Айдахо

*** Даже часа не прошло с момента, как копы скрылись в дверях больницы и больше не показались наружу. Джон занял наблюдательную позицию в дальней части парка, скрытой кустами, совсем недалеко от того места, где на скамейке недавно курил молодой доктор. Отсюда отлично просматривался выход в парк, а также дорога за углом здания. Оставалось надеяться, что полицейские, уезжая, выберут то же самое направление, откуда они приехали, и он успеет заметить их отъезжающую машину. Чем дольше он сидел, тем бессмысленнее ему казался его план. Но перспектива пойти в больницу и столкнуться там с копами нос к носу или попасться за подозрительным поведением, прячась по углам, была ничуть не радужней. Сингер звонил еще раз, спугнув откормленных голубей с парковой дорожки громким сигналом вызова. Отвечать на звонок Джон снова не стал. Если быть честным с самим собой, то он не мог толком придумать, что сказать. Что ответить на вопросы о том, что случилось с Дином и насколько все плохо. А самое главное выслушать лекцию о том, какой он никчемный отец и безмозглый охотник. Еще сложнее было бы объяснить Бобби то, как искалечились за эти дни отношения с Дином. Это было их личное с сыном дело, в которое точно не стоит вмешивать чересчур импульсивного старого охотника. Джон сам не хотел бы с этим всем разбираться, а что уж говорить о том, чтобы рассказывать все Бобби и получить за это какие-то наставления или проклятья. В принципе, без разницы что. Эффекта от них все равно не было, потому что Сингер вряд ли смог бы предложить эффективный способ с ними справляться. Не было в этом деле надежных и проверенных рецептов и вряд ли когда-нибудь будут. Подождав еще несколько минут, Джон отправился в здание больницы, чтобы убедиться лично, уехали полицейские или нет. К тому же он был почти уверен, что на посту уже появилась хоть какая-то информация о состоянии сына. Возможно кто-то из персонала уже пытался найти его, чтобы сообщить новости. Так или иначе, пришлось соблюдать повышенную осторожность. Джон воспользовался лестницей вместо лифта, предварительно убедившись, что не столкнется там с кем-нибудь на площадке. В ближайших видимых коридорах никого не было, учитывая, что тяжелобольные пациенты не выходят из своих палат, а обход медперсонала проходит строго по графику. Сестринский пост оказался пуст, а из комнаты для ожидания слышались приглушенные незнакомые голоса. Быть может и стоило подобраться в комнате и подслушать разговор, чтобы узнать, не полиция ли там, но внезапная мысль заставила ноги Джона двинуться в направлении сестринского поста, где за высокой стойкой остался компьютер и все бумаги без присмотра. Постоянно оглядываясь, он осторожно обошел стойку и нагнулся над столом. Быстро перебрал документы в лотке и пробежался пальцами по клавиатуре компьютера. Буквально за минуты ему удалось выяснить самое главное, Дин все еще находится в послеоперационной палате, и не был переведен в интенсивную терапию, а это значило, что прямо сейчас он сможет к нему попасть. Когда из всегда распахнутых дверей комнаты ожидания показалась дежурная сестра в персиковой униформе, Джон уже скрылся за углом, тихо переместившись в смежный коридор. Триста двенадцатая палата находилась в самом конце коридора, и дверь ее была открыта, как и у большинства других палат, видимо для удобства персонала. Внутри это оказалась достаточно тесная одноместная комнатка с маленьким окном и дверью в ванную комнату в дальнем углу. Из мебели только одинокая белая тумбочка у окна и кровать рядом с целой стеной всяческой медицинской аппаратуры. Но взгляд притягивал только сам Дин, лежащий на абсолютно ровной широкой койке и, тянущиеся к нему со всех сторон провода и трубки. В приглушенном свете верхней лампы его кожа мягко блестела выступившей влагой, выдавая сильный жар. Джон быстро глянул в коридор и прошел глубже в палату, обошел кровать, чтобы оказаться лицом к двери и приблизился к