Открытые двери

      В последнее время усталость все чаще давала о себе знать, а кошмары по ночам вынуждали Хитсугаю стискивать зубы, плевать на гордость и идти в четвертый за снотворным. Уже не к Унохане — Исане давала, бесцветным голосом напоминала об осторожности приема и протягивала пузырек. Хватало не больше, чем на неделю.       — Тайчо, вам бы развлечься, — Мацумото хмыкнула. Ей, кажется, все равно, что он перерос ее почти на голову: продолжает относиться как к ребенку. В другое время он бы высказался по этому поводу, но сейчас банально сил нет.       Сколько лет прошло с момента драки с проклятыми квинси? Пять? Шесть? Тоширо не считал. Но вся их жизнь пошла наперекосяк.       Ичиго — теперь капитан восьмого отряда, а лейтенантом у него по иронии судьбы служит бывший квинси. Исиду Урю не смущает сей факт, он держит своего капитана в ежовых рукавицах, заставляет заниматься отрядом и учиться самому. А еще чуть не единственный, кого Мацумото так еще и не напоила.       Впрочем, она тоже после войны стала вести себя тише и зачастила в девятый, где ныне капитанит Хисаги Шухей.       А он что? Он привычно работает за двоих и старается забыть о том, что было. Не получается.       — А отряд утонет в бумагах? — Хитсугая устало обвел взглядом стопки.       — Тайчо, — Рангику смотрит на него сочувственно. — Бумаги — извечная пытка Готея. За неделю вашего отсутствия мало что изменится. — Что же... Может, ты и права.       — Во-от. Слушайте меня почаще, — Рангику грустно смотрит на неестественно прямую спину своего капитана. Если перекрасить волосы, можно вообразить, что перед ней второй Кучики. Рангику плечами передернула от такой ассоциации.       Тоширо брел к Вратам, в голове не было ни единой связной мысли. Он хотел отдохнуть. Слишком много всего навалилось на Готей, он изменился. Вот только он сам никак не хотел этого принимать. Он сам не заметил, как открыл Врата в родной город нынешнего капитана восьмого. Каракура — место, где все началось, — странным образом успокаивала.       Город изменился за это время. Казалось, Тоширо не был здесь целую вечность — башни возвышались все выше, машины гудели и пестрили разнообразием, а огромное количество рекламы настораживало и заставляло отшатнуться.       Мужчина — а теперь капитан действительно мог так зваться, хотя бы за внешние заслуги, — за работой в Готее позабыл, каково видеть жизнь, тем более бурную, как в Каракуре. Он брел к магазину и рыскал по карманам. Драже с «+» душами никак не попадались в ладонь, и Хитсугаю напрягала вся эта ситуация. Выбрался на отдых, замечательно. Была бы рядом Матсумото, давно бы притащила одежду и дала свою пачку, купленную у шляпника. Очевидно, не судьба было ему обрести оболочку.       Он ощутил столкновение с кем-то. Треклятое драже свалилось на асфальт. Если бы не этот факт, он бы и не обратил внимание на то, что напротив него стояла девушка. Даже при условии, что она говорила с ним.       — Опять потерянная душа? Да сколько вас здесь развелось, как на фестиваль сбегаетесь! — в незнакомке он силился узнать сестру Куросаки, но выдавал ее один голос. Внешне это была не она, точно кто-то другой. Не может быть футболистка такой привлекательной, да и юбок терпеть не могла. Сейчас же стояла, вся из себя красивая. — Услуги медиума нужны, бродяга? Обращайся по телефону... Черт, не помню наизусть. Вот визитка, — в его руку она вложила картонку с надписью «Услуги Урахары».       — И давно на Киске работаешь? — фыркнул Тоширо. Брюнетка смутилась, но лишь на мгновение. — И какого черта не научишься обращаться к людям по имени? Вечно эти твои детские прозвища.       — Коротышка? — протянула Карин, давясь смехом.       — Да я тебя на две головы выше! Говорю же, ты слишком недалекая, чтобы запомнить мое имя.       — Недалеких в универы не берут и не принимают все заявки, — она обиженно отвернулась от когда-то друга. Он столько лет её избегал, а сейчас объявился и предъявил претензии. Такого и от брата не стоило ждать. И от того хотелось задеть побольнее. — Тебя бы и на порог не пустили. Сказали бы: «Мальчик, здесь серьезные люди, а твое заведение — через дорогу. Как раз тихий час начинается, поспеши».       Воздух охладел. Окружающие странно поглядывали на девушку, препирающуюся с самой собой. Но исходящую ауру могли ощутить и обычные люди, наделенные хоть каплей реацу. Потому спешили прочь.       — Ты заберешь свои слова обратно, — шикнул он, готовясь в любой момент сорваться.       — Да что ты говоришь, — Карин фыркнула, внимательно рассматривая собеседника. Вытянулся, и правда, не придется ей уже «первоклашкой» его называть. Взгляд изменился, хотя это могло и показаться: он и раньше-то смотрел не как ребенок, а как проживший ни одну вечность. Но что-то поменялось — в прошлый раз не было в бирюзовых глазах этой обреченности. Куросаки не была глупой и не стала напирать. — Как там Ичиго? — перевела разговор в другое русло Карин. — Он вообще собирается нас навещать или так окопался в отряде, что и выйти не может?       — Что с ним станется, — поморщился Тоширо. Карин это рассмешило: шинигами все еще остро реагировал на имя Ичиго и мог посоревноваться в этом с родственником девушки рыжего. — Привык уже, освоился, появится, как сочтет нужным. Напоминаю для некоторых - обязанности капитана весьма обширны.       — То-то я смотрю, ты здесь объявился, — иронично заметила девушка. — Или задание какое?       — Нет, — Тоширо потер переносицу. Какой ёкай дернул его отправиться в Каракуру, он и сам не знал, тут всегда найдутся те, кто увидит, а то и вовсе собьет с ног. — Просто решил немного отдохнуть. Иначе бумаги сведут с ума.       Он не стал объяснять, что совсем не документы выматывали его. Кошмары недавнего прошлого, когда тело не слушалось, и клинок раз за разом пронзал кого-то из друзей, причиняли дискомфорт куда больший. Документы всегда можно было сдать, а вот что с этим делать — Хитсугая не знал. Да и разговаривать с кем-либо на эту тему не собирался.       Она не развила тему, только зарылась пальчиками в темные локоны, словно давая понять, как все это проблемно и что уже раздражается, пора бы перевести тему. Тоширо не понял, что дело во взглядах людей, видящих в Карин сумасшедшую, пока она сама не объяснила.       — Черт, у меня и так репутация чокнутой из-за бородача, его братца-шляпника и их выкрутасов. Давай уже, становись человеком, мне проблем хватает, первоклашка.       — Сейчас еще добавлю. Прекрати меня обзывать, — он так и желал, чтобы ему подсобил Хьеринмару и сделал ей ледяной кляп или заплатку на губы. Но он решил, что одну дельную вещь она все же сказала — Тоширо подтянулся к драже с мордой кролика, так любимого Кучики, и вынул душу.       Урахара сильно продвинулся с исследованиями, и его души могли как занять тело, так и сделать его видимым для людей. Облик парня вырисовывался из ниоткуда. Вот появилось крепкое тело, а только что здесь был воздух. Повезло, что люди списали это на галлюцинации. Но Карин была не намерена рисковать еще раз и пошла с Тоширо прочь, крепко ухватившись за его запястье. Сидящий на том месте малыш выронил мороженое в песок.       — Мама! Мама!       Это добавило скорости Куросаки, девушка буквально тащила его к своему дому.       Двойняшка была на парах. Отец то был в клинике, то у шляпника, то шастал в Готей. Именно он настоял на её подработке, ведь Джинте и Уруру тоже надо учиться, должна же она помочь. Идеи отца всегда бесили Куросаки, но эта хотя бы приносила заработок. Что касается Карин, ее освободили, чтобы она отдохнула перед тренировкой. Ее считали гордостью университета, так как она с легкостью представляла его на спортивных играх.       