Открытые двери

Ичиго нередко жаловался на свою обыденную жизнь в Каракуре, сетовал на монстров и грозящую семье опасность, хулиганов, не чтивших элементарных правил. Много было чего трудного в его подростковом периоде. Произошло и то, чего он никак не ожидал. Проблемы увеличились в неведомой миру прогрессии. Он полюбил шинигами из знатного рода. И волей-неволей он начал приспосабливаться к феодальному устрою, вечной учтивости и… — Я в жизни такого надменного лица не сделаю!.. — Сам ты надменный. Аристократии надо выражать спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. А глядя на тебя, можно убедиться, какой ты идиот. Рукия искренне не понимала, почему мужу так трудно дается обучение каллиграфии и подача в светском обществе. Кучики была из бедного района Руконгая, пока ее не забрал Бьякуя. Она вмиг схватила азы, а после стала гордостью брата, не опозорив клан. И Куросаки, к слову бывший, ведь пришлось взять фамилию Кучики, собирался позорить семью за все канувшие тысячелетия вместе взятые. Брат даже спрашивал, уверена ли Рукия в выборе, Ичиго плох и в искусстве шинигами, «а махать клинком может и всякий идиот». Он активно и с энтузиазмом не брал во внимание все заслуги Куросаки. Шинигами не собиралась разрываться между этими двумя. Она прекрасно понимала, что рано или поздно они примирятся. Недаром же посланникам смерти даровано долголетие — когда-нибудь Рукия все равно увидит их добродушные посиделки за чайным сервизом. И пусть вся эта суета утомляла, старейшины не уставали твердить, что им такой парень со всем его геройством не нужен, пара была счастлива. У них был свой дом на огромной территории поместья Кучики, они могли насладиться обществом друг друга, а заботы Каракуры оставались позади точно так же, как стирались из памяти квинси. Одним из таких плюсов было нападение на Ичиго. Честно, какой бы правильной Рукия ни казалась, ей очень нравилось смущать мужа. Он краснел от любой выходки, даже долгое пребывание с Йоруичи ничего не исправило. А девушка с превеликой радостью этим пользовалась. Парень шугался, цыкал и снимал со спины маленькую и полную пакостей шинигами. — Ичиго, я должна признаться, — глаза Рукии были влажные и взволнованные, губы дрожали, и она то и дело прятала взгляд. Сердце так и норовило сорваться вниз. — Я в жизни такого красного лица, как у тебя, не видела. Она могла шутить настолько правдоподобно, что Ичиго не сразу понимал, чего от нее ожидать. Она была непредсказуемой, но уж в чем он был уверен: он способен сорвать стон с ее уст, если поцелует за ухом, укусит мочку и обдаст горячим дыханием. У Рукии перехватывало дыхание, и ее пакости заканчивались, она обмякала. Но стоило Куросаки отвлечься… Стоило бывшему Куросаки отвлечься — ох, чего стоило признание его Бьякуей как Кучики Ичиго — за этим всем Готей наблюдал и делал втайне ставки, у кого первым кончится терпение и произойдет масштабный бой — так Рукия времени не теряла. Острый локоток в бок и на лице появлялась привычная проказливая улыбка. — Бдительности не теряй, — аметистовые глаза лукаво сверкнули.- Твое обучение еще в самом разгаре, сам же помнишь условия. — Не напоминай, — герой нескольких войн, которые грозили сотрясти Готей до основания скривился, словно проглотил что-то очень кислое. — Эта каллиграфия… У тебя брат садист. А родословная? Я пра-прадеда от двоюродной тетки Кучики Гинрея не отличу, не говоря уж о том, чтобы запомнить их имена, — карие глаза недовольно сверкнули. — Нии-сама знает, что делает, — наставительно заметила Рукия.- А тебе не стоит так махать рукой с кистью, это тебе не Зангетсу. — Я бы лучше им… — Ничего не знаю, — снова пихнула его Рукия. — Я тоже училась и ничего — жива-здорова. А ты должен гордиться и с честью носить фамилию Кучики. — Каждый раз, когда ты говоришь это при Бьякуе, он каменеет и становится похожим на промороженного банкаем Тоширо, — фыркнул Ичиго, который был готов поклясться что слышал тихое шипение «рыжий Кучики! Так клан еще никто не позорил» доносившееся с портретов всех этих благородных предков, в рядах которых по иронии судьбы затесалась и его родная тетка — кто же знал, что Кучики Соджун был женат на Шиба Мираи, родной сестре отца? Правда этот факт Ичиго до сих пор не озвучивал даже Рукии, справедливо опасаясь, что она начнет за ним гоняться с Соде но Шираюки наперевес. Он и безоружную Рукию не всегда мог безопасно остановить. Вот и сейчас она грациозно движется в его сторону, утыкается в его лоб своим и глядит огромными глазами, когда проявляет театральные способности и шепчет: — Никогда не видела столь безответственного аристократа, который еще совсем недавно считался здесь риока, а теперь уже выслужил руку такой прекрасной дамы… — И звание героя, — ухмыляется Ичиго, пытаясь не воспринимать активную агитацию жены. Кусает ее губы, специально сдерживается, чтобы не поцеловать. В конце концов, не одной же Рукии позволительно провоцировать? Правда, трудно сказать, на кого именно воздействует бывший Куросаки, когда чувствует, как обмякает Кучики в его руках, видит масляные глаза и очаровательный румянец. Продолжает издеваться, томить самого себя, но тянет тонкую кожу шеи на себя, выпытывает несдержанный выдох, полный копящегося в теле желания. В аметистовых глазах начинают появляться искры желания. Рукия охотнее прижимается к избраннику, а всякое желание поиграть с ним топится огнем, разводя тепло по венам.