Похищение Ганимеда

На следующий день они возвращаются на Олимп уставшие и немного понурые. Ганимед сумрачен, Зевс задумчив, и на сердце у него тревожно – что-то пошло не так, а может быть его просто томит дурное предчувствие. Хотя какие у него могут быть предчувствия, он же не Дельфийский Оракул... Однако спустя несколько минут он готов поспорить с этой мыслью – на тропинку перед ними выходит Гера. – Зевс, нам нужно поговорить. Проклятье. Настроение сразу становится хуже некуда. – А в другое время никак? Как бы она не принялась вымещать злобу на мальчике. С неё станется... И Зевс вдруг чувствует прилив чистейшей ненависти – стерва! Он не забыл, как она пыталась свергнуть его с Олимпа! Не вышло, так по мелочи жизнь портить начала. И Ио, и Каллисто... Мразь ползучая! Совсем рехнулась от властолюбия и гордости. – Ганимед, – твёрдо говорит он, – ступай отсюда. Жди меня дома, никуда от дворца не уходи. Слышишь? Мальчик вздрагивает и смотрит на него огромными глазами. Зевс добавляет металла в голос. – Это приказ. Быстро! Парень опускает голову и, обойдя Геру по широкой дуге, скрывается за ближайшими деревьями. Гера презрительно кривит губы. – А он у тебя дрессированный. – Слушай, ты! – Что? Я же наоборот, хвалю тебя. – Похвалила и будет. – Ладно, – легко соглашается Гера, – тебе видней, как управляться со своими постельными игрушками. Зевс прожигает её взглядом. – Беда только в том, что ты тащишь их домой. Это же смертный, Зевс! Подумай, что ему делать на Олимпе? Стыд-то какой... Раньше ты хоть с богами и богинями развлекался, а если и снисходил до смертных, то оставлял их на Земле. А теперь? Мало того, что сюда приволок, так ещё и за один стол с нами посадил! Ты понимаешь, что подобными поступками ты оскорбляешь не только меня, но и всех остальных? – Не понимаю и понимать не хочу. – Ты совершенно опустился. – А тебе какое дело? И ты забываешь, своих возлюбленных я не только оставлял земле, я ещё помещал их на небо, – сдавленным от ярости голосом говорит Зевс. – Пожалуйста, я не против, зажигай в их честь сколько хочешь звёзд. Это вполне безобидное увлечение. Несколько секунд он молчит, пытаясь совладать с тёмной глухой злобой. – Я тебя выслушал, Гера. А теперь ты послушай меня. Я буду поступать, как мне заблагорассудится, и мне плевать, что подумают остальные. И я хочу, чтобы этот смертный был здесь. А тебе бы следовало смотреть на жизнь проще. Ты оттого бесишься, что не позволяешь себе ничего из того, что позволяю я. Тебе же тоже хочется развлечься! Но гордыня не даёт. Ты же – Великая Гера, как можно! Сама себе жить не даёшь и меня хочешь удовольствий лишить? Гера бешено щурится: – Зато ты, кроме удовольствий ничего не знаешь! И что ты понимаешь во мне, Зевс? – Да что в тебе понимать-то? Это Аполлон воображает, что женщина – существо сложное. Ну, другие может и сложные, а ты – простая как не знаю что. – Мерзавец! – Вот ведь как владычица заговорила. И где только твоё воспитание? – Ты! – Давай договоримся так, – холодно говорит он. – Я не мешаю играть тебе, а ты не мешаешь мне. Найди себе тоже кого-нибудь для развлечения, может быть жизни радоваться начнёшь. Он свирепо смотрит на неё какое-то время, а потом разворачивается и уходит. Зевс так зол, что у него трясутся руки. Надо успокоиться...