Дома были вещи брата, и Ичиго не был бы против, одолжи она их Хитсугае. Зато вот он возмущался.       — Не хочу быть обязанным Куросаки, — ворчал мужчина, натягивая таки толстовку и джинсы.       Присутствие Карин его не смущало, это касалось и самой футболистки. Она привыкла переодеваться, не обращая внимания на людей, ведь ей доводилось играть и в общих командах с неразделенными раздевалками. Но можно ли было их сравнивать: крепко сложенного мужчину и еще совсем мальчишек, хоть и поджарых из-за футбольных тренировок?       — Сколько меня не было? — его вопрос оказался неожиданным. Однако застигнуть её врасплох оказалось сложнее, чем когда-либо.       — Шесть лет и семь месяцев, — он молчал и смеялся глухо. — Сам же любишь точность.       Он вдруг расслабился. Сам не осознал, как, но отпустил тяжелые мысли, сосредоточившись на Каракуре и этой девчонке. Она была ему другом и еще осталась жива, это отгоняло кошмары. А еще она знала его повадки и характер, что добавляло уюта и спокойствия. Может, Рангику была права, направив его отдохнуть?       Но была одна деликатная проблема, и он не спешил говорить, ждал, когда она обернется, однако слова так и душили, и он ответил.       — Я не о том. Я вот думаю, достаточно ли много времени прошло, чтобы мы могли зваться друзьями, а ты помогла мне одеться?       Карин не понимала его вопроса ровно до тех пор, пока не увидела капитана, скрюченного раком, с воротником, застрявшим на макушке. Она подошла к нему.       Без смеха и шуточек. Просто так. Тихо. Перебирала босыми ступнями, обтянутыми только тканью темных колготок, и оказалась непозволительно близко. Мужчина ощутил это по не характерному теплу и почувствовал, как ловко она стала что-то делать с предметом одежды.       — Да, ты больше не коротышка. Ты — недотепа. Тут заклепки были.       Когда она опустила толстовку на уровень груди, смогла заметить, как Тоширо возвысился над ней. Её пальцы как обожгло от соприкосновения с его телом. Хитсугая был красным: и без того она знала его как стеснительного мальчишку, а тут еще и случай, где он оказался слаб перед ней. Двойной удар по гордости.       — И все же, почему ты помнишь, сколько меня не было?       Куросаки замешкалась, но ловко и четко ответила, что проводились соревнования, и даты совпали.       — Разве? — он говорил так, будто уличил во лжи. И чего прицепился? Он придвигался к ней и не выпускал ладоней с тех пор, как словил их со своей груди.       — А есть причины для сомнения? — Карин напрягало наличие Тоширо в ее зоне комфорта. Он держал ее за ладони, чувствовал, как они потели, и видел недовольство на лице подруги. Но было ли что-то, что не нравилось ей сейчас? Хитсугая оказался на порядок выше ее и пронизывал взглядом под названием «я знаю больше и лучше тебя самой», может, именно это и заставляло самолюбию всколыхнуться в разуме девушки. — Почему бы я еще могла запомнить тот день?       — Про день никто и не говорил. Куросаки, ты совсем как твой брат... — капитан улыбнулся, хоть и говорил на нелюбимую тему. Что заставило его выглядеть таким счастливым? Румянец и растерянность Карин. — Все-то вам надо объяснять.       Он приблизил ее к себе и, не дав задуматься, коснулся губ. Куросаки произвела на него впечатление. Она оставалась горяча, импульсивна, а теперь еще и обрела непредсказуемую привлекательность. То, что она занимала все его мысли, не показалось глупостью или абсурдом. Тоширо принял это как факт, а задачу поставил — донести все до самой девушки.       