Вдвоём

После репетиции спектакля я не спешил домой. Решил прогуляться. Буйных поклонниц-малолеток, которые караулят меня порой на выходе из театра, не наблюдалось. Видимо, родители позаботились-таки о досуге своих толстушек-дурнушек на время новогодних каникул - отвезли, например, в жаркие страны, где в отеле всё выключено, а не всё включено, чтоб под южным солнышком жиры расплавить и прыщи ликвидировать. Но, скорее всего, большинство из них сейчас на своей родине, в губернии у бабушек вкушает пирожки. Что-то есть захотелось впервые за весь день… Как хорошо здесь, как спокойно… Это место определённо лечит мои расшатанные нервы. И пусть обилие гирлянд и ледяных фигур на территории Сада "Эрмитаж" не радует мой глаз и не трогает душу, как в детстве, музыка из репертуара восьмидесятых, доносящаяся с катка, не вызывает приступа щемящей сердце ностальгии, а свежий морозный воздух не особо бодрит, всё равно на улице лучше, чем дома, взаперти и в духоте, наедине с собой и своими невесёлыми мыслями. Сел на лавочку напротив Новой Оперы, закурил. Вокруг – никого. Здесь только я, январский вечер, лениво падающий снег и беседки, подсвеченные мягким белым светом гирлянд. И небо. Как редко я смотрю на него… Вот такой он – Новый год. Волшебство, придушенное реальностью. Мандарин с табачным привкусом. Низкое пасмурное небо, сыпящее снежинками. Всё так предсказуемо, так привычно. И никаких чудес. Я уже получил свою порцию волшебства в этой жизни - наверное, даже больше, чем было отмерено для меня изначально, так что, пожаловаться не на что. Раньше мы часто гуляли здесь вместе поздними вечерами, стараясь не особо светиться. Он держал меня за руку и глядел влюблёнными глазами. Мы болтали обо всём на свете, смеялись и были абсолютно счастливы. Он обожал затаскивать меня в одну из беседок, жадно целовать и лапать своими ручищами, из которых не вырваться, а я всё противился – тут повсюду понатыканы видеокамеры и, мало ли, что шутникам-охранникам в голову взбредёт – зафиксируют наши обнимашки, да выложат в Интернете. Теперь всё иначе. Нет этих спонтанных романтических встреч, да и не нужны они мне. Хотя… Кому я вру? Я бы всё отдал за то, чтобы увидеть его прямо здесь и сейчас, вдохнуть его запах, потереться щекой об его щетину… Но вместо него я вижу высоченного мужика в костюме Деда Мороза. Наверное, аниматор с катка, развлекающий детей. Мужик неспешно бредёт, поправляя бороду и оставляя следы на свежевыпавшем снеге, проходит мимо меня, потом возвращается и садится рядом. Господи, ну неужели вокруг мало пустых лавочек?.. Натягиваю шапку почти до носа и отворачиваюсь. - Добрый вечер! Сигаретки не найдётся? Ну, начинается… Голос - более, чем знакомый. Или мне кажется? Нет, не может быть… Приглядываюсь к гостю на моей скамейке. Обалдеваю от увиденного: эти глаза, пусть и обрамлённые густыми седыми бровями, соответствующими образу, я не перепутаю ни с чьими другими. Это – он. Я теряю дар речи, а он смеётся своим громким специфическим смехом. - Женя, ты же хороший мальчик. Угости дедушку сигареткой! - Не знал, что Дедушки Морозы курят… - вручаю ему пачку сигарет дрожащей рукой и продолжаю удивлённо пялиться на него. - Ой, что ты… Чего они только ни делают…И курят, и пьют, и портят хороших мальчиков… По этикету нужно поддерживать диалог, а я – сам не свой. Ещё бы… Теперь я – его. Целиком и полностью. Сколько раз пытался завязать, убеждая себя в том, что мои чувства – дурь и блажь, но всё бесполезно: меня стабильно и конкретно торкает от этого патлатого рокера. Когда же он исчезнет из моей жизни? Стараемся сниматься в разные дни в этом бесконечном, надоевшем до смерти сериале, но всё равно поневоле видимся: то он пришёл, а я – ушёл, то – наоборот… И, постоянно, эти его чёртовы непристойные многообещающие взгляды… голодного кобеля. По-хорошему, мне надо уйти из сериала, чтобы завязать, потому что, пока я вижу его, я себя не контролирую, моё сердце содрогается вместе с моим анусом, и, главное – с моей душой, и я осознаю, что без неандертальца-байкера