному кабинету. В Сенате ей дали бывший кабинет Палпатина — совершенно пустой, огромный, с необъятным окном. Мон дергалась, пока не переставила стол так, чтобы сидеть к стеклянной стене боком, а не спиной, и все равно ей было неуютно. За три года она свыклась с тем кабинетом, с дворцовым лабиринтом и с расписанием Вейдера на второй вкладке в визоре.
По глубокому убеждению Мон, должность председателя Сената не имела смысла без независимости от исполнительной власти. Поэтому сразу после выборов пост императорского советника она оставила — и очень удивилась, что ни сразу, ни после не почувствовала облегчения. Работать с Вейдером было тяжело, Сенат не шел ни в какое сравнение, а поди ж ты…
— Неплохо. Благодарю.
Вейдер кивнул.
— Сегодня, — сказал он, — обещает стать интересным.
Сегодня Сенат собирался обсуждать вопрос об официальном признании Республики. Мон уже чувствовала приближающуюся мигрень.
— Будем надеяться, не настолько, как я опасаюсь.
Вейдер хмыкнул, но ничего не ответил.
Дебаты в первой половине дня ожидаемо не привели ни к чему.
— Но вы же понимаете, Мон, нельзя игнорировать Республику, будто ее вообще нет! — Сенатор Лерт взмахнул руками. — Почему он не признает очевидное? И как нам вообще работать в такой ситуации? Это же идиотизм, когда Президент государства вынужден встречаться с торговыми партнерами под видом контрабандиста!
— Иблису не впервой, — сказала Мон. Они стояли с кафом в одном из коридоров настолько знакомых, что сердце щемило. Так и казалось, что из-за угла выйдет смеющийся Бейл… И другие — убитые, пропавшие, арестованные и сгинувшие… Проходя мимо бывшего офиса Бейла Мон старалась не смотреть на знакомую дверь: ее мучил стыд. Она сотрудничала с Империей. Она работала с Вейдером.
Ей нравилось с ним работать. Пожалуй, именно это было самым страшным предательством.
— Неважно. Вейдер — самодур и не понимает, насколько его некомпетентность…
— Он — Император, — прервала сенатора Мон. Ну в самом деле — мы же в публичном месте. Или это проверка? Но чья? Зачем? — Полнота власти в одних руках. И то, что он решил восстановить Сенат, этого не меняет. И не изменит.
— Если не пытаться изменить, ничего и не изменится.
— Работать надо с тем, что есть. А не с идеально желаемой ситуацией, — сказала Мон. — Если вы хотите, чтобы он слушал ваши предложения, вы должны быть прагматичны, Лерт. Вы на что надеетесь с вашим комитетом?
— На то же, на что вы надеялись с Петицией двух тысяч.
Мон подняла брови. Вот прямо так? Ограничение власти? Сейчас? И это что — предложение заговора?
— Нам с вами не по пути, Лерт. И я вас предупреждаю, не стоит в это ввязываться.
Сенатор поджал губы и откланялся.
Заседание после перерыва началось ударом, которого Мон совершенно не ожидала.
— Мы требуем отставки председателя Сената, — заявил Лерт. — За растрату средств во время подготовки к референдуму.
— Что за бред вы несете, — возмутилась Мон. — Все мои отчеты в полном порядке.
— В таком случае как вы объясните… вот это! Документ на ваших экранах, ваше величество, господа, означает…
Документ утверждал, что она потратила миллион казенных средств на обустройство дома на Чандрилле. У озера. У нее действительно был там дом, уже год как, но…
«Это липа», — написала она на личный канал Вейдера.
«Я знаю. Профессионально сделанная».
Вот как.
Мон, прищурившись, взглянула на Лерта — и не удивилась результату скоропалительного голосования: большинство высказалось за снятие ее с поста до выяснения обстоятельств.
Заговор. Как интересно. И как рано!
— Прошу вас, — к ней наклонилась охрана. Мон улыбнулась, собрала документы и вышла из ложи.
— Вы должны спуститься на публичный этаж.
— Конечно. Я так понимаю, я не под арестом?
— Ордер на ваш арест был отменен его величеством.