***

Он долго бродит по тропинкам Олимпа, пытаясь усмирить разбуженный гнев. Но сколько не старается, ничего не выходит. Так и возвращается к Ганимеду. Он находит парня на ступеньках портика, тот стоит, отрешённо глядя вдаль, и его отсутствующий вид только сильнее сердит Зевса. – Ганимед? Парень смотрит на него спокойно и непроницаемо. – Знаешь, я тут подумал... Полагаю, нам стоит попрощаться. Зевсу кажется, что мир вокруг начинает рушиться. – Что? – хрипит он. Ганимед пожимает плечами. – Ты приглашал меня в гости. Думаю, я уже достаточно погостил. Он не верит своим ушам! Это что такое? Значит всё, что между ними было – обман? – То есть, ты хочешь сказать... – Мы неплохо развлеклись, Зевс, – продолжает Ганимед, и его голос почему-то ломается, – нам было хорошо вместе. Но пора и честь знать. И он гордо выпрямляется. – Я – сын царя Трои, и меня ждут дела. Там внизу остались мой город и моя гвардия. Пора возвращаться домой. Сколько же можно валяться по чужим постелям? То есть что значит «по чужим постелям»? Чужим? Чужим?! Выходит, вот это всё, вся эта страсть и нежность, и то удивительное единение, что он чувствовал с этим мальчиком – это всё была ложь... Двуличный ублюдок! Зевс рычит: – Ты хочешь уйти?! Глаза парня слегка расширяются в испуге, но он тут же берёт себя в руки. – Да, хочу! – с напором говорит он, и что-то бушует в его глазах, что-то, чего Зевс опять не может понять. – И я уйду! И ты меня отпустишь! Зевс тяжело дышит. Мир вокруг вращается и кренится – буря, что бушует у него внутри, требует выхода. Оскорблённая гордость, ярость и ненависть к этому жалкому лжецу застилают глаза алой пеленой. Он поплатится... – Тогда убирайся, – сдавленно хрипит Зевс, – но сначала, – и его лицо искажает страшная улыбка, – маленький поцелуй на прощанье! Парень отшатывается. Поздно. – Куда? – зло смеётся Зевс и ловит его за пояс. А потом мощным толчком впечатывает в стену. Он насилует рот мальчика грубым поцелуем и быстро шарит руками по телу. Ганимед гневно рычит и вырывается, отбиваясь уже всерьёз. Да с кем ты тягаться вздумал, мышь несчастная? Зевс бешено трётся о парня всем телом, раздвигая коленом ноги. – Нет! Убежать пытаешься? На! Мощный удар сбивает Ганимеда с ног. Где-то близко гремит гром, и небо, отзываясь на гнев Зевса, разражается стремительной грозой. Сверкают молнии, налетевший ветер сгибает деревья, яростный дождь завешивает всё вокруг серой пеленой и мгновенно превращает ухоженные дорожки Олимпа в бурлящие потоки грязи. Зевс наваливается сверху, распиная мальчика на мокрой земле. Тот отчаянно вырывается, ему удаётся освободить руку, и Ганимед тут же бьёт Зевса по лицу, вкладывая в удар всю свою силу. И это окончательно срывает все заслоны. Он звереет, и через секунду парень уже кричит, захлёбываясь собственной кровью. Трещит кость сломанной руки, Зевс возит мальчишку по земле, словно тряпичную куклу. Переворачивает, грубо задирает тунику, парень стонет, пытаясь отползти, но разве может он вырваться из могучих рук бога... Зевс бешено вбивается в слабо шевелящееся тело, хватает за волосы на затылке, впечатывает лицо мальчика в грязь. Унизить, растерзать, уничтожить! Через несколько минут он содрогается в чудовищном оргазме и отшвыривает от себя Ганимеда. – Теперь убирайся! Парень слепо шарит руками по земле, силится встать. Падает, пытается подняться снова. Хлещущий дождь смывает с его тела грязь и кровь... И даже сейчас он красив так, что невозможно дышать. Лицедей... Из глотки Зевса вырывается рык. – Вон! Ганимед смотрит на него, не видя, и дождь между ними как ледяная стена. Больно, больно, больно! Ненавижу! Его нужно немедленно убрать отсюда, иначе он сойдёт с ума! И стремительно обернувшись орлом, Зевс хватает парня, – его когти хищно впиваются в беззащитное тело, – и несётся прочь от Олимпа, задыхаясь, умирая, рвётся вперёд так, будто боится не успеть. Этот жуткий полёт, как бесконечный провал в памяти. Гроза отстаёт где-то в пути, и внезапно в закатном свете солнца будто из небытия перед ним возникает Троя. Высокие горделивые стены, красивые здания... И берег. Берег, с которого жизнь назад он забрал Ганимеда. Берег, на который теперь он швыряет мальчишку. И встаёт над ним – судьёй и палачом. – Ты хотел домой? Твоё желание сбылось! Иди прочь вместе с гневом моим, и пусть мойры уберегут тебя от того, чтобы снова попасться мне на глаза! Пальцы парня слабо скребут землю, он опять упрямо пытается встать, но не поднимает головы, не смотрит, и на несколько секунд Зевса охватывает нестерпимое желание добить жалкую двуличную тварь. Но он чувствует, что не может... Он любил его! Он так его любил! Сердце надрывается от ужаса и боли, и он отступает, ругая себя последними словами. Слабак... ...Зевс летит обратно на Олимп, и в глазах у него черно от горя и тоски...