моя жизнь сера и уныла, словно сегодняшнее небо над головой… Соберись, тряпка, изобрази невозмутимое выражение лица, представь, что ты – не Женя Кулаков, а Рената Литвинова, например. Будь строгим и отстранённым с ним. Делаю над собой усилие, небрежно стряхиваю пепел на девственный снег, томно затягиваюсь сигаретой, смотрю на здание Новой Оперы, словно изучая афишу… - По какому случаю маскарад? - Так Новый год же… Более дебильного ответа и представить нельзя, но он пытается шутить, как может… - Я заметил. Что, кризис? Подрабатываешь на детских утренниках? - Да нет, родственников развлекал, племянника мелкого… Ехал мимо и решил на тебя посмотреть. Резюмирую происходящее нецензурном словом. Не каждый день я вижу Шуваева с белой бородой и в прочих соответствующих празднику атрибутах. - Паша, а я – что, похож на друга твоего племянника? Мне – восемь лет? Он зависает, словно изучая меня. Я вижу знакомые шальные искорки в его глазах. Но, вопреки моим ожиданиям, он не бросается с объятиями и поцелуями, а сообщает многозначительно: - Мальчик Женя, если ты хорошо себя вёл в прошлом году, то тебе полагается подарок! Хо-хо-хо! Пойдём, я вручу его тебе! Берёт меня за руку своей, горячей. Хреновый из него Дед Мороз с такой-то температурой тела. - А если мальчик Женя вёл себя плохо, что ему полагается? Шуваев улыбается во все зубы, срывает с лица бороду, засовывает её в карман красно-белого длиннющего новогоднего одеяния и… - Паша, перестань! – влепляю ему пощёчину. Ну, что за фетиш у него на интим в общественных местах… Хватаюсь за один из деревянных, приятных на ощупь фрагментов беседки – благо, тут есть, за что ухватиться, лишь бы это не были провода от гирлянд, а то, мало ли, прибьёт током… И когда он только успел затащить меня сюда, чтоб его… Целует медленно и вдумчиво, колет лицо своей щетиной. Чтоб тебя… Завтра опять весь в прыщах буду. Хорошо, хоть съёмок нет. - Женька… Женька… Как же я по тебе соскучился… - жарко шепчет в ухо. – Я ж к тебе не просто так, а с подарком. - Да ладно… Ну, здравствуй, Дедушка Мороз. Ты подарки нам привёз? - Привёз, привёз, пошли, торжественно вручу, как полагается. Никуда не иду за ним, остаюсь в беседке. Потому что знаю, что будет дальше: его машина, моя квартира и трах до утра. - Шуваев, хреново ты справляешься с ролью. У Деда Мороза обычно все подарки в мешке. А я что-то его не наблюдаю. - А у меня подарки не в мешке, а в мошонке, Женя, - лыбится он во все тридцать два. Дурень… Продолжаю его дразнить, не могу остановиться, пробрало на поржать. - И шутишь ты не смешно. Я же говорю: не справляешься. И, вообще, где твой волшебный посох? Не доработал ты свой образ. - Посох? – лыбится он довольно. – Сейчас я покажу тебе свой посох… Патлатый неандерталец в костюме Деда Мороза ведёт меня не к своему брутальному просторному джипу, припаркованному за углом, а… Нет, ну он точно не здоров – ездит на мотоцикле по Москве зимой. - С Новым Годом, Женюлька! – чмокает в щёку. – Давай, открой прямо здесь! В моих руках оказывается небольшая коробочка, украшенная лентой с вычурно завязанным бантиком, который я тщетно пытаюсь развязать замёрзшими руками. - Тебе помочь? Он касается моих холодных пальцев своими горячими. Лучше бы он этого не делал… - Да уж, помоги, Дедушка Мороз, а то запаковал свои гостинцы так, что хрен откроешь… Из тёмной подворотни выскакивает девушка, сталкивается нос к носу со мной и застывает, открыв рот. - Ой… Ой… Вы же – этот, Тихонов? Улыбаюсь в ответ, не подтверждая и не опровергая её догадку. - Ой, а можно, я с Вами селфи сделаю? Ну, начинается… - Нет, деточка, сегодня никаких селфи, майор Майский запрещает, мы тут на секретном задании, - добивает девочку мой герой. - Ой, а Вы – Майский?! Офиге-е-еть!.. А можно с Вами… - Нет, деточка, нельзя, сегодня ничего нельзя, на вот, держи леденец и ступай, с Новым Годом, и подружкам твоим привет, - он вручает девушке какую-то конфету и приобнимает. Ошарашенная девчонка не унимается. - А вы снимаете тут новую серию? - Да, малышка, новую, новее