Еще интереснее.
Мон спустилась в ресторан Сената, взяла себе каф. Села.
«Благодарю», — написала на личный канал.
«Вы сидите?»
«Да?»
Перед ее глазами на визоре развернулась картина зала Сената. Датапад моргнул — и Мон увидела доступ во внутренний чат команды Вейдера.
«Благодарю, — написала Мон, — но я же…»
«Вы временно не глава Сената. Ограничения сняты».
«Мы эту липу сейчас разнесем. Милорд, осторожнее, сенатора специально удалили из зала».
«Разумеется, специально. Ваш знакомый, Мон, собирается что-то мне зачитать. Сейчас вам будет звук».
«…Мы как избранные народом представители требуем ограничения власти Императора», — услышала Мон и едва удержалась, чтобы не схватиться за голову. Ее формулировка. Ее петиция Палпатину.
Они там все что, с ума сошли?
Лерт дочитал петицию и в полной тишине уставился, казалось, прямо на Мон.
— Допустим, — сказал Вейдер, — я игнорирую вашу петицию. И что вы собираетесь делать дальше?
Лерт вздернул подбородок.
— Референдум показал, что народ может принимать сложные решения, может нести ответственность за них. Галактика готова принять бремя власти…
— Галактика? Вы, я полагаю, хотели сказать — лично вы, сенатор.
— Мы, разумеется, не требуем немедленной смены государственного строя, это будет происходить постепенно. Но перед лицом галактики…
«Подготовить медийную блокаду, — написал аналитикам Вейдер. — Полицейские части уже наготове, как и особый корпус».
«Это же говорильня! — вмешалась Мон. — Если их подавить силой, будет только хуже! Что на него есть?»
«Да много чего, — написали аналитики, — но оно все под амнистией. Он же ваш».
«Не может быть, чтоб не появилось нового».
— Если я правильно вас понимаю, — сказал Вейдер вслух, — вы декларируете желание ваших планет выйти из Империи.
— Нет, ваше величество, мы декларируем желание наших планет привнести в управление больше демократии.
«Я — душитель и палач, — написал Вейдер, — иного от меня не ждут. Его наглость мне надоела».
«Но последствия для локального самоуправления! Они же не понимают, что Лерту и его клике кто-то платит. Кстати, кто?»
«Анонимный благотворительный фонд им платит, — ответили аналитики. — СИБ их уже проверял».
«С теми, кто проверял, я потом разберусь».
— …Разумеется, мы понимаем, что вы можете уничтожить и нас, и наших близких, но мы готовы пасть в борьбе за свободу!
«Так, — написал Вейдер, и Мон поежилась. — Дайте мне на него что угодно. Совершенно что угодно. Глупое и идиотское».
Глупое и идиотское?..
«Что-то со стульями было связано…»
«О, вот это прелесть. Ловите детали, милорд!»
— Патетично, сенатор, — сказал Вейдер. — Допустим, вы получите вашу власть. Что вы собираетесь делать после?
— Разумеется, улучшать жизнь населения! Сейчас Сенат, имея всего лишь совещательный голос…
— Не может разбазаривать казенные средства как ему угодно, — прервал его Вейдер. — Не далее чем два месяца назад вы внесли покупку кресел для вашего комитета в бюджет социальной комиссии по нижним ярусам Корусанта. Вы действительно полагаете, что после этого можете еще чего-то требовать?
Лерт побелел.
— Это была ошибка атрибуции!
— Запрос на трех секретарш-тви'лечек тоже был ошибкой атрибуции?
Мон услышала смех зала. Нахмурилась.
«Он не мог — с тви'лечками! Он ксенофоб».
«Мы знаем!» — ответили аналитики.
«Не отвлекайтесь, — написал Вейдер. — В ксенофобии он перед камерами не признается никогда. Кто ему платит?»
«Пришла информация от СИБ. Кореллианские верфи, через хатт-консорциум и еще три звена. Он сейчас попытался перевести деньги в Республику, у них цепочка наконец сложилась».
«Документы мне».
— Это неправда! — воскликнул Лерт, побагровев. — Вы пытаетесь очернить меня перед миром и Сенатом!