Ичиго и сам не знает, этого ли добивался, когда начинал эту взаимно сладостную провокацию. В карих глазах сверкнул довольный огонек. Он и впрямь завоевал свой ценный приз, ради которого можно и сменить фамилию, забыть все, что было в прошлом. Присутствие рядом Рукии заставляло его как мальчишку краснеть и придумывать всякие нелепые поступки. — Как насчет пробежаться по саду? — лукаво прошептал он ей на ухо, купание в пруду вызывало у Бьякуи нервный тик, то ли из-за карпов, то ли он там еще что ценное спрятал, Ичиго не знал, но было забавно, как драгоценный глава клана и тайный родственник с трудом сдерживается, чтобы не сорваться. — Ты хочешь опять потревожить нии-сама? — вздохнула Рукия, продолжая прижиматься к нему. — Уверен, что его сейчас не потревожит и Яхве со всем Ванденрейхом, — уверенно ответил Ичиго. — А в саду хорошо, правда сакур слишком много, — карие глаза горят шальным огоньком и необходимость топать завтра в отряд его ничуть не смущало, — Иногда мне кажется, что ты заигрываешь с моим братом, а не со мной, — надувает губки — опять-таки играючи — Рукия, нетерпеливо заставляя Ичиго расстаться с капитанским хаори. — А мы тут ведь и без карпов можем управиться? — Разумеется, — сглатывает новоявленный капитан, по-прежнему смущаясь того, как активно его жена может раздеваться. Дальше уже становятся не нужны разговоры. Ичиго целует нежную грудь с проглядывающей синей сеткой вен, старается не повредить кожу укусами, целует цепь родинок, образующих будто бы ковш Малой Медведицы. И наслаждается стонами. Рукия — маленькая и хрупкая по его меркам. Она точно кукла, сотканная из нитей разгоряченного стекла. Он не представляет, кто мог создать столь нежное создание, и почти поддается смеху, совмещая образ чуткости с ее проявляющимися манерами, пришедшими из Руконгая. Она — чайная роза, подброшенная на пустырь. Хоть и была риока, сумела выучиться и стать положенной дочерью клана Кучики. Ичиго восхищается ей. У него истинные корни аристократа, а он ей и в подметки не годится. Но после таких мыслей очень хочет не отставать, тоже точно знать порядки церемоний, а пока ласкает тело, отзывающееся на каждое его касание.Рукия счастливо жмурится, не скрывая удовольствия, которое доставляют ей ласки Ичиго. Она не сомневается в нем — правила аристократа для Ичиго не более чем еще одно препятствие, которое он непременно преодолеет. Она выгибается, подставляя под поцелуи тонкую шейку. Рукия и не скрывает, что ей нравится обращение с ней как с хрустальной — в конце концов, она не только фукутайчо отряда — она еще и хрупкая и нежная девушка, которой важно внимание и забота любимого супруга. А что может быть лучше бережных касаний и ласковых поцелуев? В такие минуты девушке хочется почти мурлыкать, хотя она и знает, что этим скорее всего только изрядно повеселит супруга. Аметистовые глаза светятся нежностью — Рукия до сих пор с трудом верит, что больше нет врагов и желающих покорить мир, они могут просто любить и погрузиться исключительно в мирные заботы. Но она и сама не прочь иногда загрузить мужа, показаться несчастной и беззащитной. Ичиго, прекрасно знающий мощь Соде но Шираюки, продолжает потакать небольшим капризам. Прижимает жену к груди и отделяет от жестокого, пусть и временного лишенного опасностей мира. — Помнишь, что мы хотели попробовать? — едва выдыхает лейтенант. И начинает целовать мужа долго и с силой, напирая на его язык. Мужчина окончательно теряет мысли о постороннем и неважном, подхватывая ногу Рукии, прислоняя девичье тело к стене. Он проводит рукой по лону, и его пальцы без труда скользят, выбивая из груди нетерпеливые стоны. Рукия чувствует, как палец вторгается внутрь, а после легко выскальзывает, и заменяет его уже головка члена. Она прикусывает губу, предвкушая толчок, и немногим далека от прокушенной плоти, когда движение придавливает ее сильнее. Ее хватает на счастливую и ожидающую ухмылку прежде, чем Ичиго заставляет прикрыть веки и запрокинуть голову, чувствуя, как волосы распадаются из слабого хвоста, а после оказываются натянуты на руку. Он выходит из нее, смотрит сверху-вниз, и Рукия вперве чувствует разницу в росте настолько сильно. Частые вздохи, готовящиеся сорваться с уст, сперты в груди и единых желании и просьбе продолжать. Девичьи бедра призывно дрожат, и экс-Куросаки разворачивает жену, входит до упора и не отпускает волос из кулака. Рукия танцует с плавностью кобры и столь же легко могла гипнотизировать масляно-горячими взглядами, обернись хоть раз. Но Ичиго видел только ее гнущуюся спину, поступательные движения ягодиц, ямки на пояснице. Этого уже более чем хватало, чтобы покорить его сердце. Тело Рукии вскипало, достигало максимума возможного жара. Все равно умудрялась ощутить руки мужа обжигающими. Она нуждалась в его ласках и движении, ластилась и наверстывала темп, рассеянно касаясь ладоней Ичиго пальцами. Опьянение охватило их разумы и не отпускало. Им для полноты чувств не нужны были ни пруд, ни карпы, ни сакура. Атмосфера появлялась исключительно по их воле.