неподвижному сыну. Достаточно было близко поднести руку, чтобы ощутить, что он действительно был очень горячим. В голове сразу всплыли слова врача про инфекцию, которая теперь похоже решила взять власть в свои руки и сварить Дина заживо в собственном соку. - Выглядишь ужасно, Дин, - шепотом проговорил Джон, точно зная, что сын его не услышит. Но это действительно было так. Все синяки проявились еще сильнее и стали темными, почти черными в неярком освещении, от этого еще более жутко контрастирующими с десятком приклеенных повязок. Самая большая многослойная повязка на боку прятала от глаз и самую страшную рану, нанесенную псом, и пусть Джон не видел ее, так как сорвать повязки в лесу и позволить Дину умереть от потери крови у него рука не поднялась, но воображение дорисовывало все необходимые детали. Чтобы там не делали врачи внутри его сына, восстанавливая поврежденные органы, они наверняка добавили и своих разрезов. Неосознанно Джон положил руку на пылающий лоб сына и едва не отдернул ее от раскаленной влажной кожи, но взял себя в руки и оставил ее там, глядя, как слишком частое дыхание Дина заставляет запотевать кислородную маску на каждом выдохе. Главное, что он был жив. Нельзя было сказать, что цел, но, по крайней мере, все врачи хором говорили о том, как ему повезло и, что другой на его месте давно был бы мертв. Везения здесь было не больше, чем снега в пустыне, скорее выносливость и упрямство. К прочему недовольству состоянием сына, Джон заметил, что он может спокойно видеть его голые ноги ниже колена — одна под слоями бинтов — по той причине, что кроме тонкой простыни покрывающей Дина от пояса до колен, на нем ничего не было. В палате не было жарко, чтобы вот так оставлять пациента только что прооперированного и чрезвычайно уязвимого всем больничным сквознякам. И насколько Джон помнил из собственного опыта, когда кончалось действие наркоза, тело начинало колотить жутким ознобом, даже если оказаться возле печки, согреться было почти невозможно, во сколько одеял не кутайся. А тут... Он покачал головой, Дин лежал максимально раскрытым и представить то, как ему будет холодно, было не сложно. Джон оглянулся вокруг в поисках одеяла или хотя бы тонкого пледа. Взгляд его остановился на тумбочке. - Я сейчас, - прошептал он Дину. Затем тихо отошел к тумбочке и открыл нижнюю дверцу. К его радости там действительно лежал мягкий кремового цвета плед, пусть и не намного толще простыни, но это было больше, чем ничего. Но только он потянулся было к пледу, как в коридоре послышались шаги нескольких человек и стали быстро приближаться к их комнате. Все, что осталось Джону, это почти мгновенно скользнуть в открытую дверь ванной комнаты и спрятаться за стеной. В то же мгновение в палату вошли как минимум два человека, Джон вслушался в звуки их голосов и действий. Они негромко переговаривались, шуршали бумагами, а затем одна из них — обе оказались женщинами — начала диктовать жизненные показатели Дина, а другая, похоже, записывала. Извернувшись так, чтобы в зеркало над раковиной ему было видно отражение некоторой части комнаты, Джон замер. В узкой полоске видимости мелькал белый халат и персиковая униформа. Значит врач и медсестра. Та самая, что сидела на посту? Кто знает. Голоса казались ему не знакомыми, может быть, уже сменились. После некоторой возни, врач оставила указания о новых дозах лекарств, велела принести охлаждающие пакеты, чтобы снижать температуру и, что самое важное, сказала, что для Дина освободится место в отделении интенсивной терапии и его отправят туда через пару часов. Наверное, это была хорошая новость, что его переводят из послеоперационной, но выбор нового отделения горчил на языке плохими предчувствиями. Джону только и оставалось утешать себя тем, что после тяжелой и длительной операции, и с таким количеством травм, это самое лучшее для сына место в этой больнице. Врач ушла из палаты через пару минут, но медсестра осталась