— Зачем мне вас очернять, вы прекрасно справляетесь с этим сами, — заявил Вейдер. — Вам платят Кореллианские верфи — это запрещено законодательно. Я требую снятия с вас дипиммунитета и коррупционного разбирательства.
— Это не так, я не…
— Информация на ваших экранах, сенаторы.
Мон посмотрела, как Лерт белеет, и усмехнулась. Так тебе и надо, идиот. Хорошо хоть жив остался. Пока.
Встал представитель Мон Каламари.
— Ваше величество, будет ли разбирательство публичным?
— Разумеется, — ответил Вейдер. — Для тайного не тот калибр.
— В таком случае Мон Каламари присоединяется к требованию его величества.
Говорильня заняла еще полчаса. Мон отключилась от видео Сената, успела выпить еще кафа и встретилась с Вейдером на полпути к стоянке.
— Благодарю вас за мирное решение вопроса.
Он кивнул. Чуть замедлил шаг.
— Вас восстановят в должности самое большее через два дня.
— Не спешите, пусть будет обычная процедура, — Мон улыбнулась. — Пусть будет по закону. И я хоть высплюсь.
— А вы еще спрашивали, почему я не люблю Сенат.
Мон покачала головой.
— Глупее я себя давно не чувствовала.
— Вы его знали.
— Еще ребенком, мы работали с его отцом.
— Разочарованы?
— Даже не им. Пожалуй — вообще. Глупейшее заседание. Говорят же, что история повторяется, в первый раз как трагедия, во второй — как фарс. Никогда не думала, что увижу фарс по Петиции двух тысяч…
Она потерла лоб и пробормотала:
— Жаль, меня теперь везде узнают…
— И зачем же вам не быть узнанной, сенатор?
— У меня есть желание напиться в хлам.
И хотелось бы — не перед зеркалом.
Пауза длилась два цикла респиратора.
— Это можно устроить, — сказал Вейдер наконец.
— В каком смысле? — Мон ожидала услышать совсем другое.
— Самом прямом. Если вы не против моего присутствия.
— Нет… — Мон улыбнулась. — Я совсем не против.
Он открыл ей дверь своего спидера. Мон села и через минуту убедилась, что Люк был прав: его отец действительно водил сам. Несмотря на высокое положение.
— Как вы собираетесь это устроить? — спросила она. — И вас, и меня узнает кто угодно.
— Мне-то как раз проще всего. Преимущество маски в том, что никто не знает, как ты выглядишь на самом деле.
Действительно. Она так привыкла воспринимать его маску как лицо, что даже не задавалась вопросом…
— Вы можете ее снять?
— Снять совсем — нет. Сменить — да. Вам же придется маску надеть. Как вы относитесь к алкоголю нижних ярусов?
Мон улыбнулась:
— То, что нужно.
Через четверть часа они сели на его частной стоянке, и Вейдер провел ее внутрь. Особой роскоши Мон не ожидала, но увиденное ее удивило: внутренние помещения его личного крыла походили на ангар. Почти не было мебели, та, что была, стояла странно — будто он не знал, что с ней следует делать.
— Если вам нужна ванная, вход здесь внутри.
За открытой дверью огромная комната — судя по дизайну, роскошная спальня — оставалась полностью пустой. Отсутствовала даже кровать.
— Вы не спите? — не сдержала вопроса Мон.
— Я сплю в госпитальном блоке, это удобнее.
Госпитальном блоке. О Сила.
Мон перевела дух. Ее потряхивало. Куда она ввязалась? И не слишком ли… быстро? Не слишком ли…
За следующей дверью обнаружилась мастерская. Обжитая до миллиметра.
Мон улыбнулась.
— Сразу видно, где вы проводите больше времени.
Вейдер подвел ее к странному сооружению на стене — гибриду душевой кабины и сканера безопасности. В белых баках на стене была явно не вода.
— Снимите защиту, оружие и электронику и зайдите внутрь.
— Что это?
— Модификация военного принтера доспехов, — ответил Вейдер. Вытащил из стенки кабины пульт, набрал на нем что-то. — Он снимет мерки и напечатает вам комбинезон. Наемнический, средней защиты, если согласны.