не бывает, - отвечает Шуваев, даёт мне шлем, хоть я никуда и не собирался с ним ехать, и садится на свой любимый байк. Мне ничего не остаётся, как сесть за ним. Не устраивать же разборки при свидетелях. - А какой номер серии? - Две тысячи сорок пять! – сходу отвечает он глупышке. Девчонка всё же успевает сфотографировать нас, отъезжающих от Сада «Эрмитаж», но я не особо парюсь по этому поводу – вряд ли кто-то узнает в Дедушке Морозе и парне в чёрном пальто актёров из популярного сериала. - Стой, это не входило в мои планы, - сообщаю я ему на первом же повороте. - Да ладно, чего ты, подброшу тебя до дома… Давай, держись крепче! - Вообще-то я собирался пройтись пешком! - Чего?! Мой байкер не слышит меня, а мне лень кричать. Пусть довезёт до дома, раз ему приспичило. Слава Богу, тут близко. - Ну, и где мой подарок, Дедушка Мороз? – напоминаю я о так и не открытой загадочной коробочке, когда мотоцикл останавливается около подъезда. - Ох ты, чёрт… Шуваев, путаясь в длиннющем красно-белом кошмаре, поблёскивающем в свете фонарей, слезает со стального коня, запускает руку в один карман, потом – в другой, достаёт оттуда компактно сложенную бороду… Затем лезет во внутренний карман. Чертыхается. Я смеюсь. Нет, даже не смеюсь, а ржу. - Ладно, расслабься, Дедушка Мороз. Будем считать, что ты меня уже поздравил. Спасибо, что подвёз. Спокойной ночи. Я и сам не верю в то, что говорю. Шуваев – около моего подъезда. Какая спокойная ночь может быть? - Погоди, Женька… Вот, я нашёл, - вручает мне снова коробочку с бантиком. - Спасибо. - Открой. - Дома открою. - Открой сейчас. Достаю ключи. Поворачиваюсь к нему спиной, игнорируя. - Ну, открой… - Отстань, - отшиваю его холодно и грубо. - Подожди. - Ну, что ещё? - Хочу напроситься на чай. Так замёрз, пока ждал тебя у театра… Я должен быть сильным. Я должен отшить его. - Паша, на улице – всего минус два. А у меня – жена и ребёнок. Какой нафиг чай?! - …Которые третий день в Европе, да?! – продолжает вдруг он начатую мной фразу, агрессивно рыча в стиле майора Майского. Пронюхал, мерзавец. - И что? Это ничего не меняет. Я должен, должен прогнать его… - А, ну да… - он догоняет, что я не жажду проводить с ним эту ночь. Но как он ошибается… - Прости, я… попутал что-то. Поеду, пожалуй. - Угу… Я, наконец, открываю коробочку с подарком, ахаю и безошибочно угадываю ценность и стоимость прелестной серебристой вещицы, возлежащей в обрамлении бордового бархата. Неужели он помнит, что я коллекционирую ёлочные игрушки… Удивительно. А ведь этот наконечник – из антикварной коллекции, бешеных бабок стоит. Ай, да Шуваев… - Дедушка Мороз! – кричу я неподдельно радостно, как та девчонка в подворотне. – Спасибо! Он оборачивается – такой высоченный, нелепый и грустный… - Пожалуйста, внучок! С Новым Годом, с новым счастьем! Смотри-ка, вошёл в образ… - Дедушка, а ты… от чая не растаешь? Он сходу понимает намёк на приглашение, заключает в свои объятия и шепчет, согревая моё ухо горячим дыханием: - Нет, внучок, я растаю только когда мой волшебный посох войдёт в одну не менее волшебную канавку… Мой Дед Мороз начинает раздевать меня ещё в лифте. Помогает мне с ключами, которые упорно не хотят проникать в замочные скважины с первого раза. Пытается вести себя чинно и культурно, но… Но разве это теперь у нас получится? Чёрта с два. Ёлка – это святое, она красуется в гостиной, поэтому я на всякий случай тащу своего любимого неандертальца подальше от неё, а именно – на кухню. - Женька… Женька.. Как же я соскучился по тебе… - он покрывает меня поцелуями, срывая оставшуюся одежду, а сам по-прежнему остаётся в шубе и шапке Деда Мороза, и мне это определённо нравится. Внезапно в голову приходит шальная идея. - Подожди, я сейчас… Через пару минут возвращаюсь на кухню в парике с двумя косами и в коротком бело-голубом пальтишке а-ля Снегурочка. Дедушка Мороз комментирует увиденное русским матом и засаживает в меня свой посох так активно и душевно, что об этом наверняка узнают все соседи. Лишь бы он не растаял до утра…