и продолжала что-то делать, повернувшись спиной к ванной комнате и зеркалу. Джону было не очень хорошо видно, но слышал он по большей части липкие звуки отклеиваемых пластырей, шуршание тканей и треск пластиковых упаковок. Должно быть, она меняла отсыревшие от пота, или не дай бог крови, повязки. Осторожно перемещаясь, чтобы изменить угол зрения, Джон пытался увидеть сына и что с ним происходит. Он заметил, что маску сменила тонкая трубочка, подающая кислород, а это уже был хороший знак. Ожидать в ванной ухода медсестры оказалось достаточно утомительно, она явно никуда не торопилась, плюс к этому через несколько минут пришел кто-то еще и попросил повторные анализы для лаборатории, это задержало ее еще дольше. Изнемогая от нетерпения и раздражающей усталости, Джон едва дождался, пока женщина уйдет. Выждав паузу, он осторожно вышел из ванной. Дин выглядел не намного лучше после всех манипуляций. Кожа уже не была такой влажной, может быть, его слегка обтерли губкой, бинты сверкали свежей белизной, а на обожженной части лица и шеи блестел слой мази, скорее всего противоожоговой. Против собственной воли, Джон подошел ближе и пригляделся к темным продолговатым следам на шее сына, которые оставили пальцы Бетчера. Как он мог не заметить их в прошлый раз? То же самое и со следами от веревки. Хотя это он мог объяснить тем, что под слоями грязи и царапинами от когтей зверя на руках они не бросались в глаза. Это там, в лесу. Сейчас их тоже не было видно, лишь полоски белых повязок на запястьях, но это отчего-то выглядело даже хуже. Словно Дин пытался вскрыть себе вены, но не преуспел в этом. Снова положив руку на лоб Дина, Джон закрыл глаза. Интересно, знал ли Дин на что шел? Не была ли его миссия откровенным самоубийством с самого начала? Но совсем не хотелось размышлять, по какой причине он обо всем этом думает и не чувство ли вины гложет его изнутри как своя собственная мини версия демонического пса. С минуты на минуту должна была вернуться медсестра с охлаждающими пакетами и обложить ими Дина. От этой мысли по коже самого Джона побежали мурашки. Вот уж противоположность его плану согреть сына. Правда безучастным он все же не остался, перед уходом он развернул простынь, накрывающую Дина, подняв ее до груди и укрыв ноги. Он сам не знал, отчего этот жест простой заботы был необходим ему еще больше, чем Дину чистый прохладный кислород и обезболивающие. Кажется, Джон начинал разваливаться на части, даже не достигнув старости. Бросив последний взгляд на сына, он ушел. Теперь ему предстояло разобраться, где устроить временную базу, чтобы немного отдохнуть и чуть позже вернуться в больницу. Почти нелепая мысль скользнула в его голове, удастся ли в другом отделении представиться другим именем и стать внезапно найденным отцом тяжело раненного парня. Эту мысль он переваривал достаточно долго, чтобы почти решиться на такой безумный шаг, но в итоге отложил ее на потом. Сейчас, когда он лично убедился, что Дин вне опасности, ему требовалось что-то начать делать. Если быть честным с самим собой, то он толком не мог понять, что именно. Отправиться обратно в лесной домик, чтобы забрать свой пикап? Бросить машину набитую оружием и тонной сверхъестественного барахла было не лучшей идеей. Скорее всего, стоило передислоцироваться к больнице на постоянной основе. С другой стороны, полиция наверняка уже получила все необходимое, чтобы накатать обещанный подробный отчет. Хотел ли он читать этот отчет? Это был отдельный вопрос. Кто сможет хладнокровно вчитываться в подробное описание того, как некто измывался над его сыном, а потом жуткий зверь пожевал и порвал его как пес любимую игрушку. Сложно было однозначно выбрать как дальше действовать, и поэтому Джон решил начать с отдыха. В те редкие минуты, когда все спокойно, нужно было изо всех сил стараться восполнить запасы собственной физической энергии. Поход в полицию он решил все же оставить на потом. Первым делом