У Карин перехватило дыхание, когда мужчина стал наклоняться к ней. Его белые волосы касались ее собственных, и она даже могла почувствовать исходящий от них запах. Приятный, резкий. Его действия были ожидаемы, когда до Куросаки дошло, зачем именно он наклонился к ее лицу. Тепло пронизывало рот насквозь, дыхание будто накалили до предела, и это все происходило в ее собственном доме!       Что бы сказал Ичиго, узнай, чем Карин занимается в его бывшей комнате? Но ведь ему должно быть все равно, его дом — Сейретей, и думать футболистка должна не об этом. Но мысли словно перелистывали пультом управления, а кнопку заело, и мелькают они, мелькают... Аж до головокружения.       Куросаки могла бы сказать, что ее голова и впрямь была не в порядке: она облизнула губы, пока Тоширо пытался ее поцеловать. И он не упустил шанса — скорее, ухватился покрепче. Его напор даже Карин дал засомневаться, все ли в порядке с ее координацией, ведь ноги заплетались, а окружение то и дело размывалось перед глазами.       Она целовала других. Но это не то. Совсем не то.       Мальчишки не срывали ей крышу и не играли ею в футбол. Хитсугая же явно вытворял нечто подобное. Иначе не объяснишь, почему Карин не владеет собой.       Ее непередаваемо сильно влечет к Тоширо. Человеку... Не человеку даже! Так, очередному шинигами, выворачивающему ее жизнь наизнанку и ставящему ему наперекосяк. Но он был первый, кому она это позволяла, и не смела воспротивиться, хоть что-то сказать. Она сама шла к этим переменам и неловко сжимала ткань толстовки на его плечах. Моментом ранее она его одевала, но она тогда не испытала ничего противоречивого. Так, смех только, Хитсугая ведь такой беспомощный. Карин понятия не имела, что будет сомневаться, снять ли с него предмет одежды. Но она хваталась за него и лишь потому не падала. Ноги так и предавали. А тут как будто спасательный круг.       — Ты этого не хотела? — его тон был жестким, хоть и сбивчивым. Он словно их тренер, поддержавший в пробежке и недовольный результатом. Тоширо тоже собирался с ней что-то выяснять, но Куросаки была не готова. Это все равно, что заполучить ушат ледяной воды. Ее мысли и так связаны в узел, куда такие вопросы?       У Карин глаза переливались, как масляные, а на губах остались следы его зубов и их слюны. Она стыдливо стирала все это, но потом собралась и смотрела ему в глаза, не отводя взгляда. Цеплялась за что-то родное, тоже волнующее, и сказала не менее твердо:       — Я хотела стянуть с тебя толстовку, Хитсугая, а ты про такие мелочи спрашиваешь! — и ее возмущение потоплено оказывается в его действиях. Она замолкает, интуитивно чувствуя, что за реакцию вызвала. — Дурак ты. Я ведь ждала. Шесть лет, семь месяцев и одиннадцать дней в ожидании. Да я себя самой несчастной чувствовала. А сейчас — ни капли сожаления.       И зацепляла горловину его пальчиками, тянула в сторону, заклепки трещали, срываясь с ткани, а Тоширо хоть и душило это, он терпел. Снять одежду оказалось еще сложнее, чем надеть. Девушка словно желала сорвать всю ненависть. И действительно, с появляющимися нитями-царапинами уходила вся обида. Было лишь желание сжать его крепко. Карин осуществила его, как только избавилась от толстовки.       Его тело было крепким, рельефным и горячим. Из-за нее разгорелся, думала Куросаки, и это тешило эго. Тоширо не давал ей одной довольствоваться ситуацией — усадил на кровать и начал снимать бретели, стягивая предмет одежды на пол. В процессе он старался коснуться каждого ее участка кожи. У Карин во рту пересохло из-за манипуляций Хитсугаи.       И она не тот человек, который будет в игре лишь мячом, она не станет воспринимать эти ласки, плавиться, как масло, и растекаться безвольно. Куросаки начала свою подачу, вовлекла Тоширо в активную игру и намеревалась забить гол.       — Один к одному, — признал он, ощущая в собственном голосе не присущую ему хрипотцу.       — А ты мне не судья, — усмехнулась Карин, — здесь я сужу, когда и где пенальти, а где прямая атака и попадание.       Хитсугае неизвестна такая сторона Карин, не изведана. И он решил стать первооткрывателем, раскрыть ее вместе с содранной одеждой и оголенным телом.       Он ставил поцелуи на ее животе, приподнимая попутно блузку, увлажнял грудь движением языка и продолжал нападение. Куросаки должна была ответить, но она бессильно всхлипывала и мирилась с влажностью половых губ и чрезмерной чувствительностью ореолов сосков.       — Два очка в твою пользу, — донеслось шипение с ее покусанных губ. — Самое время для ответного удара.       Куросаки вобрала в рот область паха парня, туго обтянутую джинсами. Хитсугае пришлось опираться руками о кровать, чтобы остаться в равновесии. Пальцы сжимали покрывало, но это помогло скрыть рык Тоширо, когда девчонке удалось облизать его член до твердого стояка. Она двигала тканью с помощью пальцев взад-вперед, доводя его до исступления. Сперма с горячим всплеском излилась, а шинигами едва переводил дыхание.       — И лидер никак не определится, — довольно шепнула Карин, и в ее глазах было чувство превосходства.       Она продолжила наступательные движения, проникла под крепко прижатую к его животу пуговицу, расстегнула джинсы и стянула их вниз. Следы ее баловства остались на белье Хитсугаи. А орган, хоть и получил разряд, казался большим.       Эйфория спала на нет, и Тоширо смог вернуть ясность разума. А он четко подсказывал, что, как бы ни была красива эта юбка, быть обнаженной Карин идет больше. Щелк расстегнутой молнии казался громом в тишине. Карин игралась: она насаживалась бедрами на ладони, снимающие элемент одежды, сжимала ноги и терлась, испытывая от ледяного мальчишки жгучее тепло.       — Решила не давать мне ни шанса? — его ясные бирюзовые глаза потемнели, а ей захотелось прижаться своим лбом к его и томно прошептать: «Так точно». Но она лишь подняла ногу и запрокинула ее на мужскую и крепкую шею, тем самым почти сняв юбку.       Стопа скользила вниз, огибала грудь, торс, спускалась к паху, пока не остановилась. Ее пальцы ног обхватили головку члена сквозь ткань и начали поглаживать ее. Орган наливался, пока не достиг эрекции. Хитсугая подвинул бедра ближе, освободил себя от остатков одежды и вошел в Карин.       Куросаки подтянулась и села на Тоширо, держась пальцами за его шею, и подстраивалась под его ритм. Сладостное ощущение от долгожданного проникновения подтвердилось стонами обоих.       Трение сопровождалось глухим стуком от бедер мошонки. Карин извивалась, искала его губ и упивалась движением. Ее волосы были все взмылены, но она и не обращала внимания. Она с натиском целовала его. Голова кружилась. А она вновь была как мяч на поле. Но не одна. Дальше оба потеряли счет и головы. Пока страсть не остыла, и не вспомнились былые чувства.       — У нас время течет по-разному. Для меня шесть лет — немного, только отрезок жизни. После сражения с квинси я иначе все воспринимаю. Я ушел в работу и даже там видел погибших товарищей. Ты — дочь шинигами, но не она. Для тебя трудно это понять.       — Я понимаю. И если я погибну, я знаю, в чей отряд пойду. Как тебе такой офицер, а, тайчо? — Куросаки даже порадовалась, что брат просветил ее в детали устройства Готея. Тоширо тогда рассмеялся и взял обещание не торопиться. — Боюсь, иначе состарюсь в ожидании, — ответила ему она и не стала выгонять ни из дома, ни из своей кровати.       Когда он вернется в свой мир, тогда и вернется. А пока Карин собиралась ценить данное ей время. И пусть их будущее неизвестно, больше они ничего не боялись.