— Конечно. Вы используете это для себя?
— Теперь меньше, — сказал Вейдер. — В меня реже кидают бомбы. Но во время войны — постоянно. Чинить доспех в полевых условиях — нетривиальная задача, проще придумать, как напечатать комботкань. Я сейчас вернусь.
Проще? Он имел в виду, что разработал его сам? Разработка, кажется, уникальна, Мон о таком не слышала.
Она сняла защиту, вошла в сканер — немного нервничая, но ничего странного не случилось. Прозвучал сигнал об окончании сканирования, Мон вышла. И пока машина печатала нечто в закрытой кабине, осматривала лабораторию.
Интересы Вейдера простирались от имплантов до двигателей. Причем, судя по моделям, профессионального уровня интересы. Как он находил на это время?
Печать комбинезона заняла четверть часа. Мон с большим интересом осмотрела результат — и не сказать, что произведен таким необычным способом. Ожидала она чего-то вроде доспеха самого Вейдера, только полегче, а получила, действительно, наиболее распространенную одежду боевиков. Бело-синюю. Со старым символом Альянса на рукаве.
Мон фыркнула, зашла за кабину — чтобы хоть не сразу было видно от двери — и переоделась. Мужчины: предоставить ей хоть какой-то закуток он даже не подумал.
Она складывала платье на ближайшей, до сих пор пустой, полке, когда дверь открылась. И сначала она не узнала вошедшего. Хотя никого больше здесь быть не могло.
Все равно подспудно ожидала черного, почти нечеловеческого силуэта.
Вошедший же был просто человеком. Высоким, в стандартном черном комбинезоне средней защиты. На бедре — бластер.
Верхнюю часть его лица закрывала прозрачная маска: трубки охватывали голову и шли в нос, на уровне глаз было заметно потемнение — визоры компенсации.
Лицо, бледное до синевы, было изрезано шрамами, на голове — ни одного волоска. А глаза серые, взгляд спокоен. На бескровных губах усмешка.
— Не то, что вы ожидали? — голос иной. Менее глухой и глубокий. Более живой.
Мон сглотнула. Нет. И — да. Как ответить?
— Я ничего не ожидала. Как вы считаете, стоит ли брать щиты?
Вейдер покачал головой.
— Оставьте здесь все, кроме бластера и визора.
Он взял обычный спидер, совсем незаметный. Они провалились на пятьдесят уровней и встроились в поток.
Мон смотрела, как он ведет — совершенно расслабленно, — и сердце колотилось где-то в горле.
Все очень быстро. Безумно быстро. Голова кружится.
Во что она ввязалась?
— Как мне вас называть?
Пауза.
— Я не спрашиваю вашего настоящего имени! Я…
— Анакин. Оно не хуже любого другого. И наиболее настоящее из всех.
— Анакин Скайвокер?
Ей что-то говорило это имя. Но что бы это ни было, это было слишком давно.
— Да, — Вейдер посмотрел на нее вскользь, сменил ряд. — Не пытайтесь вспомнить, оно известно только тем, кто лично служил со мной в Войнах клонов. А таких осталось очень мало.
— Военная разведка? — сделала вывод Мон.
Он усмехнулся и кивнул.
— Все же странно, что я вас не знаю. Вы не могли не командовать. Должны были остаться…
— Страшные легенды? Кое-что было, конечно. Но до внешнего мира доходило в странном виде… Вам знаком фильм «Седьмая особая»?
Еще бы он не был знаком. Всем, кто вырос во время Клонических, он был знаком. Пусть и далеко не шедевр, как Мон сейчас понимала, — старому детскому восторгу это не мешало. Но она всегда была уверена, что, несмотря на надпись: «Вдохновлено реальными событиями», к действительно реальным событиям фильм отношение имел весьма косвенное.
— Это про вас?
— Про операцию моей группы. Если конкретно, «Черный бешеный» — это я, «Дядюшка» — Оби-Ван Кеноби. Хотя сценарий, конечно, реальности почти не соответствует.