Джон посетил ближайшую дешевую забегаловку с надписью "Семейный ресторан" и плотно поел, заталкивая в себя пищу почти насильно. Аппетита практически не было, но была необходимость поддерживать себя в вертикальном положении. Затем, он пешком дошел до маленькой гостиницы в квартале от больницы, где, судя по рекламным буклетам, подхваченным на стойке у медсестер, сдавали простые дешевые комнаты. Не иначе как родственников больных очень часто отправляли туда, поддерживая маленький бизнес. Правда, не дойдя до двери офиса, Джон передумал. По непонятной ему самому пока причине интуиция подсказывала не снимать номер прямо сейчас. Интуиция у него была сильная и редко просто так давала знаки. Даже без видимой причины для отказа, в офис он так и не зашел. Зато обошел ближайшие жилые постройки. Возле одного обшарпанного дома он обнаружил старый автомобиль, покрытый таким слоем пыли, что не осталось сомнений, в том, что пользовались им очень редко. Судя по состоянию дома, рядом с которым тот стоял, он был брошенным или практически забытым за ненадобностью. Это избавило Джона от малейших угрызений совести, когда он его угнал. А все еще заряженный аккумулятор и треть бака бензина могли вызвать исключительно благодарность нерадивому, но запасливому хозяину. Спустя некоторое время и пару кругов по ближайшим улицам, Джон припарковал невзрачную угнанную Камри, года эдак девяносто пятого, не меньше, в узком пустынном проулке за большим рекламным щитом, прогрел салон воняющей пылью печкой и, заглушив двигатель, улегся вздремнуть на переднем сидении. Как только машина остынет обратно, он проснется не хуже, чем от будильника. Ноябрьские ночи были уже слишком холодны. *** Дин очень медленно открыл глаза, веки слиплись, ресницы цеплялись друг за друга и все, словно застилало мутной пленкой. Неравномерно белесой и одновременно плохо пропускающей свет. Как ночной туман. Должно быть, он спал слишком долго, а в комнате, где он находился, был выключен свет, поэтому глаза никак не могли сфокусироваться. Поднять левую руку и потереть глаза пальцами помогло лишь частично - он понял, что его их ничего не склеивает, и они просто не хотят открываться. Лежать на спине было неудобно, слишком жесткая и неровная поверхность, но он не чувствовал никакой боли. И именно это казалось чем-то неестественным, потому что он отчетливо помнил ужасную, просто невыносимую боль в самом конце... Охоты. Это была охота. Но сейчас все закончилось, он вроде бы победил монстра и даже видел отца, который был жив и невредим. Значит... значит все хорошо? Да, все хорошо и можно расслабиться. Продолжить то, чем он был занят эту прекрасную вечность. Закрыть глаза и отдохнуть. Почувствовать едва заметное мерное покачивание, словно в неосязаемой колыбели или в руках задремавшей матери. Насладиться мягкой прохладной тишиной вокруг, влажным дыханием окутывающей его со всех сторон. *** Проспал он явно больше, чем планировал, мышцы затекли, даже кости ныли, а голова раскалывалась надвое и требовала дозу очень крепкого кофе. То, что он жутко замерз, теорию подтверждало. А еще факт, что вокруг было абсолютно темно. Наручные часы подсказали шестой час утра, но похоже плотные тучи еще долго не дадут слабым рассветным лучам пробиться к земле. Как бы то ни было, Джон вернулся к больнице, припарковал машину в начале улицы, чтобы не светиться на стоянке, и оставшийся путь прошел пешком. В приемном покое его не ждали. Да никого не ждали в такое время, тем более, что часы посещений начинались только после девяти. И то для родственников, которым Джон не являлся по собственному недосмотру. Пытаясь добиться хотя бы информации об изменении состояния Дина, Джон отправился в отделение интенсивной терапии, куда его должны были перевести. Там раннее время суток стало его наименьшей проблемой, потому что, пусть они и были проинформированы о его возможных визитах и запросах, но именно к этому пациенту было запрещено кого-либо пускать и сообщать любую информацию о его состоянии. На вопрос: "какого черта?", они отправили его к некоему доктору Кёртису, который и поставил этот запрет. Конечно же, этого доктора на месте не оказалось, и раньше восьми его смена не начиналась, поэтому Джон отправился штурмовать автомат с кофе с намерением серьезно подорвать его запасы. За два часа, оказывается, можно очень прилично накофеиниться и перевести и без того натруженные нервы в состояние звенящей струны. Поэтому, когда доктор Кёртис все же появился, Джону уже сложно было не наброситься на врача с вопросами и не прижать его к стене, пока он на все не ответит. Все дело оказалось в анализах, которые лаборатория перепроверила трижды, но так и не смогла распознать находящийся в крови неизвестный тип нейротоксина. Инфекции, полученные при заражении открытых ран, вполне поддавались лечению, и начатая терапия антибиотиками уже должна была возыметь свой минимальный эффект. Но он постоянно подавлялся тем самым неизвестным фактором, который сводил на нет все усилия врачей и лекарств. Джон стоял перед столом доктора Кёртиса в его личном кабинете, куда тот отвел его для приватной беседы, и задумчивости рассматривал коллекцию дипломов и сертификатов на стене за его спиной, которой врач вероятно очень гордился. Кёртис, должно быть, уже пожалел, что решил присесть за стол и теперь едва ли не терялся в тени громадного как гора маршала, нависающего над ним. Среднего роста, плотный, чуть за пятьдесят, доктор так разительно отличался от самого Джона, будто ему было уже все шесть десятков. - И что теперь? - Джон едва смог собрать все свое терпение в кулак и задать этот вопрос после всего рассказанного врачом. - Мы пытаемся подобрать эффективное лечение и средства детоксикации. Кроме того, я планирую связаться с коллегами из университета для консультации. - Кёртис поставил локти на стол и соединил пальцы в замок в размышлениях. - Консультации о лечении? - Вы должны понять, обнаруженное в крови молодого человека вещество не поддается никакой классификации, только по отдельным признакам мы причислили его к нейротоксинам. - Доктор в волнении встал с кресла, - по нашим данным пока выходит так, что этого вещества в природе не существует. О каком лечении может идти речь, если мы не можем определить, с чем столкнулись? Лаборатория исследует все виды анализов, чтобы понять в каких клетках и тканях оно находится и как взаимодействует с организмом... - Он поступил к вам с физическими ранениями, - почти прорычал Джон, - вы должны в первую очередь позаботиться об этом, а не своими анализами заниматься. - Мы и позаботились, насколько это возможно, маршал Коннор, - Кёртис тоже не обладал ангельским терпением, особенно, похоже, когда ставили под вопрос его компетенцию. - То что парень выжил при таком внутреннем кровотечении и шоковом состоянии уже почти чудо, на которое не надеялись ни хирурги, ни реаниматологи. Мы все делаем свою работу так хорошо, насколько это вообще возможно в данном случае. - Моя работа заключается в том, чтобы Дин Винчестер выжил, и вам придется сильнее стараться, потому что я прослежу за этим лично. - Может оно и к лучшему, что фраза прозвучала как недвусмысленная угроза. - А моя работа заключается в том, чтобы выживало и излечивалось максимальное количество пациентов в этой больнице. Я давал клятву Гиппократа. Не думайте, что я как-либо саботирую лечение. Не смейте меня в этом обвинять, потому что именно это вы, кажется, и пытаетесь сделать. Хирургам удалось восстановить поврежденные ткани, да. Его собрали по частям и отлично зашили, но этого не достаточно, маршал. Почти вся терапия блокируется этим токсином, он подавляет нервную деятельность и замедляет метаболизм. С момента поступления парня и до настоящего времени он уже потерял два балла по шкале Глазго. Вы понимаете, что это значит? Что он постепенно переходит в глубокую кому, еще немного и достигнет практически