О. Она всмотрелась в искореженное лицо и попыталась представить его молодым. Был ли он красив? Наверное. Наверняка не так, как актер, хотя в линии подбородка и было что-то похожее…
— Почти?
Он фыркнул.
— Все было намного, намного проще и скучнее. Трупов больше раза в три. И генерал Кеноби в свалку на планете лично не лез, разумеется, ему диверсии на корабле хватило.
— Вы действительно были друзьями? Как в фильме?
— Какое-то время, — сказал Вейдер равнодушно. — Вы его знали как однокашника Бейла, я полагаю?
— Мне всегда было сложно представить его и военным, и джедаем.
Секретный древний религиозный орден с ним совсем не вязался.
— У него был исключительно сильный дар предвидения будущего. Почти такой же, как у Палпатина. Именно поэтому он попытался меня убить. Сразу, как понял, что я поддержу Императора.
— Бен? — Мон помнила Кеноби очень умным, вежливым и добрым человеком. Возможно, за давностью лет воспоминания исказились…
— Сложно удержаться, если видишь, что твой друг станет чудовищем на службе безумцу. Ирония в том, что его вмешательство создало будущее, которого он так боялся. Не подними он мятеж с остальными одаренными в офицерстве, не попытайся убить меня, после того как я его подавил, не попытайся скрыть следы… — Вейдер пожал плечами. — Все бы пошло иначе.
— Лучше?
— Кто его знает. Я не провидец. Случилось как случилось, теперь нечего жалеть.
И тут Мон вспомнила, где слышала его имя. В контексте стародавнего скандала, который задел ее только потому, что задел Бейла. Некий непонятно кто непонятно откуда, спецназовец или десантура по имени Анакин увел у Бейла невесту. Высший свет обсуждал скандал целую неделю, а Бейл — куда дольше.
Падме Амидала Наберрие. Аристократка с Набу. Сенатор, сбежавшая в армию помогать координировать войска… Кажется, она погибла в результате теракта, ее квартиру взорвали…
— Я не хочу обсуждать мою жену, — сказал Вейдер холодно.
— Разумеется. Конечно.
Она попыталась обуздать мысли и забыть о тысяче предположений, вариантов…
Вейдер вздохнул и потер висок.
— Кеноби напал на меня у меня дома. Я был ранен и недостаточно силен, чтобы победить. Добить меня собственноручно он не смог, так что оставил бомбу. До того как Люк взорвал Звезду, я понятия не имел, что моя жена выжила, а не сгорела там же.
— Он бы не бросил ее там, — возмутилась Мон.
— Живую — нет. Она кинулась между нами. Рана была… — Он замолчал.
Мон опустила голову.
— Простите.
Вейдер не ответил. Через пару мгновений спидер пошел на посадку.
— Мы на месте.
250-й ярус. Так низко Мон еще не была. И в то же время ей показалось, что все — знакомо. Сколько таких планет она видела за время войны?
И сколько таких кантин?
Кантина была стандартна, и не скажешь, что в столице. У бара толклась ругающаяся толпа, в глубине ритмично визжал оркестр. Контингент самый разный, от пропойц до убийц.
Вейдер оставил Мон за свободным столиком — отличная позиция, чтобы отстреливаться, — отошел к стойке. Мон, не обращая внимания на буравящие ее взгляды, вытащила бластер из кобуры, осмотрела, и взгляды окружающих из заинтересованных стали нейтральными.
Вернулся Вейдер с двумя стаканами.
— Вы не оставили мне выбора?
— Зато не отравитесь.
В ее стакане было что-то зеленое, явно крепкое. У него — белесое, похожее на заплесневелое молоко.
— А что пьете вы?
— Проще формулу написать, чем объяснить, — хмыкнул Вейдер. — У них здесь приличный синтезатор.
— Любите экзотику? — Мон спрятала улыбку за стаканом. Вейдер отпил из своего и поморщился.
— Если бы. Это модификация протеиновой смеси, ни капли алкоголя, к моему великому сожалению. Другого мне нельзя.
Как странно думать, что ему чего-то нельзя.
На вкус зеленая смесь оказалась кисло-сладкой, с горчащим послевкусием. Весьма неплохо.