вегетативного состояния. Мы не можем позволить себе такую роскошь, как не воспользоваться всеми средствами изучения данного токсина, пока пациент еще жив, пока его организм все еще взаимодействует с веществом. - Вы понимаете, что говорите не о лабораторном образце, а о живом человеке? - Джон практически припечатал врача тяжелым взглядом и тот остановился прямо напротив него. - А вы понимаете, что даже этого я не должен вам рассказывать? - тут же попытался парировать Кёртис, защищая свои собственные интересы, - вы не близкий родственник. Вы не предоставили нам никакой официальной бумаги, подтверждающей ваши полномочия. Ваше нахождение здесь, а уж тем более попытка решать судьбу пациента, совершенно незаконно. И до тех пор, пока не найдены ответственные лица, этим распоряжается данное медицинское учреждение, конкретно в моем лице. Джон прикусил язык и с трудом отвел взгляд. Этот Кёртис напрашивался так, что сложно было сдерживаться. - Вы хоть что-то можете сделать, кроме своих анализов? - Осторожно проговорил он, будто бы не обратив внимания на последние слова врача об отсутствии полномочий. - Мы начали введение универсального антидота, и будем следить за реакцией. Пока у нас нет точных данных о токсине, на большее нельзя рассчитывать. Гемосорбция или гемодиалез невозможны, пока мы не поймем природу токсина, иначе они принесут больше вреда, чем пользы. Какого черта, думал Джон. Он едва отлучился на несколько часов, чтобы поспать и поесть, как тут начала твориться какая-то чертовщина. - И что даст этот антидот? - В первую очередь время. У нас недостаточно мощная лаборатория, поэтому мы отправляем все материалы в Стэнфорд нашим коллегам. - В Стэнфорд? - Джон почти не верил своим ушам. Кто бы там не сидел наверху за главного, он явно решил над ним поиздеваться вот такими вот совпадениями. - У них серьезная исследовательская база на медицинском факультете. Послезавтра должны прилететь два специалиста оттуда. Они помогут нам разобраться. - А до этого? Вы будете тянуть время? - До этого мы попытаемся сохранить ему жизнь, поддержать организм в стабильном состоянии и обезопасить его от воздействия внешней среды. Джон устало потер лоб, чем дальше, тем веселее. - Поэтому вы к нему не пускаете? - И поэтому тоже. И Кёртис продолжил засыпать его своей научной и медицинской терминологией, которую Джон уже почти не слышал. Не находил в себе ни капли лишних сил, чтобы вслушиваться, потому что все сводилось к одному и тому же. Дин не поправлялся, его состояние только ухудшалось и счетчик, отсчитывающий его жизнь, запущенный в лесу не только не остановился, он еще и ускорился. Прошла только половина суток, а белые халаты уже поставили диагноз, спрогнозировали исход и начали строить планы, как сделают из его сына подопытного кролика. Быстро перебирая в уме полученную информацию, по крайней мере, ее понятную часть, Джон пришел к неутешительному выводу. К тому самому, который менял все его планы. - Я вас понял, - прервал он бурный монолог Кёртиса об уникальном открытии в области токсикологии, - я чуть позже зайду. И надеюсь, в следующий раз у вас будут хорошие новости. Кёртис открыл было рот, затем закрыл, но так ничего и не сказал до момента, пока Джон не покинул его кабинет. Отойдя подальше от людной части коридора и забившись в неприметный тупичок с огромным фикусом в пластиковом горшке, стоящим на полу, Джон достал свой мобильный и быстро набрал номер. Если уж и придется выбирать между источниками информации, то кроме книг, оставленных в Импале и собственного журнала, вариант был только один. - Да? - послышался недовольный ответ после нескольких длинных гудков. - Сингер! - резко начал Джон в трубку, как только старый охотник соединился. - Скажи мне хоть одну причину не положить трубку сейчас же? - Ты знаешь что-нибудь о яде демонических псов? - О чем? - переспросил Бобби, видимо не сумевший быстро среагировать на резкую смену темы. - В твоих книжках