— Вы часто здесь бываете?
Вейдер качнул головой:
— Раза два в год.
— Знакомитесь с жизнью населения инкогнито? Как в сказках?
Он хмыкнул.
— Я смутно представляю, о чем вы только что сказали, должен признать. Сказки я знаю еще меньше, чем современную литературу.
Мон моргнула.
— Но… позвольте, вам же читали их в детстве? Должны были?
Он склонил голову к плечу, посмотрел на нее, улыбаясь.
Мон показалось, что ей не хватает воздуха, а сердце проваливается куда-то.
— Я родился на Татуине, — сказал он. — Сказки там были… своеобразные.
Мон отпила зеленой бурды и не почувствовала вкуса. Что происходит? Что за странная реакция, что за…
На Татуине? Он? Как странно…
— Неужели?
— Ну, — его глаза смеялись, и Мон не могла оторвать взгляда, — вот например…
И рассказал странную историю о сломавшемся посреди пустыни краулере джав, коренных жителей Татуина…
«Представьте себе ИЗР, только ржавый, меньше в тысячу раз и на гусеницах».
…И то, как после безрезультатного поиска запчастей пара старых джав предложила свои тела на запчасти, и в результате успешного ремонта краулер вышел к оазису и избежал смерти.
— Мораль: жить нужно так, чтобы из тебя получилось много запчастей, — Вейдер отпил из стакана и довольно добавил: — Я правильно живу, из меня их получится очень много.
Мон рассмеялась.
— Вы меня разыгрываете. Вы ее только что придумали.
— Миледи, — Вейдер прижал руку к груди, — не оскорбляйте меня недоверием. Я не способен придумать ничего хоть сколько-нибудь художественного, за исключением финансового отчета!
Он очень красив, поняла вдруг Мон. Понимание упало на нее целиком, ясное, полное, все меняющее. Он реален и прекрасен, и она не чувствовала ничего подобного с ранней юности, и как это безумно и глупо — сейчас, в пятьдесят с лишним, к этому человеку.
Который, между прочим, может читать мысли.
О Сила.
Мон поспешно опустила взгляд в стакан.
Нужно успокоиться и взять себя в руки. Ей не шестнадцать лет. Они совсем не в той ситуации, не в том положении, не том возрасте…
Прикосновение к руке заставило ее вздрогнуть.
— Не бойтесь, — сказал Вейдер тихо. — Я…
— Да?
Он взял ее за руку — Мон сжалась, — очень легко поцеловал пальцы. Всмотрелся в ее лицо.
Мон замерла… И фыркнула.
— Мы ведем себя как подростки. По крайней мере, согласно Голонету.
Он улыбнулся. Осторожно опустил ее руку на стол. Мон повернула кисть, их пальцы переплелись.
— А согласно вашему личному опыту? Что вы делали в шестнадцать?
— Баллотировалась в Сенат, — сказала Мон честно. — А вы?
— Убивал сепов, — Вейдер пожал плечами. — Я на войне с тринадцати лет. И у меня ничего не было в жизни «согласно Голонету».
У нее тоже. Совершенно ничего. Даже влюбленности были… не такими. Ничего безумного, летящего, спокойная симпатия и анализ — подходит ли, уживемся ли.
Мон покачала головой:
— Мы безнадежны.
— Ну почему же.
— Мне пятьдесят лет. Это много для первого свидания «будто в шестнадцать».
И для такого влечения тоже. Не время, не место, не тот человек…
«Не тот человек» смотрел на нее пару мгновений, потом встал — и потянул ее следом за собой.
— Что?
— Будем считать, — заявил он, — что сегодня нам шестнадцать, а вокруг — ваше чандриллианское кафе-мороженое, что бы это ни значило.
Мон опешила. По ее телу разливалась радость — куда там алкоголю, еще секунда — и унесет.
— Это приказ?
— Именно. И сейчас мы идем танцевать.
— Я не умею танцевать то, что танцуют тут!
— В чем прелесть этого места, — заявил Вейдер, вытаскивая ее к оркестру и немногим танцующим, — тут никто не умеет и всем наплевать.
Она рассмеялась, обняла его и сдалась.