про кадехо или где ты там нарыл информацию, было что-нибудь сказано о яде? - О каком еще яде? - начинал злиться Сингер. Джон злиться и не переставал. Еще добрый доктор Кёртис умудрился так вывести его, что теперь хотелось проломить стену. - Не тупи, сверхъестественном яде. Ты что оглох на старости лет? - Да пошел ты Винчестер, ты нормально разговаривать вообще умеешь? Не слышал я ничего такого, но учитывая, что про кадехо вообще мало кто слышал в наших местах, это не удивительно. В чем дело? - Мне просто нужно знать. - Стой, это как-то связано с Дином? Может, ты прекратишь мне пудрить мозги и скажешь что с твоим сыном? - Найди все, что сможешь про яд, - Джон потер лицо мозолистой ладонью и уставился на оптимистичный лесной пейзаж, залитый солнцем, висящий в толстой рамке на стене перед ним. - Чем быстрее, тем лучше, и сразу звони. - Будто ты берешь трубку... - проворчал Бобби в ответ, видимо сытый по горло издевательскими диалогами с Джоном. - Возьму, - пообещал Джон и разъединил. Джон Винчестер не зря столько времени провел, выслеживая хитрую и умную сверхъестественную добычу. Теперь для него не составляло большого труда проникнуть туда, куда не положено, и остаться при этом незамеченным. Несмотря на то, что Дина изолировали в отдельной палате, устроив карантин, никакой отдельной охраны перед дверью не выставили и даже ее саму не заперли на ключ. В принципе, не было никаких препятствий, кроме пары медсестер, но с ними сложностей не возникло. Нужно было всего лишь немного подождать, пока они не начали свои обходы и не отвлеклись на других родственников пациентов. В конце концов, это было обычное отделение, а не тюремное. Пробравшись в палату к сыну, Джон на мгновение остановился перед лежащим на кровати Дином и удивился тому, что тот стал лишь еще бледнее и словно застыл, скованный ядовитым сном. По его подсчетам действие анестезии давно прошло, но ощущение глубокого наркоза осталось. Будто не доверяя подключенным мониторам, Джон подошел и приложил пальцы к шее Дина, задержав их на влажной горячей коже и вслушиваясь в ощущения пульса. Сиюминутное успокоение. Как заклеить пластырем артериальное кровотечение. Вот, что это было такое. В голову Джона вот уже несколько минут назад закралась абсолютно сумасшедшая идея, которую он одновременно не решался проверить и боялся, упустить, как шанс. Вслушавшись и убедившись, что никто не идет, Джон тихо прошел в ванную комнату, закрыл за собой дверь и включил свет. Тесная прохладная комнатка не давала простора для каких-либо действий, но много и не было нужно. Сейчас Джон порадовался, что не оставил свою сумку в машине, он снял ее с плеча и положил в сухую раковину. Расстегнул молнию и вынул оттуда, найденную в лесу странную бутылку. К тому моменту он уже прочно был уверен, что она имела отношение к кадехо и всему происходящему. Больше всего к этой мысли его склонял здоровенный клык, лежащий на дне в остатках прозрачной жидкости. И естественно самым сверхъестественным образом, продолжающий источать тонкую как паутинка струйку черной крови из своего основания. Простой зуб давно замариновался бы, но не этот. Побултыхав немного жидкость, Джон откупорил бутылку. Там в лесу она валялась без пробки, но ее нельзя было нести так в сумке, и Джон забил ее самодельной, наспех выточенной из куска ветки. Из горлышка резко пахло алкоголем, причем явно каким-то очень ядреным, потому сто спиртовые пары едва ли не заставили его отшатнуться. Это точно была не водка или текила со знакомым градусом крепости, это было что-то самодельное и недоброе, судя по знакам, расчерчивающим стекло бутылки. Пил ли это Дин? Не стал ли причиной отравления Дина ядом именно этот экзотический алкоголь? Вполне мог. Иначе совпадение было бы слишком уж фантастическим. Вспоминая все, что удалось найти и прочесть о кадехо, Джон сконцентрировался на мысли, что это был демонический пес. А все, что имело демоническую натуру, негативно реагировало на одни и те же вещи. Джон поставил бутылку на закрытую крышку унитаза и достал из сумки свою небольшую плоскую флягу, в которой еще оставалось немного воды. Свернув крышечку, он осторожно влил немного ее содержимого в узкое горлышко загадочной бутылки. В первые мгновенья святая вода беспрепятственно смешалась с остатками алкоголя и не проявила при этом никакой реакции, но уже спустя минуту Джон получил то, на что надеялся. Жидкость на дне бутылки помутнела, и пошла пеной, которая тут же поползла по стеклянным стенкам вверх, добралась до горлышка, с шипением перелезла через край и мутной лужей растеклась по пластмассовой крышке унитаза. Еще мгновение и пена улеглась, остатки жидкости перестали бурлить и мутные с черным завихрения в ней плавно растворились. Для проверки своей теории, Джон плеснул еще немного святой воды в бутылку, но на этот раз ничего не произошло, будто бы вода встретила простую воду. Нет, конечно, в ней остался и какой-то процент спирта, но теперь это был алкоголь и не более того. Чуть желтоватый до этого клык теперь почернел и плавал, словно обуглившаяся головешка совершенно перестав окрашивать воду. - Будь я проклят, если все так просто, - с сомнением пробормотал он. Простое решение самое правильное, хотелось сказать самому себе, но Джон не был так наивен. Да, логика здесь была простая: все святое, вредило всему демоническому, если повезет, уничтожало его, обезвреживало или как минимум, наносило серьезный вред. Останавливала ли святая вода действие яда кадехо, проверить не было возможности, кроме как самым прямым способом. Проверить действие воды на яд в крови тоже не было никакой возможности, потому что не осталось ни ядовитого пойла, ни подходящих добровольцев. Только сам сын, едва подающий признаки жизни в соседней комнате. Было ли время у Джона на размышления, вместо действий? Скорее всего, нет. Не обращая внимания на резкий запах алкоголя, Джон заткнул бутылку, убрал ее в сумку и вышел в палату к сыну. Остатки святой воды внутри фляжки плескались потенциальной надеждой. Осталось только проверить. Если Джон правильно помнил шкалу Глазго, то Дина сейчас не смог бы привести в чувство даже конец света. Пусть он и разговаривал с ним всего сутки назад, теперь его состояние ухудшалось не по дням, а по часам и времени на раздумья и тем более на попытки найти обыкновенное человеческое средство для лечения, уже не было. Внимательно изучив маркировку на прозрачных пакетах обеих капельниц, Джон выбрал ту, отсутствие которой не причинило бы серьезного вреда Дину, и осторожно отклеил пластырь на сгибе локтя сына, где был введен катетер в вену. Осторожно вынул катетер и позволил капелькам крови начать собираться в открытой ранке, тут же подставил принесенный из ванной пустой стакан, чтобы собрать ее немного для своего безумного эксперимента. Темно-красная струйка скользнула по прозрачной пластмассе. Он собрал не больше чайной ложки на самом донышке, а сердце уже билось как сумасшедшее в груди. Одной рукой Джон приклеил пластырь на место и согнул руку Дина в локте, чтобы остановить кровотечение, и почти сразу же отвернулся к стакану. Сделал пару шагов и поставил его на тумбочку возле окна. Святой воды он влил совсем немного, чтобы малейшая реакция была видна лучше, но к его разочарованию такого же бурного эффекта, как с алкоголем ему не довелось дождаться. Кровь, конечно же, стала чуть более прозрачной и разбавленной, но ни шипения, ни пены, ничего другого он не получил. Должно быть, концентрация яда в крови была слишком малой, чтобы реакцию было видно невооруженным глазом. Или он оказался не прав. - Черт возьми, - пробормотал себе под нос Джон, почти разочаровавшись в своем плане. - Что вы делаете? - прозвучал голос за спиной и Джон едва не подпрыгнул, резко разворачиваясь. В дверях стояла медсестра с металлическим лотком в руках и расширившимися глазами смотрела на стакан с кровью и Джона возле него. - Охрана!